Рациональный азарт

— Да, сделайте как можно скорее. Фотографию пришлю в течение нескольких часов, — Авантюрин сбрасывает звонок, вздыхает, открывая уже давно знакомую дверь. Бесит, что из-за чёртового Сугилита ему придётся запереть доктора у себя, но маленький Какаваша умеет грезить. Рацио впервые будет в месте, привычном ему. Надолго. Возвращаться к себе домой, зная, что там не пусто, очень удивительно. Авантюрин впервые думает о квартире, о месте своего постоянного проживания более десяти лет, как о том доме, о котором хочется думать. Даже если ситуация крайне скверная, слова Маргарет будто напомнили ему, с чего всё началось. Они ночевали вместе, но в огромном доме расстояние между ними было велико. К тому же, Рацио не давал оставаться дольше двух дней кряду. Руки ещё дрожат, да его самого колотит, но внезапное тёплое ощущение в груди, когда он открывает дверь и видит свет в гостиной, оказывается куда более сильным поводом для эмоционального срыва. Хочется сесть и задержать дыхание. Растянуть момент. Повторится ли он снова? Вдруг сон? Он ещё на Пенаконии? Невольный сожитель обнаруживается за пустым столом, смотрит в планшет, пытается сосредоточиться, но получается неважно, судя по лицу. На нём один чёрный халат, завязанный поясом. Хорошо видна шея, ключицы, немного грудь и засос, оставленный Авантюрином прошлым днём. Ноги обнажены до колена, закинуты одна на другую. Даже если больше не похож на недосягаемое светило науки — всё ещё с прекрасным профилем, с аккуратными губами, с вьющимися волосами. Разворот плеч в халате смотрится не так внушительно, по-домашнему, слишком интимно в самом порядочном смысле. Мужчина не сразу замечает чужое присутствие — топ-менеджеру приходится подойди почти впритык, положив сумку с одеждой рядом. — Ты быстро, — Рацио замирает от неожиданности. — Не услышал, как ты вошёл, надо же. — Да, я вернулся, — потеряв всякую выдержку, авгин говорит то, что давно хочет сказать: — Я дома. Недоумение мелькает в ализариновых глазах. На лице отпечаток усталости и, очевидно, легко прочитать собеседника ему не удаётся. Вообще странно — уходил Авантюрин, оставив после себя язвительность и холодность, а вернулся... Неопределённо кивнув, Веритас ощущает дискомфорт от того, что игрок до сих пор тупо стоит рядом и смотрит на него без какой-то определённой эмоции. — Ты не голоден? Температура ещё есть? — снова начинает Авантюрин, сняв с одной руки перчатку и кольца, прикасается ко лбу под тёмными волосами. — Это... — пару секунд доктор терпит, но уверенно уходит от прикосновения, встаёт на ноги. Уходит на дистанцию, приближаясь к окну. — Да, нормально. Это всё не то, что ему привычно. Рацио хочет лезть на стенку, а ещё хочет уйти подальше. Против Авантюрина у него нет методов. Уже нет. — Я прошу тебя, не отворачивайся. Прости, на меня что-то нашло на улице... и до этого... прости, — повторяет извинения авгин, доказывая искренность. — Дело не только в том, насколько твоя одержимость мешает слушать мои желания, — прижимая пальцы к переносице, эрудит говорит куда менее сдержанно: — Даже если я хочу – не могу. Это не поддаётся объяснению. Поверь мне на слово. Авантюрин делает шаг ближе: — Ты не даёшь себе шанса. Взамен, другой отходит на несколько шагов, оставив между ними преградой целый стол и кресло. — Потому что каждое действие имеет последствия! — держись, доктор, просто объясни. Ещё раз. Как всегда. Всегда... — Некоторые из них слишком дорого обходятся. Ему обходятся потерей самого значительного — осознания следующего шага. Может он преувеличивает, но они с Авантюрином сейчас как над пропастью и держит их до ужаса шаткий мост. С него вниз сыпятся деревянные платформы и вскоре почвы под ногами не будет. Падать в пропасть Веритас не хочет. На его лице сложные метаморфозы и Авантюрин смотрит за ним, впитывает всё, пытается моргать как можно реже. Это не Доктор Рацио, к которому он привык. Это Веритас, который редко появляется в самые откровенные моменты, влюбляя в себя безвозвратно. Хотя сейчас он больше похож на дикую сову, которую резко из открытого леса перенесли в дом, решив сделать домашней. Это кажется авгину до безумия привлекательным, даже если эрудит так не думает. — Но если осторожничать, то так и проведёшь жизнь... в опасениях, — на контрасте с горячим отрицанием, топ-менеджер старается внушить тону нежность. Рацио закрывает глаза: — Лучше так, чем брать на себя ответственность, в которой не уверен. Вот и ответ на вопрос, чего опасается этот великий человек. Он как никто другой знаком с понятием груза на плечах, но за свои, тем более за чужие чувства, ему не хочется брать ответственность. И, учитывая, какая сложная ситуация у Авантюрина, Рацио боится стать очередным печальным опытом, разбить человека окончательно. Он груб, ужасен в откровениях, не может молча выслушать, чтобы не дать совет. Что уж там, за всё время общения Веритас тупейшим образом с горяча дважды задевает тему родителей Авантюрина. Не факт, что сам авгин это помнит, но свои промахи доктор хорошо считает. — Не ты же один берёшь её, — топ-менеджер обходит преграды. Становится напротив, указывая на себя: — Я тоже готов взять ответственность! Представляешь? Я, человек, который этого слова не знал прежде. — Чувства – это не игра, Авантюрин. Новую партию не начнёшь, удача не спасёт в случае чего, — устало вздыхает эрудит. — Я знаю, знаю, и поэтому я здесь, — он не сдерживается, хватает за кисти, поднимая к своим губам. Фиалковые глаза доверчиво блестят, делая ещё больнее. Почему из всех возможных вариантов этот человек что-то видит именно в докторе, который ближайшую вечность не думал о личной жизни? — Хватит! Тормози, я не успеваю думать, — Рацио забирает руки. И без того блеклый голос больше похож на мольбу. Он хочет опять скрыться с глаз долой, пока не взметнётся адово пламя в чужой голове, но его останавливают объятия. Авантюрин прижимается со спины, замыкая руки на груди: — Прости, ты говорил, что тебе тяжело даются разговоры сейчас. Не хотел давить, не преднамеренно. Мы подождём, и я тебе всё скажу.

«— Прости, я думаю о тебе, но забываю думать про твои чувства».

— Ты так в этом уверен? — Твоя реакция укрепляет мою уверенность, — несмотря на то, что авгин держится, страх пронзает мозг и мышцы. Он застывает, намертво прикипев к горячей спине. Стоит Рацио отогнать дурные воспоминания из мемории, как чуйка доктора слабо срабатывает, призывая обратить внимание на тремор в чужих руках. — Авантюрин? Реакции нет. Ещё один сигнал мобилизирует настороженность. Мужчина пытается развернуться, но его грудную клетку так пережимают, что чуть рёбра не хрустят. — Знаю, прости за хлопоты... оно само. Сейчас пройдёт, прости, пожалуйста, — без остановки бредит авгин. — Я же не ругать тебя собираюсь, — пленник пытается вздохнуть. Зато головой удаётся оглянуться назад, чтобы хоть как-то зацепиться взглядом за светлую макушку. — Про дыхание помнишь? Не помогает? — Помогает, я просто... я пытаюсь. Прости, оно поможет. Скоро пройдёт. Пройдёт, — дрожь всё ярче, речь заедает. «— Эоны, какие же мы калеки» — приходит к универсальному умозаключению Рацио. Один слишком много думает, а второй слишком много выдумывает. Ужас, как они пересеклись вообще? От глубины иронии судьбы мужчина печально улыбается. — Авантюрин, есть другие методы, давай покажу, — мемория в браслете опасно движется. Рацио понимает, что времени, возможно, немного. — Мы всё ещё помогаем друг другу. Если ты развалишься, то мне не на кого будет положиться. Несмотря на личное желание остановить поезд под названием «чувства», несущийся на сумасшедших скоростях без машиниста и, видимо, без рельс, он не собирается оставлять авгина наедине с проблемой. Он не заслуживает погибать в трясине своих травм. Никто не заслуживает, а Авантюрин — тем более. Последние сказанные слова отзываются в глубинах искалеченного сознания. Руки медленно опускаются, позволяя доктору обернуться, оценивая ситуацию. — Ты что-то пил? — Кофе... Естественно. Полное отсутствие мыслей о последствиях. — Вкусно было? — беззлобно язвит эрудит. — Да, но мало... И я по дороге ещё купил, — ещё чуть-чуть и на блондинистой макушке появятся опущенные собачьи уши на пару со щенячьим взглядом. Стойкость Рацио на таком нуле, что ему физически тяжело смотреть. — ... — ... — Если я спрошу, как ты дожил до своих лет, я не услышу что-то про удачу? — ... — Авантюрин всё ещё похож на провинившегося щенка. — Ладно, садись на диван. Есть какая-то вещь, которую ты всегда с собой носишь? Послушно сев без каких-либо препирательств, авгин задумывается. Смотрит на кольца, часы, а потом шарится по карманам, достав золотую фишку. — Это... подойдёт? Сзади стоит Рацио, упираясь локтями на спинку дивана. Он смотрит на круглый объект и одобрительно кивает: — Вполне. Закрой глаза и крепко сожми её. — О, это я умею... — ощущение давления на коже очень знакомо. — Теперь это будет твоим якорем во время панических атак. Сжимая, считай до семи. — Считать? — Считай. Авантюрин вслух негромко доходит от одного до семи. Рацио успевает обойти диван. Рядом не садится, чтобы не окружать иллюзией безопасности. Поднимает свободную руку игрока и заставляет прижать её к груди. Его голос спокоен: — Повторяй: «Я постепенно справлюсь». — Я... постепенно справлюсь, — Авантюрин открывает глаза, смотрит сначала на свою руку, а потом поднимает взгляд. Одобрение считывается с уставшего лица: — «Я больше не буду пить кофе». — Я больше... — авгин возвращается с небес на землю: — Ну нет, я, конечно, всё могу, но не это. — Тебе он вообще противопоказан. — Я знаю, меня это не останавливает. Фыркнув, Веритас берёт сумку с одеждой, направляясь в ванную: — Не пей пока успокоительное или снотворное, а то придётся тебя откачивать ещё. — Спать я всё равно не планировал. — Только не говори мне, что ты собираешься опять спать на диване? — Ну, постель одна... — ... — ... Это катастрофа. Почему нельзя отключить мозги, взять и лечь спать в постели по размеру больше среднестатистической? И с каких пор в их общении появилась эта странная неловкость? — Предлагаю обоим просто спать на полу. — Хорошая идея. Подушек всё равно много.

....

Снег. Плотный снег огромными снежинками опускается на землю, на машины, на скамейки и фонари. Рацио идёт не спеша, но что-то раздражает, будто он не хочет находиться на улице. За спиной слышится смех. — Эти дети – настоящие звери, ха-ха! Я весь мокрый! Фух... — любопытство распирает, но он не владеет телом. Идёт дальше. — Эй! Никого не забыл? — кричат в спину, вероятно, ему. — Будешь с рукой развлекаться, если меня здесь оставишь! — Мы тратим время, почему я должен идти пешком? — голос доктора недоволен, небрежен. — Я слишком занятой человек, чтобы смотреть, как какой-то дикарь, не привыкший до сих пор к снегу, играет в снежки с детьми. — Боишься отморозить самое дорогое? — потешаются сзади. — Не переживай, у меня всё в норме. Я подхвачу. — Поешь снега, вон, жёлтый лежит, как раз для тебя. — Ты постарался? — Я и капли на тебя не потрачу. — Как же мне жить теперь? Круто развернувшись на пятках, Веритас останавливается. Сзади плетётся Авантюрин в каком-то уж больно лёгком пальто, весь в снегу, волосы мокрые, чёрные штаны почти белые, нос красный, сопливый. — Во имя Янтаря, надеюсь, никто не подумает, что мы знакомы, — посмотреть хочется, но он снова направляется вперёд. — Шевели ногами, бестолочь. — Мог бы на руках понести, раз так надо! — Не для того мои чудесные руки такими могучими уродились, чтобы таскать безродного авгина. Сам устал — сам ползи. — Обычные крюки, не зазнавайся. Я проверял. Холод пронзает с каждым новым порывом ветра. Очень долгое время Рацио жил на Ягурет, где снега как такового не падает из-за умеренного климата. Он жутко не любит холодные помещения, в них думается тяжело, а в такую погоду подавно непривычно мёрзнет. Мозг не осознает, что это всего лишь воспоминания. Что может пойти не так тут? Всё может, ведь рядом Авантюрин. Не проходит и добрых десяти минут, как он опять где-то теряется. Рацио находит его лежащего на нетронутом снегу где-то подальше от дороги. Под пальто тонкий гольф, без шарфа, шапки — холодно смотреть.

«— Ты пользуешься любым моментом, чтобы поломать себя, даже когда счастлив».

— Бедное создание, — комментирует Рацио, глядя на экран телефона. — Мы сегодня, как понимаю, надолго встретились. Если простынешь, я с тобой в одно помещение не зайду. — Будет круто, — хрипло вещает авгин, вдыхая холодный воздух огромными порциями. — Вот будет круто, если заболею!! Слышала?! Кричит в небо. Смеётся, на этот раз надрывисто, долго, что аж на бок переворачивается. Пальцы в перчатках едва сгибаются, а он по земле елозит, будто в припадке. — Если для тебя конец, это повод так себя вести, то почему ты просто не повесишься? Есть же море вариантов, а ты никак не угомонишься, — ужасные слова вылетают изо рта доктора, убивая в нём веру в свою человечность. — А разве я говорил, что хочу умереть? — успокаивается Авантюрин. — Мы все там окажемся, вот и всё. Мне просто непонятно, зачем я вообще здесь нахожусь... — На ролевую игру в психолога я не соглашался. Иди решать проблемы по понятному адресу, — терпения, на удивление, больше, чем обычно. — Не пойду я туда, этот старик меня бесит. Ненавижу чувствовать свои проблемы. — Тогда может, наконец, сделаешь вид, что их нет? — Ладно, а то плакать будешь, — топ-менеджер поднимает одну ногу вверх: — Потащи, мне лень идти. — Звоню мусоровозчикам, а лучше сразу в морг. Там ты быстро вспомнишь все радости жизни. — Какой же ты гандон.

***

С третьего дня воспоминания постепенно меняют свой характер. В них мелькают всё ещё болезненные картины жизни Авантюрина до того, как они встретились, но с куда более вменяемым, но очевидным подтекстом. Зачем Сугилит впихнул и это? Хочет укрепить переживания Рацио для удобной манипуляции? Проще идиотов вылечить, чем понять конечные цели Каменных сердец. Вон, с одним заработалось немало стресса, а тут второй, с отсутствием эмпатии, гордый обладатель нарциссизма — черты из тёмной триады личностных качеств. КММ реально неплохо бы поработать над психическим состоянием работников. Или хотя бы поставить критерий приёма на работу — «психологически уравновешен». От картин в видениях кисло во рту, силы Веритаса убывают. Он бы вовсе спал без движения, но его постоянно тормошит хозяин квартиры. На счёт него, кстати. Спать, всё же, решают на одной кровати. Потому что один едва ли сможет постоянно передвигаться из-за артефакта (аргумент Авантюрина), а второму необходимо удобное пространство для сна во имя избежания приступов тревоги (аргумент Рацио). И доктор попадает в точку, ибо он, который засыпает на спине и, максимум, за ночь переворачивается на бок, скромно занимая одну пятую пространства, а с другой стороны авгин — выпьет снотворное и ждёт, когда оно подействует, изворачиваясь как уж на сковородке, а как подействует, лежит мертвецом пару часиков в той позе, в которой придётся. Следом — перебирает кучу подушек, обнимая каждую. Рацио умиляется в первую ночь, случайно застав эту картину. Подумать только: днём — хищный директор, играющий с жизнью в опасную рулетку, а ночью –беспокойный мальчишка, компенсирующий недостаток физической близости подушками. Эоны, это его первая любовь. Мысль доводит до истерического смешка — с точки зрения удачи Авантюрина, ему достаётся в объект симпатии доктор, не переносящий само понятие неопределённости, с глубокими познаниями во всём, почти идеал, но жутко любящий своё личное пространство, в котором реализует свои идеалы. С точки зрения Веритаса — состоятельный топ-менеджер, поднявшийся с самых низов, проницательный игрок, идущий ва-банк ради успеха, но знающий о существовании тормозов только в своей машине. На кой чёрт они друг другу сдались? Авантюрин не тупой, со всезнайкой, гляди, и умрёт от удушья. И Рацио вроде не бедный педагог, чтобы быть на содержании у неприлично богатого директора КММ. Им от друг друга надо то, чего у них нет. Никаких точек пересечения. Если изображать их на координатной оси, то Рацио — прямая, а Авантюрин — извилистый зигзаг. Ещё чуть-чуть размышлений и доктор сможет написать научный проект с разбором их отношений, но он точно до сих пор не может утверждать, что его чувства – не плод наваждения. Как браслета не станет, тогда и поймёт. После подобных размышлений обессиленное сознание поглощает сон, где отдыха мозгу не видать. Тем же временем умиление от спящего топ-менеджера прекращается на третью ночь, когда предательским образом в захват мучителя попадает Веритас. Зато точно можно убедиться, что Авантюрин знает какие-то боевые искусства — перехватил жертву со спины, да так, что эрудит подумал о внезапном нападении последователей Энигматы. Потом до слуха доносится довольное бормотание на другом языке и Рацио обречённо выдыхает. Всё хорошо, просто первая любовь хочет свернуть ему шею. «— Вселенная, как ты это допустила?» Плюс только в одном — в воспоминаниях появляются холодные времена года, из-за чего Рацио мёрзнет, а Авантюрин паранормально тёплый, что очень спасает. На утро четвёртого дня эрудит беспокойно спрашивает: — Я раньше, конечно, не обращал внимания, но у тебя температура тела какая-то... — Высокая? — Да?.. Возможно. Будто ожидая этого вопроса всю жизнь, мужчина сразу расползается по комнате самодовольным тоном: — Во мне 100% горячей авгинской крови, да я сам как раскаленная земля, которой хвасталась Сигония. Меня никакой холод в жизни не брал, это нормально. Везёт гаду. Ничего, ответ на хвастовство не заставляет себя ждать: — Ну да, это же нам, высоким и большим, надо разгонять кровь на далёких дистанциях, а маленьким да удаленьким поход от спальни до кухни уже как ежедневная спортивная норма. Стоящий у стола с подносом, Авантюрин по-хищному оглядывается: — Шути-шути, пока можешь. Расплата будет. — Угрожаешь подрасти за ночь? Оскорблённый цокает языком: — И на тебя равняется молодёжь? Где твоя толерантность? — Там же, где и психическая стабильность. Ответ принимается. Мысленно записав упоминание роста в список грешков, за которые надо отомстить, авгин меняет тему: — Кстати, на счёт молодёжи. Как там Генри и Вэньлин? Не встречаются ещё? — Что ты несёшь? — Твой завтрак. — Да я не-, — Рацио закатывает глаза: — Вэньлин долгожитель, в отличие от Генри, это раз. Во-вторых, смешение крови у лисьего народа строго запрещено. Ой, как неловко выходит. Авантюрин даже не подумал об этом, глядя на милое общение детишек. Ему казалось, что между ними была искра, но, видимо, сам всё выдумал. Как обычно. — Иди ешь уже. Рацио опускает лицо в планшет. — Опять в глухонемого играть будешь? Это сработало только один раз. — Если нет аппетита, то нет. Ничем помочь не могу. Непонятно, что именно происходит с его организмом, но к еде совершенно не тянет. Не будет лишним сказать — тошнит. И Авантюрин это учитывает, готовит что-то лёгкое, по большей части жидкие юшки, но сожитель упрямится как неблагодарный баран. Каждый приём пищи превращается в гладиаторские бои без гладиаторов, потому что на поле битвы всё ещё два душевных инвалида. — Аппетит появляется во время еды, давай-давай, — Авантюрин берёт курс к дивану. — Я тебя слушаю, когда мне плохо! Мир не обратится прахом, если ты побудешь паинькой, а я вообще стану самым счастливым! Мужчина пытается забрать технику, но Веритас удачно уворачивается. — Не трогай чужие вещи без спросу! — А то что, заклюёшь? — От павлина слышу! — Доктор Рацио, вы ведёте себя не как положено доктору! — Если будешь относиться ко мне, как к доктору, тогда и буду доктором! Ещё несколько рывков, авгин почти достаёт, но Рацио делает подлое — встаёт на ноги и планшет оказывается очень высоко, в полностью вытянутой вверх руке. Авантюрин медленно, но верно набирает в грудь воздух. Слышно, как в светлой голове крутятся шестерни. Эрудит готов увернуться от прыжка. — Задачка со звёздочкой? — потешается. Авантюрин ставит руки на пояс, потом поднимает одну с часами. Смотрит на циферблат. Чего ждёт? У Веритаса даже бровь приподнимается, он хочет задать ещё один острый вопрос, как вдруг голова пошла кругом. Пытаясь спастись от слабости, мужчина закрывает глаза. Фатальная ошибка. Воспользовавшись шансом, топ-менеджер делает захват ноги эрудита своей, опрокидывая Веритаса обратно на постель. Планшет оказывается в проворных руках. — Я тебе говорил, что остаюсь единственным победителем в жизни? — Тебе просто... — хочет высказать Рацио и обрывает себя на полуслове. Что б его. Да не удача это, а совпадение! — Повезло? Да, моя удача такая, — довольно напевает довольный авгин. — Съешь половину, прощу за шутки про рост. Съешь всё — верну планшет. Не было бы так скверно за проигрыш, если бы как с ребёнком не обращались. С другой стороны — какой у Авантюрина есть выбор? Правда, зрение мутнеет сильнее. Рацио сжимает простынь, пытаясь привести себя в норму, но безуспешно. Не он решает своё самочувствие. — Веритас... — спрятав где-то планшет, топ-менеджер возвращается к мужчине. Присаживается на корточки рядом с коленями, рассматривая изнемождённые черты. Они по умолчанию договорились не тяготить друга друга некоторыми темами, чтобы один чуть-чуть мог сосредоточиться на защите, а второй не сошёл с ума, стиснутый с двух сторон не своим отчаянием. Эта близость отодвигается назад, но мелькает во взглядах, в аккуратных вопросах, в предупредительных движениях. Не смотря на свою силу, Рацио никогда её не применяет там, где не считает нужным. В их дурачествах он никогда не станет делать это преимуществом. Авантюрин не будет давить на доктора близостью, авгин находится рядом, чтобы подхватить, не более. Прикосновения только после того, как Веритас сам согласится. С каждым новым часом смотреть на то, как браслет будто вытягивает жизненные силы, а не вводит воспоминания, становится невозможно. Первые сутки или чуть больше Веритас страдал от температуры, жара, стыда, а сейчас замерзает, бледнеет, зависает и постоянно проваливается в сон. — Ты ещё со мной, совёнок? — бессилие болезненно, но это ненадолго. Авантюрин всё уже сделал. — Да... — кое-как реагирует Рацио. — Но до стола вряд ли доберусь. — Я так и понял. Поставлю рядом, значит, и пора тебе еду в постель приносить. Хочется прикоснуться к ладони мужчины, но Авантюрин сдерживает порыв. В дверь квартиры раздаётся звонок. Оба замирают. — Это, наверное, ко мне посылка пришла, — успокаивает топ-менеджер. Сознание уплывает. Не верит доктор в посылку. Какие ему, к чёрту, посылки нужны? Но выбора нет. Он падает спиной обратно на постель, кое-как подняв следом ноги. До подушки не добирается, поджимая колени чуть к себе. Хочет подождать, чтобы увидеть целого и невредимого хозяина квартиры, но пелена застилает взор. Авантюрин постоянно уходит и возвращается, но Рацио не спрашивает — понимает, что честного ответа не получит. Авгин что-то задумал.