Виды кровожадности

[Мхэй] Тик… Так… Тик… Так… Время неукротимо идёт вперёд. Песчинка за песчинкой… Сыпется сквозь дыры, уходит через пальцы… И его невозможно остановить. — Надеюсь, это останется лишь между нами? — произнесла Хранительница Элизиума. — В… настоящей тайне? Ах, этой тореадоршей можно любоваться вечно. Умнее, чем её собратья и сестры по клану. Темноволосая, как пантера, и с прямой, как стержень пера, причёской до плеч. Горе тому, кто не разглядит в этой причёске одну прелюбопытную отсылку на её старое увлечение египетской мифологией… — Всё имеет свою цену, Мелисса Антоновна. — Её собеседник пожал плечами. Невинный жест, подчеркивающий неизбежность сделки. — Как не вам знать о неумолимой тяге нашего с вами бытия… делиться чужими секретами с теми, кто может выдать интересную реакцию... и тем самым повеселить нас? Юношеские пальцы смугло-серого оттенка повертели перьевую ручку. Слишком бледные, чтобы повторить живой оттенок кожи, но чересчур тёмные, чтобы быть похожи на пальцы других местных старейшин. А эта ручка… Мелиссе действительно тяжело привыкнуть к современным технологиям? Или это попытка ввести её собеседников в заблуждение? Может, какая-то памятная вещь? Или акцент на её состоятельности? Вероятно, ей приходится каждую ночь соответствовать вкусам Князя, иначе с чего бы он выдвинул на должность Хранителя Элизиума питерскую тореадоршу, которая хороша лишь в своём писательском мастерстве? Возможно ли, что она перешагнула через себя и притворилась кем-то вроде Александры? А может, она разгадала вкусовые предпочтения Князя? Как много вопросов может вызвать всего лишь одна деталь на рабочем столе в директорском кабинете этой великолепной усадьбы… — Назовите мне цену, — произнесли мягкие губы, покрытые помадой темно-вишнёвого цвета. Этот цвет только сильнее подчёркивает её мертвенную бледность, она знает? Собеседник Хранительницы не сдержал улыбки. Надо было думать о цене раньше… Когда её никто не называл и никто не спрашивал. Инфляция — вещь многоликая. Она касается и сделок тоже. — Будем считать, что вы должны мне услугу, Хранительница… Как же приятно произносить эту фразу! Это лучше, чем подпись кровью на документе, пропитанным чародейским ритуалом. Хотя, нет… Последнее всё же ничто не может превзойти. Но когда такой документ действительно нужен — его никогда нет с собой, какая жалость. Приходится всё делать по старинке… Мелисса прищурилась, скрестила руки на груди и едва заметно задергала носком ноги. Действительно нервничает или лишь притворяется? В таком возрасте, да ещё и со Зверем в душе, это может быть что угодно. Она девочка умная… Она наверняка научилась контролировать свои эмоции. Правда, так и не позволяет себе платья с декольте… А жаль. Ее грудь привлекает не только мужское внимание. И разве конкретно это длинное фиолетовое платье может помешать кому-то представлять её голой? Там же всё такое же, как у остальных. — Да я никогда не отплачу такую услугу Архонту… — тихо вылетело из её прелестного ротика. — Что? — её собседник сделал вид, что не расслышал. — Ничего, синьор. Ничего. — Тореадорша тяжело вздохнула, собираясь с мыслями. — Просто объясните мне вы. Что это может быть за услуга, после которой вы забудете о моей тайне? Неужели мне нужно будет изобрести аппарат, как в фильме «Люди в чёрном», чтобы стереть вам память? Или подлизаться к Князю, чтобы он научил меня Доминированию? Что? — Ну, допустим, у вашего языка есть и другое применение… — двусмысленно пошутил собеседник. — Тихо-тихо. Я вам не враг, Мелисса. Причём я один из немногих, кто не склоняет вас к… нормальности. Если бы наша встреча была у вас единственной за сегодня, я бы даже удивился вашему выбору гардероба. Брюки и ботинки идут вам куда лучше. — К чему вы клоните? Она всё-таки нервничает. Как здорово, что она видит перед собой Архонта, пытающегося сохранить инкогнито. Что ж… Её тайна такая несущественная, что за неё можно запросить такой же пустяк. Но как здорово он поможет одному клану потом… — Для начала — забудьте то слово на букву «А», которое вы называли, Мелисса. Это не моя просьба, это просто мой хороший совет. — Тон голоса меняется, уходит ирония и насмешка, передавая Хранительнице ощущение «своего человека». — Этот титул приносит очень много проблем, поверьте. Вы обеспокоены домыслами и предположениями, и именно в таком состоянии разума вы склонны совершать глупые поступки, за которыми в Камарилье следует наказание. Расслабьтесь. Позвольте себе быть недогадливой. Клан Розы снисходителен к недогадливости. И вы не совершали ничего плохого. Просто… взяли пару услуг у Последователей Сета. И у тремеров… И я даже боюсь представить, у кого ещё. Но всё это ни в коем разе не ставит вашу голову под метафорический топор всего клана Розы. Пока нет. Ведь вы брали услугу у Змей, а не у цимисха… Так ведь, Мелисса? Женщина устало рухнула в кресло и помассировала тонкие брови. Ай-яй-яй. Так ведь и макияж попортить можно… — Тц, Змей бы тоже хорошо было скрыть из этого описания, — цыкнула Хранительница. — Хм… Но ведь никто не удивится Змеям в вашей любопытной биографии. Каждый тореадор рано или поздно берёт у них услуги. Годом раньше, годом позже… Мы, клан Розы, сильны и крепки благодаря любви и восхищению человеческих масс, но бессмертие забирает из наших душ огонь искусства. А без него… Творить шедевры невозможно. Мы лучше, чем любой другой клан, понимаем смертных, а ведь именно из-за страха перед человечеством существуют Традиции Маскарада. Мы, тореадоры, один из столпов Камарильи, потому что наша сила — захватывать разум человеческий... своими творениями и красотой. — На этих словах собеседник Мелиссы не побоялся бросить на неё оценивающий взгляд. — И если ваш талант стал угасать, почему нельзя подбросить в него дров с помощью пары ритуалов? Какая разница, к каким чародеям идти — к Узурпаторам нашей крови или египетскому культу? На мой взгляд… — Юноша изобразил руками весы. — Змеи хотя бы не смотрят на своих клиентов как на подопытных. Вас пойму не только я… — И всё же? — не унималась писательница. А её предупреждали. Её ведь предупреждали, что этот скелет можно не хранить в шкафу, в котором уже и так нет места. — Ну… Это сложнее сделать, вы должны понимать… — Говорите уж, сеньор. Услуга, которую я вам и так буду должна, затмит собой любые другие услуги. Мелисса хотела сказать: «Да куда мне падать ещё ниже? За то, что я связалась с шабашитским скульптором плоти из-за волос на теле, а вы об этом каким-то образом узнали, я уже, считай, на том свете. У нас тут Шабаш на пятки наступает, Князь ищет шпионов и будущих перебежчиков в своём гигантском домене, и тут очень не вовремя всплывает моя ошибка юности! Просите у меня, ЧТО УГОДНО, только заткнитесь, ради Каина! Ни Князю, ни главе моего клана — ни слова, УМОЛЯЮ! И сетитов не приплетайте тоже, Князь меня убьёт! Он до сих пор не может от них избавиться, не усилив при этом Тремеров! Да если он узнает мой секрет, я улечу со своей должности, как почтовый голубь, если не как второй том «Мертвых душ»! Мы же с вами друзья, как вы говорили, да?» О, милая Мелисса. Тебе ещё есть, куда падать… Кому как не твоему собеседнику знать об этом. — Я не хотел бы обременять вас такой просьбой… — Мимика как будто говорит: «Сейчас без шуток». — Но раз я знаю вашу тайну… Возможно, вы подержите при себе мою? Вот она — искра жалости в мудрых женских глазах. Её стоит разжигать, если нужно обмануть пол, с детства привыкший проявлять и улавливать чужие эмоции. Женщины любят жалеть… Им это нравится. Их слабость вовсе не в тощих ручонках, нет. А в склонности жалеть мужчин и других женщин. Так они самоутверждаются за неимением большого количества тестостерона. — И что же это за тайна, держать которую я не захотела бы? — Мелисса приподняла правую бровь и положила подбородок на свои прелестные длинные пальчики. Интересно, где она делает маникюр? И где находит на него время? Должно быть, ей приходится чем-то жертвовать… И ради чего? Признания Александры? Похвалы Князя и его потомка Леонида? Ах, эти тореадоры… Такие, как бы помягче сказать… Неэффективные. — Я тут подумал, когда узнал про вас… — Перьевая ручка была положена на место. — А что, если мне проникнуть в клан Змей и разузнать, кто ещё пользуется их услугами? Может, так будет легче вычислить настоящего предателя… На нейтральной стороне шабашиты часто ведут себя слишком расслабленно. Особенно на приёме у тех, кто поставляет расслабление в больших дозах. — О-о… — удивилась Берестова. — Даже так? Вы… Постойте, кха… Тореадорша закрыла глаза, нахмурилась и начала непроизвольно указывать пальцами в сородичей, которых она представляла. Такая маленькая помощь воображению. Собеседник молчал и любовался произведённым эффектом. Тик… Так... — Это же получается… — произнесла Хранительница, — Князь… эм… Он специально позволяет сетитам оставаться в Москве, чтобы ловить предателей в их домене? Не только чтобы сдерживать тремеров? Молчание и хитрый взгляд был ей ответом. Она восприняла это как просьбу говорить дальше: — И если вы притворитесь, что разделяете их веру в Сета как первого вампира, но сделаете это тайно от Князя, вы сможете преподнести ему… или даже Юстициарам полную информацию о грязном белье каждого сородича Москвы? Вы что, хотите стать Примогеном вместо Александры?! Или следующим Князем?! Или вы собираетесь уничтожить местных Змей изнутри и занять их место?! Какая она милая… Она действительно считает своего собеседника Архонтом, который играет в ту же игру, что и она. Александра, наверное, постаралась убедить её в своих домыслах. — Тише, тише… — Следующим словам не помешает немного сверхъестественной убедительности. Ведь чем убедительнее этот голос, тем больше паранойи он вызывает. Паранойя — это скорее слабость, чем сила... — Мелисса, милая, да зачем мне что-то, привязывающее меня к Москве навсегда? Я более чем доволен ролью, которую имею. Я много раз повторял и буду повторять: я не ищу войны с Александрой. А ещё я не гожусь на роль Князя, да и не хочу этого. Я слишком устал от закулисных интриг и мелочной возни с неонатами, чтобы желать царского трона. Категоричный взмах рукой — как финальный аккорд этой тщательно продуманной реплики. — Сеньор… — Тореадорша замялась, подбирая ответ. Именно сейчас время не на её стороне. Когда ты пишешь романы или статьи, неудачное слово можно стереть и заменить… Но только не здесь. У Сородичей зачастую хорошая память. И слово не воробей: вылетит — не поймаешь. — Моя идея — лишь эффективный способ разведки, поверьте. — Собеседник Мелиссы говорил мягко и спокойно, словно напевал колыбельную. — Меня почти тридцать лет не было в Москве, а ничего не изменилось. У Змей даже бизнес расцвёл. Что, если Князь тайно служит Сету? Очаровательная Хранительница, судя по мелким движениям глазных яблок и подёргиванию лицевых мышц, начала искать железные факты в подтверждение или опровержение этому. Но ни того, ни другого она, увы, не могла бы вспомнить, потому что даже если бы её великий и ужасный Князь был Последователем Сета, он бы прекрасно маскировал этот секрет. Он ведь вентру, а они по природе своей… слишком озабочены статусом кво. Взять, к примеру, его потомка, Леонида. Какое удручающее зрелище он из себя представлял в восьмидесятые… Должность Примогена занята его грандсиром, а его самого называют не иначе как «дитя Гарпии». Успешный и очень талантливый оратор — но поглядите-ка: вынужден отсиживаться в тени своих старших собратьев. И это даже несмотря на то, что его аукционы до сих пор собирают самую влиятельную бессмертную публику. Он страдал… Он чах в этом болоте застывшей иерархии. Но ему повезло… Он повстречал тореадора, разделяющего его взгляды и мечты. И этот тореадор поделился с ним способом, позволяющим держаться «на плаву» и ждать. Ждать, пока кто-нибудь из старых вентру не встретит Окончательную смерть. Леонид принял этот способ слишком близко к сердцу. Дело в том… что для этого способа необходим партнёр, умеющий держать язык за зубами. Тореадор не просто стал таким партнёром. Он давал Леониду самую редкую вещь на свете: минуты и даже часы чистого доверия друг к другу. И вентру изменился. Он стал… полноценным. Исчезло мучительное ощущение того, что ему чего-то не хватает. Но нигде… и никогда… он не рассказывал об этом способе другим Сородичам. Он боится потерять статус кво. Боится порочащих слухов… Такая глупость, если честно. Все мы порочны по своей натуре. Хотя... Недавно он взял опекунство над дитя своего покойного сира. Кто знает, может, между этими двумя вентру образовалась такая же связь, как между Леонидом и тем тореадором? — Ладно, я поняла, о чём вы говорите, — вздохнула Мелисса. — Вы занимаетесь расследованиями. Но почему именно я должна держать ваш секрет? — Всё просто, в общем-то. — Юноша оглядел стол возле него в поисках ещё какой-нибудь мелкой вещицы. — Как тореадор, я могу обратиться лишь к кому-то моей крови. Но здесь есть проблемка. Александра может быть в сговоре с Князем, ведь она не скрывает, что она его любовница. Почти все остальные выжившие тореадоры Москвы — её потомки. И вы наиболее влиятельная из тех, кто её потомком не является. Вы получили Становление в Петербурге… Я не могу точно это подтвердить, но, возможно, вы мой потомок. Правда, это совсем не важно. Главное — что только вы сможете подтвердить, что я не причастен к культу Сета, если моя затея с внедрением к ним окажется… неудачной. Прискорбно об этом думать, но без вашего чудесного голоса эта затея обречена на провал. Вы со мной, Мелисса? Ах, эти заговоры… Так и волнуют душу, не правда ли? Жаль, что всё это происходит в тишине, а то бы Хранительнице не помешала подбадривающий звуковой ряд. Ну же, милая, соглашайся. Тебе нечего терять: твой собеседник уже знает о твоих делишках в логове Змей. — Допустим. Хорошо, я поняла, о чём вы меня просите. Я могу предоставить вам голос в вашу поддержку. А теперь подскажите, как можно скрыть мою связь с сетитами, м? О-хо-хо… Её умственные способности явно были переоценены. Жаль. Впрочем, какая разница? Один клан от этого очень выиграет. — Ну… Теперь я смогу выступить посредником между ними и вами… — Собеседник облокотился на спинку стула и перекинул ногу на ногу. — Да и... Чем дольше тореадор существует, тем больше вероятности, что он брал услуги у Змей… А у этого тореадора могли брать услуги другие тореадоры… Кажется, я припоминаю один свиток с ритуалом, который убирает лишние волосы навсегда… И я продал вам его, помните? Мелисса не сразу поняла, что это проговаривание спасительной лжи. Но всё же поняла. — Да… Да! Конечно, сеньор… И я не спрашивала, где вы его достали. — Именно. — Тёплая улыбка. Чтобы она получилась тёплой, нужно слегка напрячь мышцы и под глазами. — Вы не задавали мне этот вопрос. Со временем… вы смогли оплатить цену этого свитка. Поэтому сейчас вы за него ничего мне не должны. Хранительница восхищённо поцокала языком и неодобрительно покачала головой. — Какой же вы… потрясающий мерзавец, — произнесла она, сделала многозначительную паузу и добавила: — Мигель. Она уже знает, что её собеседник воспринимает такие слова как комплименты. Мерзавец… Мёрзнуть… Мороз. Холод. Это слово до сих пор выглядит как проявление уважения. «Мерзавец»! Звучит-то как звонко! Словно где-то просвистел кнут и лязгнули цепи с кандалами. — Буду с нетерпением ждать момента, когда я смогу сказать то же и в вашу сторону, сеньорита. — Не вставая со стула, юноша отвесил символический поклон и снял невидимую шляпу. Очень полезно думать про себя в третьем лице — так легче анализировать собственное поведение и искать свои слабости. — Тц, ну какая из меня мерзавка? Мне даже некогда спускаться вниз, чтобы приветствовать каждого гостя… — Она отвела взгляд и сделала вид, что ей безразличны слова испанца. — Наверное, очень скромная, — шутливо ответил юноша на риторический вопрос. — Или умеющая находиться в двух местах сразу… Ведь иначе откуда бы вы взяли время, чтобы спуститься вниз, когда я разговаривал с Леонидом и Александрой? Неужели кого-то ждали? А потом забрали этого «кого-то» к себе в кабинет... Мелисса приподняла тонкую бровь и смело посмотрела в карие глаза своими бездонно-зелёными. Такой редкий цвет глаз… Два прелестных турмалиновых камешка. Или они больше похожи на молдавит? — Вы хотите поговорить и об этом, сеньор? — спросила она. — Да что тут говорить… Юноша встал и подошёл к книжной полке. Все эти корешки — разумеется, мишура. Декорации. Но это хороший способ красиво уйти из-под воздействия Дисциплин. Смотришь себе на разнообразные фамилии и названия… Словно это не менее важное дело, чем разговор по душам. — Ну уж скажите, если есть, что сказать, — произнесла Хранительница. Что она хочет услышать? Вероятно, что-то такое, где нет ни слова о её маленькой слабости. Мелиссе нравится проводить время с женщинами — это факт. Очень нравится весело щебетать об общих увлечениях, смеяться над невинными пошлыми шуточками и хвалить нижнее бельё подружек. Книги убедили её, что это поведение возможно повторить и в реальности, и тогда она будет счастлива, как книжный персонаж. Стихи, которые она пишет, возвышенны, но наивны. Она застряла в прошлом… Это погубит бедную Мелиссу рано или поздно. — Да мне как-то нет дела до вашей новой игрушки. — В бледно-серых руках оказалась миниатюрная книжка с каким-то классическим романом. — Ну гуль и гуль… Возможно, она тоже любительница кисок? Со стороны Мелиссы раздался вздох. — Вы же сейчас шутите, верно? Вам не могли не сообщить, что это не гуль, а гангрел. Я удивился. Ого! В этом древнем теле ещё осталось место для удивления! — Однако же, очень даже могли. — Юноша повернулся спиной к книгам. А обложка у этого издания ничего… Приятно чувствовать качество материала на ощупь. — Это ведь не единственный сородич в Элизиуме, о котором я ничего не знаю. Ну… — Широкая улыбка. — Теперь-то, конечно, я уже знаю. Как вы могли так напортачить со столь ценными сведениями о вас, сеньорита? Мелисса пожала плечами. В момент, когда они находились на самой высокой точке этого жеста, Хранительница ненадолго потеряла грозный эффект от своей прямой осанки. — Да пусть все знают… Это ведь не преступление. Злата тоже общалась с Кирой… Редко встретишь интеллигентную представительницу дикарей. — Хотите, чтобы я узнал её поближе? — своевременно спросил собеседник. — Нет! — испуганно отчеканила Мелисса. — То есть… Вы найдёте её неинтересной. — Хранительница поспешно приняла равнодушное выражение лица. — Зачем ей болезненный опыт от расставания с таким тореадором, как вы? Уверена, вы можете соблазнить её так быстро, что даже не заметите этого. Она… Словно ребёнок. А насколько я помню, вам интересны такие, как Леонид или Марк. «Да зачем мне соблазнять твою любовницу? — подумал этот «соблазнитель». — Я и так узнал сейчас про неё всё, что мне нужно. Или ты специально рассказала мне о ней, чтобы я проигнорировал её существование?». — В детях есть особое очарование, разве нет? — улыбнулся я, поглаживая корешок книги. — Даже в тех, кому перевалило за сотню... Она не поняла намёк. Что ж, это и к лучшему. Мелисса считает себя взрослой — пусть так будет и дальше. — Давайте сменим тему, сеньор, — отмахнулась госпожа Берестова. — Зачем же? — перебил её я. — О моих постельных интересах мы с вами уже говорили. Пора нам поговорить и о ваших. У вас всё серьёзно — или так, чешете ей за ушком? Когда твой собеседник очень-очень долго ненавязчив и лёгок в общении, такие резкие «перемены тактики общения» обескураживают и заставляют говорить как можно быстрее. — Ну вы, конечно, нашли, что спросить… — усмехнулась Мелисса. — Наглеете, сеньор... — Вы сами подняли эту тему… мадмуазель. — Ещё и язвите-с, сударь. — Она насладилась этим мигом удачной шпильки и расщедрилась на сплетни: — Когда мы с Кирой сидим в этом кабинете, мы общаемся о поэзии. Иначе почему же она могла заинтересовать меня? Как сказал бы Шерлок Холмс, «Это элементарно, мой дорогой Ватсон». Теряете хватку, сеньор. Эх, Мелисса, Мелисса… Знала бы ты о подлинных мотивах и мечтах своего собеседника… Не вела бы ты с ним таких разговоров. Когда-то очень-очень давно, множество личностей назад жил-был… Не помню. Это было почти триста пятьдесят лет назад, я выкинул из своей памяти лишнюю шелуху. Страсти, гнев, страхи и обиды, которые я испытывал в смертной жизни — такие смешные мелочи, правда! Лишь познав бездну отчаяния, можно освободиться от оков эонов. Божественные силы, насмехающиеся над людьми — это не только философия бытия, нет. Это очень древняя борьба, начавшаяся где-то на берегах Нила. Эоны шепчут каждому человеку с рождения: страдай, падай, умирай… Но чтобы поиграться с ним подольше, растягивают мучения на невообразимо долгий срок. С нашим прародителем эоны тоже обошлись очень и очень несправедливо… И он восстал против них. Слишком много вариаций есть у извечного мифа смертоубийственной борьбы двух братьев. Одна из них — библейская история о Каине и Авеле. Другая, более древняя — о Сете и Осирисе. Все они имеют разные трактовки, поэтому найти истинную мне представляется невозможным. В одном я уверен наверняка: Сет существовал на самом деле. И он на самом деле был богом — в понимании смертных, конечно же. Мы, бессмертные, благодаря водам Дуата владеем таким арсеналом возможностей, что можем легко называть себя небожителями. Даже в моей голове не укладывается величие моего грандсира, чей грандсир, по его словам, получил дар бессмертия от самого Сета. А это не предел величия… Что из этих преданий — красивая метафора, а в чём есть зёрна правды? Удивительно, как легко запутать пытливые умы в этой бесконечной философии бытия. Особенно тех, кто сам склонен к долгим размышлениям. Слышал я про одного неоната из клана Бруха… Мои Дети провели с ним много тактических бесед, и теперь он не мыслит своего существования без служению нашим доктринам. В этом я уверен. Учение, которое Сет оставил своим потомкам, невозможно постичь без его Откровений. Лишь личный опыт открывает глаза на истинное устройство мира, и откровения Тёмного Бога дают такой опыт. Необходимо сбросить с себя множество предрассудков, сомнений и привычек, чтобы посмотреть на происходящее как бы со стороны. К чему смертные идут? Ради чего они жертвуют тем же, что хотят получить в итоге? Когда у смертного есть выбор, как жить, он редко выбирает самый лучший и приятный вариант. Это… несправедливо. Вы когда-нибудь видели, чтобы эмбрион подписывал договор? Но стоит ему открыть глаза — как его учат слушаться любых родителей, идти по строго определённой стезе и делить мир на «добро» и «зло». Словно он подписал договор о том, что не имеет права следовать зову своих желаний. Впрочем, я отвлекаюсь. Божественные силы, духи, эоны… Они диктуют, как человечеству следует жить. Но их можно ослушаться. И тогда-то на помощь приходим мы… Поправочка: один клан. Какая разница, к кому я себя причисляю теперь, когда я работаю один? Пока мои Дети и потомки идут по моим следам, сидя в храмах, я обретаю силу на острие войны. Риск и познание неизведанного — это путь к победе над богами. Ровно как родиться или оказаться на социальном дне, но выкарабкаться из него, так и сохранять молодость ума спустя века — непосильная задача. Однако, совершенно не невозможная… Выполнение этой задачи закаляет дух и разум, словно тренировка на спортивном корте. Это поначалу больно, да. Как рост костей. Зато... потом можно увидеть диктатуру эонов и победить её. Ммм… Не стал бы я рассуждать о том, что и так знаю, без особой необходимости. Меня ждёт Мелисса… Но время иногда останавливается, не так ли? Тик-так… Тик… Так… Этого никогда не было, но это есть, и это уже случалось в будущем — так почему бы не раскрыться перед этой стихией? Нашептать ему о моей точке зрения… Даже если песок времени со мной не согласен. Как и у людей, у Сородичей тоже есть слабость перед временем: они склонны застревать в прошлом и крутиться в колесе страданий. Но не стоит винить их, ведь для познания Откровений нужен мудрый наставник. Такой, который образумит юнца, опечаленного Окончательной смертью своей не-мёртвой подружки, и обратит его внимание к более существенным вещам: всеобщей гармонии и Сету. Даже как-то смешно теперь вспоминать себя прошлого… Но мне стоит простить себя, ведь слабый Мхэй на тот момент был всего лишь птенцом. Погружать заблудших овец в пороки куда приятнее, чем вечно терпеть рядом с собой одно и то же лицо. Возвращаясь к милой Мелиссе… — Ещё и язвите-с, сударь. — Она насладилась этим мигом удачной шпильки и расщедрилась на сплетни: — Когда мы с Кирой сидим в этом кабинете, мы общаемся о поэзии. Иначе почему же она могла заинтересовать меня? Как сказал бы Шерлок Холмс, «Это элементарно, мой дорогой Ватсон». Теряете хватку, сеньор. Я усмехнулся, поставил книжку на место и ответил: — Если вы говорите правду, то это вы теряете хватку, дорогая. Поэзия? Не смешите меня. Если это ваша любовница, то вы хотите заполучить её полностью… Сделать беспомощной, не способной сопротивляться вашей воле. Или же чтобы это сделала она с вами. Вы хотите именно этого, Мелисса, и всё, что вы делаете с ней здесь — лишь путь к более интимным играм. Но торопитесь. Если её, как вы сказали, и правда так легко соблазнить… У вас её уведут. И не обязательно я. Может, это будет Марк? Сегодня я видел их вместе… в клубе Златы. Они мило общались о чём-то. Может быть, о дальнейшей встрече тет-а-тет, ммм? Я попрощался и оставил Хранительницу хватать ртом воздух. Её собеседник мог бы показать, на что он способен, и через демонстрацию способностей, но это как-то… по-детски, что ли? Мелисса же не такой ребёнок, как Марк. Она способна разглядеть силу в словах. Жаль только, что ей не хватает актёрского таланта, как у Златы, ведь тогда наш приятный разговор длился бы дольше, и она не чувствовала бы себя слабой передо мной. Элизиум… Такой изысканно-красивый, с мраморными поручнями и ступенями, с картинами и лепниной известных мастеров и просторными залами, в которых когда-то давно устраивали балы и светские приёмы, а сейчас располагается компания Мелиссы. Он такой красивый, но такой пустой… Даже несмотря на то, что светильники здесь повторяют свет из прошлых эпох, когда ещё не было изобретено электричество, и здесь уютно даже для моего клана, Элизиуму часто не хватает многолюдности. С другой стороны, когда здесь выступает Князь с официальными заявлениями, Элизиуму не хватает пространства. Парадокс… Снаружи я надел солнцезащитные очки. У них множество функций, и мне нужны все они. Фонари и фары встречных машин бывают ярковаты. Жаль, что у стекла автомобиля нет приложения, которое снижает яркость экрана с минимального значения до минусового. Когда я шёл к машине, мне пришло несколько сообщений на телефон. Как интересно получается… Завтра я увижу не только Марка, но и его подружек? Не многовато ли Сородичей на один небольшой дом? Я должен узнать их прежде, чем они переступят порог к моему стаду. И вот Марк получает звонок от «Его проклятия»... или как он там меня переименовал. Маленький, слабый юнец отлично разбирается в техниках манипулирования, поэтому его иррационально страшит любое общение с тореадором-старейшиной. Эоны велят ему: беги, оставайся прежним, не тянись к силе… Он отвечает не сразу. Сперва он смотрит на отвратительно-яркий экран своего телефона и сомневается, отвечать или нет. Но он видел меня в клубе, когда я смотрел на него, и знает: телефонный разговор — самый безопасный способ общения со мной. — Алло? — раздаётся его неуверенный голос. Напуган до чёртиков, бедняжка… А значит, его страхи не должны оправдаться. — Не буду отнимать твоё драгоценное время, мой мальчик. Просто скажи, кого ты пригласил на нашу игру. Четыре — это не два… Тц-тц-тц. Я их знаю? Его наверняка передёрнуло от «моего мальчика». Марку стоит расслабиться и просто ответить на маленький вопрос. Это ведь не угроза, в конце-концов. Сейчас собеседник Марка имеет в виду именно то, что спрашивает: кто эти прекрасные дамы. Но неонаты, столкнувшиеся с искусством светской беседы, склонны нервничать из-за ерунды… — Ну… Это… Как сказать… Эм… Фигурально выражаясь… Дочка полицейского и, эм… девочка с ушками? А. О-о… Интересные дела! Значит, с первой у меня сегодня в клубе был не последний разговор? Ммм... — Эльвира и Кира? — спросил «Его проклятие» у Марка. Да, это очень грубое нарушение негласного правила «не называть имена сородичей», ведь на этом или другом стороне невидимого провода нас могут подслушивать. Но come on, какое мне дело до чужаков! Это их проблемы, а не мои. — Ага… Вы их знаете? То есть ты. Ты их знаешь? Как мило он пытается усидеть на всех стульях, переходя с «вы» на «ты», как я просил его, и обратно, как ему велит его сердце. Он не чувствует во мне друга… пока что. — Обо мне не беспокойся, милый. Главный вопрос в том, знаешь ли их ты… Или просто хочешь прикрыться первыми встречными. Увы, Марк пока не научился состязаться со мной в искусстве «шпилек». Боится задеть и обидеть умного собеседника. Ха… Если он подставляет вторую щёку — значит, будем бить дальше. — Вот завтра и узнаю их лучше. Там же… надо ставить истории вместо денег, так? — сказал тореадор. — Тебе стоит заранее убедиться, что они придут сытыми, дорогой. — Чтобы добавить в голос железа, достаточно чуть сильнее напрячь пресс. — Если мне будет нечего есть… Я вспомню про десерт… — Аа… ээ… эм… — Или даже про три, ммм… Словно по акции «три по цене одного». Сейчас Марк как никогда близок к тому, чтобы упустить шанс подняться выше за счёт смертных. Но я не зря выбрал именно его. Этот тореадор… алчен. И я сделаю так, что он захлебнётся в деньгах и связях. Они переполнят его, сомнут и уничтожат. Но я буду рядом… Я подскажу, что ему делать дальше. — Может, мне стоит отказаться? — спросил Марк у своего ночного кошмара. — Я же их не контролирую… Юный тореадор не знал, чего ожидать. Он мучился от неправильного мышления и запутался в своих желаниях. Но Марк не мог не догадаться, что в данной ситуации прислуживать Злате — это его потолок, пробить который он может лишь с помощью пугающе-соблазнительного собеседника. С которым, ха-ха, он даже целовался. Ах, какое незабываемое выражение лица я увидел, когда его ломало от осознания собственных действий… Оно стоило того, чтобы я достал свой маленький козырь. Я перечислил Марку детишек, которые точно придут за завтрашнюю игру. Каких только кадров там нет… Дети судей, депутатов, военных, шоуменов, продюсеров, режиссёров… Некоторые уже давно являются известными блогерами, и их ждёт великое будущее. А ещё… Они сами могут вывести Марка на нужных людей. Где ещё такое возможно? — Даже так… — Марк задумался, обрабатывая новую информацию. Маленький мальчик внутри него очень-очень хочет поступать правильно и считает, что проявление слабости — это катастрофа. От пяти до двадцати пяти и даже пятидесяти пяти лет — крайне малое расстояние. Дети внутри людей не умирают, а прячутся и управляют поведением «оболочки», будто духи. Кто-то не наигрался в детстве и пытается наиграться всю свою жизнь. У кого-то было слишком много вещей, и ему остаётся искать новизну в наркотиках и беспорядочном сексе. А очень многие… желают признания и уважения, которые не каждый родитель готов отдавать беспомощным существам вроде детей. — Неужели ты просто не можешь заранее накормить их в своём чудесном заведении? — напомнил я тореадору. — Ты способнее и сильнее, чем кажешься самому себе. Уж поверь, среди таких, как мы, много таких, которыми мы с тобой управляем, малыш... Марк ещё слишком юн, чтобы пресытиться лестью и не обращать на неё внимания. — Ладно, я попробую… — со вздохом сказал он. — Попробую. Спасибо… что разрешил мне их привести. Просто… Я не могу понять, когда ты шутишь, а когда — нет. Хм-м… Его голос звучит так, словно над его отношением ко мне поработал кто-то ещё. Будто и не было ни нашей с ним забавной охоты, ни его переодевания в горничную, ни приватного разговора в стрип-клубе. Забыл ли он, что я считаюсь старейшиной, или просто учится у Златы актёрскому мастерству? Способен ли он применять такие тактики, как она? Она могла бы притвориться, что почти сдалась и «поплыла по течению», созданному моей рекой; отстранённо наблюдать в амплуа ослабленной и уставшей женщины за моим поведением, анализировать мои слова как бы «со стороны», чтобы потом разгадать мои мотивы и цели. И выйти сухой из воды, с совершенно не изменённым мышлением и мировоззрением. В таком случае я приглядываюсь к собеседнику, ищу всполохи его ауры, как когда-то делал один мой друг… Жаль, что он давно, лет сто назад затих в моей голове. Возможно, через какое-то время после диаблери мы слились с ним воедино, поэтому я легко притворяюсь тореадором. И так как потом я больше никогда не совершал диаблери, я один в своей голове. Мне хватило просто попробовать это удовольствие, чтобы разобраться в нём и тех сородичах, которые часто его практикуют. К чему это я… Вот почему со мной лучше разговаривать по телефону. Аура не скроет никаких эмоций. — Значит, тебе есть, куда расти, мой мальчик, — услышал Марк от своего собеседника. — Конечно, я мог бы разжевать тебе специфику моего юмора, но тогда пропадёт весь его смысл. Как я уже тебе говорил… В разговорах со мной ты закалишь себя и заостришь свой язык. Неужели твоя… приёмная мать не учила тебя этому? Тореадор ответил на сразу. Я поглядел на часы. Надо бы закругляться. Но Марк меня удивил: — У меня с ней мало общего. Извини… если я… вёл себя, как дурак. Эх... О-о, он не просто поменял ко мне отношение, но и задумался о своём поведении? Кого мне надо поблагодарить за своевременную помощь? Кто это анонимный доброжелатель? Неужели Виктор? Или Леонид? Возможно, это был Леонид. Он хотел сегодня приехать в стрип-клуб… Но что-то я его не видел. Или просто не заметил. Там охотились и другие вампиры. Одного мужчину я даже не знаю, но если он сидел в компании с Марком и девочки из Элизиума, то может быть Сородичем тоже. Ещё с Марком общалась Эльвира. Довольно долго они общались. А когда они разошлись и я заговорил с ней, Марк мог встретить Леонида. Мог же? Вполне. — Если ты винишь себя за что-то, друг мой, то напрасно, — мягко сказал я. — То, что ты жив и не имеешь особых проблем, означает, что я ни за что не сержусь на тебя. Прошлое — в прошлом. Спасибо, что честно ответил на мой простой вопрос о своём… эскорте. А теперь мне пора. До встречи. Я положил трубку и завёл двигатель. Дорога к моему пункту «Б» будет извилистой, как змея. Для начала, я проверю рукой пассажирское и заднее сидение. Я должен быть уверен, что в машине я один. Затем я поеду в противоположную от нашего Храма сторону — ко второму своему автомобилю. По дороге я проверю, нет ли за мной слежки. Если она есть, я сделаю вид, что захожу в жилой дом, а уже там сменю личину и выйду… другим человеком. Если слежки нет или я её не вижу, как сейчас — я припаркуюсь чуть ближе к сменному авто, в каком-нибудь безлюдном месте, выйду наружу и понаблюдаю за обстановкой. Параллельно с этим я сменю личину, смотря на себя в отражении автомобиля. Если у меня это не получится — значит, на меня смотрят. Я понял эту закономерность методом многих экспериментов. Но вот удача — когда я так стоял, я легко увидел другого себя: постаревшего лет на тридцать, без солнцезащитных очков, с посветлевшим цветом глаз, порозовевшей кожей и потемневшими до черноты волосами. Возможно, если бы при жизни я был чистокровным жителем Египта, а не потомком рабов, падших женщин и мореплавателей, я имел бы именно такие волосы. Волосы… Среди Последователей Сета ходит поверие, что Сет отмечает избранных рыжим оттенком волос. Меня заметили в том числе благодаря тому, что всё детство и юность я работал под палящим солнцем, и мои волосы частично выгорели. Забавно, что я ещё при жизни ненавидел солнце… Мои Дитя и потомки иногда балуются тем, что окрашивают свои волосы в рыжий, носят парики или добавляют отдельные рыжие пряди. Не всем повезло так, как мне. С другой стороны, их кожа изначально была бледнее, чем моя, и теперь они слабо отличаются от других зрелых Сородичей. Завершив своё преображение, я в очередной раз попытался уберечь чёрную «тореадорскую» машину от посторонних взглядов. Скрыть её ото всех, словно я скрываю себя… Прямые желания не подходят для этого. Мне стоит попробовать иной способ. Когда я воздействую на эмоции, я обращаюсь к своей личности, а когда отворачиваю чужие взгляды и внимание от себя — я словно «ускользаю» в пространственный карман. Полагаю, чтобы спрятать большой объект, мне нужно, чтобы «ускользнул» он? Даже от моего взора. Хм-м-м… Вот бы мне узнать, как это делают более опытные собратья… Вот бы мне с ними со всеми поговорить! На чём я должен сосредоточиться, чтобы у меня всё получилось? Тьма… Тени… Незаметность… Слиться с окружением… Не выделяться… Могущественная кровь в моём теле отозвалась на мой зов, но что-то шло со скрежетом и сопротивлением. Голова закружилась, и меня словно начало выворачивать изнутри… Кровь не понимала, что я от неё хочу, но я постарался сопротивляться этому ощущению. Всё кружится… Всё одинаковое… Машины, деревья, асфальт… Серое, всё отвратительно серое… Я СПРАВЛЮСЬ. Взять себя в руки! Стоять прямо и анализировать то, что я чувствую. Моя ложная личина ещё на мне? Хорошо... Нет, не получается. Я что-то делаю не так. Опять… Но я буду пытаться снова и снова. Я прочитаю все книги и дневники Сородичей, до которых дотянусь. Я отыщу то, что заинтересует мастеров Затемнения. Я никогда не сдаюсь окончательно. Если у меня не получается то, что я хочу, я отработаю то, что уже умею. Я доведу это до автоматизма — что порой лучше, нежели иметь сотни способностей. Стоит радоваться и тому, что я уже научился исчезать из-под носа, когда на меня смотрят. Всегда по-разному, но это получается — значит, прогресс есть. Значит, у меня есть шанс стать ещё сильнее. Ну и ну… Этот сородич, который сейчас петляет по дороге к своей «сменке», порой чувствует себя неонатом… Если есть идеи, как стать могущественнее и опаснее, значит — ты ещё слаб. Если эти идеи кончились — значит, пора искать новые. Даже великий Сет не смог присматривать за своими детьми вечно, а значит, и у него есть слабость. Но когда-нибудь… Когда-нибудь очень скоро… Он проснётся от долгого сна и направит нас на последний бой. Он рассудит наши культы и укажет на верные дороги. Он образумит тех несчастных неонатов, которые примкнули к Шабашу полвека назад и называют себя Змеями Света. Как они могут присвоить себе древний символ мудрости, если они хотят остановить пришествие нашего великого прародителя? Как эти глупцы смеют утверждать, что знают о своих истоках? Почему бы им не считаться безродными каитиффами? Откровения Сета меняют и объединяют своих слушателей едиными стремлениями. Вероятно, по какой-то причине у наших отступников с Гаити не было возможности обучиться всему, что им нужно. А вот и серая невзрачная иномарка… Она стоит в россыпи своих близнецов — настолько же непримечательных и не слишком мытых. Серый цвет практичен и не собирается никому ничего доказывать. Пройдя через Откровение Пресыщения, никто не захочет иметь что-то вычурное. Зачем? После мойки машины на серой поверхности не так сильно заметно паутину из микроцарапин, как на чёрной. И зачем нужен определённый бренд, когда это лишь иллюзия принадлежности к какому-то обществу? Функция транспортного средства — доставить меня из точки «А» в точку «Б». К слову, я немного подкорректировал свою личину перед тем, как подошёл к иномарке. Довёл её до того образа, который знаком моим Детям. Впрочем, они знают многие мои личины.