Рациональный азарт

Он ощущает, как внутри отмирает каждая клетка. Процесс гниения заживо, но мыслями и стремлениями. Даже выгорание не так противно, к нему хотя бы можно привыкнуть за огромный цикл жизни, где есть взлёты и падения. Нет, данный феномен определяется чувствами, в которых Рацио ещё не получил ни одной докторской. Психология должна цеплять вопросы решения внутренних конфликтов, но знания не помогают на практике, непосредственно в самом моменте. А все потому, что это наука, там необходима объективность, в то время как личная жизнь разносит в пух и прах, топчет, не оставляет живого места. Зачем он так срывается? Зачем предлагает испытательный срок? Мазохизм никогда не был его характерной чертой, что внезапно поменялось? Рацио не узнает себя. Разве стоит это всё того, чтобы вот так относиться к человеку? Веритас понимает, что Авантюрин ведёт себя не лучше, постоянно нарушая его личное пространство, но око за око и мир ослепнет. Доктор учит себя не опускаться до ответных обидных слов, ударов, мести. «— Веритас, очнись. Ты же знаешь, как он тянется к любым связям. Он пытается компенсировать недостатки детства, юности. Человек работает в корпорации, не имея других перспектив, обречённый до последнего вздоха рисковать во имя Повелителя Молота, которому так-то всё равно». Расчётливый доктор поясняет себе всё сам, но Веритас не может не злиться. Его чувства оскорблены, им, кажется, манипулируют, вытаскивают из него эмоции и во имя чего? Если им нужен работник, то вдаваться в психологическое насилие — самая неэтичная идея. И всё же, подозрения подсказывают, что игрок не просто так изощряется. Разбираться в запутанной голове авгина Веритас впервые не хочет. Просто не хочет. Свою дозу неприятной отдачи от общения с этим человеком он получает достаточно. С одной стороны, он опасается, что Авантюрин угомонится, придёт, они просто поговорят и всё будет как раньше, а с другой — если авгин не придёт, то надо выполнять свою угрозу, разрывая связи. А если объявится и придётся правда отказываться от предыдущих отношений, чтобы найти новые? Нет, есть ещё теория получше — Авантюрин нагрянет, чтобы попытаться переделать условия, называя это игрой. Стоит только представить, как много разговоров предстоит, Рацио ничего не хочет. Ему даже сил домой прийти не хватает, сидит в парке до последнего выключенного фонаря. По этим тропинкам когда-то гуляли Генри, Вэньлин с Авантюрином и Маргарет. Тогда казалось, будто их общение не более, чем очередная сделка. Сейчас же эрудит ведёт счёт каждого часа. Ночью сна ни в одном глазу и, как на зло, целый день свободен — читать книги не получается, медитационно вспоминать термины не получается, спокойно пойти на пробежку не получается.

Все полезные привычки, которые он с таким трудом воспитывал в себе, отказываются выполняться с лёгкостью, как прежде. Зато одна единственная, случайно приобретенная вредная привычка возвращаться мыслями к «деловому партнёру» тут как тут.

Вся печальная суть человеческого бытия — тянуться к тому, что наверняка вредно для общего состояния, но приятно для чувств. Рацио уже не злится так оглушительно, даже думает позвонить Авантюрину. Под вечер выползает на улицу, стараясь не заглядывать в центр, тем более в районы с развлечениями. Ходит по библиотекам, художественным уличным выставкам и прочим умиротворяющим представлениям. Он может так гулять часами, продолжая неумолимо следить за закатом, но в девять часов на телефон приходят сообщения:

༻━━━━━━━━━━━ ༺

«Я пришёл, а тебя нет» «Если решил так меня проучить, то ты имеешь на это полное право» «Но я отсюда не уйду, пока не пустишь»

«Буду через 15 минут.»

༻━━━━━━━━━━━ ༺

Рацио не может как прежде вычислить намерения игрока по сообщениям. Ясно одно — встреча состоится. С тяжёлыми мыслями и невесёлым настроем доктор спешит вернуться, даже нежелание не станет оправданием для опоздания. Вызвав такси, он за минут десять приезжает к своей улице. Делает пару шагов, видит машину Авантюрина возле забора. Сам владелец стоит возле двери, упираясь спиной в холодный металл. На нём нет пиджака, только чёрная рубашка, такого же цвета штаны, впервые, кажется, не брюки – и всё это под печальный пустой взгляд фиалковых глаз. — Авантюрин, — зовёт эрудит, оставив между ними пять шагов. Выйдя из оцепенения, авгин быстро поднимает голову, поворачивается всем корпусом к эрудиту, но одну руку прячет за спиной. Рацио хмуро на неё смотрит, но молчит. — Привет, док... — Доктор, но, видимо, уже не для тебя, — вздыхает Веритас, хочет улыбнуться, но чуть не подрывается с места, когда видит бледное лицо собеседника. Секунду назад в них хоть что-то от здорового человека было, а теперь как оживший мертвец с огромными глазами. Похлопав светлыми ресницами, мужчина, пошатываясь, быстро смотрит на наручные часы: — Я же... вроде бы... не о-.. не опоздал. Его неправильно поняли. Как обычно. Ладно, это исключительно его вина. Рацио отрицательно качает головой: — Нет, я про другое. Что с тобой? Речь невнятная... Только не говори мне, что ты пьян. Просто не будет. — Я почти трезв. Честно. Можешь ударить, но не прогоняй, — приложив руку к груди, топ-менеджер с повинной склоняет белокурую макушку. Держится он неплохо, но длинные предложения говорить тяжело, а уж во время недавнего испуга и подавно всё видно. — На кого я похож, по-твоему? — тяжело вздыхая, Рацио смотрит на машину, и до него с тихим ужасом доходит: — Ты сам вёл машину?.. — Нет... — нагло врёт Авантюрин, увидев возмущение в ализариновых глазах. — Ты идиот, знаешь? — Знаю... прости. Гнев Веритаса резко спадает от вида искреннего раскаяния. Он не имеет прямого намерения оскорбить, а авгин принимает всё за чистую монету в своём состоянии. Мужчина молча открывает перед гостем калитку, пропуская вперёд. Сначала топ-менеджер только заглядывает, будто любопытный ребёнок. Спустя мгновения перешагивает внутрь, рассматривая двор по сторонам. Рацио идёт следом, не поторапливая. В дом заходят тихо. Включив свет, эрудит указывает рукой на диван: — Садись скорее, не хватало, чтобы ты ещё свалился. — Я не пьян в стельку, — хмуро выдаёт Авантюрин, присаживаясь на белую мягкую ткань. — Это для смелости... — Говорить с тобой на пьяную голову никто не будет. — Будет! — наперебой возникает тот. Поднимает голову и ясными глазами впивается в фигуру эрудита. От напряжения он сжимает руки в кулаки. — Ладно, как скажешь, — Веритас не находит сил спорить, встаёт рядом, скрестив руки на груди. — Раз ты пришёл, то согласен на испытательный срок? — Да, — кивает так быстро, что доктору приходится экстренно сдерживать удивление, пока Авантюрина несёт дальше: — Ты меня опасаешься... потому что я из отдела инвестиций. Клянусь, мне нет дела до того, что от тебя хочет Яшма... Она меня не посвящает в это! Весь этот цирк лишь моя прихоть. Очень хочется верить, и Рацио позволяет одному пункту тревоги выйти из списка. Однако отсюда всплывает другой вопрос: — Зачем тебе было допрашивать Маргарет? — С Маргарет я ничего плохого не делал и-и не хотел! Я просто мало знал... а как услышал её рассказ, так испугался. Мне не хочется, чтобы ты... приравнивал к тем... меня, — Речь путается. Авантюрин дышит через раз, будто слова даются с болью и только алкоголь глушит неприятные ощущения: — К тем, кто пытался привлечь твоё внимание, но по факту я хуже... Прости, сначала просто шутки, а потом... поверил в свои спектакли... К человеку, чьей благосклонности хочешь, так не относятся, но... мне хотелось, чтобы ты понял... как это больно. Прости... ты не заслужил такого. Из сбивчивой речи пазл складывается в картину. Рацио впервые получает такие откровения. Не сказать, что к нему много людей приходит с искренними речами. Обычно его обожают молча или на расстоянии, а он сам складывает два плюс два. Фигура Авантюрина вся уязвимая, таким он точно не любит себя показывать, но перед Рацио не так страшно. Совсем малость, но у него нет выбора. Он не знает, какую тактику точно надо применять. Мужчина сидит сгорбленный, опущенная голова упирается в ладони. Авгин не ждёт ответа, готов сразу на отсечение отдать свою голову. «— Я не заслуживаю счастья? Всё ещё нет? Это больно, но, наверное, честно. Такому отбросу с забытой планеты самое место в-» — Авантюрин, — доктор понимает, что внутри что-то мечется. Даже руки невольно опускаются. Он не хочет, чтобы мужчина так себя пытал. — Я никогда не сравниваю людей между собой. У каждого свои причины любить, восхищаться, ненавидеть. И ты ничем не хуже других в моих глазах. Никогда не был. Набрав побольше воздуха, Веритас подходит ближе, осторожно, будто хочет прикоснуться к огню, поднимает ладонь и легко проводит по плечу. Не увидев отторжения, мужчина ведёт ладонь к спине, поглаживая, даёт понять, что не собирается быть врагом. — А те слова, что не хочу тебя видеть, это эмоциональный вздор. Если бы правда не хотел, то не искал бы. Я тоже должен извиниться, мои выпады порой неоправданно жестоки. — Веритас, — судорожно вздыхает топ-менеджер, берёт вторую свободную руку в свои ладони и прижимает к лицу. Горячее дыхание на пару с прозвучавшим именем отдают током в мозг. Авантюрин впервые называет его по имени. Это звучит так странно, пугливо и в то же время очень одержимо. Так просят воды заблудшие путники в пустыне, так просят тепла потерявшиеся в снежных горах исследователи. Стараясь не подать виду, эрудит присаживается рядом: — Ты простишь меня, Авантюрин? Извинения Какаваша обычно слышит перед авгином, которому случайно напоминают о Сигонии. Знали бы они, как ему всё равно на ту планету. Перед ним, как перед человеком, никто не извиняется, а за что? С рабами не церемонятся. Рацио снова дарит ему ощущение человечности, призрачной надежды, что он может быть счастлив как все. Ему это надо, очень надо. Сердце колет, дыхание всё меньше поддаётся контролю. Это похоже на сон. Неужели он не выбрался из Грёз? Если это так, то остаться здесь не такая плохая идея. — Не надо ударяться в истерику, это тебе не поможет, — Веритас улавливает настрой, смелее приобнимая за плечо, что подальше от него. — Я сказал что-то не то? Отрицательно покачав головой, радуя тем, что хоть воспринимает речь, авгин льнёт совсем близко к доктору. Зарывается в изгиб шеи, ощущает тонкий аромат масел, жасмина, отпускает чужую руку, но взамен хватается пальцами за ткань чёрной водолазки, как за спасательный круг. — Ты не ответил на мой вопрос, — Рацио напрягается. К такому сокращению дистанции он не готов, но больше движений от гостя не ощущается, поэтому он решает потерпеть. — Простишь меня? — Если и ты меня тоже, — шепчет Авантюрин. — Наши решения не должны зависеть друг от друга. Я приму любой твой ответ, будь честен сейчас с собой. Хватит этих ставок, дай... нам свободу. «— Ты закончил своё выступление, позволь себе немного откровения» — голос из глубин Небытия, как призрачный кошмар, заставляет жмуриться сильнее. — Прощаю, — он боится. Боится открывать глаза. — Спасибо. Я на тебя зла тоже не держу. Ты молодец, что приехал, Авантюрин, — удивительно, но Рацио не нуждается в анализе, слова сами себя находят. Наконец паника отступает, тело в его объятиях расслабляется. Неизвестно, сколько они сидят, эрудит приходит в себя, услышав сопение под ухом. Веритас не удивлён и даже рад. Больше они бы ничего не сказали друг другу. Короткие, светлые локоны падают на густые ресницы, спит он, на удивление, спокойно. Не желая оскорбить, доктор мысленно сравнивает мужчину с маленьким щенком. Он правда чем-то напоминает какую-нибудь небольшую породу. Лучше не продолжать, нельзя так о человеке. Смешно вспоминать, как Рацио называл его гиеной в своё время. Разве так много времени прошло? Аккуратно придерживая, доктор переносит вес тела Авантюрина с себя на диван, находит плед, укрывая его. Спящим он выглядит очень гипнотично, даже если пьяный, даже если очень бледный. Невероятно красивый и смышленный молодой человек, но сам он это понимает только на публике. Искренне любить себя авгин не умеет, иначе бы так не накручивал себя. Оставив мужчину в покое, Рацио уходит на кухню, делает себе травяной чай и с ухмылкой осознает, что теперь пить его не так горько. Ему надо чуть-чуть дольше посидеть самому, чтобы принять странные изменения, вернее, порог перемен, к которому они подходят. От себя он видит симпатию на почве уважения, неординарности, яркости и некой детской беззаботности местами. Вот бы ещё вслух это сказать. Не зря говорят, что человек ищет в другом то, чего самому не хватает. Чувство спокойствия для него временно, совсем скоро он снова пожалеет, что в его голове родилась мысль про этот испытательный срок.

***

Утром Рацио не находит гостя на диване. Ему почти кажется, что вчерашнее — галлюцинация, а вместе с этим и тревожный звоночек задуматься о своём восприятии реальности и выдумки. Он едва успевает ужаснуться гнезду из своих волос на голове после ванной, как из домофона раздаётся звонок. — И кого приносит в такую рань? — уложив волнистые локоны, мужчина берётся за подводку. — Ждут пусть теперь. Только опрятно одетым Веритас выходит наружу, открывает калитку и... — Тебя ждать ещё дольше, чем новую войну эонов, — перед носом букет прелестного белого жасмина. — Оп, держи. Доктор от счастья не взрывается, скорее у него всё больше вопросов. Поскольку взять подарок не пытается, ему нагло суют сначала цветы, а пока руки заняты, авгин с победоносной улыбкой ещё что-то цепляет на запястье. — Ты- — Рацио выглядывает, чтобы увидеть, от чего прохлада ощущается на коже. Это наручные часы. В то время, как у Авантюрина они такие же, только с зелёным циферблатом, то у него на руке с синим. — Игрок, что за фокусы? — У меня дубль два, — радостно вещает мужчина, проскакивая мимо эрудита. — Я не смог рассмотреть твой дом получше. — Во сколько и как ты вышел, оставив калитку закрытой? — разворачиваясь за гостем, Веритас морщится от шлейфа запаха духов. — Это было неприлично поздно, без снотворного долго не сплю, к счастью, — проходя гостиную, топ-менеджер быстро находит кухню, берёт кувшин с водой, заливая чайник. — Я почувствовал острую потребность переиграть сцену и забор меня не остановил. Веритас думает секунду, а потом глаза широко раскрываются: — Ты перелез через забор?! Хорошо, что он стоит на пороге и не видит лица авгина. С кухни тем временем: — Это самый безопасный вариант. Не оставил бы я тебя с открытой калиткой, правильно? — Разбудить меня, чтобы я выбил из твоей головы дурь, не вариант? Не услышав ответа, доктор понимает, что ваз под цветы у него нет. Интересно почему, да? Мысленно бурча на банальный отвлекающий манёвр, мужчина берёт ведро с кладовки, наполняет его и оставляет жасмин там. — Очень красивая аллегория на наше общение: я тебе прекрасные чувства, а ты их ставишь в какое-то страшное ведро подальше в угол, — наблюдая из проёма двери на кухню, Авантюрин поправляет затемнённые очки с розовым стеклом. Рацио сверкает глазами, оглядываясь на остроумного директора. — Вот уж точно аллегория: я тебе нормальное общение, а ты мои попытки скидываешь в утиль своей манией всё в игру обращать. — Не подумал, что вазу надо ещё дарить, — топ-менеджер притворяется, что не слышит. — Можно сделать проще и больше не дарить цветы. — Ты что, приверженец мысли, что мужчинам цветы не дарят? — охает авгин. — Я приверженец практических подарков. Цветы — сыпятся и вянут. Мне они не за чем. Ваза под них — тем более. — Ваза тоже вянет? Ох, он, верно, посланное эонами испытание для нервных клеток эрудита. — Место занимает! Почему я отвечаю на твои идиотские вопросы? — мужчина заходит на кухню, минуя фигуру Авантюрина. Пока он достаёт свою чашку, до него доходит мысль, что ни одна, ни другая не повзаимствована, хотя авгин недавно ставил кипятиться воду. — Что ты пьёшь? В руках гостя термокружка, видимо, своя. — Кофе, — довольно подняв ношу, топ-менеджер делает ещё глоток. — Мне нужен был только кипяток. Сделав себе чёрный крепкий чай, Веритас скрещивает руки на груди, облокачиваясь на столешницу: — Мне не нужны подарки. — Почему? Авантюрин спрашивает небрежно, но одна рука заметно сжимается и прячется за спину. Веритас не раз за ним замечает это неуловимое движение. Похоже на привычку. — Не хочу, чтобы они заменяли собой нормальные взаимодействия. Зачастую ими или откупаются, или подкупают, — эрудит вздыхает, подходит к авгину и вытаскивает вперёд спрятанную ладонь. — Оставь это на потом, ладно? Это не значит, что я не хочу принимать их от тебя, просто не увлекайся. Я и без них... Авантюрин поднимает стеклянный взгляд от руки в плену к лицу доктора. Он даже оживает, глядя, как красноречие покидает говорливый язык. — И без них что?... — щурится через очки, подаётся вперёд. — Неважно. Просто прими это как факт, — ничего он не может поделать, не лезут на язык откровения! Веритас отпускает пленника, спешит пойти к себе в комнату или куда ноги унесут, но его тормозит хватка на локте. Авантюрин пережимает пальцами, не даёт идти дальше. Подняв очки на макушку, он позволяет напрямую фиалковым глазам испытывать эрудита: — Вот вечно ты так делаешь. Разве мы не договорились: без твоей гордыни и моей игры? — Ты что-то помнишь? Удивительно, — шипит мужчина. — И это не гордыня. Наверное. — Я заметил, что ты лишаешь меня огромного пласта понимания твоих мыслей только по причине излишней осторожности. Про меня ты знаешь даже более, чем достаточно, пора устраивать равноценный обмен, Веритас, — ещё одна попытка вырвать локоть вызывает у топ-менеджера обратную реакцию. Он полностью обнимает конечность, прижимаясь вплотную: — Если не начнёшь договаривать, от подарков продыху не будет. — Самая извращённая угроза, которую я мог услышать в своей жизни, — потребность в личном пространстве вопит в голове сигналами скорой помощи. И игрок видит, что это вызывает конфуз, выбивая из равновесия собеседника, но продолжает гнуть своё! Рацио принимает, что, возможно, они могут быть ближе, чем «деловые партнёры», но это не облегчает ему жизнь! По щелчку пальца привыкание к гордому одиночеству не пропадает! Как Авантюрин так легко сам к другим вторгается и к себе подпускает? — О-о, про извращения не начинай, а то, боюсь, тебя тут откачивать придётся, — лисья улыбка мелькает на губах, Авантюрин молниеносно переносит одну руку к лицу доктора, обхватывая подбородок. Он вынуждает мужчину наклониться, холодные кольца на пальцах жгут, а Рацио почти задерживает дыхание, когда их губы останавливаются в нескольких сантиметрах друг друга. Одной крайней мыслью учёный в нём готов начать писать научную работу по гипнотичным способностям глаз авгинов — он винит в своём ступоре фиалковые омуты. Звук мелодии вызова врезается обоим в голову, вынуждая замереть, глядя друг на друга.