Фальшивка

      Обмывшись в принесенном Тикари тазу с холодной водой на неласковом вечернем ветре и сменив испорченную одежду на какой-то невнятный наряд, похожий на цирковой костюм лесного разбойника, Варно огляделся. Кроме повозки, в которой остался тот самый ящик и пара его парней, от циркового каравана у прилеска отделились ещё две кибитки. Из первой вышел Герт с несколькими дюжими парнями, вооружёнными эльфийскими арбалетами. Из второй, к удивлению Варно, вышла немолодая женщина, наряженная цыганкой. Её тут же окружили серьёзные, вышколенные люди в чёрном бархате, возникшие на лесной поляне словно из ниоткуда. В поведении и осанке фальшивой рыночной гадалки читалось благородное происхождение, а лицо было невероятно выразительно и гармонично, несмотря на морщины. Даже насурьмлённые глаза, пунцовые губы и карикатурно длинная курительная трубка из резного серебра не портили впечатления. А со вкусом подобранный, хотя и по-цыгански пёстрый наряд из натурального шёлка и вовсе не оставлял сомнений в том, что дама отнюдь не так проста. Она внимательно осмотрела Варно с ног до головы, неторопливо раскурила трубку и спросила насмешливо:       — До сих пор веришь ему? Своему любимому эльфу?       — Нет. — Варно сглотнул непонятно откуда взявшийся в горле комок и закашлялся от долетевшего до него едкого табачного дыма. — Я уже понял, что дурак, но всё же я из тех дураков, которые учатся на своих ошибках, госпожа…       Варно выразительно взглянул на женщину, ему было бы интересно узнать, с кем он сейчас имеет дело. Но та только усмехнулась и с лёгкостью проигнорировала его любопытство. Она затянулась трубкой, взглянула на спутников, которые отошли, чтобы разжечь костёр, уселась на пень, безжалостно испортив тончайшую ткань разноцветных юбок, и проговорила низким голосом нараспев, очевидно, пародируя всем известную манеру гадалок:       — Зови меня Ридия, храбрый рыцарь. И руку дай, погадаю тебе на судьбу твою. Всю правду расскажу: что было, что будет, чем сердце успокоится.       Варно весь этот маскарад стал утомлять, потому он ответил несколько резче, чем собирался:       — Боюсь, госпожа Ридия, линия жизни там коротковата, ибо в моих планах её сегодня закончить. Буду признателен, если вы оставите меня где-нибудь в лесу на пустой поляне. Не хотелось бы, чтобы кто-то потревожил в неподходящий момент.       Ридия посмотрела на него задумчиво, словно он только что загадал ей шараду. Заговорила она лишь некоторое время спустя, негромко и завораживающе, словно читая заклинание.       — Король был уже одурманен чарами эльфийской принцессы, издавая законы, позволяющие доступ нашим извечным врагам в королевство и перечёркивающие строжайшие запреты наших предков. Не то чтобы он держал в голове грядущий брак и гибель наследника, нет, конечно. Но он оказался самоуверенным болваном, который не послушал мудрых. «Всего-то представительство и посольство при дворце в обмен на военный и торговый союз против варваров. Меньше десятка остроухих, — сказал он тогда Совету. — Что они смогут сделать? Заклинания Гевельда Великого всё ещё хранят границы — только его прямой потомок может открыть проход эльфу. Наши дозоры внимательны, маги подозрительны, а к эльфам будут приглядываться вдвойне. Народ боится детей леса и ненавидит их. Хотя за что бы? Старые распри, которым уже сотни лет. Их давно пора позабыть». Король обещал приехавшим в посольство эльфам поддержку и безопасность. Смерть любому, кто прикоснётся к кому-то из них. А ты ведь не просто тронул его, да, Варно?       — Анаклион принял от меня брачный браслет. После трёх лет неразделённой любви и безнадёжных ухаживаний. Свадеб эльфы не играют. Надетый браслет — это и есть заключённый брак. Он позвал меня в свои комнаты, Ридия, привёл в свою спальню. Он смотрел мне в глаза так, будто видит лишь меня, прикасался к моей щеке и шее ладонью, дышал так часто, будто мы бежали к кровати со всех ног. Конечно, я поспешил доказать свою любовь, но это не было насилие. Я любил его, мечтал о нём, так что я был максимально нежен. — Говорить это было невероятно горько. И осознавать, что всё в ту ночь — застенчивый румянец на лице Анаклиона, его нерешительные, словно стыдливые, ласки, неожиданно бурная реакция на любое касание, любовные трепет и жар — было выверенной и отрепетированной до мелочей игрой, в которую Варно так глупо и отчаянно поверил. — А после стала стучать стража и Анаклион сказал, что ему придётся умереть, поскольку он жизнью поклялся, что по доброй воле не позволит ни одному человеку прикоснуться к себе. Я снял с него брачный браслет, открыл дверь и сказал страже, что не смог сдержать своих чувств и пришёл в покои светлейшего, чтобы силой овладеть им. Что было дальше, вы, должно быть, знаете.       — Ему двести пятьдесят, Варно. Как минимум двести лет он учился соблазнять, плести интриги и воевать. А последние сто он живёт одной лишь местью. Закономерно, мой мальчик, что первый раунд остался за ним. Но дальше ты поломал его игру, и вот это, чёрт возьми, интригует. Расскажешь, ради чего ты решил сегодня умереть? — Ридия произнесла это так буднично, что Варно непроизвольно вздрогнул, но тут же взял себя в руки.       — Я уже обсуждал это с Гертом. Он думает, что вся страна в опасности, но маги — особенно. И эти мысли кажутся мне здравыми. Если бы мне было двести пятьдесят, я бы смог убедить короля, что убийство принца — дело рук некоего незаконнорождённого мага, который решил присвоить трон, свалив всё на невинных эльфов. А опирается он на мерзких магов-заговорщиков, которым недостаточно дара и талантов, им нужна светская власть. И ради неё они готовы замарать свои руки королевской кровью. Не этого ли всегда боялась аристократия?       Я могу лишь предупредить братьев по дару, призвать их искать союзников и попросить поддержать запрет на брак короля с эльфийкой. Если у них родится ребёнок, он будет прямым потомком Гевельда и сможет открыть барьер. Не думаю, что можно так рисковать нашим будущим. Меня лишили моих сил, поэтому я вынужден буду прибегнуть к магии крови для ритуала воспарения вестников. Боюсь, крови понадобится слишком много. Кроме того, столб магического пламени будет так высок, что его увидят даже в городе и стража быстро отыщет меня, а я буду обессилен и обескровлен. А если и удастся каким-то чудом спастись, у меня нет шанса попасть в Перелесье, проход в стене открывает магия, а я её лишён, как вы знаете. Да и на той стороне барьера… Там охрана, лучшие эльфийские полки, дозорные с орлиным зрением и собачьим чутьём, лучники, которые убивают муху на лету. Каждый из лесного народа имеет магические силы. Нет, это смешно — думать, что что-то может получиться…       — А послания для твоих вестников ты уже сочинил? — Ридия посмотрела заинтересованно и потянулась за висящим на поясе бархатным мешочком. В таких гадалки обычно хранили карты и костяные руны, но сейчас там оказались аккуратные листочки бумаги, исписанные мелким почерком.       Варно стал читать вслух первый попавший в руки листочек:       — «Брат мой, думаю, тебе, как человеку мудрому и наделённому даром, уже открылась отвратительная сущность эльфов. Грядущая женитьба короля уничтожит королевство, ибо рождённый в этом браке ребёнок будет эльфом, способным снять магический барьер, защищающий нас от нападения. Я прошу тебя отдать голос за строжайший запрет на браки с эльфами для коронованных особ. Пришли мне вестника и сразу же позаботься о собственной безопасности»… — Варно сбился, поднял глаза на Ридию и спросил уже о другом: — Вы видите ситуацию так же, как я, и помогаете мне. И каков план? Я снова лишь пешка, это ясно. Но в чём игра?       — Потомок Гевельда Великого не может быть пешкой, ты как минимум ферзь, который куда сильнее своего недалёкого короля, — усмехнулась Ридия. — Игра проста: я хочу, чтобы в моём герцогстве и во всём королевстве снова наладилась жизнь, и не хочу на закате моей жизни увидеть на троне эльфа. Знаешь, нынешние эльфы — они как плесень или проказа, меняют всё вокруг, и не к лучшему, уж поверь. Умереть — это слишком легко и скучно, Варно. Шли первых вестников тем, кто по-настоящему важен и в чьём ответе ты абсолютно уверен. Ты же помнишь: количество голосов определяется тем, сколько перстней у мага. Вот и взвесь всё многократно и остановись, как только голосов будет достаточно для запрета. Король, само собой, наплюёт на решение Совета и начнёт охоту на магов. Это к лучшему: пора каждому определиться, на чьей он стороне. Нам нужно быть в курсе того, кто готов напрямую пойти против эльфов. Заодно пусть твой Анаклион узнает, что большинство магов на твоей стороне, у тебя есть влиятельные союзники и тебе доступна магия, неважно, какой ценой. Пусть бесится и совершает ошибки. А ты думай, как выжить, добраться до Перелесья и вернуть себе силы.       — Все утверждают, что это невозможно, — горячо возразил Варно. — Вы знаете что-нибудь об озере Мелинас? Может, попробовать искупаться в нём? Говорят, оно смывает чужие заклятия.       Ридия посмотрела на него задумчиво, а после, улыбнувшись, сказала:       — Надежда — единственное, что сильнее страха, так что не переставай надеяться, Варно. И вспомни, как звали последнего короля эльфов. Того, что правил ими в незапамятные времена. Бессмертного, непобедимого, обладающего абсолютной магической силой.       — Мелинас! — Варно вскинул голову и попытался понять, какая разница, в чью честь названо озеро.       А Ридия легко поднялась, ничего более не объясняя, и сказала, указывая на стоящего у леса мужчину:       — Он отведёт тебя поглубже в лес. Возьми помощников, один пусть собирает голоса от чужих вестников, а второй приглядывает за тобой. Не перестарайся. И да, начни с дозорного мага Дремлейна, пусть узнает, что происходит, и не вздумает вмешиваться: будет жаль убивать такого молодого и одарённого парня. Мои ребята отвлекут остальных стражников, когда те явятся полюбоваться на твой огненный столб. А люди Герта будут ждать тебя и помощников со свежими лошадьми. — Ридия вдруг подмигнула и улыбнулась, помолодев разом на десяток лет. — Станешь Верховным магом — навести старушку Ридию: у меня есть кое-что для наследника легендарного Гевельда.       В этот раз Варно промолчал: что толку было объяснять, что мантия Верховного мага интересует его так же мало, как и корона. Он направился к яркой даже в сумерках расшитой лентами и клоунскими масками кибитке и нашёл там отмытого до лёгкой смуглости, но всё ещё черноволосого Тикари, и Пирамира, переодетого в обычную одежду из грубого, домотканого полотна, с собранными в хвост волосами. Если в этом лесу были те, кому он мог полностью доверить свою жизнь, то прямо сейчас они были перед ним. Так что Варно обнял обоих, а Пирамира, повинуясь безотчётному порыву, легонько поцеловал в лоб.       — Идёмте, вы нужны мне оба прямо сейчас. Тикари, набери по дороге дров для костра, возьми с собой три тёплых плаща и питьевой воды. Пирамир, захвати тот таз, в котором я обычно отворял кровь, нож, иглы, шёлковые нити и несколько крепких верёвок. Остальное расскажу на месте; нужно торопиться, очень важно успеть до рассвета.       Парни собрались быстро, без лишних слов. Варно прочитал пару случайно вытянутых листочков из стопки с посланиями, переданной Ридией, и выдохнул. Написать двести с лишним посланий до рассвета он бы точно не успел, а отправить их — тем более. Послания были одинаковы, составлены грамотно и без всякого подвоха. Ридия лишь оказала ему услугу. И всё же извечная подозрительность глухо ворочалась в груди. Ему приходилось полагаться на незнакомцев, а ведь все они, несомненно, преследовали собственные цели, неизвестные Варно. Да, на первый взгляд и Ридия, и Герт казались людьми благородными и преданными королевству, но Анаклион тоже… казался…       Варно вышел из кибитки последним, после того как убедился, что всё необходимое приготовлено, и немного собрался с духом. Их молчаливый проводник тут же стал быстро и бесшумно углубляться в лес, следуя какой-то известной одному ему тропой. Следующим пошёл Тикари с навьюченной на плечи вязанкой хвороста и дров; он явно нервничал и постоянно оглядывался, словно не был уверен в том, что им стоит идти в чащу на ночь глядя. Пирамир, на удивление, шёл без опаски и не оборачиваясь. Варно залюбовался его стройной фигурой, изящными движениями и лёгкой походкой. Со спины, в деревенской одежде и с коротеньким хвостом волос, схваченным кожаным ремешком, он был совершенно не похож на Анаклиона. Этот факт откликнулся в душе Варно теплом и спокойствием, а ещё позволил хоть немного отвлечься от навязчивых и пугающих мыслей.       То, что он собирался делать, было безумием чистой воды. Он не хуже Ридии знал, что нужно всё просчитать, и уже третьи сутки перебирал в голове возможные варианты. Выходило, что умрёт он намного раньше, чем насобирает нужные для запрета от имени Совета магов двести голосов. Вестников надлежало рассылать по старшинству, а Варно был уверен, что Верховный, да и другие маги с тремя или четырьмя перстнями не захотят расставаться с сытой жизнью. Пожалуй, чтобы добыть двести рун согласия, ему придётся отправить двести, а то и двести пятьдесят вестников, а на это никакой крови не хватит.       Проводник остановился возле большой округлой поляны. В центре высилась скалистая глыба, почти не тронутая травой; её окаймляла тропинка — зелень там была давным-давно вытоптана. На самом верху выступа было выложено кострище из крупных камней, а на нём аккуратно приготовлены дрова, проложенные корой и сухой травой. Было ясно, что костёр запылает в пару минут. Варно сочувственно улыбнулся Тикари, печально вздохнувшему и сбросившему на траву свою вязанку, и повернулся к сопровождающему, чтобы поблагодарить. Тот опустил голову в глубоком поклоне и вынул из кармана два флакона.       — Её светлость просила передать вам: содержимое чёрного вылейте в воду, этот эликсир не даст ране закрыться раньше времени. В красном противодействующее средство, протрите им рану в конце. И… пусть всё получится, Ваше Всемогущество.       В этот раз Варно даже не дёрнулся, когда услышал в свой адрес титул Верховного: ему было не до политики и грубой лести; все мысли и чувства сосредоточились на грядущем ритуале. Так что Варно подождал, пока сопровождающий удалится, и начал чётко и уверенно:       — Тикари, когда мои вестники начнут улетать, возьми факел поярче и жди. Должны прибыть вестники с ответом, каждый из них будет бросать на землю руны, ты должен все их собрать и счесть. Мы остановим ритуал только тогда, когда их наберётся двести, слышишь? До того не отвлекайтесь, что бы ни происходило.       — Почему он назвал вас Всемогуществом? — озадаченно спросил Тикари вполголоса. — И кто такие вестники?       — Пустое, Тикки. — Варно стал подниматься на скалу, которая явно была местной Лысой горой и местом сборища каких-нибудь деревенских колдуний. — Это его хозяйка шутит так. А вестников ты сам сейчас увидишь, что о них говорить. Мир, ты поднимаешься со мной, нагрей воды и вылей туда этот пузырёк. Я буду… не здесь, в общем. Так что следи. Отворишь мне кровь, делай сначала рану поменьше, но, если увидишь, что кровь перестала сочиться, режь глубже, на другой руке режь. Время от времени подливай кипяток, чтобы вода не остыла. Считай про себя, ударяя по дереву вот в таком темпе. Между моими вестниками должно быть где-то тридцать ударов. Станет пятьдесят — режь, помогай крови вытекать: стискивай мою руку у локтя и веди вниз, вот так. Пои меня тёплой водой каждые полчаса; если не стану пить, прерывай, буди. Не давай терять сознание, будет нужно — ударь по щеке. По сигналу обработаешь рану вот этим и поможешь Тикки спустить меня, вряд ли я буду к тому времени на ногах.       Пирамир кивнул и тоже стал карабкаться на возвышение. Варно, уже с закатанным рукавом, разжигал костёр, а Тикари напряжённо оглядывался вокруг, хотя было ясно, что никто к ним пока не летит. Наконец всё было готово. Варно стоял, вздев нетронутую пока ножом правую руку, на которой сиял магическим светом полученный от Фидеса перстень. Всё же ритуал привычнее и удобнее было проводить именно в этой позе. Левую руку он опустил в таз, который Тикари прочно установил на сооружённой им наскоро конструкции из больших поленьев. Кровь исправно сочилась из сделанного Пирамиром аккуратного надреза. Медлить не стоило, но Варно внимательно, словно в последний раз, посмотрел на своих спутников. За проведённые вместе пару месяцев они словно повзрослели на годы вперёд. В Тикари стали отчётливо проглядывать черты Герта. Варно был уверен, что он станет таким же, как отец: уравновешенным, крепко стоящим на ногах, великодушным к друзьям и безжалостным к врагам. Пирамир тоже сильно переменился — он, судя по всему, потихоньку становился собой. Жаль будет умереть, так и не узнав, каков же он на самом деле без этой фальшивой личины.       Варно крикнул первые слова заклинания и увидел, как вытянулся столб огня над костром, как из тёплого красно-оранжевого он стал ярким, почти белым. Ощущения были необычными, совершенно не ощущался поток силы. Первый вестник появился будто сам собой, из ниоткуда. Птица вырвалась из потока пламени, схватила протянутую ей бумажку, и Варно оставалось только надеяться, что в этой странной, гулкой, лишённой магии пустоте он всё же сумел указать ей дорогу.       — Сорока, — услышал он сквозь гул в ушах восторженный вопль Тикки. — Это же сорока, только светится и хвост у неё красный.       Дальнейшее запомнилось смутно. Пару десятков вестников спустя он услышал радостный крик Тикари:       — Началось, Варно! Прилетел, не знаю, сокол, скорее всего, и бросил три руны.       Новость заставила улыбнуться. Фидес, хитрец и пройдоха, выкрутился-таки и сейчас на свободе и в безопасности. Впрочем, радость сразу же сменилась болью от осознания, что они вряд ли дождутся сойки от Вилтиса. Кровь сочилась, вестники улетали, а силы таяли и таяли, убегая по капле в чёрную бездну. Мыслеобразы магов, которые вызывал Варно, замелькали чередой в бешеном калейдоскопе. В какой-то момент Варно понял, что Пирамир вытянул стиснутые меж пальцев бумажки и вестники почему-то спокойно берут их из его рук. Мир стал блёкнуть, правая рука давно устало опустилась, сам он опустился сперва на одно, а потом и на оба колена. Наступил момент, когда и губы совсем перестали слушаться. Во рту оказалась тёплая вода, но глотать её не было сил. Горячие руки настойчиво, с силой сжимали предплечье и запястье, переплетали их пальцы, а после цепляли края раны, причиняя боль.       Варно и не думал сопротивляться, он всё терял и терял себя, готовясь уйти за порог, пока не почувствовал что-то странное: прибывающие будто из ниоткуда волны силы наполнили его; кто-то сноровисто вытянул руку из таза, промыл, обработал и стал зашивать рану. Варно открыл рот, пытаясь спросить, сколько рун собрал Тикари, не смог выдавить из себя ни слова и откинул голову, упёршись в чьё-то разгорячённое тело. Сиплый, словно сорванный или простуженный голос был ему совершенно незнаком:       — С тебя хватит, любовь моя. Плевать мне на все эти голосования, дальше нельзя, — услышал Варно и окончательно растворился где-то глубоко внутри себя.