Тени в темноте

Кейл Хенитьюз, казалось, забыл, что случилось с Освальдом. Иногда он задавал Рону странные вопросы, на которые тот должен был знать ответы, и иногда его взгляд, которым он смотрел на Рона, был другим. Он был более спокойным, более сдержанным, но всё равно обеспокоенным. Рон расспросил других слуг о Кейле Хенитьюзе и Освальде Максимилиане. Правда о том, что произошло тогда, была похоронена без особых расследований, но, казалось, было важно узнать правду, чтобы по-настоящему понять, что происходит с Кейлом. — Что-то странное в этом наставнике? Боже, нет, этот человек был так добр даже со слугами. — Жаль, что так случилось с этим добрым человеком. Если бы не компенсация, которую предложил граф, я бы… — другой слуга покачал головой. Он был таким отвратительным маленьким мальчиком», — презрительно усмехнулась старшая горничная. Она рассказала Рону о грязном белье, о том, что, по её мнению, Кейл был отвратительным мальчиком-подростком, который часто пачкал простыни спермой. Иногда там даже была кровь, бог знает откуда. «Даже в девять лет!» — воскликнула она. Рон нахмурился. Девять. Способен ли девятилетний ребёнок на эякуляцию? Чем больше он копался в этом, тем больше подсказок всплывало. Он услышал о синяках на теле Кейла от врача, но тот отказался вдаваться в подробности. Должно быть, его подкупили, чтобы он молчал. Врач отказался уступить, даже когда Рон, дрожа, сказал, что тот не должен никому рассказывать, даже если умрёт. — Он спросил меня, не отравлена ли еда, — сказал Бикрос позже, задумчиво нахмурившись. — Вы уже знали о халатности слуг, отец. Он был худым и голодным. Кто-то подсыпал что-то в еду Кейла Хенитьюза? Неужели слуги так плохо с ним обращались и проявляли неуважение, а Рон или граф ничего не знали? Что же все-таки случилось с Кейлом? Рон начинал подозревать худшее. Вконец отчаявшись, Рон наконец спросил знакомую женщину-врача, что может привести к потере памяти. Причин было много. Деменция. Чрезмерное употребление алкоголя. Наркотики. Сотрясение мозга. А потом травма. Конечно. Рон слышал о посттравматическом стрессовом расстройстве у ветеранов войны. Но, Кейл Хенитьюз? Молодой подросток? — Разум человека придумывает множество способов защитить себя, — продолжила Шерил. — Если пережитое слишком травмирует, разум может решить скрыть травму, как будто её никогда и не было. Но этот процесс не однозначен. Иногда он также удаляет большую часть связанных и несвязанных воспоминаний, стирая годы жизни человека. Иногда создаётся новая личность, которая либо хранит эти травмирующие воспоминания, либо берёт под контроль тело носителя для выживания, пока носитель уходит в себя. Кейл Хенитьюз все еще был Кейлом Хенитьюзом. Но он, несомненно, изменился во многих мелочах. Он поблагодарил Рона за то, что тот принёс ему еду, и больше не кричал на слуг, которые попадались ему на пути. Он был рассеянным и предпочитал оставаться в своей комнате, размышляя у окна. Он не уходил каждый день пить, как раньше. Рон устало вздохнул и позволил своей обычно идеальной позе на этот раз опуститься. Он заставал Кейла у портрета своей матери больше раз, чем тот мог сосчитать. — Как ты думаешь, горе может вызвать потерю памяти? — Да, — мягко сказала Шерил. — Особенно в случае вины выжившего. Есть также матери, которые забывают, что у них случился выкидыш после потери ребёнка. Я не знаю, что происходит с мальчиком, о котором вы беспокоитесь, но, судя по тому, что вы мне рассказали, я думаю, что он, возможно, пережил что-то очень травмирующее. Хотя он много пил для своего возраста, полная потеря важных воспоминаний вряд ли связана с алкоголем. Вместо этого его пьянство, похоже, является для него способом справиться. — Как я могу ему помочь? — тихо и беспомощно спросил Рон. Он был безупречен в своей работе слуги и невероятно искусным убийцей, но немного терялся, когда дело касалось более деликатных вопросов. Шерил сочувственно улыбнулась: «Лучше не заставлять их вспоминать то, что они не хотят вспоминать. Это может травмировать их снова. Лучше всего быть рядом с ними и дать им понять, что теперь они в безопасности. Так они смогут начать жить будущим, не застревая в прошлом». На будущее… Рон сжал кулаки: «Я понимаю. Я уже подводил его, но больше не подведу». К тому времени, как Рон вернулся в поместье Хенитьюз, моросящий дождь начал превращаться в ливень. Первым делом он поискал Кейла, чтобы узнать, не нужно ли мальчику чаю или чего-нибудь перекусить. Он знал, что Кейл плохо спит в такие ночи. Однако, когда он добрался до комнаты Кейла, дверь была широко распахнута, а самого Кейла нигде не было видно. Обеспокоенный Рон спросил, не видел ли кто-нибудь Кейла. Никто из слуг его не видел, что было странно для поместья графа, где не было недостатка в персонале. Расстроенный Рон отправился на кухню. — Сын мой. Ты не видел Кейла? — Нет. Разве он не должен быть там, пить, как обычно? — Бикросс нахмурился. — Нет, он никогда не выходит на улицу в дни, когда идёт сильный дождь, — уверенно сказал Рон. Кейл потерял мать в день сильной грозы и всегда оплакивал её потерю в такие дни, свернувшись калачиком либо в своей постели, либо в каком-нибудь уголке поместья. Рон вздохнул и повернулся, чтобы уйти, но Бикросс остановил его, схватив за плечо. В последние несколько дней Рон был странно обеспокоен состоянием Кейла. Увидев бледное лицо отца, Бикрос не мог не понять, что что-то не так. — Отец. Что происходит? Рон быстро и кратко пересказал Бикросу некоторые детали. О странном поведении Кейла, о потере памяти, связанной со смертью Освальда, о том, что подозревал его информатор. — Как ты думаешь, он мог потерять ещё больше воспоминаний? — спросил Бикрос. Было бы опасно, если бы Кейл вышел на улицу и забыл дорогу домой или забыл, кто он такой. Он начал осознавать серьёзность ситуации. — Я не могу знать наверняка, — Рон мрачно покачал головой. — Помоги мне найти его. Бикрос кивнул, и они разошлись. Бикрос отправился в город, чтобы проверить бары, которые часто посещал Кейл, в то время как Рон расширил свои поиски до садов. Он не ожидал, что Кейл действительно окажется там, лежащим на полу павильона, одетым только в тонкую пижаму и тапочки. Он бы не заметил Кейла, если бы не вспышка молнии, осветившая их окружение. — Молодой господин! Кейл смотрел на бегущую к нему фигуру затуманенным взглядом. Эта фигура была ему знакома, и он чувствовал, что узнавание уже близко, но он ускользал в другое далёкое воспоминание о прошлом, пока в его ушах эхом отдавались крики.

***

— Молодой господин! Волосы Кейла Хенитьюза-подростка были мокрыми и прилипли к голове. Он был полностью промокшим с головы до ног. Бум! Вспышка молнии озарила небо и осветила лицо Кейла. Его лицо было искажено болью и горем. Трудно было понять, были ли капли на его щеках дождевой водой, слезами или и тем, и другим. — Рон. Зачем ты пришел? В тот день, когда погибла Джур Темз, была темная и интенсивная штормовая ночь. Сегодня снова гремел гром, как в тот день. Рон волновался, думая, что молодому хозяину будет трудно заснуть. Но он никогда не ожидал увидеть что-то подобное. — Пожалуйста, вернитесь в комнату, молодой господин. Это опасно. На лице Рона не было привычной улыбки. Он с серьёзным видом попросил Кейла уйти с балкона. — Почему… почему ты пришла сейчас? — Взгляд Кейла устремился в небо, куда, как ему сказали, ушла его мать. Он ничего не хотел, кроме как быть с ней. — Это из-за травли в академии? Она всё ещё продолжается? — Ах, так ты знал об этом. — Да. Я рассказал графу, когда заметил, что ваши книги повреждены. Он предупредил директора академии, чтобы это не повторилось. Но это ничего не дало. — Что ещё ты знаешь? — взгляд Кейла был острым. Обиженным. — Что вы имеете в виду, молодой господин? Пожалуйста, вернитесь в комнату. — Давайте поговорим об этом. Вам, должно быть, холодно. Да, Кейлу было холодно. Так, так холодно. — Пожалуйста, молодой господин. Я помогу вам. Позвольте мне помочь вам. — Помочь мне? Как ты собираешься мне помочь? — Из уст Кейла вырвался странный звук, словно он не мог решить, смеяться ему или плакать. Помочь? Кто-то хочет помочь ему сейчас? В тот момент, когда он решил покончить со всем этим? — Я должен умереть, — сказал Кейл с бессмысленной убеждённостью. — Всё закончится, только когда я умру. — Я научу тебя защищаться, юный господин, — настойчиво сказал Рон. — Я научу тебя давать отпор. Ты не заслуживаешь смерти, юный господин. Те, кто причинил тебе боль, заслуживают. Ты можешь вернуть им всю боль, которую они причинили тебе. В десятки или тысячи раз. У тебя есть сила, чтобы сделать это, ведь ты сын графа. Рон не хотел этого говорить. Но у него не было выбора. Он был убийцей больше половины своей жизни. Он не знал, как ещё убедить молодого господина вернуться. Кейл крепче сжал перила. На мгновение между ними воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом дождя. Бум! Затем снова прогремел гром. На этот раз выражение лица Кейла изменилось. Его глаза широко раскрылись, в них читалось безумие. — Верно. Они заслуживают смерти, не так ли? Я должен причинять боль тем, кто причинил боль мне, не так ли? Рон быстро воспользовался представившейся возможностью и согласился: «Да, юный господин». Он осторожно подошёл к Кейлу и протянул руку в перчатке. «Возьми меня за руку, юный господин. Позволь мне научить тебя». Кейл Хенитьюз улыбнулся улыбкой, полной острых зубов. И он взял Рона за руку. Рон чувствовал холодную кожу Кейла даже сквозь ткань перчаток. Как долго молодой хозяин просидел там, на перилах, под холодным дождём? Рон плотно сжал губы и сказал: «Сначала тебе нужно переодеться и согреться, юный господин.» — Нет, — Кейл оттолкнул руку Рона. Его взгляд был полон огня, в отличие от ледяного тела. — Сначала ты меня научишь. И Рон научил его. Как драться, как защищаться от ребят, которые его дразнили. Кейл с готовностью усвоил эти уроки, как будто от этого зависела его жизнь. Он научился пользоваться оружием, которое было под рукой. Даже если это была ручка или вилка. — А если я буду сражаться с более сильным противником, Рон? — спросил Кейл, наклонив голову. Он крепче сжал пальцами холодную рукоятку вилки. — Если это будет такой же крупный мужчина, как ты? Смогу ли я победить? — Тогда ты используешь элемент неожиданности, потому что они тебя недооценивают. — Элемент неожиданности… — пробормотал Кейл, уставившись на вилку в своей руке. — Знаете ли вы уязвимые места человеческого тела, молодой господин? —… Нет. — Против более сильного соперника, намного сильнее тебя, у тебя есть только один шанс. И Рон научил его. Это была очень долгая ночь.

***

— Его тело холодное, а дыхание слабое. — Давай сначала разогреем его. — Боже, как долго он был… Обеспокоенные голоса звучали так, так далеко.

***

Нежелательное прикосновение. Голос, от которого по телу пробегала дрожь. Пристальный взгляд, от которого он не мог отвести глаз. — Кейл, прости, что я был так груб в прошлый раз. Я не хотел причинить тебе боль. Ты же знаешь, что у меня разрывается сердце, когда тебе больно. Что за чушь собачья. — Ты же знаешь, Кейл, тебе будет лучше, если ты съешь шоколад, — успокаивающе сказал Освальд. Он протянул руку и, несмотря на то, что Кейл вздрогнул, снисходительно потрепал рыжеволосого по волосам. — Шоколад дорогой, но я каждый раз готовлю его только для тебя, потому что люблю тебя. Кейл с большим нежеланием подчинился и открыл рот, чтобы Освальд скормил ему это. — Вот так, — подбодрил Освальд с широкой улыбкой. — Хороший мальчик. Кейл разломил зубами шоколадную плитку на две части и прижал каждую половинку к щекам. Он пожевал воздух и сухо сглотнул, притворяясь, что ест шоколад. Он уставился вдаль и постарался выглядеть как можно более одурманенным, притворяясь, что наркотики действуют. Он позволил Освальду уложить его на кровать. Он оставался покорным. Он отсчитывал секунды. — Ты такой милый мальчик, — сказал Освальд, поглаживая Кейла по плечу. Его нетерпеливые руки потянулись расстегивать рубашку Кейла, в то время как его похотливый взгляд жадно впивался в бледную кожу, обнажающуюся с каждой расстегнутой пуговицей. В тот момент. Кейл выхватил нож из-под подушки и нацелился прямо в яремную вену Освальда. — Угх…! Теплая кровь мгновенно брызнула на лицо Кейла. Кейл бросился вперёд и сбросил Освальда с себя. Освальд упал навзничь на кровать, захлёбываясь, держась за шею и глядя на Кейла широко раскрытыми глазами. Под ним быстро растекалась лужа крови, окрашивая белые простыни. Кейл снова и снова наносил Освальду удары. Он наносил их так же, как Освальд насиловал его против его воли все эти дни его жизни. Кейл не обращал внимания на булькающие звуки, которые издавал Освальд, когда кровь скапливалась у него в горле, потому что Освальд ни разу не прислушался к нему. Никто ни разу не прислушался к нему. Нож вонзился в тело, вышел и снова вонзился, разбрызгивая повсюду ярко-красную кровь. Входит, выходит, входит, выходит… Зрение Кейла не видело ничего, кроме красного. Он остановился только тогда, когда у него заболела рука от повторяющихся раскачивающих движений. К тому времени Освальд уже давно перестал сопротивляться. Он лежал неподвижно. Его глаза были стеклянными и пустыми. Рот был покрыт кровью. Он не дышал. Кейл долго смотрел на него, чтобы убедиться, что Освальд мёртв. Это было так просто. На самом деле было так легко дать отпор. Значит, это было оно. Конец всему? Кейл усмехнулся про себя, глядя на неподвижное тело под собой. Его усмешка вскоре превратилась в странный звук, нечто среднее между смехом и всхлипом. Он прижал окровавленные руки к дрожащему лицу. Кровь на его лице смешалась со слезами. На этот раз тоже никто не пришел. Он не был уверен, как долго пробыл там. Но тёплая кровь на его руках остыла, как и его сердце. Небо потемнело, и в конце концов в комнате не осталось ничего, кроме тьмы и тишины. А потом послышались тихие шаги. Звук передвигаемой тележки для еды. Кейл знал, что это был Рон. Никто другой не стал бы за ним приходить. —… Молодой господин. Голос Рона был напряжённым, когда он поднял лампу, чтобы лучше рассмотреть комнату. Он взглянул на нож в руке Кейла. А потом он сказал нечто неожиданное. — Ты ранен? Рука, державшая нож, разжалась. Нож отскочил от кровати и бесшумно упал на ковёр. Бесшумно, как слёзы Кейла. Его тело, напряжённое, как струна, обмякло, как будто его придавил тяжёлый груз. Годы усталости, накопившейся за это время, были настолько тяжёлыми, что ему было трудно стоять на ногах. Кейл посмотрел на свои окровавленные руки. Красный цвет всё ещё был таким ярким, таким насыщенным, ярче, чем оттенок его волос. — Кажется, это конец, — пробормотал он хриплым голосом. Даже самому себе его голос казался далёким. — Теперь меня выгонят. — Молодой господин Кейл, — голос Рона был осторожным, как и его медленно приближающиеся шаги. — Почему вы так думаете? — Потому что… — взгляд Кейла скользнул в сторону. — Его губы зашевелились, и следующие слова, которые он произнёс, звучали так, будто он их не произносил, а просто запомнил, слыша их снова и снова. — Я был плохим мальчиком. Очень плохим. Я снова разочаровал своего отца. — Молодой господин. Почему ты убил его? В голосе Рона не было осуждения или гнева. Он был тщательно легким, тщательно нейтральным. Это звучало так, как будто он просто хотел получить ответы. — Потому что… — голос Кейла дрогнул. Как он вообще мог говорить об ужасах, которые пережил? — Я… — Он вспомнил тот первый день, когда это случилось. Он так доверял Освальду. Он был так рад, что наконец-то у него появился кто-то, кому не всё равно. Но Освальд толкнул его. И он… — Ах! — вскрикнул Кейл и прижал окровавленные ладони к закрытым глазам, пытаясь отогнать воспоминание. — Нет, нет, нет… Он мёртв, он мёртв, он не… это не… — Молодой мас... — Кьяаа!!! За дверью раздался пронзительный крик. Горничная заметила происходящее через открытую дверь и в ужасе убежала. Как странно. Обычно никто не приближался к жилым помещениям Кейла. Рон тихо выругался себе под нос. Он подошёл к Кейлу и протянул руку, как в тот дождливый день. — Молодой господин. Сначала, пожалуйста, встань с кровати. Кейл взглянул на руку. Он уставился на труп, на котором всё ещё сидел. Посмотрел в пустые глаза Освальда. На все ножевые ранения на его теле. На всю кровь. Мёртвый. Сделал судорожный вдох. Закрыл глаза. Взял Рона за руку. Встал с кровати. Почувствовал, как Рон накинул на его дрожащие плечи толстое пальто. Он сделал это. Значит, это было все? Конец всем ужасам? Громоподобные шаги. Его отец ворвался в комнату и ахнул при виде сына, покрытого кровью с головы до ног. За ним стояло множество слуг и стражников. Кейл открыл глаза и пустым взглядом посмотрел на отца. Прошло много лет с тех пор, как его отец переступал порог его комнаты. У Дерута подкосились ноги. Он пошатнулся и ухватился за стену, чтобы не упасть. — О боже… — Он недоверчиво уставился на своего сына. — Зачем ты сделал что-то настолько ужасное, Кейл?! Разве ты не ладил со своим наставником? Ты всегда был непослушным, но… но такое… — Ха! Услышав эти нелепые слова, Кейл расхохотался. Он посмотрел на Дерута, и тот показался ему незнакомым. Дерут смотрел на Кейла так, словно тоже не узнавал своего сына. Сколько времени прошло с тех пор, как они в последний раз встречались взглядами? Почему Дерута здесь не было после всего этого? Кейл закрыл лицо руками и расхохотался еще громче. «ХАХАХАХАХАХАХАХА!» Липкая и отвратительная кровь на его руках и лице размазалась ещё сильнее, когда он засмеялся. Он сходил с ума. Нет, может быть, он уже сошел с ума. — К-Кейл, ты меня пугаешь. Что происходит? — НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ! — закричала Кейл и ударила Дерута по руке, прежде чем та опустилась ему на плечо. Дерута передернуло, на его лице отразились боль и шок. Это выражение вызвало вихрь ярости, печали, недоверия — всего, что скрутило и уничтожило Кейла изнутри. Какое право имел Дерут использовать это выражение? Какое у него было право? — Ты знаешь, чему меня учил мой наставник? — Кейл усмехнулся. Ему казалось, что последняя нить, связывающая его с реальностью, оборвалась. Пять лет. Он терпел это пять лет. — А ты, «отец»? Дерут не знал, поэтому у него не было ответа. Уголок губ Кейла слегка приподнялся. Ухмылка. Это был последний раз, когда Кейл Хенитьюз назвал графа своим отцом.