Наколочки, оп, татуировочки

– Где ты прячешься, малыш? Иди сюда, иди сюда к дяде, давай поиграем. Андрею семь лет. Он бежит по дворам Питера, не зная, куда. Знал только, что нужно поскорее найти укрытие, иначе ОН его найдет. ОН был размером с многоэтажку, смеялся и заглядывал в дворы-колодцы сверху. Андрей мелкий, прятался в арках и парадных, иногда за деревьями, но сердечко бешено стучало от страха и мешало думать.  – Ну что же ты убегаешь, малыш? Давай поиграем вместе. Тебе же нравилась наша игра. Андрей бежал, бежал, бежал. Он не помнил, сколько прошло времени и как далеко от дома. Знал только, что если не убежит – это случится снова. А допустить это снова – будто умереть. Нельзя больше допускать, он больше не выдержит такого.  – Малы-ыш. Голос был мерзким, издевающимся. У Андрея кровь в жилах превращалась в студень от него. Андрей бежал, бежал, петлял дворами и везде слышал отвратительный смех своего мучителя. Пока на одном из поворотов не врезался в кого-то. Мальчик поднял глаза и увидел высокого мужика, что держал его за плечи, а за его спиной стояло еще трое. – Ну привет, сопляк! Андрей похолодел от ужаса. Уже совсем недавно где-то он видел этих людей… Только не помнил, где. От них пахло угрозой. Мальчишка уперся ногами в асфальт, попытался вырваться. Но четверо мужчин подхватили его мелкое тельце и потащили в парадную. Андрей проснулся резко, будто от толчка, весь покрытый потом и ледяными мурашками. Одеяло сбилось и упало на пол, а сам он запутался в простыне. Сердце бешено билось в груди, и Андрея всего колотило. Дождь барабанил в мансардное окно, и в комнате было холодно. Андрей поднял одеяло, укутался в него с головой и обнял себя за плечи, поджимая ноги к груди. Чёртов пацан, пошел он нахуй.  Миша, блять, волнуется, переживает, а он ведет себя, как обмудок. Миша впервые за много лет открылся, душу вывернул, бегает за ним, в любви признается, заботой окутывает, а это все, оказывается, и нахуй никому не сдалось. “Хватит за мной таскаться, как пёс, блять, бездомный.” А Миша и правда пёс. Собака дворовая, с руки ест и боится, что хозяин ударит, а все равно приходит ластиться. С Олей было так же, только там он сам косячил и приходил с поджатым хвостом, а она великодушно вешала на него всю вину и прощала с барского плеча.  Миша - тот самый живучий двортерьер. Ищет хозяина и ждет, что его любить будут хотя бы вполовину так же сильно, как он сам. Но, блять, не в этот раз. Чёртов пацан.  Миша злился на себя. Ему с самого начала говорили, что он нахер не нужен. И все равно полез, все равно верил во что-то и придумывал сам себе счастливые финалы. Почему раньше он наплевательски относился к людям, а теперь вот так, когда, кажется, впервые в жизни что-то так сильно ёкнуло и слова сказались не для галочки, не потому, что так надо, не потому, что “это верно и правильно любить жену”, почему сейчас все так сложно? Это карма какая-то, или он мало в своей жизни вынес, вытерпел? Впрочем, во всем виноват сам, как и всегда. Никому ты не нужен, Миша. Ты глупый и слабый. Никчемный. Стробоскопы слепили воспаленные глаза, а музыка долбила в уши. Здесь можно было не слышать своих мыслей и не спать ночью, избегая кошмаров. Днем они почему-то не снятся. Андрей был в непривычном для местной фауны виде: в спортивном костюме, зализанными назад волосами с тонной геля, чтобы грязные пряди не распадались по голове, и вылитой на себя половиной флакона одеколона, чтобы скрыть запах немытого тела. За последние полторы недели Андрей прошел все стадии в этом вопросе. Он то практически сдирал с себя кожу в душе до покраснения и царапин, постоянно чувствуя себя недостаточно чистым. То наоборот, не мылся по несколько дней, зацикливаясь на том, что к немытым, может быть, меньше пристают. Сегодня была вторая фаза. И ни в один из этих дней Князев не был трезв. Андрей ничего не хотел и ничего не ждал от этого вечера. Он пришел лишь надраться в стельку и, может быть, потанцевать, чтобы хоть чуть-чуть размять затекшее за это время тело. И даже в таком виде пару раз к нему подходили пацаны. Знакомые и нет, предлагали выпить, звали на танцпол. Андрей всех в лоб слал нахуй.  Было противно и от них и от себя, что несмотря ни на что, он все равно создает впечатление мальчика для перепихонов в туалете. С другой стороны, хули ты еще хотел в гей клубе, где за пару лет ты перетрахал половину посетителей? Твоя рожа должна висеть на входе с табличкой “местный ёбырь Андрейка”. Люди быстро разносят слухи. Знакомый бармен великодушно поделился таблеткой экстази, смотря, как Князев всю ночь напивается дешевой отверткой. – Бери, Андрюх, считай, подарок. Так хоть эта водка с соком веселее тебе пойдет. Князев крутил таблетку возле стакана, перекатывая в пальцах и размышляя, хочет ли он сегодня веселья, или угрюмого похмелья и саднящего горла от стрёмной водяры вполне достаточно. Ближе к трем часам ночи, когда он был уже изрядно пьян, откуда ни возьмись нарисовался Никита и активно тащил его на танцпол. – Никит, отъебись, никуда я не пойду. – Давай, давай, Андрюх, поднимай жопку, растрясемся немного. Хочешь, выпить куплю тебе? – Себе блять купи уже что-нибудь. Жопу там резиновую или хуй, че тебе больше нравится. Андрей курил прямо здесь, за стойкой. Вообще в клубе было нельзя, но когда ты стабильно на протяжении нескольких лет каждые вторые выходные оставляешь здесь бабло, то “нельзя” превращается в “пепельничку возьми и в угол сядь”. Вот Андрюха и смолил в неприметном уголке барной стойки. Но Никита, блять, глазастый, его и тут выцепил. – Давай, Андрюх, давно не виделись, – Никита провел ладонью ему по позвоночнику, останавливая ее на пояснице. – Закажу тебе ром твой любимый, и пошли потанцуем.  – Тебе сказали, не хочет он, хули грабли свои распускаешь? Андрей аж поперхнулся дымом от этого голоса и на мгновение протрезвел. С совершенно темным лицом рядом стоял человек-гора Михал Юрич собственной персоной. Выглядел свирепо, будто еще слово, и он возьмет Никиту за шкирку и швыранет в стену. – Нихуя себе, дядь, а ты всегда таким здоровым был? – Андрей со смехом выдохнул струйку дыма и затушил бычок в переполненную пепельницу. Никита глупо переводил взгляд с одного на другого. Где-то он уже видел этого мужика. – Уважаемый, вы зачем в чужие диалоги вторгаетесь? МихЮрич, что все это время испепелял неприязненным взглядом Андрея, глянул на Никиту как на грязь из под ногтей. – Слышь, – Миха навис над ним словно скала, – вали, ё-моё. – А ты че тут, блять, раскомандовался? – Андрей нахмурился и пьяно щелкнул пальцами у Миши перед лицом. – Я тут общаюсь, хули тебе надо? – Андрюх, помолчи. – Охуел? Помолчи! Мамка твоя пусть помолчит. Миша с такой яростью уставился на пацана, а тот в ответ вздернул нос и осклабился, что Никита решил по-тихой свинтить из этой накаленной атмосферы. – Ты херли базаришь?  – Те че надо от меня, дядь? Пасёшь меня везде или че? Миша положил руку возле Андреева бокала, нависая сверху. Он уже открыл рот, чтобы сказать в ответ что-то колкое, и вдруг палец наткнулся на таблетку. – Эт че такое, Андрюх? Князев даже сначала не отреагировал, тупо перевел замедленный взгляд на барную стойку и с трудом сфокусировал. – Чего? – Наткнулся на мелкую белую таблетку и безразлично протянул. – Да че. Экстази. Угостили. Миша замер, неверяще смотря на Князева. – Андрюх… Я надеюсь, ты не принимал? Она одна была? – Тебе, бля, какая разница? – Моментально скривился в раздражении пацан. – Хоть горсть сожру, тебя ебёт? Миша опустил плечи, теряя воинственный настрой.  – Андрей. Не принимай ее, пожалуйста. Голос вдруг сделался мягким, почти что заботливым. – Не нужно оно тебе. Андрей скривился. Ну охуеть. Указывать ему еще будет. Здрасьте, идите нахуй, дядя. Князев тут же схватил таблетку и закинул ее себе в рот, запивая ответкой.  – Тебя, нахуй, спросить забыл, – он соскользнул с барного стула, пихая Миху в плечо. – Подвинься. Андрей пошатнулся, чуть не падая и хватаясь за Мишин рукав, потом сам же его отпихнул, и потопал на танцпол, зло и пьяно фырча.