Тени в темноте

Кейл хотел знать правду. Он хотел узнать всё, что можно, о том, через что прошёл изначальный владелец его тела и как он стал тем, кем является сегодня. Но обращение в гильдию разведчиков и к старейшему слуге поместья Хенитус оказалось бесполезным. Может быть, где-то была запись. Может быть, у Кейла Хенитьюза был дневник. Помня об этом, он начал рыться в ящиках и искать потайные отделения. Похоже, у Кейла Хенитьюза их было немного. Ему удалось найти маленького плюшевого кролика, спрятанного в самом дальнем углу шкафа, но больше ничего не было. Он провел пальцами по мягкому меху розового плюшевого кролика, который знавал лучшие дни. На спине у него была пришита большая заплата, закрывающая дыру. Он знал, что это мистер Кролик, детская игрушка, которую подарила ему мать. Кейл почувствовал, как в его сердце вспыхнули искорки тепла, уюта, одиночества и печали, когда он осторожно прикоснулся к нему. Он убрал его обратно в шкаф и вздохнул. Оставалось последнее место, куда стоило заглянуть. Он опустился на колени рядом со своей кроватью и посмотрел на пустое пространство под ней. Он уже собирался сдаться, когда увидел это. Там, приклеенный к нижней части кровати, лежал чёрный блокнот. Он не ожидал, что там действительно что-то есть. Он осторожно потянул за край скотча ногтями, пока не оторвался маленький треугольный кусочек. Он зажал его между большим и указательным пальцами и потянул, услышав, как «ззз» скотч оторвался. Вскоре в его руках оказался чёрный блокнот в кожаном переплёте. В правом нижнем углу обложки была небольшая золотая надпись. Моему любимому сыну Кейлу Кейл знал, что это тетрадь, которую Дерут Хенитьюз подарил ему, когда он был достаточно взрослым, чтобы начать уроки. Пятилетнему мальчику она понравилась, несмотря на простую обложку, потому что в ней чувствовался «взрослый» вид. Оно было оставлено в его ящиках, неиспользованным, потому что было слишком ценным. Только после того, как Кейлу исполнилось десять, он начал вести в нем дневник, используя его, чтобы говорить то, что он не мог сказать никому другому. Вещи, подобные тому, что Освальд сделал с ним. Выражение лица Кейла изменилось. Он сделал прерывистый вдох, держась за спинку кровати, чтобы не упасть. Бесконечное количество печали, гнева, ненависти, одиночества и страха, заключённых в этой записной книжке, было невыносимым. Он решился сам Это было то, что он хотел найти. То, что он хотел увидеть. Он осторожно перевернул первую страницу. «Я скучаю по тебе, мама.» Сердце Кейла сжалось от тоски. Перелистывая страницы, он часто натыкался на это предложение в дневниковых записях. Кейл часто мечтал, чтобы его мать была жива, чтобы она была рядом с ним, а иногда ему хотелось, чтобы он отправился с матерью к звёздам. Почему это никогда не становится проще? Молодой Кейл был полон страха и боли, когда продолжались сексуальные домогательства. Это было так же тяжело и страшно, как и в первый раз. Каждый случай изнасилования был описан в дневнике. Иногда подробно, иногда просто строкой «Он сделал это снова». Иногда это была пустая запись в дневнике с простым знаком в длинном ряду в верхней части дневника. Одна страница была исписана злыми каракулями. В тот день… Кейл Хенитьюз вошёл в класс и увидел, что его парта завалена оскорбительными каракулями. Безмозглый неудачник. Тупица. Кретин. Идиот. Дебил. Урод. Монстр. Ублюдок. Мусор. Одно слово кричало ему: «УХОДИ». Его стул был покрыт тёмной мерзкой жидкостью, пахнущей мусором. Стоя рядом со своим столом, он слышал довольные смешки других детей, которым нравилась его боль. Почему это должно было случиться с ним? Почему они продолжали так поступать с ним? Что же он такого плохого сделал? Они никогда не останавливались, что бы он ни делал. Потому что… Потому что он был неудачником без матери? Потому что он был дерьмом, тупицей, идиотом, придурком, уродом, монстром, подонком, отбросом. И что-то в нем оборвалось. Он закричал. Он схватил свой стол. Он швырнул его прямо в голову самого крупного хулигана, и тот разбил стеклянные окна рядом с мальчиком. Осколки стекла с громким звоном посыпались на пол. На мгновение воцарилась ошеломленная тишина. — Что за хрень?! — взвизгнул мальчик. К крикам присоединились новые, когда Кейл тоже швырнул свой стул, и мерзкая жидкость забрызгала все вокруг. Кейл не останавливался. Он продолжал швырять все, что попадалось под руку, чтобы разбить все окна в классе. Он хотел разбить все, потому что хотел, чтобы все было разбито, как и он сам. Это была эйфория. Он видел, как дети убегают от него, как они смотрят на него с выражением ужаса на лицах. Впервые в жизни он почувствовал себя сильным. От напряжения у него болели руки, и было трудно дышать, но впервые он почувствовал себя живым.

***

Его отправили в кабинет учителя. — Мне придётся рассказать об этом твоему отцу, — с тяжёлым вздохом сказал учитель. — Нет, не надо! — в панике взмолился Кейл. Что, если отец снова на него разозлится? Что, если его выгонят из дома? — Кейл такой хороший мальчик. Я бы хотела, чтобы у меня был такой сын. Ужас сжал его сердце. Что, если отец отдал его Освальду? Его пульс был таким учащённым, что казалось, будто кровь вот-вот хлынет из-под кожи. — А что я с этого буду иметь? — Учитель приподнял бровь. Кейл был охвачен страхом. Неужели его учитель хочет сделать с ним то же, что Освальд сделал с ним? — Я, я заплачу вам! — В отчаянии предложил Кейл. Он получил немного денег от Дерута через Рона, так как это был новый учебный год. — Я заплачу за ремонт! И даже больше! Вы можете забрать все деньги, которые у меня есть! Учитель посмотрел на него с жалостью, но вздохнул и кивнул: «Хорошо. Деньги. И я не скажу ему, если твои оценки улучшатся. Ты снижаешь средний балл по классу. А теперь возвращайся в класс, ты отнимаешь у меня время на обед.» Кейл удивленно моргнул. Его не наказали? Остаток дня дети держались от него подальше. Кейл понял, что пренебрежительное отношение и лень его учителя можно обратить себе на пользу. Он пытался сделать то же самое, когда пришел Освальд. Он закричал и разбил вазу о землю, но Освальд тут же навалился на него, одной рукой удерживая его запястья над головой, а другой закрывая Кейлу рот. — Зачем ты так кричишь? Ты хочешь, чтобы у нас были неприятности?! Мы? Почему у Освальда тоже должны быть проблемы? Вскоре пришла горничная. Она ахнула при виде беспорядка. — Ч-что здесь происходит? — Молодой господин случайно разбил вазу, — добродушно улыбаясь, объяснил Освальд. — Не волнуйтесь. Никто не пострадал. — Я, я позову графа! — пискнула служанка. — Подожди, здесь нет… — Освальд вздохнул и отпустил Кейл. Горничная уже убежала, прежде чем Освальд успел её остановить. — Ну что ж. Молодец, Кейл. Теперь граф снова на тебя разозлится. Разве ты не обещала ему вести себя хорошо? Зачем ты сделала что-то настолько чертовски глупое? Кейл вздрогнул. Он никогда не слышал, чтобы Освальд ругался. До сегодняшнего дня, что бы Освальд ни делал, он притворялся мягким и добрым. Иногда он был твёрдым и строгим, но никогда не говорил так. Его голос никогда не был таким низким, мрачным и оскорбительным. Он смотрел на Кейла с презрением, как будто тот был грязью у него под ногами. — Что происходит? — Дерут ворвался в комнату, выглядя измотанным. За ним следовали несколько слуг, в том числе Рон. Волосы и одежда Дерута были в беспорядке, а мешки под глазами отяжелели. Он ахнул, увидев беспорядок на полу. Затем его взгляд переметнулся с Кейла на Освальда. Кейл никогда не видел своего отца таким, разве что на похоронах матери. Это на мгновение ошеломило его. Прежде чем Кейл успел взять себя в руки и заговорить, Освальд сказал с едва скрываемым раздражением: «Юный господин не хотел учиться, поэтому закатил истерику». — Истерику? Бросаешь вазу? — Дерут развернулся и недоверчиво посмотрел на Кейла. Он вздохнул и устало провёл рукой по лицу. Его следующие слова были полны усталости и разочарования. — Кейл. Мне не нужно, чтобы у тебя были хорошие оценки. Всё, о чём я тебя прошу, — это ходить на занятия. Вот и всё. Все так делают. Все дети должны учиться. Всё, что тебе нужно делать, — это ходить на уроки. Разве это так сложно?! По мере того, как Дерут говорил, его голос становился всё громче и громче. Все опустили глаза, опасаясь его гнева. Тишина сгущалась после его раздражённого крика. Кейл дрожал. Это было тяжело. Это было невероятно трудно, но он чувствовал, что Дерут разозлится ещё сильнее, если он это скажет. — Ты знаешь, как тяжело мне без твоей матери? — сказал Дерута, и в его голосе звучали эмоции, гнев и печаль. — Как повелитель территории, я не могу, я даже не могу найти время, чтобы горевать. Столько всего нужно сделать… столько жизней зависит от меня, я должен работать ради всех… Я изо всех сил стараюсь держаться, чтобы наша территория продолжала существовать, чтобы у тебя была крыша над головой, Кейл. Я знаю, что это тяжело. Ты не единственный, кто страдает. Я стараюсь сделать всё возможное для тебя. Для нас. — Я, я могу пойти в школу, — тихо сказал Кейл. Просто уроки с Освальдом, они… — Хорошо! Так что перестань создавать проблемы молодому мастеру Освальду! — … Кейл закрыл рот. Он увидел, как Освальд самодовольно улыбнулся ему. Он закрыл глаза. — Хорошо, Кейл? Ты можешь просто… ты можешь просто сделать это? Будь хорошим мальчиком? Пожалуйста? Я знаю, что ты хороший мальчик, — взмолился Дерута. Будь хорошим мальчиком. Будь хорошим мальчиком. Будь хорошим мальчиком. Будь хорошим мальчиком! Кейл сжал кулаки так сильно, что ногти впились в кожу. До каких пор? До каких пор он должен терпеть? Когда же? Когда же это закончится? Почему он не может просто жить так, как жил, когда его мать была жива? Почему? Почему? Почему? Почему? Почему? Настоящий Кейл был особенно зол в тот день. Беспорядочные каракули почти разрывали страницу. Кейл провёл пальцами по странице, ощущая вмятины под кожей, силу эмоций, которые за ними стояли. Гнев. Чувство, что он в ловушке, как пленник в собственном доме. Беспомощность. Подавляющее отчаяние. Мольбы, которые так и не были произнесены. Крики, которые никогда не будут услышаны. Эти чувства казались слишком сильными для его тела. Ему хотелось наброситься на кого-нибудь. Хотелось разрушать. Это разъедало его изнутри. Кейл Хенитьюз глубоко вздохнул. Он крепко сжал дневник. Он уставился на каракули. Он открыл коробку в своем сознании и аккуратно запихнул в нее все чувства и воспоминания. А затем он плотно закрыл дверь. Запер на всякий случай. И он вздохнул. Вдыхаем и выдыхаем. Его сердцебиение постепенно выровнялось. Затем слегка дрожащей рукой он поднял страницу и перевернул её. И продолжил читать.

***

Дети перестали беспокоить его, потому что думали, что он сумасшедший. Но Кейл понял, что что бы он ни делал, он никогда по-настоящему не освободится от Освальда. Он придумывал изобретательные способы избегать уроков. Те, которые не требовали отчёта перед Дерутом. Притворялся больным или ходил в библиотеку, где не было замков на дверях. Брал больше уроков, чтобы меньше времени проводить с Освальдом. Если ему очень везло, он мог прожить месяц, проведя с Освальдом всего один урок «любви». Потом один месяц превратился в два. И в три. Его оценки улучшились благодаря тому, что он стал внимательнее на уроках и занимался самостоятельно, и никто не счёл странным, что он сократил занятия с Освальдом, поскольку у него всё хорошо получалось. Основное внимание всех в поместье переключилось на новую хозяйку, Виолан Хенитьюз, и её детей, сводных братьев и сестёр Кейла. Кейл Хенитьюз намеревался окончить школу и покинуть дом, как только достигнет совершеннолетия. Он хотел поехать в родной город своей матери и начать всё сначала. Один. Он никогда бы не женился, но подумывал завести домашнего кролика. Он довольно много читал о садоводстве и кулинарии, а также о том, как убираться и мастерить простые вещи, но было трудно сказать, сможет ли он делать всё это на практике, основываясь только на теории. Он будет жить новой жизнью простолюдина. Самодостаточного. Эта мысль немного пугала, но в то же время давала свободу. Когда он наконец успокоится, то попробует посадить несколько красных роз, которые так любила его мать. Он думал, что взять с собой. Ее подарок на память, которым были его любимые карманные часы. Деньги и немного одежды. Ее портрет. Он бы тоже привез рубиновое ожерелье, которое было на ее портрете, и никогда бы не продал его, даже если бы настали тяжелые времена. И, конечно, мистер Рэббит. И он сказал бы Эрику свой новый адрес. И, возможно, на этот раз, на этот раз он сможет заставить себя ответить на письма Эрика со своими собственными хорошими новостями. Это вселяло надежду. Это было яркое ощущение. Близок к радости. Так редко, так драгоценно в жизни Кейла Хенитьюза, полной трудностей. От этого у Кейла Хенитьюза наворачивались слёзы. Потому что каким-то образом он знал. Он знал, что этой простой, обнадеживающей мечте не суждено сбыться. Кейл сделал судорожный вдох и снова и снова проговаривал эти слова. Этот сон. Это чувство. Он хотел ухватиться за это мимолетное ощущение. Он не хотел двигаться дальше. Он не хотел двигаться дальше. Но что-то начало разрывать его на части. Предупреждение, необъяснимая потребность покинуть это поместье. Потребность сбежать. Ему казалось, что что-то, кто-то опасное вот-вот придёт за ним. Страх начал разъедать его изнутри, пока сердце не начало бешено колотиться в груди, пока пальцы не онемели и не задрожали. Как одержимый, он схватил дневник и выбежал из комнаты. Кейл сбежал по большим витым ступеням и почувствовал, как его охватывает тошнота. Он пошатнулся, остановился и присел на корточки на покрытой ковром лестнице. Он ухватился за перила, чтобы не упасть, и у него помутилось в глазах. Сцена наложилась на реальность, и он услышал негромкий гул разговоров, звон бокалов, увидел великолепие прекрасных костюмов и безупречно сшитых платьев. На мгновение он увидел своего сводного брата, намного моложе, стоящего в центре внимания. Это была сцена из дня рождения Бассена. Тревожные колокола кричали громче, чем когда-либо. … Ему пришлось покинуть это место. Ему пришлось уйти. Почти в отчаянии он бросился к большим дверям их поместья и распахнул их. Выл ветер, и моросил весенний дождь темной ночью, слишком темный, чтобы его можно было разглядеть, но слишком холодный, чтобы его не чувствовать. Ощущение его на лице отрезвляло. Но… Но куда ему идти? У него не было места, куда он мог бы пойти. Кейл вздрогнул в своей пижаме и тапочках. Нет, он должен был уйти сейчас и подумать об этом позже. И он побежал. Он побежал в большой сад поместья. Воспоминание снова грозило поглотить его, разрывая на части и накладываясь на тёмный сад. Ярко освещённые залы, высокая башня с шампанским, толпа знати, Бассен, улыбающийся и держащий в руках завёрнутый подарок… Не в силах больше сдерживаться, Кейл рухнул на холодный камень павильона рядом с прудом и тяжело задышал.

***

Бассен застенчиво принимал подарки от всех, горячо благодарил за каждый подарок и поздравление. Он совсем не был похож на дворянина. Он был слишком милым и вежливым. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Но он также выглядел счастливым. Он просиял, глядя на Виолан, стоявшую рядом с ним, когда толпа немного расступилась, и его щёки слегка порозовели от волнения, когда он приветствовал всех на своём дебюте. Он что-то шептал ей на ухо, вероятно, что-то вроде: «Я никогда раньше не получал столько подарков!» или «Я не ожидал, что придёт так много людей!». И она улыбнулась ему материнской улыбкой, которая смягчила её обычно строгое выражение лица. Она снисходительно и с любовью откинула его волосы назад, как сделала бы мать, и это напомнило Кейлу о его собственной матери. Затем к ним присоединился Дерут, сказав что-то, что, вероятно, было шуткой, и все трое рассмеялись. Кейл наблюдал за всем этим со второго этажа, потягивая бокал вина, которое ему не следовало пить, и опираясь на перила. Они, вероятно, справятся, нет, они справятся ещё лучше, если он уйдёт. — Прячешься от толпы? Кейл мог узнать этот липкий и приторный голос из тысячи. Его пальцы крепче сжали перила. — Я слышал, что у тебя хорошо получается на уроках этикета. Разве ты не должен сейчас приветствовать своего учителя, а? Кейл повернулся, чтобы уйти. Он давно понял, что Освальд ничего не сможет сделать ему на людях. Он не боялся. Совсем не боялся. Он мог просто раствориться в толпе. В большом количестве людей есть безопасность. Но затем он услышал смешок Освальда. — Твой брат уже становится большим. Глаза Кейла расширились. Что… что Освальд имел в виду под этим? Освальд прижал Кейла к перилам, преградив ему путь к отступлению. Он улыбнулся, и его золотые очки сверкнули под роскошными люстрами. — Если ты не хочешь продолжать занятия со мной… — Кейл с ужасом наблюдал, как улыбка Освальда стала шире, — может, мне лучше учить Бассена? Я пойду поговорю с графом прямо сейчас. Не успев даже подумать об этом, Кейл схватил Освальда за запястье и остановил его. Освальд рассмеялся. От этого звука у Кейла по спине побежали мурашки. Освальд забрал бокал из другой руки Кейла и поставил его на перила. Он ворковал с Кейлом, словно с очаровательным питомцем. — Как мило. Должно быть, ты любишь меня больше, чем я думал. Кейл отпустил Освальда, словно обжёгшись. Он попятился, но бежать было некуда. Он ударился спиной о холодные и твёрдые перила. Освальд сократил расстояние, которое удалось преодолеть Кейлу, и схватил подростка за подбородок. — Скажи, что любишь меня, Кейл. Или я уйду к твоему брату. — … — Скажи это! Кейл дрожал, как лист на ветру. Неужели никто не смотрит сюда? В этом поместье на празднике было так много людей. Неужели никто их не заметит? Освальд вздохнул, когда Кейл замешкался. — Ты очень непослушный, Кейл. Думаю, твой брат был бы гораздо более послушным. — Нет! — отчаянно закричал Кейл. Он протянул руку, но в то же время не хотел хвататься за Освальда. Его рука застыла в воздухе, дрожащая и бесцельная. Он знал, что Освальд сделает с ним. А значит, он знал, что Освальд сделает с Бассеном. Бассеном, который был младше его, и в глазах которого была вся надежда и невинность мира, когда он робко назвал Кейла хён-нимом. — Нет, нет, я… я скажу это. Я, я люблю… Его голос дрожал. Как скрипичная струна на грани разрыва. В его сознании промелькнули воспоминания о матери, о том, что когда-то значила любовь. — Я люблю тебя, — сказал он и сам не понял, что это значит. Это прозвучало странно. Пусто. Пугающе. Отвратительно. — Я тоже тебя люблю, Кейл, — сказал Освальд, и его голос звучал нереалистично и отстранённо. — Давай проведём урок прямо сейчас, хорошо? Думаю, это давно пора. Он схватил Кейла за запястье и увёл в одну из гостевых комнат наверху, где их никто не мог увидеть. Хватка была крепкой. Сбивающей с ног. Кейл не смог бы вырваться, даже если бы попытался. Он чуть не споткнулся на лестнице из-за того, как торопился Освальд. Его бесцеремонно швырнули на кровать. Он попытался подняться, но услышал характерный звук закрывающейся двери, отрезавшей ему путь к выходу. Кейл посмотрел на Освальда, который приближался к нему, снимая ремень. Кейл почувствовал себя девятилетним мальчиком, лежащим на кровати, испуганным, уязвимым. Не подходи, хотел сказать он. Кто-нибудь, помогите мне, ему хотелось закричать. Но у него было такое чувство, что у него отняли голос. Он пытался, несмотря ни на что. — Ах, ах… Но Освальд не дал ему шанса. Он резко оттолкнул Кейла назад и связал ему запястья своим ремнём, а рот заткнул носовым платком. — Не спорь со мной, Кейл. Ты ведь знаешь, как нужно себя вести, да? Если я решу, что тебя нельзя научить, я научу твоего брата. Кейл замер. Освальд снова посмеялся над ним. Он продолжал смеяться, раздевая Кейла. А потом он перестал смеяться. — Почему… почему ты был таким непослушным, Кейл? Почему ты пытался избегать меня? — спросил его Освальд с мрачным и сердитым выражением лица. Он крепко схватил Кейла за подбородок и заставил его посмотреть ему в глаза. Кейл не мог ответить. — Ты пытаешься заставить меня ревновать, да? Ревнуешь? Что это значило? Кейл уставился на Освальда пустыми и стеклянными глазами. Пощечина! Недовольный выражением лица Кейла, Освальд ударил его кулаком в спину. От сильного удара голова Кейла мотнулась в сторону, и он пошатнулся. — Ты мой. Ты мой, Кейл, — настаивал Освальд. Он наклонился и целовал, лизал и покусывал кожу Кейла везде, куда мог дотянуться. Это было отвратительно. Насильственно. Кейл дрожал и пытался сопротивляться его прикосновениям, но ему некуда было деваться. — Мой, — прошипел Освальд, взявшись за пыльно-розовый сосок Кейла и покрутив. Кейл издал приглушенный звук боли из-за кляпа. — Каждую частичку тебя. Ты понимаешь? Он почти пожалел, что Освальд снова не накачал его наркотиками. Всё казалось слишком резким. Слишком ясным. Слишком болезненным. Слишком пугающим. Слишком сильным. Освальда разозлило то, что Кейл не ответил. Он хотел, чтобы Кейл кивнул. Он хотел, чтобы Кейл сдался. Но Кейл всё ещё пытался отстраниться, увеличить расстояние между ними. — После всего, что я для тебя сделал? После того, как я был так добр к тебе? Так вот как ты мне отплатил? Как ты мог избегать меня, когда я так сильно тебя люблю? Тебя нужно наказать. Освальд схватил Кейла за основание члена и крепко сжал его. Это было так больно, что Кейл даже не мог кричать. — Ты знаешь, что это, Кейл? — спросил Освальд, широко раскрыв глаза от почти детского восторга и размахивая тонкой ребристой палочкой в воздухе свободной рукой. Она размывалась из-за того, как быстро двигалась. Кейл не мог понять, что это, из-за слёз, выступивших на глазах. — Разве ты не спрашивал меня раньше, чему можно научиться, если мы всегда делаем одно и то же? Мне ещё многому нужно тебя научить, Кейл. Многому. Освальд крепко сжал вялый член Кейла одной рукой и поднес палку ближе и ближе к его уретре. Глаза Кейла расширились. Нет. Нет, этого не может быть. Она не поместится. Туда ничего не должно входить. Но затем кончик палочки прижался к верхней части его головки. — ММФ! — Кейл издал приглушенный крик боли. С сильным толчком сантиметр фаллоса вошёл в чувствительный член Кейла. Освальд тяжело и жарко дышал, восхищаясь зрелищем. Кейл слабо покачал головой, на лбу у него выступил холодный пот. Было больно. Было очень больно. Он не знал, что можно испытывать такую сильную боль. Он хотел, чтобы это прекратилось. Он хотел умолять. Что угодно. Что угодно, что он мог бы сказать или сделать, чтобы Освальд остановился. Он бы даже сказал Освальду, что любит его. Он бы пообещал вести себя хорошо. Но Освальд перехватил палку и погрузился ещё глубже. — Ммф…! ММФ! — Кейл взбрыкнул и напрягся в своих оковах. Деваться было некуда. Он застрял. Как насекомое под булавкой, беспомощное, неспособное что-либо сделать, даже когда его разрывают на части, неспособное что-либо сделать, когда его коллекционер охает и ахает над его бьющимся телом. Кейл плакал. Он плакал сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Освальд шикнул на него и откинул его волосы назад, осыпая поцелуями его лицо и шепча: «Я люблю тебя». Он говорил Кейлу, какой тот красивый. Говорил ему, какой он особенный. Продолжал хвалить и ласкать Кейла, даже когда приставил свой член к его сухой заднице и сильно толкнулся. Кейл кричал, кричал и кричал, заткнув себе рот кляпом, чувствуя, как его разрывают на части. — Я тоже не хотел этого делать, Кейл, — вздохнул Освальд, поглаживая большим пальцем судорожно вздымающуюся тазовую кость Кейла. — Ты знаешь, как сильно я тебя обожаю. Мне тоже больно видеть тебя страдающим. Но тебя нужно было наказать за то, что ты был таким плохим. Ты ведь понимаешь, да? Освальд двигался, используя тёплую и липкую кровь в качестве импровизированной смазки: «О боже, ты такой тугой. Ты так крепко держишь меня… должно быть, ты скучал по мне, да? О, мой дорогой мальчик. Я тоже скучал по тебе». Никто не слышал Кейла из-за громкой музыки, игравшей в главном зале. Все веселились, танцуя вместе, не подозревая, какой ужас творился над ними. Затем раздались три стука в дверь. Кейл всхлипнул, в отчаянии глядя на запертую дверь. Он так сильно плакал, что ничего не видел. — Кейл? Ты там? Это был Эрик. Эрик был здесь. "Хён," — хотел закричать Кейл. — "Спаси меня, хён." Как только Освальд услышал их голоса, он начал двигаться в Кейле ещё сильнее, стоная так громко, как только мог. Кейл беззвучно кричал. Ему было уже не до стыда. Он хотел, чтобы это закончилось. Он кричал, чтобы они вошли и спасли его, но из-за кляпа его голос звучал приглушённо и невнятно по сравнению с громкими стонами Освальда. — Я-я думаю, что там занято! Давай поищем в другом месте! — пропищала Амиру. — Простите, что побеспокоил вас! — сказал Гилберт, и их шаги затихли.

***

Это был один из самых болезненных сеансов, которые когда-либо переносил Кейл. Он уставился на дневник, упавший перед ним. Раздался раскат грома, сотрясший землю, и молния осветила страницу, сморщенную от высохших слёз. Я устал. Сердце Кейла упало, когда он увидел это предложение. Неужели он оказался в этом теле, потому что его прежний владелец пытался покончить с собой? Кейл протянул руку и закрыл дневник. Ему было невыносимо читать дальше прямо сейчас. Ему было невыносимо переживать это прямо сейчас. Из его горла вырвался прерывистый всхлип.