Наколочки, оп, татуировочки

Андрей курил, прислонившись к ограждению на детской площадке. Балу только что закончил свой ломанный и красноречивый рассказ о том, что как только уехал Андрей, Миша впал в депрессию и так по сей день из нее не выходит как и из дома. Ниче не жрет, ни с кем не разговаривает. Только заново начал собирать трехлитровую банку с окурками. Не ходит на репетиции и вообще, кажется, его снова накрыл депрессивный эпизод, как был во время развода. Андрей кинул бычок на газон и прищуренно посмотрел на Балунова. – Ну и почему мне должно быть на это не похуй? Шура смотрел на него спокойно и ровно, будто бы не выражая совсем никаких эмоций. – У меня друг горит, – холодным голосом выдал Балунов, будто бы объясняя ребенку элементарные вещи, – Я не буду смотреть как он очередной раз убивает себя. Мы уже не в том возрасте, чтобы думать, что оно все просто так уйдет.  – Вот именно, – жарче, чем планировал, выпалил Андрей, – Он, нахер, уже не маленький мальчик. Должен понимать, сука, причинно-следственную связь своих тупорылых действий! – А он вот не понимает, – так же эмоционально проорал Шура, – Объяснять надо все на пальцах и заботиться. И мы только-только восстановили его шаткое состояние и тут ты! И если мне нужно тащить к нему какого-то смазливого малолетку только для того, чтобы он почувствовал себя лучше, поверь, я тебя силком поволоку прямо за твои очаровательные уши! Андрей засмеялся и нахально вскинул подбородок. – Ну давай, Саша Балунов, рискни сединами. Мне похуй на возраст, я чепаллах тебе знатный пропишу. Блондин прищурился и как-то недобро на него посмотрел, будто изучающе. – А, теперь вижу че Миху зацепило. Он любит таких. Дерзких. Властных. Покровительствующих. Всегда у него на таких стояло. Сказал еще это так… до омерзения уверенно, будто лично свечку держал над каждой Мишиной пассией. – У тебя самого то на че стоит? – фыркнул Князев, – Че ты блять всю неделю пыжился на меня волком? – Присматривался, – загадочно улыбнулся Шура. Андрей сплюнул в сторону. – Слушай, я тебя просто по-человечески прошу. Съезди к нему. Хоть один раз. Ну ты ж нормальный пацан. Один раз. Я перестану доебывать. Андрей стоял возле двери в Мишину квартиру и боролся с собой.  Балунов дал ключ, Андрей покормил внутренних демонов двое суток и поехал в Мурино. Чувствовал себя как домушник, что вскрывает чужую квартиру, потому что по звукам там никого не было.  Андрей зашел внутрь, разделся, поставил на пол пакеты. В квартире было темно, на входе валялась неразобранная Мишина дорожная сумка с тура. То здесь то там лежали вещи, какие-то пакеты, мусор. Даром что убирались перед новым годом. Миша лежал на диване под одеялом с высунутыми босыми ступнями. Он даже не повернулся в сторону зашедшего Андрея, хотя тот был практически уверен, что Миха не спит. – Миш? Ответа не последовало. – Миш, мне Балу ключ дал. – Угу. Андрей нахмурился. – Миш, я это… продуктов принес. Ты когда ел в последний раз? – Я не хочу. На мгновение Князеву стало не по себе. У Миши был такой бесцветный, отстраненный голос. Он никогда такого у него не слышал. Андрей глянул на подоконник. Трехлитровая банка с бычками была снова заполнена на треть. Дерьмо. – Дядь, ты че, бля расклеился, я не понял? – предпринял попытку в привычную игривую грубость Андрей, – Ну-ка метнулся в ванную кабанчиком и помыл жопку скоренько! Миша не шелохнулся, продолжая лежать к нему спиной, смотреть в стену и ни на что не реагировать. Андрей залип на эти голые, неукрытые стопы, торчащие из под одеяла, и в груди так ярко запекло. Сразу нос зачесался и брови сами собой сложились домиком.  Вся броня, что Андрей выстраивал последнюю неделю, полетела к хуям перед этими уязвимыми холодными стопами и свинцовым тягостным молчанием. Князев подошел ближе, дотронулся до ног – и правда ледяные – укрыл их одеялом. Миша никак не среагировал. – Мих, – Андрей сел на край дивана за его спиной, кладя ладонь меж лопаток, – Миш, что мне сделать? Чем помочь? Недолгое молчание. – Ничем. Мне ничего не нужно. У Миши был такой пустой голос, что в сердце кололо с каждой минутой все сильнее. – Миш, давай поедим? Я продукты привез. – Не хочу. – Пошли в душ вместе? – Не хочу. – А минет хочешь? – Не хочу. Князев вздохнул. – Миш. Мне уйти? – Как хочешь. Андрей легонько, невесомо гладил его по лопатке. – Миш, мне остаться? – Как хочешь. Андрей поджал губы, не до конца понимая что же делать. За окном уже стемнело и комната купалась в серых сумерках. Князев встал. Снял с себя джинсы, носки. Свернул их и аккуратно положил на заваленный вещами стул. Остался в одной футболке. Приподнял Мишино одеяло и залез внутрь, тут же просовывая свои теплые ноги между ледяных Мишиных ступней, согревая собой. Положил руку на плечо и медленно стал гладить голову, прочесывая спутавшиеся волосы. Миша никак не реагировал. Андрею было не по себе в этой асфальтовой, всепоглощающей тишине, и он начал сочинять стихи на ходу. Просто складывал все, что видел, что было в голове, и декламировал их практически Мише в ухо: “Пустые полки, пустая хата. Как может звезда жить так небогато? Что твой Кропоткин про это пишет? Как этой пылью ты ещё дышишь? Могу по приколу стихов накатать, Чтобы шкафы ими позабивать. Один хрен штаны твои вон на стуле. И сумку не разбираешь хуле? А если подцепишь здесь ещё вшей, Не вывести стиркой их из вещей. Я тебе волосы расчешу, Но проблему с блохами не решу. Дядь, а раз нет нихуя пожрать, Доставай, хоть кассеты твои пожуём: Не всё ж ушами я должен от них страдать. А потом их чаем из банки твоей запьём. Там табака нормально осталось, чифирь заварить, А хочешь, мы презиков столько же можем вместо окурков там засолить. Машинки твои любимые я расстелю? Я это, типа, когда не в майке, на самом деле дико храплю. Натуральный медведь, так я бывших когда-то и распугал. Что поверил? На самом деле, я, конечно, соврал. Я колдун. И только в одежде силу могу копить, Чтоб проклятье придуркам под кожу надёжно набить. Если кто вдруг забудет про мазь или за татухой к другому пойти решится. У того навсегда жизнь половая и завершится. Хотя, если честно, на чёрных мессах этот диван смотрелся круче бы. Даже в твоей черепашке красной боли в спине так меня не мучали. Давай сварганим шавуху, чтобы остатки одежды твоей заляпать? И я мог тебя в том синем халате, ну скажем так... беспрепятственно лапать Или греть осторожно нашей радости общей печать. Я бы смог, если ты разрешишь для тебя колдовать. Заклинанье придумал бы силы несметной И вложил его в пару наших тату незаметно. Чтобы взгляд твой меня охранял от беды, Ну а я прогонял бы грусти твоей следы. Даже если вдали друг от друга, и ветер тучи нагонит, Ощущали бы мы касанье ладони к ладони.” Андрей все говорил, говорил, говорил, а руки гладили волосы, чесали голову. Вскоре он почувствовал, что Мишино дыхание стало ровнее и глубже. Он уснул. Андрей убрал руку от его головы, обнял поперек талии, ткнулся губами за ухо и тоже попытался уснуть.