Виды кровожадности

[Илай] Большой чёрный кот сидел на подоконнике и смотрел на улицу через несколько слоёв стекла и пыльные прутья решётки. Не то подросток, не то мужчина сидел на этом же месте. Его ноги были почти столь же коротки, как и руки, а вибриссы улавливали движение воздуха в кабинете. Массивное лицо мейн-куна, слабо похожее на маленькие морды обычных домашних кошек, отражалось в стекле, но мужчина не любовался собой. Гангрел ушёл глубоко внутрь себя. Отрывки мыслей плавали в океане печали, как обломки кораблей. Не о чем думать… Нечего вспоминать… Не с кем делиться приятными переживаниями… которых нет. «Я же уже не птенец? — спрашивал себя Илай. — Я могу считаться неонатом? Я пробыл вампиром уже двадцать лет. Этого ведь достаточно, чтобы мои достижения приписывались мне, а не сиру? Мой гуль теперь директор… ха-ха… Но эта ветклиника не является моим доменом! Я… Я всё ещё бомж?» Илай не умел строить планы и не хотел влезать в политику сородичей. Его устраивало, что ничего не меняется в его не-жизни. Сначала — смерть немногочисленных близких родственников. Затем — смерть родителей в автокатастрофе и разлука с любимым псом. Детский дом. Голод, унижения и избиения. Мысли о самоубийстве. Побег. Холод и болезни. Попрошайничество. Побег от тех, кто «крышевал» этот бизнес. Выживание в окружении животных — единственных друзей. Становление. Поедание животных, которых хотелось накормить и отдать в ласковые руки. Мысли о самоубийстве. Первый контакт с огнём солнечных лучей. Попытка понять свою новую природу. Знакомство с сиром и долгое обучение. Познавание мира сородичей. Помощь в первой зачистке от тех, у кого нет сира. Слежка за теми, кто не понимает свою природу и может убить слишком много невинных людей. Обучение и охота. Слежка за теми, кто может оказаться шпионом Шабаша. Выживание. Охота. Провал в памяти и необъяснимо долгое пребывание в торпоре. Утоление жажды, сводящей с ума. Убийства, убийства, убийства… Охота на животных — это всё равно что убийство друзей. Но вот убит и невинный человек... «Не надо хуже… Я не хочу, чтобы мне стало ещё хуже!..» А хуже могло быть. Илай видел это в глазах и голосе своего сира. Инна рассказывала молодому гангрелу такие истории, что он снова думал о самоубийстве. «Не делай этого, — качала татарка головой. — Пожалуйста…» И Илай слушался. Он любил Инну так, словно она стала его второй матерью. Однажды гангрел спросил у неё, стараясь не говорить картаво: «Скажи… а каково это было — выживать во время войны?» Чистильщица грустно вздохнула, посмотрела невидящим взглядом под ноги и ответила: «Война… Это когда все твои друзья уходят… и не возвращаются. Все добрые парни и мужчины в расцвете сил, которые поддерживали тебя и любили… исчезают. Все женщины, которые радовали тебя своими улыбками… рыдают и покрываются морщинами. А вернувшихся репрессируют… Репрессии, репрессии, репрессии… Настоящий конец света...» Илай чувствовал большое уважение к Шерифу и понимал, почему Инна помогает ему изо всех сил. Не только потому что так приказал Князь… Нет. Богдан — это Тот, Кто Вернулся. Значит, он будет возвращаться снова и снова. Скрипнула дверь, шелохнулся воздух. — Всё ещё сидишь здесь, Илай? — спросил Фёдор Матвеевич. Кот повернул уши в сторону голоса и лениво обернулся. В белом халате, аккуратно подстриженный и с ухоженной бородкой, приятно пахнущий и подтянутый — этот мужчина теперь совершенно не был похож на прежнюю версию себя. Матвеич сильно изменился благодаря тому, что пил кровь вампира время от времени. Вслед за гулем в кабинет главного ветврача зашла сотрудница ветклиники. Обычная, непримечательная женщина средних лет в круглых очках. — Почему вы его так назвали, Фёдор Матвеевич? — полюбопытствовала она и присела на гостевой стул. — Это же вылитый Бегемот. О да, Илай вызвал фурор своим появлением в ветклинике. Гангрел хотел лично проинспектировать, как теперь обстоят дела у его «чудо-доктора» и выяснить, насколько сильно треснул Маскарад после того, как Фёдор открыл в себе умение разговаривать с животными. Поэтому гулю пришлось сделать вид, что он заехал домой за своим котом, дабы тот не скучал, пока Фёдор задерживается на работе. Естественно, многие норовили погладить Илая и узнать про него побольше. — Да вот… имя понравилось… Как-то так. — Мужчина почесал затылок. — Кхм. Давайте, рассказывайте, что у вас там случилось. Илай сделал вид, что ему совсем не интересен этот разговор. Хотя уши так и норовили повернуться к источнику звука. Надо было думать о другом: как же всё-таки услужить Князю, чтобы получить домен, и не просто домен, а именно эту клинику? Никто из знакомых Илаю гангрелов не проворачивал подобные афёры. Гангрелы — это скитальцы, путешественники, исследователи природы. Гангрелу не нужна политика и бюрократия, ведь волка кормят его ноги. Первым гулем Илая стал бездомный пёс. Лучшая компания для путешествий, не так ли? Оставить эту людскую суету за спиной и устремиться к таинственному горизонту с верным четвероногим напарником — чем не мечта? Но хотелось хоть как-нибудь вернуть семью… Хотелось так сильно, что Илай оставался рядом с Инной и пожалел этого одинокого алкаша Фёдора. Кто же знал, что за фасадом простодушности в Матвеиче прячется алчность и карьеризм? Кто?! «В принципе, если кто-то переманит Федьку на свою сторону, я не буду против… — подумал вампир. — Но если это кто-то разбогатеет на моём гуле, я же сдохну со стыда! Почему если кто-то может это сделать, я не могу? Да, я гангрел, но в первую очередь я личность с потребностями! Для всего нужны деньги. Может, мне и завидно, когда другие гангрелы рассказывают о местах, где они побывали… Эх… Да, мне завидно… В Москве очень шумно… Но! Что мне подсказывает мой внутренний Зверь? Что он хочет? Он хочет вкусно поесть и спокойно поспать. Ему не нужны приключения на пятую точку! И не просто же так я научился превращаться в кота. Мне нравится просто сидеть на месте и смотреть в окно. Тут тепло, сухо, ветра нет. Пусть путешествуют те гангрелы, которые превращаются в волков, рысей, медведей, тигров и орлов. Их животные формы для путешествий очень приспособлены». Тем временем, Фёдор решал с сотрудницей какой-то организационный вопрос. Ничего нового, ничего примечательного. Всё так банально… серо… На улице — дождливая осень, и скоро придёт холодный ноябрь. Илай вспомнил девочку, которую он собирался выпить в её комнате. Что произошло после того, как он сделал один глоток? Было очень вкусно… Илай ушёл в себя. Он не знал, что ему надо сделать дальше. С одной стороны, Илая не связывали строгие обязательства перед Инной или Князем, но лишь благодаря выполнению мелких поручений Илай чувствовал себя в безопасности в Москве. Он мог гулять по красивым ночным улицам, периодически читать кем-то выброшенные книги и не попрошайничать. Фёдор же мог делать всё, что ему заблагорассудится, если это не нарушает Маскарад. Илай старался быть хорошим хозяином, который не только не бросит ошибку молодости, но и вовремя накормит своего питомца. Поэтому Фёдор относился к Илаю как к своему сыну. Такое отношение сродни наркотику: хочется, чтобы всё оставалось так, как есть. Но так не могло оставаться вечно. Без заступничества Князя у Илая отожмут и клинику, и Фёдора. Это дело времени. Илай прекрасно помнил истории сородичей, которые ныне Окончательно мертвы… «Да пошёл этот ваш Князь в жопу, что он мне сделает?» — говорил какой-нибудь бруха до того, как на свет выходили его соглядатаи и помощники Шерифа. «Уехать бы с Федькой и Инной далеко-далеко, как в романтической книге… Эх… Как наивно!» — взгрустнул гангрел. Ещё парня беспокоили его новые Метки Зверя. Челюсть леопарда и змеиные глаза, из-за которых и разговаривать, ни смотреть стало решительно невозможно. Илай когда-то придумал теорию о том, что влияет на исчезновение Меток. Это ведь не просто безобразное уродство, как у носферату, это след внутреннего Зверя. «Через Метки Зверь говорит с окружающим миром… — думал Илай. — Он ищет собеседников, которые его поймут, примерно как неформалы ищут собеседников через значки, нашивки и татуировки. Нужно поговорить с таким же животным, узнать его природу и мораль, и тогда Зверь отдаст мне меня настоящего. Зверь — это тоже я, просто новый и ещё не до конца изученный». Воспоминание об этой теории подкинуло парню идею о походе в зоопарк. Там можно и леопарда найти, и змей… Но с ними лучше поговорить не через стекло, а напрямую. И чтобы без свидетелей. Как это сделать? Сложно. Вдруг что-то пойдёт не так? Илай представил, что он в форме птицы приземляется в вольере. Найти бы ещё нужный вольер. А что потом? Так не хочется никуда лететь… Холодает. Полёт — это всегда безостановочные взмахи руками. Борьба с ветром. Но если не поговорить с леопардом сейчас, то потом может быть поздно. Зимой сложнее навестить животных в зоопарке. — Кс-кс-кс-кс… — услышал Илай от сотрудницы. — Хороший котик… — Он не всегда подходит, — предупредил Фёдор. Илай повернулся и издал недовольное «А» низким тоном. Получилось всё равно пискляво. «Уёбище… Какое же я уёбище…» — подумал гангрел и спрыгнул с подоконника. Стоило притвориться обычным домашним котом и подставить загривок. Тоска… Молчаливая, как беззубая старуха в глухой деревне. Опустошающая, как плотина посреди бурной реки. Никакие прикосновения не могут унять тоску — это чувство безысходности и уничтоженных мечтаний. Зачем стараться что-то делать, если ты всё равно останешься гангрелом-одиночкой? Зачем создавать иллюзию утерянной семьи, если детство потеряно навсегда? Чего хотеть сейчас, когда ты не можешь ни вкусить необычных блюд, ни обрести наслаждение в объятиях любимой девушки? А зачем заводить друзей несмотря на то, что они исчезнут в бесконечной череде смертей точно так же, как погибли родители, родственники и многие другие хорошие люди? Или нужно дружить не по-настоящему и очень немножко? Разговаривать с незнакомцами, притворяясь фальшивым человеком, а через несколько дней никогда не пытаться увидеть их снова? Что это за дружба такая? Илай понимал, что по-настоящему до него никому нет дела. Ему пришлось слишком рано повзрослеть и принять одиночество. Если он не озаботится своими проблемами сейчас, то потом, когда они начнут физически бить по башке, никто ему не поможет. Даже глупо спрашивать чью-то помощь. Инна не видит в Метках Зверя ничего плохого: для неё это приятные сюрпризы, исчезающие сами собой с течением времени. Приятные — потому что позволяют отвлечься от грустных воспоминаний и иногда являются поводом к молчанию и бездействию. Мол, Князь, эту неделю я отдыхаю, потому что моя рожа и руки нарушают Маскарад. Ищите мне учителя Затемнения. Что? Не хотите ни у кого просить такие услуги? Хотите, чтобы учителей искала я? Ладно, пойду в бар брух нарушать Маскарад своим лицом. Что-что? Можно отдохнуть? Ну спасибо. «А что я вообще знаю о змеях? — задумался гангрел. — Змеиные глаза — это что-то новенькое для меня. Или Фёдор просто соврал мне, а на самом деле глаза моей человеческой формы сейчас не змеиные? Мало ли у кого вертикальные зрачки есть! Даже у змей, в основном, зрачки круглые. А ещё у меня остались веки, хотя у змей век нет. Там просто слой кожи, который линяет со всей остальной шкурой. Или Метки Зверя затронули только мои глазные яблоки? Кто бы мне на этот вопрос ответил… Стоит, пожалуй, поискать другого гангрела, а не Инну. Но сначала я попробую решить эту проблему сам». Сам… Всегда сам. Зато должен только самому себе. И развлекать никого не обязан. Сам себе помогаешь — сам себя развлекаешь. Книгами, например. Старыми, с пожелтевшими страницами и распухшими корешками, тоже больше никому не нужными. Они встречались повсеместно, как брошенные на произвол судьбы кошки и собаки. У каких-то книг были вырваны страницы, и Илай надеялся когда-нибудь найти целое издание. Иные книги из тех же мест блестели своей новизной и опрятностью, надеясь и мечтая, что их кто-то найдёт и пристроит на полке. Но… Россия разрушает мечты и надежды. Остаётся лишь пепельный вкус разочарования и скорби по утерянным частичкам самого себя. Приходится подстраиваться под окружающих, наступать себе на горло, жертвовать здоровьем ради морковки на палочке под названием «счастье». Брести, как глупый ослик, вперёд за этой морковкой, не зная куда и не зная зачем. А дорога всё не кончается и не кончается… До обрыва далеко. Есть ли животные, способные ощутить эту мучительную, тяжёлую тоску одинокого человека? Грустную собаку можно научить радоваться. Грустную кошку достаточно поместить в комфортные для неё условия. Но человек склонен много думать о прошлом и будущем… Какими бы богатствами он не овладел, зудящий клубок тоски не исчезнет, а затаится, готовый охватить тело и душу вновь. Стоит только ослабить контроль за своим разумом — и это уже не остановить. Алкоголь, сигареты, наркотики, трудоголизм, культура потребительства… Илай своими глазами видел последствия этих бед и сторонился всего, что толкало его к ним. Пить только из животных. Или же трезвых, не курящих, не пьющих, не уставших и небогатых людей. Да разве в Москве ночью существуют такие люди?! Женщина гладила и почёсывала Илая, разговаривая с Фёдором о детях, родственниках и отпуске. Эта аккуратная ласка казалась искренней. Илай знал, что нужно делать, чтобы мурчать, поэтому со стороны казалось, что кот получает удовольствие. Но гангрелу было всё равно. Обстоятельства вынудили его притворяться тупым и добрым котом, и он подчинился. Илай не видел разницу между картинкой руки и прикосновениями. Разве что информацию об этом получают разные органы чувств. Когда же можно позволить себе удовольствие? Как выглядит кульминация вечного выживания? Где тот пик, после которого можно от всей души улыбнуться и помурчать уже по-настоящему? А что, если жить осталось всего три ночи? Эта ночь, следующая и ещё одна. А потом какой-нибудь люпин оторвёт Илаю голову. Или, что более вероятно, утром Илай не успеет найти клочок земли, с которой он мог бы слиться на один световой день, и попадёт под колёса солнца, как обычный бездомный кот. Или как больная птица, чья стая давно улетела в тёплые и радужные края. Три ночи… Стоит ли их прожить так, как прежние сутки? Или бессмысленно бороться? За три ночи домен не получить. Разрешение на становление не заслужить. Сира от Уз не спасти. После смерти Илая могилы его родителей зарастут сорняками и ржавчиной. Да и волноваться о них уже не получится. Нет мозга — нет и знаний о мире и живших в нём людях. Три ночи — это так мало! Илай вспомнил себя ребёнком: дни тянулись долго, в них происходило много всего интересного. Но то было детство… Энергия, надежды и мечты. Сейчас же вместо целых суток — ночь. Иногда — слишком короткая ночь. А если ночь длинная, то она ледяная и заснеженная. Первая идея, как провести эти три ночи, исходила от Зверя: наброситься на эту женщину, гладящую сейчас маленького хищника, и выпить её полностью. А потом или убежать в окно, или выпить мужчину. И так пить всех, кто попадётся в поле зрения. Илай привык к таким жутким желаниям. Гангрел в очередной раз использовал трюк: он представил и внушил Зверю, что всё это уже произошло. Зверь ослабил свою хватку и позволил гангрелу придумать что-то своё. Вторая идея шла от внутреннего ребёнка. Попросить у Фёдора деньги и купить себе все игрушки, о которых Илай мечтал когда-либо. Зайти в первый попавшийся большой детский магазин и позволить себе что-то бесполезное. Но идти туда — так лень! Нужно подобающе одеться, спрятать Метки Зверя… Ах да! Какой ещё магазин? Никаких магазинов, пока лицо не примет прежний вид! Внутренний ребёнок расстроился. Он хотел получить всё прямо сейчас. Но Илай использовал ментальный трюк и на нём: представил магазин, множество игрушек в руках и бесконечное количество денег. В корзину клалось всё подряд. Хочется фигурку динозавра? Берём! Милые фигурки детёнышей домашних животных? Тоже наше! Большую плюшевую овечку, с которой можно спать в обнимку? Без неё уходить нельзя, она ведь так ждёт добрых рук! А чуть поодаль, наверное, детские энциклопедии. Космос, удивительная планета, древние цивилизации… Так много тайн, которыми можно похвастаться! Сметаем всё. Во «внутреннем магазине» тебе всё можно. А куда это потом класть… Пусть будет дом с большой-пребольшой комнатой! Там и пустые полки для новых книг, и ковёр с рисунком автомобильных и железных дорог, и пространство для миниатюрной фермы и ветклиники, где всех накормят и вылечат. Когда в это играть… А когда хочется! В воображаемом детстве нет общеобразовательных школ, создающих одинаковых людей. Нет интернатов, выпускающих будущих преступников. Все живут так, как хотят, а не потому что когда-то давно у родителей был незащищённый секс ради пятиминутного удовольствия. Внутренний ребёнок обманулся красивыми картинками и отступил. Полезно всё же читать книги! Воображение развивается и удовлетворяет желания за бесплатно. Кто же подкинет третью идею насчёт трёхдневной жизни? Инстинкты прогнаны, ребячество обмануто… Может, есть какой-то внутренний старик? Наверное, он бы предложил ничего не делать. Уйти туда, где видно звёзды и луну, развалиться на травке или снегу и лежать… Лежать… Лежать… Стоит ли это делать? Или можно опять нафантазировать себе, что идея претворена в жизнь? Найти бы только тихое место… Женщина и Фёдор разговаривали о своих проблемах, осуждали ошибки незнакомых людей и жаловались на неудачи. Они не подавали ни одной идеи, зачем стоит жить в этом мире. Когда Илай и его гуль остались одни в кабинете, гангрел прыгнул на стол, намекнул движением лапы на желание поговорить текстом и с помощью мужчины напечатал когтем: «Мне нужна змея с такими же зрачками, как у меня». Фёдор Матвеевич потёр переносицу. — Хм… К нам недавно приходил серпентолог, но его ужик — с круглыми зрачками. Вроде бы, у него в террариумах много змей… Я, конечно, сделаю, что в моих силах, но ничего не обещаю, Илай. Мужчина говорил тихо, но Илай слышал звуки слишком чутко и беспокоился, что кто-то может подслушивать за дверью. Это ведь делают не только шпионы и разведчики. Гангрел панически посмотрел на дверь и напечатал: «Тише». — Там кто-то есть? — прошептал ветеринар одними губами. «А вдруг», — ответил кот. — Жаль, что ты не можешь говорить иначе… — вздохнул Фёдор.