Одни в Варшаве

      Гарик бежал по канализации, пытаясь вслушиваться в гул труб, но слышал только стук собственного сердца. Вылазки в гетто всегда были такими – он едва мог дышать и двигался так тихо, как только мог. В стоках воняло до слез в покрасневших глазах, а старенькие башмаки уже промокли в канализационных отходах, но это было далеко не самое страшное. Он знал — он получит пулю, если наткнется на немецкого солдата, и это только в лучшем случае. А в худшем можно было попасть на улицу Шуха — ту самую, где находилась штаб-квартира гестапо, и откуда никто и никогда не возвращался.       Уже наизусть зная весь путь, он свернул в нужный туннель, сильно меньший в диаметре, чем предыдущий. Пришлось пригибаться и идти чуть медленнее, но это означало, что цель совсем рядом. На том конце, наверху, в тени развалин, его ждет человек, который боится наверняка сильнее самого Гарика. Он сжимает лямку сумки с единственными своими пожитками и вслушивается в тишину ночного гетто. Подумав об этом несчастном, парень ускорился. Минуты промедления стоили чьих-то жизней, и это он видел своими глазами много раз.       Достигнув нужной точки, он остановился отдышаться, но лишь на секунду. Тут же полез по лестнице, скользкой и мерзкой, вверх, и приоткрыл канализационный люк. Еле слышно свистнул. С поверхности послышались торопливые шаги. Гарика посетила привычная мысль: «А если там немец, патрулирующий улицу? Или еврейский полицейский?». Парень на мгновение перестал дышать. Но люк отодвинули посильнее, и там показался худой человек в пальто, скорее даже серый, чем просто бледный, со свисающими патлами жирных волос. Он мигом залез в отверстие люка, когда его провожатый спрыгнул с лестницы, и вернул крышку на место. Они взволнованно взглянули друг на друга.       — Лимонные дольки, — хрипло, словно после долгого молчания, произнёс незнакомец, и только сейчас Гарик заметил, что тот сжимает нож.       — Драже Берти Боттс, — ответил юноша вторую половину тайного кода, придуманного их начальником.       Нож спрятался в кармане незнакомца. Снова повисло неловкое молчание, которое всегда бывает между до ужаса напуганными людьми. Наконец Гарик открыл рот:       — Меня называют Гарик. Не называйте мне своего настоящего имени, у нас не положено. Я доведу вас до конца туннеля, где передам другому доверенному человеку, а он уже отведет вас в перевалочный пункт и там вы получите новые документы, — на одном дыхании проговорил парень, — За вами не было слежки?       — Нет, — вновь послышался хриплый голос.       — Тогда идемте. Нам нужно торопиться.       И они отправились той же дорогой, что сюда пришел Гарик. Еврей, о котором парень знал только то, что он врач и хороший друг Алеса Дамковского — его бывшего профессора в университете, прихрамывал, но все равно старался идти наравне со своим проводником. В руке он сжимал старый портфель, который отказался передать Гарику, когда тот предложил помочь. Сорок минут пути казались вечностью. Глухой и плохо пахнущей вечностью. Вдруг впереди по туннелю раздались немецкие голоса. Сердце у обоих мужчин ушло в пятки. В темноте канализации, даже привыкнув к отсутствию света, было не очень легко ориентироваться, но, словно по рефлексу, Гарик сгреб своего подопечного в охапку, и уже через мгновение они оказались в маленьком ответвлении туннеля, в котором они оба, напуганные до ужаса, прижались к грязной стене, отдающей холодом. Парень взглянул в дикие глаза незнакомца — вперемешку со страхом там горела ярость, которая была ему до боли знакома. Рядом враг, пришедший на твою землю, разрушивший твою родину и убивший твоих близких. Это то, что ощущали все польские евреи и здравомыслящие поляки, не верящие в обещания оккупантов. Послышались шаги. Звук раскладывающегося ножа в, на удивление, не дрожащей руке незнакомца. Они увидели свет фонарей, сначала совсем близко, потом удаляющийся в том направлении, откуда они только что пришли. Промедление и правда могло сегодня стоить им жизни.       — Вы в порядке, пан Незнакомец? — едва слышным шёпотом спросил Гарик, на что получил кивок, — Нужно идти дальше, вдруг они решат развернуться.       — Верно.       Путь до нужной точки они преодолели уже бегом. Мужчина тяжело дышал, и Гарик стал беспокоиться, сможет ли тот дойти, но, благо, оставалось немного. Уже на месте, ровно под люком, являвшимся для них выходом, он начал последний инструктаж перед тем, как они расстанутся. Незнакомца перехватит другой проводник, и они вряд ли увидятся вновь. Так было всегда.       — Я знаю, что вы человек проверенный и информацией владеете, но многое сейчас изменилось. Мы потеряли несколько квартир, где прятали людей от гестапо. Вы должны понимать, что нет даже никакой гарантии, что вы и я будем живы через пару минут.       — Я знаю, — тихо прервал его скупой на слова незнакомец, — Прекращали бы вы трепаться, — прозвучало уже громче и язвительнее.       Гарик ничего не ответил. Он знал, что запуганные люди ведут себя по-разному. Тем более перед смертельной угрозой. Но, конечно, что-то неприятное кольнуло его под ребра после этих слов, которые он получил в обмен на заботу.       Не произнеся больше ни слова, парень стал карабкаться по лестнице вверх, чтобы первым выбраться наружу и оценить обстановку. Перед тем, как его прервали, он хотел рассказать, что делать в случае, если наверху поджидает засада или он увидит вдалеке патруль: на такой случай был запланирован знак — громкий стук ногой по люку, после которого оставшийся в канализации беглец должен был бежать дальше, где через несколько улиц его ждет другой проводник. Но, разумеется, оставалось молиться, чтобы с Гариком ничего не произошло. Он беззвучно поднял крышку люка и уже через мгновение оказался на улице, оглядываясь вокруг. Сердце, как бешеное, стучало в ушах. В тени ближайшего дома показалась знакомая фигура. Раздался свист, похожий на птичий. Пока что все было нормально.       — Вперед, — едва слышный шепот. Сначала из канализации показался портфель, а потом уже и сам беглец из гетто. Он вернул люк на место и они отбежали к дому, чтобы скрыться подле него. Там их ждала Дора – теперь неприметная девушка с серыми волосами, которая раньше очень любила красить их в разные цвета. Гарик пожал ей и незнакомцу руки.       — Передаю в твои руки. Удачи вам.       И убежал, еще не верящий в то, что он жив и смог вновь успешно довести человека. Хотя и радоваться жизни было рано — в городе все еще длился комендантский час, во время которого патрулирующие улицы частенько стреляют в нарушителей порядка на поражение.

***

      Гарик встречал рассвет, глядя в окно собственной квартиры, которая была не больше среднего размера комнаты. Она досталась ему от тетки, которая, перед иммиграцией в 39-м, не успела ее никому продать. В спальне умещались лишь крохотная металлическая кровать, комод, по совместительству служивший столом, табурет и стопка книг на нем. На кухне — кривоногий стол и шкафчик, а раковины не было. Единственный источник воды был лишь в ванной, из которого парень умылся, когда на ватных ногах вернулся домой. Путь домой прошел без происшествий, но, как и обычно, весь накопившийся страх быть пойманным напал на него тогда, когда он почти оказался в безопасности. Хотя какая теперь была безопасность дома — кругом соседи и коллаборационисты, готовые донести на тебя гестапо за спасение собственной шкуры. Розово-золотое небо виднелось над соседними домами, но само солнце еще не показалось из-за крыш. Гарик думал о том, смогли ли Дора и тот мужчина в безопасности добраться до убежища и что с этим человеком, когда-то представителем польской элиты, будет дальше. Тревога связывалась в его животе в тугой узел, как только он представлял плохой исход.       Бессонная ночь давала о себе знать, и глаза парня уже начинали слипаться, но все желание спать прошло, когда послышались торопливые шаги на лестнице и умоляющий стук в дверь.