В моëм шкафу есть кости(но ты все равно развешиваешь вещи)

Когда Хенджин просыпается, кровать пуста, только смятые одеяла и простыни пропитаны запахами его друзей. Он лениво потягивается, его рубашка задирается, обнажая живот. В комнате немного прохладно, от чего у него по коже бегут мурашки. Взглянув на цифровой будильник, который, по настоянию Джисона, всегда стоит на прикроватной тумбочке, он понимает, что уже больше 8 часов утра. Бета еще раз застонал, прежде чем встать с кровати. Он смутно помнит яркий сон о том, как спорил с аджуммой на рынке о цене на бунгеоппанг. Это, а также ночной срыв Енбока, из-за которого они все не спали около часа, заставляют его чувствовать себя так, словно он вообще не спал. Он опасается, что его друзьям сегодня не лучше, и его опасения подтверждаются, когда он заходит в гостиную и обнаруживает Сынмина, завернутого в одеяла, с дымящейся чашкой чая на кофейном столике перед ним. Яркий жизнерадостный принт в виде таксы на кружке излучает энергию, противоположную энергии омеги, спрятанного под одеялом. «Ты выглядишь несчастным», - бормочет Хенджин. Его голос все еще хриплый со сна, и он забирается под одеяло, прижимаясь к Сынмину, как коала, и вдыхая его успокаивающий аромат лаванды. «У тебя воняет изо рта,» - ворчливо возражает Сынмин, но все же притягивает Хенджина ближе и позволяет бете понюхать пахучие железы у себя на шее. Они стоят так, обнявшись, в тишине, пару мгновений, наслаждаясь теплом друг друга, прежде чем Хенджин спрашивает о Чане и Енбоке. «Чан на кухне готовит кофе. Енбок еще не выходил из своей комнаты. Может, он еще спит» Сынмин сомневается в своем заявлении, и запах лаванды от него притупляется. «Я пойду проверю его, если он не выйдет в течение следующего часа». В коридоре слышны шаги, и из-за угла выходит Чан с чашкой кофе в руке. Его волосы взъерошены, а под глазами круги. Очевидно, это его первый кофе за день. «Если бы я знал, что ты уже будешь здесь, я бы тоже принес тебе чашечку.» Он подбегает и наклоняется, чтобы поцеловать Хенджина в лоб, а Сынмина - еще раз, для пущей убедительности. Нежность, исходящая от него, заставляет Хенджина улыбнуться. «Все в порядке, я принесу немного позже. Ты хорошо спал?» Чан морщится, садясь на диван напротив них и прижимая подушку к груди той рукой, которая не сжимает чашку с кофе, как спасательный круг. Это подушка, на которую Джисон всегда претендует во время просмотра фильмов, она буквально пропитана его ароматом. Его взгляд не отрывается от Хенджина и Сынмина, прижавшихся друг к другу. Он излучает довольную альфа-энергию, когда его омега и одна из его бет уютно устроились на диване, а запах его второй беты, которая в данный момент находится вне дома, также находится рядом с ним. «У меня бывали ночи и получше,» - признается Чан, и это больше всего похоже на признание в том, что он плохо спал ночью, чем когда-либо. «Чансон написал, что он будет здесь в 15:00, чтобы связаться с Енбоком. Он спросил, как дела.» »Что ты ответил?» Спрашивает Сынмин, с любопытством наклоняясь вперед. Хенджин ворчит, когда его толкают при движении. «Что это сложный случай,» - честно отвечает Чан. Это не преувеличение, думает Хенджин. В прошлом у них были напуганные приемные омеги, но никто из них не был на уровне Енбока. Хенджин задается вопросом, нашел ли Чан Сон для него стаю, которая лучше приспособлена для общения с травмированными омегами. Он удивлен, когда после слов Чана лавандовый аромат Сынмина приобретает неприятный оттенок. Прежде чем он успевает спросить, что все это значит, Сынмин сбрасывает одеяло, отряхивается от Хенджина и встает с дивана. Он хватает свой чай с кофейного столика и заявляет, что начнет с овсяных хлопьев, приготовленных Енбоком на завтрак, прежде чем выбежать из комнаты. «Что все это значит?» Хенджин растерянно спрашивает, недовольный тем, что его утренние объятия закончились. Чан хмурится, феромоны довольного альфы рассеиваются в воздухе. »Мне кажется, Сынмин слишком увлекся прошлой ночью» Некоторое время они молчат, сидя и потягивая кофе, пока не слышатся приближающиеся шаги. На секунду Хенджин задумывается, не Енбок ли это, но затем он узнает Сынмина по шагам, прежде чем их омега застенчиво выходит из-за угла. «Не мог бы кто-нибудь из вас оказать мне услугу?» И вот Хенджин вызвался сходить в продуктовый магазин за овсянкой, потому что Сынмин подозревает, что у Енбока вчера вечером из-за жирной пиццы расстроился желудок, и ему нужна пища, которая легко переваривается. ‘Волонтеры" - на самом деле неподходящее слово, но как бы то ни было. Хенджин ворчит, умываясь, и он ворчит, переодеваясь из пижамы в обычную одежду, и он ворчит, когда Сынмин целует его в щеку в знак молчаливого ‘спасибо’. « Ты вообще знаешь, как включать плиту?» - Спрашивает Чан слишком серьезным тоном, на взгляд Сынмина. «Ха-ха,» - сухо отвечает Сынмин, внимательно читая инструкцию, напечатанную на упаковке овсянки. К его облегчению, для этого нужна только горячая вода, и поэтому он берет чайник и наполняет его, прежде чем включить. «Я хочу, чтобы вы знали, что я прекрасно справлялся сам, прежде чем присоединиться к этой стае» «Потому что ты жил дома, и твой шеф-повар готовил для тебя» - парирует Чан, быстро выскакивая из кухни, когда Сынмин швыряет в него рулоном бумажных полотенец. Чан не лгал. Сынмин действительно не известен в стае своими кулинарными способностями. В первую очередь, это территория Минхо. Сынмин может сделать себе бутерброд или разогреть то, что приготовили другие, но он не может вспомнить, когда в последний раз активно включал плиту или духовку, чтобы приготовить что-то самостоятельно. Его родители всегда души в нем не чаяли, с тех пор как он был маленьким, и поскольку у его семьи были деньги, он помнит только прислугу на кухне, которая готовила ему все, что душе угодно. Его приятели всегда давали понять, что любят его таким, какой он есть, а не за деньги, но это не значит, что им не нравится дразнить его из-за того, что он плохо разбирается в некоторых вещах, например, в приготовлении пищи. Или стирать (об этом может свидетельствовать мягкий свитер Хенджина, который раньше был белым, а теперь стал нежно-розовым). Но Сынмин старается. Он уже знает, что нужно выбирать разные цвета, а не просто бросать в стиральную машину все, что было в корзине для белья. Он научился пользоваться общественным транспортом, чтобы его друзьям не приходилось сопровождать его, как это делал его личный водитель. Он сам убирает за собой (большую часть времени), потому что Чанбин ненавидит, когда вокруг беспорядок, а его друзья не являются его горничными. Но он отказывается готовить сам, и это может быть связано, а может и не быть, с тем, что однажды Минхо попытался научить его готовить, и их еда чуть не сгорела, сработала пожарная сигнализация, а ее остатки обуглились на дне кастрюли, и эту кастрюлю больше нельзя было спасти, и они собирались пораньше. смерть на кладбище кухонной утвари. Поэтому он никогда не прикасается на кухне ни к чему, что могло бы вызвать еще одну пожарную тревогу, за исключением Енбока… он хочет попробовать. Ему повезло, что овсянка (со вкусом яблока и корицы) получилась вкусной. Для Хенджина, принесенного из магазина, не требуется ничего, кроме чайника, потому что он знает, как с ним обращаться. Но, тем не менее, для Енбока он бы постарался, и Сынмин даже не уверен, почему. Омеги приходят и уходят. С некоторыми Сынмин все еще поддерживает связь, а другие ушли, потому что хотят забыть негативную часть своего прошлого, что вполне объяснимо. Сынмину и раньше доводилось видеть омег в их квартире, он общался с ними в самые тяжелые моменты их тревог, но такого еще никогда не было. Как будто он единственный, кто может помочь. Возможно, это связано с уровнем травм, которые пережили предыдущие омеги. Стая Бан имеет право на опекунство, но они прошли только базовую подготовку, чтобы брать на себя омег в опасных ситуациях, у которых нет особых потребностей или сложных травм. А расстроенные омеги обычно находят утешение с помощью альфа-феромонов. Конечно, омеги также могут находить утешение друг в друге, но обычно для достижения такого же или даже более высокого уровня комфорта между ними, как между омегой и альфой, требуются надежные отношения между двумя омегами и связь, которой можно доверять. Таким образом, за предыдущими омегами, которые оставались со своей стаей, ухаживал один из их альф, когда они были в беде. Сынмин помогал, но он не принимал активного участия в успокоении омег. Чаще всего ему поручали то, что происходило потом, — следить за тем, чтобы омеги чувствовали, что о них заботятся, и не впали бы снова в бедственное положение. Сынмин помешивает овсянку, которая к этому времени уже впитала всю горячую воду, которую он добавил. Он нюхает ее. Яблоко и корица. Пахнет как Минхо. Сынмин задается вопросом, был ли выбор овсянки Хенджином преднамеренным или это случайность. Он пробует это блюдо и остается приятно удивлен. Это ни в коем случае не меняет мир, но на вкус оно действительно неплохое. Пока все хорошо. Наверное, сейчас самое время наконец разбудить Енбока. Мягкий. Это первое, что замечает Феликс, когда просыпается. Он не может вспомнить, когда в последний раз чувствовал под собой что-то настолько мягкое, а одеяло сверху такое теплое и уютное. Это удобно. Феликсу удобно, и это так приятно, но в то же время… Феликс резко садится, пытаясь осмыслить события прошлой ночи и задаться вопросом, почему он в постели? Воспоминания медленно возвращаются. Встреча со стаей. Встреча с омегой. Пицца. В шкафу. Просыпаюсь от боли, боли, боли. На кухне. Один альфа. Громкие звуки. Две альфы, затем три. Все как в тумане. Феликс хмурится, теребя пальцами одеяло, которое все еще прикрывает его нижнюю половину. Он понимает, что на нем пижама беты. Что он чистый. Что произошло после встречи с тремя альфами? Феликс пытается вспомнить еще что-нибудь о боли, но ничего не может вспомнить. Его тело тоже болит не сильнее, чем вчера. Так что же тогда происходило на кухне? Голоса. Послышались голоса, а затем запах... лаванды. Феликс уверен в этом. Когда он был маленьким и его мать была еще жива, она подарила ему маленькую подушечку, наполненную лавандой. Феликс всегда и везде мог различить этот аромат. Он узнал его раньше, на кухне, запах омеги, только в этой конкретной комнате его можно было уловить, перебиваемый ароматом корицы, исходящим от альфы. Минхо. Это имя пронзает его тело и посылает дрожь по спине. Крепкий, как корица, давящий, навязчивый, обожженный и несчастный. Теперь он вспоминает. Он был третьим альфой, спешащим к Феликсу, протягивающим к нему руки. Феликс не помнит, чтобы Минхо действительно прикасался к нему. Но он помнит прикосновение. Нежное прикосновение. И лаванду. Так много лаванды, перебивающей ароматы корицы, пачули и мха. Он словно окутывает Феликса, защищая его от остального мира. И тут что-то щелкает. Феликс помнит голос Сынмина, который говорил с ним приглушенным шепотом. Пальцы Сынмина поглаживали его предплечье, уговаривая слушать и дышать. Его отвели обратно в эту комнату, в ванную, приказали принять душ. Выйдя на улицу, Сынмин оказался на кровати. Сынмин укладывает его спать, прежде чем выйти из комнаты. В голове у него все еще как в тумане, но постепенно кусочки мозаики начинают вставать на свои места. Это не значит, что они на самом деле складываются. Прежде чем он успевает хотя бы попытаться понять, что означают все события прошлой ночи, раздается стук в дверь. Это пугает Феликса настолько, что он соскакивает с кровати и падает на пол с громким "уфф". « Енбок? Это я, Сынмин. Все в порядке? Можно мне войти?» Феликс стискивает зубы и делает глубокий вдох, чтобы не обращать внимания на боль. Это всего лишь Сынмин, омега. Тот, кто уложил его спать. Теперь, когда Феликс проснулся и пришел в себя, ему начинает стыдно за их вчерашнее общение. «Да,» - откликается он, не уверенный, на какой именно вопрос отвечает. С ним все в порядке, и Сынмин может прийти. По крайней мере, Феликс не считает, что он представляет реальную угрозу в данный момент. Гораздо важнее выпутаться из одеяла, которое он стянул с себя на пол. «О,» говорит Сынмин, когда замечает Феликса на полу, который, похоже, слишком ошеломлен, чтобы сказать что-то еще. «Я упал с кровати,» - говорит Феликс в ответ, как будто это хоть как-то улучшает ситуацию. Ему хочется закрыть лицо руками. Может быть, это поможет уменьшить неловкость. «Я хотел сказать, что приготовил тебе завтрак. Овсянка, надеюсь, твой желудок справится с ней лучше, чем с пиццей, которую ты ел вчера вечером. Пожалуйста, присоединяйся ко мне в столовой, когда будешь готов.» Сынмин снова уходит, оставляя Феликса на полу с видом полного идиота. Верно. Пицца. Феликс помнит мучительную боль. Он также помнит, как подумал, что пицца была отравлена и... О, черт, его действительно стошнило? И по-прежнему никакого наказания, по крайней мере, Феликс ничего не помнит. Это все еще происходит, когда он приходит в себя? Должно же быть что-то, какие-то последствия. Феликс виноват в разбитом стекле. Он разбудил половину стаи посреди ночи. Он испачкал свою одежду и, возможно, пол и заставил омегу заботиться о нем. Ладно, ладно… ему нужно… ему нужно сохранять спокойствие. Он устал, у него болит голова, и ему просто нужно сохранять спокойствие, собраться и пойти в столовую. Омега отдал ему приказ. Он сможет вернуться позже, но сейчас ему нужно кое-что сделать. Руководство, которому нужно следовать. Это хорошо. Он может сделать это, а обо всем остальном позаботиться потом. Феликс выпутывается из одеяла и встает, берет мягкий предмет и кладет его обратно на кровать. Пока он этим занимается, он тщательно застилает постель. Когда он заканчивает, кажется, что к ней никто никогда не прикасался. Он идет в ванную, пользуется туалетом и чистит зубы. Рвота объясняет затхлый и неприятный привкус во рту, хотя он думает, что помнит, как чистил зубы перед сном. И что теперь? На нем все еще пижама беты, а одежда, которую он постирал сам в душе, еще не высохла. Он также не может найти свой второй комплект одежды. Ему нужно будет спросить омегу об этом позже. Он должен... продолжать носить пижаму? Это кажется неправильным, но Феликс не видит других вариантов. От этой мысли ему становится не по себе. Он с самого начала никогда не хотел надевать эту пижаму. Она удобная, и запах беты тоже приятный, но она не его. Они принадлежат кому-то другому, и он никогда не получал четкого разрешения от альфы (или беты, к которой они принадлежат) переодеться в них. Если только он не хочет бегать голышом или в мокрой одежде, единственное, что он может сделать, - это не снимать пижаму. Феликс находит Сынмина в столовой в одиночестве. Он отрывает взгляд от экрана своего телефона и улыбается Феликсу, когда тот заходит. «Давай, присаживайся и попробуй овсянку. Оно со вкусом яблока и корицы и должно быть еще теплым,» - Сынмин похлопывает по стулу слева от себя. Другой заказ. Феликсу нравится Сынмин, хотя бы потому, что в этой квартире наконец-то появился человек, который четко говорит, чего от него ждут. Это облегчение, потому что, если он будет выполнять приказы, вероятность того, что он облажается, будет меньше. Не облажаешься - значит, не будешь наказан. Возможно, именно поэтому Сынмин отдает ему приказы, чтобы помочь ему. Феликс садится, и Сынмин протягивает ему ложку. «Я обещаю, что это съедобно. Я попробовал это сам. И это должно быть полезно для твоего желудка.» «Не забудь добавить, что я вышел на улицу только для того, чтобы купить овсянку.» Феликс напрягается, когда входит второй бета — Хенджин, тот, в чьей пижаме Феликс. Бета… вышел на улицу за овсянкой? Овсянку, которую они приготовили специально для Феликса? Его пальцы сжимают ложку, застывшую в подвешенном состоянии. Означает ли это, что Феликс должен бете? На нем пижама, и бета приготовил для него овсянку. Он здесь, чтобы забрать свой платеж? Какова цена? «Приступай, пока не остыло,» - слова Сынмина возвращают Феликса в настоящее, и тут он понимает, что Хенджин только что пересек столовую и направился на кухню. Ни слова не сказано о его пижаме на теле Феликса, больше ни слова не сказано о овсянке. Он роется в кухонных шкафчиках, берет себе что-нибудь выпить и снова выходит через столовую. Все это время Сынмин выжидающе смотрит на Феликса. Феликс нервно сглатывает. У него пересохли губы. Он бы тоже с удовольствием чего-нибудь выпил, но не хочет испытывать судьбу. В животе неприятно урчит, и он втягивает в себя воду, чтобы уменьшить шум, надеясь, что Сынмин этого не заметит. «Спасибо за угощение,» - тихо бормочет он, прежде чем зачерпнуть немного еды ложкой и поднести к губам. Вкус яблока и корицы ощущается на его языке. Блюдо уже едва теплое, но Феликса это не волнует. Это уже четвертое блюдо, которое он получает в этой квартире за последние два дня. Он благодарен за все, что получает. «Вкусно?» Спрашивает Сынмин, и Феликс нерешительно кивает. Это вкусно. Сынмин улыбается в ответ на его подтверждение. «Отлично. Ешьте столько, сколько сможете, но не чувствуйте себя обязанным доесть все до конца. Но если вам нужны добавки, на кухне есть еще». Как будто Феликс когда-нибудь попросит добавки. Он спокойно продолжает есть свой завтрак, и со временем дрожание ложки в его руке от волнения ослабевает. Сынмин снова смотрит в свой телефон, и Феликс чувствует, что немного расслабляется. Он уже почти покончил с едой, когда в коридоре раздаются шаги и кто-то говорит, предположительно, по телефону. Это альфа стаи, Бан Чан, но это не единственное, что заставляет Феликса поднять глаза, и ложка застывает на полпути ко рту. Он напрягается, чтобы расслышать приглушенный голос, доносящийся из коридора. Акцент — это едва уловимая мелодия, знакомая мелодия из далекого прошлого, и она на английском. Пока Феликс слушает, в нем вспыхивает искра узнавания. Австралийский говор, давно отсутствовавший в его повседневной жизни, теперь наполняет воздух. Его пульс учащается, чувство недоверия охватывает его грудь. «Все в порядке?» - Спрашивает Сынмин, заметив перемену в поведении Феликса и осторожно наклоняясь ближе. -«Чанни-хен только что поговорил со своими друзьями.» Феликс хочет ответить, но в горле у него стоит комок, и он больше не может произнести ни слова, потому что этот акцент… этот акцент звучит как родной.