REmind Me

Я новые краски хотел сберечь для холста,

А выкрасил ими ряды пограничных столбов.

Чужие шаги, стук копыт или скрип колес —

Ничто не смутит территорию тишины.

Отныне любой обращенный ко мне вопрос

Я буду расценивать, как объявленье войны.

Дом. Место, где люди ищут покой и безопасность. Место, которое хранит множество воспоминаний. Место, которое является отражением его хозяина. Перидот отстраненно смотрит на серый пейзаж за окном. По голым плечам бегали мурашки от сквозняка и недавнего пребывания в постели. Девушка чешет поясницу, залезая прохладными пальцами под ткань белой майки. Делает глоток травяного чая, задумчиво наблюдая за уже бегающими людьми на улице. Через час и она будет слоняться по пасмурным улицам. Как же неохота… Хризолит хрипло стонет и отходит от окна, заваливаясь на пошатывающийся стул на кухне. Уже месяц забывает его починить. И черт с ним, и так нормально. В глаза слепит неприятный желтый свет от люстры на потолке. Он должен успокаивать, но на Перидот оказывал совершенно обратный эффект. Даже офисные LED-лампы не раздражали глаза так. Взгляд невольно натыкается на старую фотографию. Самая обычная, такая есть практически в каждом жилом доме. Родители и дети. В ее случае, родители и ребенок. Она до сих пор помнит тот день, когда поступила на медицинский. Они были безумно горды. Особенно отец. Перидот отводит взгляд и вздыхает, отставляя недопитую чашку в центр стола и поднимаясь. Пора собираться. Пора зарабатывать деньги, чтобы оплачивать жилье, проживание и кредит. Чертовы кредиты. Хризолит представляла свою “взрослую” жизнь куда веселее. Почти у каждого ребенка есть мечта стать кем-то особенным. Космонавтом, принцессой, пиратом, киллером. Перидот была из того счастливого числа людей, которые еще с детства решили стать врачом. Что, конечно, неудивительно, учитывая родителей-медиков. И все же им повезло, что дочка не ушла в подростковый бунт и не поступила на лингвистику или дизайн. Или, того хуже, на философию. Девушка натягивает синюю хлопковую кофту. Все еще будучи полусонной, она цепляется очками за ткань и ругается себе под нос. После влезает в случайные джинсы и накидывает куртку, обуваясь. Однако, что-то философское в ней все равно присутствовало. Перидот всегда любила размышлять о смерти. Казалось бы, такой естественный конец для любого живого организма, и все же люди до сих пор не могли с ним примириться. Кто-то закалывается ботоксом, чтобы скрыть первые морщины, кто-то отказывается носить с собой трость, опираясь на больные колени и собственное упрямство. Улица встречает ее прохладным воздухом и ветром, смешанным с накрапывающим дождем. Даже отчасти приятно. Хоть солнце осенью и было бы предпочтительнее. Перидот вклинивается в ряд идущих людей, шаркая потертыми ботинками. Возможно, если она отложит часть денег, то сможет позволить себе купить новые через пару месяцев. Все так или иначе пытаются искусственно забыть об этом своем предсказуемом конце. И если ты хочешь работать врачом, то это автоматически говорит о том, что ты постоянно будешь напоминать себе об этой конечности человеческой жизни. В определенном смысле, нужно быть тем еще мазохистом. И поэтому, пока сверстники взахлеб читали художественные романы, Перидот любила изучать книжки патологоанатомов. Вот такое вот забавное хобби. Девушка чувствует вибрацию в кармане и достает телефон уже подмерзшими пальцами. Какой идиоткой нужно было быть, чтобы купить перчатки без пальцев? С ее-то любовью к теплу…Хризолит вздыхает и включает экран. О, черт. Она и забыла. Мама, 12:16 С днем медика, дочка! Нет, точно не сейчас. И она не медик, а по большому счету ученый. Не лечит она людей. Только исследует травмы в их больных головах. Да и какая теперь разница, после всего, что произошло? Даже иронично. И толку-то от поздравлений? Если бы они действительно волновались об этом, то… Перидот сжимает челюсть и напряженно трет лоб. И все же, нужно будет ответить. Только не сейчас. Может быть, в обед. Или вечером. Или никогда. Ладно, не стоит портить себе настроение с самого утра. Девушка замечает сквозь туман проглядывающее здание ОнейроТека и идет быстрее. Хобби Перидот никуда не исчезло. Она нередко бегала в архив, выпрашивая старые карточки пациентов и зачитываясь особенно любопытными случаями. Ей в каком-то роде нравился процесс… увядания? Организм любого сомнатума рано или поздно дает сбой. Ее увлекало смотреть на то, как показатели ЭЭГ со временем ухудшаются. Как префронтальная кора активируется все позднее и позднее с наступлением REM-фазы. Как прописываются все более и более мощные препараты. И, может быть, это действительно было проявлением садомазохизма. А может быть, своего рода закалкой. Если уж захотел быть врачом – не бойся смотреть в глаза смерти. Сейчас на ее столе покоились привычные многоэтажки из ксерокопий старых анкет. Будь в ОнейроТек эко-активисты, Перидот точно бы сожгли на костре. К счастью, их тут не водилось, поэтому девушка складировала бесконечные бумажки у себя в шкафу. Она с любопытством сравнивала давно закрытые случаи с новыми, над которыми работала сама. В голове до сих пор назойливо играла цирковая мелодия с вереницей из вопросов: “воксели есть, но крайне мелкие, это считается?”, “и все же, можно ли отнести того персонажа к повторяющимся?”, “была ли межобъектность?”. Хризолит крайне не любила медлить с делами, а это растягивалось уже на четвертый день вместо привычных трех. И все же, ей придется посетить Ляпис еще минимум один раз. Но что-то ей подсказывало, что гораздо больше, учитывая, что этот “цирк” совершенно избегала прямых ответов. Тупица. Поэтому, не возлагая особых надежд на пациентку, девушка уже проштудировала длительность фазы быстрого сна. Норма. Снова просмотрела результаты ЭЭГ. Есть небольшие отклонения: слишком яркая активность миндалевидного тела. И все же, пока ничего не было ясно. Это малость нервировало. И, естественно, как это всегда бывает, в самый неподходящий момент заваливается ее любимая коллега. Да еще и почти под конец так быстро пролетевшего рабочего дня, буквально худшее время. Эта акула словно чувствовала нутром любые перемены в настроении своей начальницы, тут же оказываясь рядом. Хризолит иногда казалось, что, будь она в дерьмовом настроении дома, то и там Джаспер вылезет из под кровати и начнет говорить гадости. Благо, в этот раз Перидот действительно было, что ей ответить. — Привет пиратам. Как там проходит твой “сложный кейс” под названием Ляпис? Девушка опирается о косяк двери, держа подмышкой свой пластмассовый планшет. Джаспер как никогда весела. Обычно она была хмуроватой и вспыльчивой громилой, но, видимо, вампиризм ей был также свойственен, раз она забегала к Перидот с такой радостью. Хризолит невозмутимо поворачивается к ней, ответно улыбаясь на кривоватый оскал. — Привет, моя левая нога. Сложный кейс поведал мне, что ты все снова наступаешь на те же грабли. Лицо коллеги тут же озадаченно хмурится. Она задумчиво трет подбородок. Хризолит внутренне ликует. — Это ты о чем, коротышка? Перидот лукаво улыбается и пожимает плечами. — Я думала ты в курсе, что ныряльщикам запрещено общаться на посторонние темы с сомнатумами. Джаспер, наконец, осознает, куда клонит девушка, и закатывает глаза, — боже, если ты и тут придралась, то тогда почему я снова стою в отделе в трениках? Улыбка Перидот несколько бледнеет. Она осматривает массивную коллегу сверху вниз и фыркает. Ей тоже интересно, почему она все еще держит эту остолопку на должности. — Давай мы не будем съезжать с темы и все же обсудим, — девушка берет в руки шариковую ручку с фирменным логотипом компании. Коллега выглядит крайне недовольно, судя по чуть расширяющимся ноздрям и напряженным мышцам плеч, отчего уголок губ Хризолит снова поддергивается наверх, — ты прекрасно знаешь, чем это заканчивается. Или мне напомнить про дело Шпинель? При упоминании имени в глазах Джаспер вспыхивает опасный огонек. Она заметно сжимает челюсть и еще больше напрягается. — Причем тут это? Этот цирк-шапито под твоим шефством. Если ты намерена меня как-то подцепить своими крохотными пальцами, то рискуешь остаться без них. Девушка красноречиво смотрит в глаза Перидот, и та немного ежится. Ладно, это даже слишком в яблочко. Да еще и в конце смены, когда абсолютно все были озлобленными и уставшими. Не сказать, что она действительно хотела разозлить Джаспер, но раз уж так, то нужно хотя бы достойно закрыть тему. Она поправляет очки основанием ручки и цокает. — Если ты намерена угрожать мне, то санкции последуют незамедлительно, — слова, кажется, немного отрезвляют Джаспер, но она все еще выглядит как сжатый ком напряжения, поэтому Хризолит невольно смягчает тон до нейтрального, — воспринимай это как дружеское напоминание. Ты знаешь, что подобные вещи кончаются невесело. Если бы начальство узнало, то… Коллега вздыхает и мотает головой, перебивая девушку, — знаю я. Умеешь ты настроение испоганить, одноногая, — она с каким-то показным презрением и толикой усталости осматривает начальницу, а после отлипает от дверного проема, — все, бывай. Завтра по обычному графику. И заплатишь за ланч, раз уж смелой такой стала. Перидот лишь сдержанно кивает, хоть небольшой укол непонятного содержимого и прошелся по грудной клетке. Когда дверь хлопает, девушка наконец выдыхает. И все же, не стоило об этом говорить так открыто. По крайней мере, использовать имя. О деле Шпинель знали практически все сотрудники отдела, которые работали больше трех месяцев. И о том, как в этом была замешана Джаспер – тоже. Ныряльщица до последнего не хотела передавать пациентку Перидот, и очень зря. И действительно очень хорошо, что люди сверху об этом не прознали. Правда, и без этого у истории конец все равно был грустным. По крайней мере, для Джаспер. Хризолит в непонятных чувствах поднимается с кресла и роется в шкафу, достаточно быстро находя нужную карточку. Она всегда покоилась здесь, но именно к ней Перидот никак не прикасалась. Что-то в этом деле было из категории “слишком”. Наверное, слишком интимное, чтобы его перечитывать. Как только Шпинель оказалась в третьей фракции, специалистка закинула ее дело куда подальше, чтоб не мозолить глаза ни себе, ни Джаспер, которая ошивалась здесь чуть ли не круглосуточно. Сейчас же песок осел обратно на дно, поэтому пробежаться глазами по делу не казалось чем-то зазорным. Тем более, может быть у этой пациентки тоже были странные отношения со своими повторяющимися персонажами. Перидот заваливается обратно в кресло, сразу пропуская “вступительную” часть анкеты с именем и датой подписания контракта. Она и так была в курсе, что этот сомнатум работал здесь четыре месяца назад. Хризолит сама подписывала бумаги о ее переводе в третью фракцию. В общей медицинской карте все было чисто, правда спустя месяц нахождения зафиксировали “подозрение” на ПРЛ. Точно. Перидот не сильно разбирается в таблетках от каких-то психических расстройств и расстройств личности, но вроде бы все прилично. Амитриптилин и литий, вроде бы, самые базовые. И все же, она успела позабыть, что ей практически поставили этот диагноз. Если совсем честно, то для Перидот Шпинель была достаточно любопытной пациенткой, у кого были повторяющиеся персонажи, и это все, что она помнила. Может быть, и у Ляпис тоже какие-то проблемы с психикой? И с этим и связано появление подобных аномалий? Девушка на секунду задерживается на строчке, задумываясь, а после пролистывает до результатов ЭЭГ. Про то, как Шпинель вела дневники и выполняла люцидные техники, она прочтет позже. И тут ненужных скачков гораздо больше, чем у ее нынешнего пациента. Девушка хмурится, замечая всплески бета-волн. Обычно это говорит о наличии депрессивных расстройств. Хотя, если ПРЛ присутствует, то чему она удивляется? И миндалевидное тело также интенсивно активировано, как и у Ляпис. Не есть хорошо. Ладно, вот это действительно был проблемный пациент. Она быстро проходится по вопросам с методички, вспоминая, что у Шпинель также присутствовали конкретные проблемы с вокселями. В голове невольно возникают воспоминания вырезанных частей локаций, представляющих собой черные пропасти. Словно кто-то отрезал гигантскими ножницами ткань, которая прикрывала собой открытый космос. Перидот морщится. У Шпинель в целом по большей части были проблемы именно с локациями. Выгибающиеся столы, взлетающие деревья, словно ее сны были каким-то Зазеркальем, которое дышало и существовало само по себе. Специалистка была в ее сне лишь единожды, но искаженные образы неплохо ее впечатлили тогда. Все-таки, не каждому удается “вживую” увидеть что-то подобное. И все же, ей стоит вернуться в реальность. У Хризолит все еще оставалось немного времени до ее обычных обязанностей, и она планировала потратить его на поход к местному психотерапевту. Ей необходимо закрыть вопрос с Ляпис, и если на руках будут какие-то подозрения на психические расстройства, то это может неплохо помочь. Она все еще в каком-то задумчиво-сосредоточенном состоянии выходит из кабинета, двигаясь по длинным коридорам к “логову мозгоправа”. Благо, эта коллега ее не раздражала так сильно. Ну, может немного. Перидот стучит в дверь, на автомате ждет секунд так пять и заходит. — Видалия, не отвлекаю? Молодая женщина, читающая в кресле какую-то увесистую книгу, поднимает глаза. Ее образ всегда вызывал у Хризолит небольшой диссонанс. Если бы не белый халат, то она бы скорее зашла за какую-то панк-рокершу. Длинные персиковые волосы были подстрижены в около готическом стиле и завязаны в небрежный пучок. Психиаторка с вычурно-мудрым видом приподнимает брови и мягко улыбается. — Здравствуй, Перидот. Не сказать. Тебе помочь чем-то? Хризолит осознает, насколько она скучала по обычному построению предложений. Без лишних колкостей и ругательств. Это даже успокаивает, что вообще не свойственно для ее разговоров с людьми. Девушка немного тормозит, а после отрывисто кивает. — Да, у меня возникло пару вопросов по делу одного сомнатума. Видалия утвердительно мычит и откладывает книгу на столик около кресла, указывая рукой на место напротив. — Присаживайся. Перидот топчется у входа, а после уваливается в мягкое кресло. Она невольно морщится. Почему это всегда ощущается, как психотерапевтический сеанс, вне зависимости от причины, по которой она пришла? Хризолит неосознанно заламывает пальцы, а после чувствует на них внимательный взгляд психотерапевтки и сразу же отдергивает их, сложив на коленях. Еще не хватало, чтоб ее пытались прочитать по языку жестов. — Ты же помнишь дело Шпинель? — почему-то тише обычного спрашивает специалистка. Видалия на это медленно кивает. — Да, безусловно. Очень любопытный пациент, — немного задумчиво отвечает она и потирает друг о друга руки. В ее словах чувствовался интерес, и Перидот полностью его разделяла. Проф. деформация тут была абсолютно у всех, включая ее саму. В какой-то момент все трагические истории превращались в набор симптомов, аномалий и прописанных лекарств. — Так вот, я увидела, что ты ставила ей подозрение на ПРЛ, — Хризолит делает паузу, наблюдая за реакцией психотерапевтки, которая сейчас выглядела более сосредоточенно, — можешь мне подробнее рассказать про препараты, которые ты ей назначала? Литий и, кажется, амитриптилин. Мне это нужно для нынешнего пациента, у них есть некоторые схожести в отклонениях ЭЭГ. Видалия пару секунд размышляет, а после немного оживляется, — а, так это классические лекарства при ПРЛ. Литий – это стабилизатор настроения, с которым у Шпинель были проблемы. А амитриптилин простой антидепрессант. Я помню, что боялась за ее качество сна, побочным эффектом могла быть инсомния, но все обошлось. Наоборот, она спала крепче, чем до этого, — психиаторка выдерживает небольшую паузу, снова что-то обдумывая, а после продолжает, — но я все равно ожидала, что скоро ее переведут в третью. При ее скачках настроения это было очевидно, просто вопрос времени. — Да, я помню, что они негативно влияли на люцидность, — задумчиво комментирует Перидот, потирая подбородок кончиком ногтя. После она фокусирует взгляд на коллеге, — а у Ляпис Лазурит случаем нет подобных подозрений на ПРЛ? Или на другие расстройства, связанные с перепадами настроения? Хризолит до жути хотелось понять, чем обусловливается наличие повторяющихся персонажей. Какая часть мозга за это отвечает? Все, что она читала на эту тему, касалось больше психотерапии, но это вообще не то, что ей нужно. И у нее было слишком мало сведений, чтобы найти этот общий знаменатель. Дело Шпинель было ее единственной зацепкой. Но теперь у нее была Ляпис. Может быть, она наконец-то найдет хоть какой-то вразумительный ответ. Может быть, психические расстройства — это ключ к разгадке? Почему-то именно эта аномалия безумно ее будоражила. Перидот это называла сферой научных интересов. Видалия пару секунд с какой-то искрой смотрит на Хризолит, а после улыбается, — а, вот кто тебя интересует. У Ляпис есть свои проблемы, но ПРЛ у нее точно нет. Детали я сказать не могу, дело принципа. Черт. Может быть, излишняя формальность иногда и мешала. Джаспер всегда ей рассказывала грязные делишки сомнатумов и просто личную информацию, если это могло помочь в работе. Перидот цокает и хлопает руками по своим коленям, вставая с кресла. — Хорошо, поняла. Видалия смотрит на нее с каким-то странным подтекстом, словно действительно успела все прочитать по заламыванию пальцев на долю секунды. Перидот терпеть такое не может. Пожалуй, в этом была их общая черта с Аметист. Обе скользкие и до чертиков проницательные (или активно делающие вид, что таковыми являются). Неудивительно, что фармацевтка так пускает на нее слюни. — Удачи, Перидот, — кивает коллега, и Хризолит криво и немного картонно улыбается. — И тебе. Она выходит за дверь. Пусть Видалия и дала некоторые наводки, но в общем и целом информацию зажала. Так что, теперь придется где-то откопать полную мед. карточку Шпинель, когда она уже была в третьей фракции, раз уж ее уважаемая коллега поскупилась на факты. Перидот недовольно жует нижнюю губу. Возможно, стоит снова попытать счастье в архиве. Она спокойно идет обратно по коридорам, а после чисто случайно натыкается задумчивым взглядом на часы. Вот черт. Хризолит со своей игрой в Нэнси Дрю позабыла, что у нее следующая консультация с Ляпис буквально через тридцать минут, а она планировала попытаться уснуть сама. С Ляпис… Ей было сложно запомнить номер сомнатума, а по фамилии в уважительном тоне у нее язык не поворачивался ее назвать, так что придется довольствоваться именем. По крайней мере, в своих мыслях. Перидот заходит в кабинет, массируя виски. Тяжеловато будет уснуть с таким количеством мыслей. В этот раз ей нужно быть крайне внимательной, нельзя облажаться. И возможно она закроет дело уже завтра. И главное не спускаться до бесед о погоде. Эта пациентка, безусловно, умела свести консультацию к каким-то глупым разговорам. Ничего, и не с такими тягались. Перидот на автомате наводит какой-никакой, но все же порядок на рабочем столе, выключает компьютер и снимает очки, оставляя их лежать около компьютера. Кончики пальцев вжимаются в веки, массируя через них уставшие от яркого света и мыслей глаза. Пятичасовой прерывистый сон давал о себе знать под конец дня. Жаль, что сон в этой навороченной железяке не помогает набраться сил. Девушка ставит таймер на сорок минут и забирается в капсулу, подключая уже внутри всякие приблуды, которые в теории должны помочь ей уснуть. Система начинает немного гудеть, а после автоматически закрывает верхнюю часть корпуса, оставляя Перидот в приятном полумраке. Подключается акустическая система с ненавязчивым белым шумом, а перед лицом девушки возникает темно-синяя картинка звездного неба и галактик. Перидот сама настроила себе именно это видео. Почему-то тема космоса ее успокаивала. Она пару минут безмолвно наблюдает за картинкой, чувствуя приятную сонливость, а после прикрывает глаза. Мягкие плотные подушки немного нагрелись, а белый шум заставлял еще больше расслабиться. И Перидот даже кажется, что сегодня ей действительно удастся прилично поспать, но нет. Она находится где-то между. В той самой первой фазе, где какие-то мысли смешиваются с окружающей действительностью и где в какой-то момент ты непроизвольно дергаешься от ощущения падения. Хризолит упрямо держит глаза закрытыми еще какое-то время, а после раздраженно вздыхает и лезет пальцами в карман джинс, шумно вытаскивая дребезжащий блистер и выдавливая из него таблетку. Ладно, значит в другой раз. С трудом проглотив таблетку, она снова закрывает глаза, продолжая попытки уснуть или дождаться, пока снотворное подействует. И в какой-то момент один из этих вариантов срабатывает, и девушка наконец проваливается в сон. Ледники. Холодные, синие и острые, беспризорно болтающиеся посреди водной глади. Перидот видела такие только на фотографиях двадцатилетней давности. Холодный воздух немного дерет горло подобно мятной жвачке. Она завороженно наблюдает за восходом солнца, который окрашивает всё вокруг в нежно-персиковые и розовые тона. Эти оттенки заливают льдины, тонкие ручейки воды, пробивающиеся из-под нижней кромки льда, и едва заметные тёмно-синие волны. Почему-то она ощущает странную уверенность и смирение. Словно она приняла какое-то решение. Словно это последний раз, когда она может наблюдать этот восхитительный вид на веранде их маленького деревянного домика. Сзади скрипят половицы, и звук этих шагов знаком как никакой другой. Видимо, время пришло. Она пришла. Перидот знает, что ее убьют. Просто потому что так надо. Потому что иначе нельзя. Она слышит, как раздается металлический щелчок. Слышит, как пистолет снимают с предохранителя. И наконец чувствует, как холодное дуло прислоняется к ее затылку. — Дай мне еще пару минут. Голос Перидот мужской, спокойный. Какой-то грудной и тихий, как волны, бьющиеся о сваи их маленького деревянного домика. Она завороженно рассматривает блики на льдинах и солнечных зайчиков на деревянных половицах. Ей не страшно. Да и умирать не страшно. Страшно бояться что-то упустить, страшно не сказать важных слов. А сейчас все спокойно. Она дома. Она смотрит на море. Они вместе. Море волнуется раз. Море волнуется два. Море волнуется… Щелчок. А после шум в ушах. Перидот успевает бесшумно вдохнуть и увидеть брызги крови рядом с солнечным зайчиком на одной из половиц. Они моментально впитываются в древесину грязной бордовой лужей. Ноги моментально слабеют, глаза застилает темнота. А она, словно тряпичная кукла, проваливается куда-то вниз. За пределы своего тела и за пределы этого мира. И она зависает. Даже не где-то, а вне чего-то. Она не может понять с открытыми она глазами или нет. Живая она или нет. Во сне это или нет. А потом ее хватают за руку. Перидот чувствует призрачное тепло на своей ладони и вдыхает. Первое, что она замечает – улыбчивую пациентку. Специалистка хмурится и касается своего лица, а после взволнованно пытается нащупать затылок. Вроде целый. Какого черта? Пациентка вскидывает бровь и улыбается шире, сложив руки на поясе. — Как тебе? Перидот немного отходит от прострации и недоуменно на нее смотрит. Встала еще как какой-то супермен. Какого вообще черта? Это явно был не люцидный сон. Да даже если так, то какому больному человеку приснится что-то подобное? Кто это был? Кем была она? Хризолит кряхтит и встает с мокрой травы, отряхивая с длинной твидовой юбки росу. — Честно? Я просто в восторге. Всегда мечтала, чтобы меня пристрелили. Она осматривается по сторонам. Да уж, такой себе Нью-Йорк вышел. Вместо небоскребов, кучи машин и людей тут был пустоватый парк в каком-то около городе-призраке. Все заволокло туманом. Позади вообще был лес. А за спиной Ляпис какая-то затертая детская площадка времен цифровой революции. Класс. — Да брось. Рановато ты сегодня, вот и застала. А сон классный. Перидот критично осматривает обстановку на предмет аномалий. Да, как она и предполагала. Куча мелких вокселей повсюду. Как выбитые пиксели на старом дисплее. Почти незаметно, если не приглядываться. Она снова поворачивается к пациентке и хмыкает. — Почему классный? Или ты лютая мазохистка? Ляпис заливисто, как-то по-серебряному смеется и мотает головой. Учитывая, что они посреди заброшенной площадки в тумане, это было даже отчасти жутковато. — Нет, мне просто нравятся ледники, — она хватается пальцами за края рукавов вязаной кофты, задумчивым взглядом упираясь в серое небо, — даже не верится, что в двадцатых годах они занимали целый континент, а не жалкие полтора километра. Сейчас там вовсю растут цветы, трава…Не знаю. В любом случае, это частая локация для моих снов. Когда вижу их, сразу вспоминается стихотворение Йейтса: "как будто лед пылал, и все вокруг казалось льдом и только льдом, и мыслей не было". Перидот вскидывает бровь, наблюдая за слишком уж возвышенной и радостной пациенткой, извилисто вышагивающей босыми ногами по мокрой траве. Ляпис опускает взгляд на нее и сразу же его отводит в какой-то легкой неловкости, останавливаясь на месте, — извини… Хризолит невольно издает смешок и поджимает губы, инстинктивно потянувшись пальцами к лицу в поисках дужки очков, а после небрежно сжимает их в кулак, — даже спрашивать не буду, кто такой Йейтс. Но я тоже периодически думаю про Антарктиду. Люди, конечно, никогда интеллектом не отличались, но отрицать глобальное потепление… Пациентка, кажется, избавляется от минутной зажатости и согласно кивает, — боже, да. Моя мама, скорее всего, до сих пор так думает. — О, моя, наверное, тоже, — слова вылетают быстрее, чем Перидот успевает это осознать. В голове спешно мелькает образ матери, с которой они давно перестали нормально общаться, и Хризолит, чуть сузив глаза, смотрит на девушку. Они на пару секунд зависают, глядя друг на друга с каким-то немым знанием. Ляпис немного заговорщически приподнимает уголки губ, и Перидот первая разрывает неловкий для нее зрительный контакт, делая два шага вперед и проходя мимо. Ей хочется сложить руки в карманы, но юбка их, к сожалению, не предполагает. Из хорошего — она скорее всего женщина. В 2048 году мода не успела скакнуть настолько вперед. Ну, либо представители мужского пола до сих пор имели шаткое эго. Глаза снова проходятся по локации. Хризолит называла такие “мешаниной”. Какие-то несвязные и малологичные куски, которые мозг решил соединить. И контролю они поддавались тоже сложнее, осознанники не умели менять какие-то части подпространства под желания туристов, как это делали сомнатумы первой фракции. По крайней мере, аномалий тут, помимо вокселей, она отметить не могла. Возможно, Ляпис действительно можно будет оставить во второй фракции, если так все и будет. Только нужно разузнать больше про повторяющихся персонажей, и дело в шляпе. — Нью-Йорк не вышел, как я поняла? — с издевкой произносит Перидот, оборачиваясь. Ляпис пожимает плечами, сильнее кутаясь в легкой шерстяной ткани и ускоряя шаг. Тут и правда было зябковато. — Я посмотрела около трех фильмов нулевых, но так и не вышло. Но, вроде бы, это тоже Нью-Йорк. Я ездила в детстве, и там точно был похожий парк, — девушка оглядывается по сторонам, поравнявшись с Хризолит и сцепив руки в замок за спиной. — Не знаю, но даже после наводнений там явно не так уныло и пусто, — равнодушно отвечает Перидот, все еще сканируя каждую травинку и сучок. Ляпис снова пожимает плечами. — Она скучная, знаю. Администраторы обычно ее пропускают, так что сомнатумам тут развлекаться не приходилось. Перидот отвлеченно думает о том, что, видимо, это место тоже повторяется во снах пациентки, и быстро произносит, — в карантине за этим не следят, если что. Только в обычные дни. И то не ныряльщики, а анонимные исследователи. Ляпис хмурится, наконец равняясь со специалисткой плечами,— кто-кто? Хризолит на секунду ругает себя, что вообще упомянула это, а после вздыхает. В целом, это и так очевидная информация, секретом она явно не является. Особенно если учитывать, что по трудовому договору они с Ляпис коллеги, а не врач-пациент, как она и другие работники из ее отдела привыкли думать. — Анонимные исследователи. По сути, это тоже самое, что и Джаспер, только они заходят вместе с туристами и тайно. Процесс попадания в карантин начинается с них, — Перидот с досадой понимает, что никого, кроме них, здесь нет. Впрочем, можно и спросить, — а в этой локации обычно не появляется та страшила из метро? Ляпис, до этого анализирующая, видимо, абсолютно каждого туриста в своих последних снах, отвлекается от мыслей, — о, ну, не сказать. Она появляется, когда я забываю, что она вообще была. Перидот цокает и лениво ударяет резиновым сапогом мокрую траву, — может быть, сюда прикреплен какой-то другой повторяющийся персонаж? Сомнатум пожимает плечами и отводит взгляд вбок, — да не, вроде нет. Хризолит с сомнением на нее смотрит и двигается ближе к отдаленной детской площадке. Может быть, если она заставит пациентку скатиться с горки пару раз, то и погода шалить начнет? Ей нужны какие-то зацепки или полное их отсутствие. При нынешнем раскладе скорее второе, если она хочет узнать хоть немного про интересующую ее аномалию. И, как по щелчку, взгляд Перидот цепляется за что-то движущееся на площадке. Она невольно сужает глаза и улыбается. Ну наконец-то! Шаг ускоряется, и она краем уха слышит, как Ляпис спешит за ней. Ого, это она такая быстрая тут? Или в этот раз мозг пациентки наградил ее длинными ногами, а не телом школьницы в странном шарфе? Они останавливаются в метрах семи от площадки. Перидот с нескрываемым удовольствием наблюдает за маленьким кудрявым мальчишкой, который резвится в гордом одиночестве. И черт знает, кем на деле он является. С одной стороны, он играет на детской площадке. Наш мозг априори ожидает, что на детской площадке будут играть дети, так что можно его списать и на НПС. С другой стороны, играть ребенку одному на детской площадке в туманном заброшенном парке около леса? Непонятно. Перидот хмыкает себе в кулак и трет подбородок кончиком ногтя, размышляя. После поворачивается к пациентке и указывает ладонью в сторону мальчика, — знаешь его? Ляпис с сомнением смотрит на ребенка и мотает головой, — не знаю, но почему-то помню. Хризолит сдерживает желание сказать что-то гадкое и отворачивается. Ладно, Джаспер действительно была права насчет этого сомнатума. Она невыносимо непонятная. Глаза невольно следят за беззаботным мальчиком, который поднимает руки и изображает ими самолет. У него пышные кудри и доброе лицо с выраженными щеками. Наверное, это то, что люди называют милым ребенком. Она уже почти поворачивается, чтобы задать еще один наводящий вопрос, как мальчик в попытке залезть на перила падает. Перидот вжимает голову в плечи, ожидая звука хлесткого удара тела о землю, но его не происходит. Видимо, они стоят достаточно далеко. Ребенок грузно приземляется на одну из коленок и заваливается набок. Выглядит не очень хорошо. Надо помочь. Девушка инстинктивно дергается, делая шаг к нему, но тут же чувствует, как ее крепко схватили за плечо. Она недоуменно оборачивается, встречая серьезное лицо Ляпис. — Не надо. Посмотри на него.

Kinetic - Radiohead

Хризолит недоуменно моргает и поворачивается обратно, все еще ощущая тепло на плече. Ребенок продолжает лежать в том же положении, его лицо исказилось в рыдании и сильно покраснело. Рот широко открыт, а глаза сжаты настолько сильно, что едва видно ресницы. Брови отчаянно подняты вверх, лоб сморщился. Перидот практически может дорисовать крупные слезы, текущие по алым полным щекам и этот неприятный детский то ли плач, то ли крик, который невозможно игнорировать. Но…его нет. Хризолит хмурится в непонимании и прислушивается. Какого вообще…Тишина. Только шелест листьев. Это… Ладно. Желание так быстро подбегать к этому мальчику исчезло. Она вглядывалась в его лицо и ногу, пытаясь найти хоть какую-то конкретику. Почему-то у нее не получалось отвести взгляд. В какой-то момент мальчик явно начал подрагивать и открывать-закрывать рот, как будто задыхаясь, что бывает, когда плачешь слишком долго и отчаянно. Потом он в истерике ударил кулачками по мокрой траве, но даже это не отдавалось звуком. В тишине все приобретало крайне неестественный почерк. Перидот замотала головой. Нет, это что-то странное. Это же… И он резко перестал плакать. Мышцы на лице расправились, он уставился прямо на них. Немигающим серьезным взглядом. Взглядом взрослого человека. Перидот неосознанно сделала маленький шаг назад. Краем уха она услышала, как Ляпис прошептала “я сплю? Это сон. Я сплю”. Да, это неплохое напоминание в данный момент. Мальчик продолжал смотреть. Как-то выжидающе и немного жестко. Как будто осуждая, что никто не подошел к упавшему с горки ребенку. А после его нос немного сморщился в отвращении. Губы растянулись в горькой улыбке. Твою мать. Дети не улыбаются, когда им больно. Дети плачут, бьют руками траву и воздух вокруг, делают что угодно, но не улыбаются так. Перидот неосознанно сжала руки в кулаки, в шоке наблюдая за этим странным безмолвным ребенком. Его лицо выражало какое-то глубокое разочарование. Не эмоциональное, отчаянное, которое бывает, когда твой друг сказал что-то ужасное в порыве ссоры. Это было разочарование в чем-то нерушимом, как справедливость или вера в людей. Что-то осознанное и тихое, и это пугало до чертиков. Хризолит практически остолбенела, когда мальчик легко встал на ноги, отряхнул свои штаны как ни в чем не бывало и, не поворачиваясь, начал заходить за горку. По спине пробежали мурашки. Он неторопливо делал шаг за шагом, словно давая им время на то, чтобы подбежать к нему и вытереть слезы с полных щек. Но ни одна из них не сдвинулась с места. Он проскользнул под горкой, хватаясь за нее маленькими ладошками и выглядывая своими взрослыми глазами еще на пару долгих секунд, а после окончательно скрылся. Перидот ощутила, как у нее вспотели ладони. Ногти больно впились в кожу от напряжения. Оно еще там или исчезло? — Черт подери, — еле слышно прохрипела Хризолит, словно громкий звук заставит это нечто в теле ребенка снова показаться около горки. Она все еще не могла отвести взгляда от нее, но тепло руки на плече немного успокаивало. Хорошо знать в таких ситуациях, что ты не один, как бы Перидот не билась за свою полную независимость. И все-таки, не будь Ляпис такой проблемной, она бы и не была вынуждена наблюдать за этим чертенком или кто это вообще. — Полностью согласна, — также тихо ответила пациентка, и специалистка тут же повернулась к ней, немного отойдя от шока и какого-то парализующего страха. Лицо девушки было нечитаемым. Каким-то пустым и шокированным одновременно. — Кто это, Ляпис? Лазурит мотает головой и убирает руку с ее плеча, — я не знаю, клянусь. Но я иногда вижу беззвучных персонажей. Может быть, это тоже какая-то аномалия, понятия не имею. Перидот отрывисто кивает. Сомнатум явно была в не меньшем шоке, а в таком состоянии тяжело врать. Да и четко сказать, был ли это повторяющийся персонаж, а не просто герой кошмаров, было сложно. И все же, нужно задать пару вопросов. — Почему ты говорила, что ты во сне? Конечно, можно списать это на технику поддержания люцидности, но все-таки…Ляпис сцепляет руки и переваливается с ноги на ногу. — Иногда, когда я полностью осознаю, что нахожусь во сне, говорю себе это. Как напоминалка. Плюс, если бы эта хрень тронулась на нас, так бы я легче вспомнила, что способна что-то сделать. Наколдовать нам мечи или создать какой-то непроницаемый пузырь, — она пожимает плечами и добавляет, — хотя я так часто спрашиваю себя об этом в реальности, что иногда мне кажется, что скоро это станет частью сюжета сна и перестанет быть хорошей техникой для контроля. В любом случае, пока это работает. Перидот кивает. Не придерешься. Ляпис рассматривает ее пару секунд, а после криво улыбается. — Почему ты вообще к нему так ринулась? Ты же тоже знаешь, что это сон. Даже получше меня. Хризолит хмыкает. Доля правды в ее словах была. Какой смысл подбегать даже к нормальному ребенку во сне? — Наверное, рефлекс. Я в первую очередь врач, как никак. Пациентка вскидывает бровь и складывает руки на груди, — ты? Врач? Перидот копирует ее позу и насмешливо отвечает, — а что тебя так удивляет? Ляпис хохочет и мотает головой, — не пойми неправильно, конечно. Но ты скорее не терапевт, а какой-то патологоанатом максимум. Еще скажи, что ты педиатр по специальности. Хризолит надувает щеки и шумно выдыхает, категорично вскинув брови и начиная отчеканивать слова, — серьезно? Я училась на нейробиолога, мой профиль – клиническая неврология. Я закончила вуз экстерном. Конечно, я буду более…— Перидот вскидывает руки вверх в попытке найти нужное слово, но тут же разочарованно цокает и опускает их, снова неодобрительно глянув на Ляпис, — и каким вообще должен быть врач на твой взгляд? — Ну, не таким нелюдимым и злющим, как минимум. Ты даже говоришь как робот. Явно не тот человек, который готов принимать у себя в кабинете людей, — Ляпис пожимает плечами и направляется дальше по парку. Тут она верно подметила, но все равно обидно. И Хризолит никогда не стремилась действительно сидеть в кабинете и выслушивать глупые жалобы на больной мизинчик, но… Какого вообще? Почему-то было ощущение, что она отвечает не только за себя, а за каждого врача в этом мире. А сегодня, вообще-то, их праздник! Перидот двигается за ней, продолжая на взводе ей отвечать. — Мне не обязательно вылизывать задницы людям, чтобы быть врачом, знаешь ли. Они идут по влажной тропинке. По сторонам расположено куча лавочек, но ни одна из них не заинтересована в том, чтобы присаживаться. Ляпис насмешливо хмыкает, — вылизывать необязательно, но ты явно холерик. Таким людям сложно выдерживать большой стресс, они ж вскипают мгновенно. Перидот неосознанно начинает заводиться, и это раздражает ее еще больше после слов девушки. То, что она холерик – не решает общим образом ни-че-го. И вообще она нацеливалась на исследования и научные статьи, а не на общение с такими идиотами, как Ляпис. — Мое дело – знать свой профиль. Или ты думаешь, что врачей набирают по темпераменту и знаку зодиака? Или может по цвету волос и форме улыбки? Девушка хохочет, подпинывая какой-то камешек под ногами. Перидот брезгливо морщит нос, замечая, как голая стопа собирает сгусток грязи вместе с ним. Боги. — Отчасти, может и так. Многие грешат тем, что хорошо знают свою работу, но совершенно не ладят с людьми. А это чуть ли не половина успеха. Перидот выпучивает глаза в эмоции полнейшего возмущения, — ты серьезно? Ты хоть имела дело с врачебным делом? Ординатурой? Если ты не знаешь базы, то какой толк от миленькой улыбочки и хлопающих глазок? Она красноречиво смотрит на пациентку, надеясь, что это приструнит ее. И, конечно же, это не срабатывает. Ляпис снова смеется и мотает головой, растрепав волосы. Словно они на подростковом свидании в парке, и Перидот сказала какую-то шутку. Это заставляет кровь в жилах бурлить. Специалистка отводит взгляд, решая, что полезнее будет смотреть на пейзаж, нежели на девушку. И почему-то вместо ожидаемых небоскребов там ничего нет. Просто пустой горизонт. И какого черта? Ляпис, наконец, подает голос. — Я может и не врач, но мои навыки людям все равно помогают. О-о, вот оно что. Перидот теперь и сама смеется, упирая язык в щеку и складывая руки на груди. — Ты? Помогаешь? Не смеши меня. И тут, она, вроде бы, попала. Девушка напротив немного наклоняет голову вбок и сужает глаза, уже не выглядя так беззаботно. И темп ходьбы несколько снижается. Ха! — Да, помогаю. И люблю людей, в отличие от тебя. Что тебя так насмешило, а? Хризолит мотает головой и трет пальцами левой руки глаза, все еще улыбаясь. Боже, все настолько плохо? И куда исчезли все лавки? Теперь они просто шагают по широкой тропинке, а с обеих сторон их сопровождает только трава. Перидот со всем удовольствием выплевывает едкий ответ. — Да какая это помощь? Твоя работа заключается в том, чтобы развлекать людей. Как сходить в киношку или поиграть в видеоигру, не более. Просто место, где можно охренительно потратить деньги на ничто, иллюзию. Это пустышка, а не помощь. Ляпис приоткрывает рот, упирая язык под нижнюю губу, и агрессивно вскидывает брови. И было что-то до жути приятное в том, чтобы видеть девушку раздраженной. Словно Перидот удалось докопаться до ее сути, сбивая с нее спесь и серебряные смешки. О, ну давай, жги. В этот же момент начинает накрапывать мелкий дождь. Или…Ау! Град?! Перидот морщится и смотрит наверх, обняв себя за плечи. Прелестно. — То есть ПТСР для тебя какая-то шутка? И возможность исполнить мечту детства тоже ничего не значит? — с каждым предложением пациентки погода все больше портилась, и Перидот немного поежилась от холодной воды на плечах, продолжая упрямо смотреть только на недовольное лицо Ляпис и шагать вперед, — люди с инвалидностью всю жизнь мечтают покататься на велосипеде или станцевать со своим возлюбленным. Или кто-то хочет расслабиться от рутины длиной в десять лет, чтоб не сунуть себе ружье в рот. И именно здесь можно получить хоть какую-то передышку, которую в жизни выцепить крайне сложно. Перидот качает головой. Безусловно, в ее словах была доля правды, но…Но она холерик, и на нее капает неприятный дождь вперемешку с градом, — может и так, но это превратится в ничто, если в один день у человека обнаружат рак, или он банально оступится и разобьет себе череп к чертям. Там уже будет не до милований и улыбок. Там нужны четкость, методичность и знания, а не вся эта витиеватая хрень. И эта твоя “пресловутая” любовь к людям тоже ничего не значит. Если ты врач, то тебе нужно знать тело человека, а не любить его так называемую душу. Если к тебе поступит какой-то маньяк с травмой, то ты все равно обязана его вылечить, как бы тебе не хотелось всадить ему скальпель по самые легкие. Медицина – это не про доброту, а про долг. Ляпис, кажется, задумывается над ее словами, наконец погружая их в тишину. Дождь с градом немного затихают. Также, как и всплеск раздражения Перидот. Она на секунду смотрит на небо, а потом на размышляющую пациентку. Вот и еще одна аномалия. И впереди все еще был пустой горизонт. Было некоторое ощущение, что они бредут к концу мира. Плоскоземельщики были бы в восторге. Ляпис спустя пару минут размышлений продолжает дискуссию. — Я понимаю о чем ты, но все-таки и другие аспекты помощи должны быть. Ты можешь сколько угодно плеваться на мою должность, но люди ходят сюда не просто так. И я приношу людям пользу. Я постоянно насыщаю себя информацией, которая поможет мне создать интересные локации и позволяет людям расслабиться и отдохнуть здесь, — Ляпис невольно оглядывает туманную локацию и морщит нос в каком-то смешном проявлении неловкости, — да, не всегда получается, но я стараюсь…И если мои небольшие жертвы в виде испорченного режима могут помочь, то я их совершу. Перидот крайне раздраженно вдыхает и более спокойно выдыхает. Пусть теперь слова девушки не злили, но это не отменяло того факта, что она несла откровенную ересь, — честно, я вообще не понимаю, зачем так стараться для таких идиотов? Может, я действительно не люблю людей, но все от этой их безграничной тупости. Просто вспомни, что в мире все еще есть плоскоземельщики, — Ляпис на этом моменте давится смехом, прикрывая ладонью рот, Хризолит всего секунду непонимающе на нее смотрит и продолжает, — и скорее всего кто-то из них ходит посмотреть твои сны. Это же просто…невыносимо! — специалистка поднимает руки вверх, мотая головой, — и ладно ногу пришить, чтобы этот придурок доковылял до “края земли”, а совершенно другое давать в их распоряжение свою голову, чтобы эти черти там прыгали и скакали, — она наконец смотрит на снова улыбающуюся Ляпис и заканчивает мысль, — либо ты действительно очень добрая, либо ты та еще дебилка. И пациентка смеется, оставляя вопрос открытым. Да с чего ей вечно так смешно? Наверное, она относится ко второму варианту. Перидот мотает головой и вскидывает бровь, — что смешного? Ляпис пожимает плечами, смотря перед собой все еще с остаточной улыбкой на губах, — просто забавно, — после она кивает на пейзаж перед ними, — и кстати, глянь. Специалистка переводит взгляд на пустой горизонт. И, черт, может это какая-то шутка, но они действительно дошли до края земли. В пяти метрах от них локация просто обрывалась, а внизу еле-еле виднелись морские волны. Чем-то похожего на то, что она видела в изначальной локации сна. Такое же холодное и властное. Перидот цокает и качает головой, снова поворачиваясь к Ляпис и желая ответить что-то саркастичное, но тут же и чувствует вибрацию на своих запястьях. Сомнатум в последний момент успевает поднять руку в знак прощания и тут же размывается перед глазами. Время сеанса вышло. И слава…медицине.

///

Я, 00:32

Вас тоже с прошедшим днем медработника