В моëм шкафу есть кости(но ты все равно развешиваешь вещи)

Чан не видит Енбока до полудня. Однажды он встречается с ним, когда омега заканчивает завтракать, Сынмин стоит рядом с ним, как его личный охранник, и бросает на Чана свирепые взгляды, словно предупреждая его, чтобы тот не спровоцировал у Енбока еще одну паническую атаку, которая… честно говоря, Чан был более или менее ответственен за двоих или троих из них с тех пор, как Енбок не так давно впервые переступил порог их квартиры. И не похоже, что Чан хочет быть причиной этих приступов паники. Он быстро проходит через столовую, разговаривая с другом по телефону, в то время как Енбок внимательно следит за ним, воздух наполняется ароматами лаванды и гнилой малины. Остальное время до полудня Чан проводит, прячась в офисе, чтобы работать из дома. Время от времени Хенджин заезжает, чтобы передать поцелуи, а ещë еду и убедиться, что Чан не сидит перед экраном компьютера, свернувшись калачиком, как креветка, слишком долго. В какой-то момент Сынмин тоже заглядывает в комнату, сообщая, что дела идут неплохо. Енбок сыт, кажется, справляется с овсянкой нормально и, несмотря на нервозность и неустроенность, усердно помогает Сынмину разгадывать кроссворды за обеденным столом. «Разгадываешь кроссворды?» - Весело спрашивает Чан. Он знает, что иногда в пасмурный воскресный день Джисон сворачивается калачиком на диване с кроссвордом и пристает к стае с просьбой помочь ему разгадать его, но Сынмин никогда раньше не проявлял к ним никакого интереса. «Это заставляет его говорить,» - пожимает плечами Сынмин, - «и я думаю, что он знает больше ответов, чем я. Он узнал столицу Тасмании и название первого постоянного поселения в Соединенных Штатах» Чан не может не думать о словах Сынмина. Все, что они знают, это то, что Енбока спасли от жестокой стаи. Они не знают ни его возраста, ни откуда он родом, но тот факт, что он может вспомнить такие мелочи, как эта, говорит о том, что у Енбока, должно быть, была своя жизнь до того, как он стал частью жестокой стаи, потому что Чан действительно сомневается, что стая, которая так относится к своим омегам, допустила бы чтобы получить они получили надлежащее образование. Он снова встречается с Енбоком незадолго до приезда Чхансона. Сынмин позаботился о том, чтобы накормить его обедом, и сейчас они оба сидят в гостиной, а по телевизору показывают драму, на которую, похоже, никто из них не обращает особого внимания. Енбок занят тем, что теребит подол белой футболки. Сынмин, должно быть, дал ему новую одежду из своего собственного гардероба, замечает Чан, узнавая черные спортивные брюки с белыми силиконовыми разводами на бедрах, которые Сынмин, методом проб и ошибок, пытался намазать новой цветной плиткой в главной ванной комнате. Его первая попытка провалилась, и вместо этого они просто пригласили профессионала, чтобы переделать указанную комнату, но брюки с силиконовыми пятнами, которые невозможно отстирать, остались. Сынмин занят тем, что присматривает за Енбоком, и сразу же настораживается, когда замечает, что Енбок напрягся при появлении Чана. «Привет, Енбок,» - тихо говорит Чан, устраиваясь в самом дальнем углу дивана напротив и стараясь выглядеть как можно незаметнее. У него не совсем получается. Енбок явно нервничает, переводя взгляд с Чана на дверной косяк. В воздухе витает еще больше гнилой малины. Чана тошнит от запаха гнилой малины. У него болит голова. Он хотел бы воспользоваться страхами Енбока и развеять их, показать ему, что нет причин бояться чего–либо или кого-либо в этой квартире, но он также знает, что это совсем не так, как это сработает. И он злится на себя за свое нетерпение. «Сынмин уже рассказал тебе о наших планах на вечер?» Сынмин - абсолютная противоположность Енбоку. В то время как единственный омега свернулся калачиком на диване, стараясь занимать как можно меньше места, Сынмин растянулся на нем, накрыв колени одеялом и положив голову на подушку. Его шея и живот открыто выставлены напоказ. Чан задается вопросом, не нарочно ли Сынмин занял такую уязвимую позицию, чтобы показать Енбоку, что беспокоиться не о чем. Для Сынмина нет ничего необычного в том, чтобы вот так непринужденно развалиться, но то, как напряжена его челюсть, говорит Чану о том, что он не так беззаботен, как кажется. Енбок нерешительно кивает. Сынмин устно заменяет его: «Я дал ему понять, что Чхансон зайдет, чтобы проверить состояние здоровья, и что беспокоиться не о чем.» «Ты прав, беспокоиться не о чем. Он просто зайдет сегодня, чтобы задать тебе пару вопросов, чтобы убедиться, что ты хорошо устроился. Как альфа стаи, я буду присутствовать на части встречи, и, если тебе так удобнее, Сынмин тоже может остаться рядом с тобой. В какой-то момент Чхансон попросит нас уйти, чтобы он тоже мог поговорить с тобой наедине. Это делается для того, чтобы ты мог свободно поговорить с ним, если у тебя возникнут какие-либо сомнения по поводу твоего трудоустройства у нас, которые ты не решаешься высказать в нашем присутствии.» Чан уже много раз выступал с этой речью. «Ты бы хотел, чтобы я остался?» Сынмин берет инициативу в свои руки. Он никогда раньше не участвовал в проверке социального обеспечения. Енбок переводит взгляд с Сынмина на Чана, покусывая нижнюю губу. Ему требуется пара секунд, чтобы ответить тихим и неуверенным «Да». И Чан, и Сынмин ободряюще улыбаются омеге. Чан просто надеется, что Енбок сказал "да", потому что он действительно хочет, чтобы Сынмин был там, а не потому, что он думал, что это правильный ответ. Феликс устал. Он устал, и у него болит живот, потому что он не привык к регулярному приему пищи. Сначала он позавтракал, а потом и пообедал, и в желудке у него стало тяжело. И он в замешательстве. Голос вожака стаи все еще звучит в его ушах с австралийским акцентом, который после стольких лет кажется таким знакомым и в то же время таким чужим. Что значит, что Бан Чан говорит с таким акцентом? Было ли это совпадением? Они пытаются заманить его в ловушку, зная, откуда он родом? Но какой в этом смысл? А что, если альфа стаи из Австралии? У Феликса не так уж много времени, чтобы обдумать это. Приближается визит социального работника. Он может сказать, что Сынмин немного на взводе, и это заставляет его нервничать еще больше. Хотя другой омега неоднократно заверял его, что беспокоиться о приходе социального работника не о чем, Сынмин выглядит подозрительно обеспокоенным. И вот он снова в столовой, где бета оставил его не более сорока восьми часов назад, и пытается удержаться от нервного постукивания ногой по деревянному полу. Сынмин сидит слева от него, выпрямившись, как сурикат, в то время как Феликс пытается стать меньше ростом. Альфа стаи только что вышел, чтобы открыть дверь социальному работнику. Феликс слышит, как они разговаривают в холле. Звук голоса беты напоминает ему о больничной палате, где они впервые встретились. Об обещании безопасности, над которым Феликс мысленно посмеялся. Прошло сорок восемь часов с тех пор, как он пришел в эту стаю. Пока что никто не причинил ему вреда, но Феликс не дурак. Последние два дня, возможно, показались ему вечностью, но этого слишком мало, чтобы по-настоящему раскрыть чью-то сущность. « Енбок, как ты?» - спрашивает социальный работник, как только Феликс заходит внутрь. У него в руках портфель, и он выглядит значительно более собранным, чем в прошлый раз, когда Феликс его видел. Возможно, это потому, что сейчас не середина ночи в больничной палате с ужасным верхним освещением. Феликс встает и кланяется в знак приветствия, прежде чем ответить на вопрос пожатием плеч. Честно говоря, он не уверен, как у него дела. Было бы ложью сказать, что он ужасно себя чувствует, потому что в настоящее время он не голодает, ему удалось выспаться в постели, и его раны заживают. «Хорошо» - также было бы ложью, потому что он находится под наблюдением, заперт в квартире незнакомой компании, и ему больше некуда идти. Достаточно пожать плечами. Социального работника не останавливает его невербальный ответ. Он садится и принимает предложение Бан Чана выпить чашечку кофе. Феликс с любопытством отмечает, что именно альфа стаи идет на кухню за напитком, вместо того чтобы попросить Сынмина принести его. «Я здесь сегодня только для того, чтобы убедиться, что ты хорошо устроился,» - говорит бета. Енбоку кажется забавным, что все продолжают это повторять. Даже если бы этот человек пришел, чтобы забрать его, для Феликса это не имело бы большого значения. Не то чтобы он боялся, что его заберут куда-то еще. И не то чтобы у него был большой выбор. Бан Чан возвращается и протягивает бете его кофе, прежде чем сесть справа от мужчины. «Чан сказал мне, что у вас была трудная ночь,» - начинает разговор социальный работник, и Феликс задается вопросом, успел ли Бан Чан рассказать ему все за то короткое время, что прошло между входной дверью и кухней, или он заранее проинформировал бета-версию. «Это было недоразумение,» - бесстрастным голосом отвечает Феликс. Это было нечто большее, чем просто недоразумение. Это была чистая, неподдельная паника от осознания того, что он перепутал альфу с омегой, но он предпочел бы не зацикливаться на этом слишком долго, иначе он мог бы запаниковать снова. Он предпочел бы больше не думать об этом. Ему становится не по себе от того, что все взгляды в комнате устремлены на него. Нет необходимости вдаваться в подробности. «Но сейчас все в порядке? Ты чувствуешь себя комфортно?» - спрашивает его социальный работник. Феликс кивает и начинает потирать руки. Все не так плохо, как было прошлой ночью. Он не хочет вдаваться в подробности о том, что чувствует себя комфортно, потому что, честно говоря, нет. Он не чувствует себя комфортно в окружении трех незнакомцев, но неважно. И снова, похоже, у него нет выбора. Социальный работник переводит взгляд с одного на другого. Его глаза встречаются с глазами Чана, и Феликс понимает, что любой взгляд, которым они обмениваются, уже сам по себе содержит целую беседу. «Я хотел бы попросить Чана и Сынмина дать нам немного времени, чтобы поговорить друг с другом, но перед этим я хотел бы проинформировать вас о текущем расследовании. » Феликс оживляется. Расследование? Кто находится под следствием? Ведется ли расследование в отношении него? Он сделал что-то не так? «Некоторые альфа и бета-члены вашей старой стаи были помещены под стражу без права внесения залога, в то время как другие были отпущены на поруки. Все остальные омеги были помещены во временные приемные семьи. Полиция собрала доказательства, но что им особенно нужно, так это свидетельские показания. Это ваше решение, но они настоятельно рекомендуют тебе дать показания против твоей бывшей стаи.» Феликс напрягается. Показания? Опека? Улики? «Я не понимаю,» - бормочет он. Против кого он должен свидетельствовать? Против своей старой стаи? Он присоединился к ним по собственной воле. Он сделал выбор. Воздух в комнате сгущается. Чан переминается с ноги на ногу, и Феликс напрягается. На мгновение запах пачули становится невыносимым, а затем снова затихает. «Извините,» - говорит Чан, - «так вы говорите, что будет суд?» «Весьма вероятно, но полиции все равно нужны более веские доказательства, иначе срок наказания может быть короче. Вы слишком хорошо знаете законы, касающиеся омег.» Чан выглядит мрачным. «Это шутка.» Социальный работник снова поворачивается к Феликсу. - «Никто не будет тебя принуждать, но я был бы очень признателен за сотрудничество, чтобы привлечь твою бывшую стаю к ответственности.» Он кланяется в знак благодарности. В ушах Феликса стоит гул. Он сжимает и разжимает кулаки, когда до него постепенно начинает доходить смысл сказанного, но он все еще не может до конца его осознать. Они хотят, чтобы он дал показания. Как правило, человек дает показания против людей, которые поступили неправильно. Означает ли это, что… последняя стая, к которой он принадлежал... но они сказали, что его место как омеги - на дне, так почему же… «Не могли бы вы уделить нам минутку?» До его ушей доносится приглушенный голос Сынмина, как будто он находится под водой. Слышен скрип отодвигаемых стульев и шаги, которые становятся тише. Теперь его ногти впиваются в ладони, оставляя полумесяцы. « Енбок-а, ты меня слышишь? С тобой все в порядке, я обещаю» Чьи-то руки тянутся к его пальцам и пытаются развести их в стороны, переплетая свои пальцы с его. Феликс вздрагивает, его разум лихорадочно работает, пока он пытается понять, что все это значит, пока он пытается осознать... «Я не понимаю,» - повторяет он во второй раз, переводя взгляд туда, где заканчиваются его руки и начинаются руки другого омеги. Сынмин нежно сжимает его пальцы, и это прикосновение притягивает Феликса немного ближе к поверхности. «Место омеги - внизу. Я не могу свидетельствовать. Меня наказали, потому что я был неправ, я был плохим. Я не могу... Если я дам показания, я солгу в суде, потому что они никогда не поступали неправильно, они накажут меня, они были правы, я омега и знаю свое место, они научили меня моему месту, я не могу...» «Енбок, тебе нужно успокоиться!» Голос Сынмина звучит громко и напористо, и Феликс резко закрывает рот. Он отрывает взгляд от их переплетённых рук и смотрит Сынмину в лицо. Его охватывает страх, когда он встречается с сердитым взглядом, и он пытается отстраниться, но Сынмин держит его крепче. «Послушай меня, Енбок. Ты больше не с ними. Теперь ты с нами, и ты в безопасности, и я знаю, что тебе потребуется много времени, чтобы забыть все, что тебе говорили, и, возможно, ты никогда не сможешь жить без страха, но место омеги не в самом низу. Ни альфа, ни бета не являются высшими. Ты не представитель другого пола. Ты человек, с эмоциями и независимыми мыслями, и ты равен всем остальным людям. Никто не собирается тебя наказывать. Ты никогда не был плохим, но ты был жертвой.» Феликс чувствует, как что-то давит ему на грудь, сжимает горло, затрудняя дыхание. Он пытается осмыслить сказанное Сынмином. Его руки начинают трястись сильнее, а в голове продолжает звучать одно слово: жертва. Феликс чувствует, как что-то давит ему на грудь, сжимает горло, затрудняя дыхание. Он пытается осмыслить сказанное Сынмином. Его руки начинают трястись сильнее, а в голове эхом отдается одно слово: жертва. Жертва? Он не мог быть жертвой. Он знал о положении омег в южнокорейской иерархии, когда решил приехать в страну. Он присоединился к стае добровольно. Его никогда ни к чему не принуждали... но в день посвящения… он помнит это, но очень смутно, и последующие месяцы тоже прошли в полном беспорядке. И вот однажды он проснулся в темной комнате, где содержались все омеги стаи, и понял, что именно это он навлек на себя, потому что так ему сказала стая. И когда он перестал сопротивляться, они похвалили его и наградили достаточным количеством еды, чтобы он впервые за несколько недель почувствовал себя сытым. Все, что с ним произошло, произошло потому, что это было его решение, поэтому он никогда не считал себя...жертвой... Он пытается проглотить слезы, но безуспешно. Они льются прежде, чем он успевает их остановить, сопровождаемые рыданиями, от которых ему больно в груди. Эмоции накатывают на него волнами: гнев, обида, печаль. Впервые за долгое время он не плачет от страха или боли. Сынмин отпускает его руки, и Феликс прижимает их ко рту, пытаясь сдержать эти жалобные звуки, которые не перестают вырываться наружу. Все его тело содрогается от переполняющих его чувств, когда до него полностью доходит смысл слов Сынмина. Две руки обхватывают его и прижимают к твердому телу, обхватывают затылок и прижимают его лицо к теплой шее. Он вдыхает аромат лаванды с каждым своим судорожным вдохом. Сынмин не говорит, но тихо напевает. Он держит одну руку на затылке Феликса, а другую крепко держит на его спине, пока Феликс пускает слезы по его шее. Он не знает, сколько времени прошло. Может быть, минуты, а может, и часы. К тому времени, как его слезы иссякли, а рыдания стихли, он почувствовал головную боль, давящую на лоб. Он отстранился от Сынмина, и тот немедленно опустил руки. Когда Феликс поднимает глаза, пристыженный своим эмоциональным всплеском, он с удивлением видит мягкую улыбку на лице Сынмина. «Мне не нравится видеть, как ты плачешь, но, по крайней мере, этот раз, кажется, был хорошим. Тебе лучше, Енбок?» И сердце Феликса начинает бешено колотиться в груди. Ему лучше? Он чувствует себя... по-другому. Не опустошенным, как обычно после слез. Испуганным, да, но и другим тоже. Незнакомый. Он не может точно определить, как это называется, но это не обязательно плохо. А Сынмин пахнет спокойной лавандой, пурпурными полями в теплый солнечный день, чистотой и невинностью. Он назвал Феликса жертвой. Это означает, что он признал, что случившееся с Феликсом было не только его виной. И Феликс думает, что, возможно, он действительно мог бы найти союзника в Сынмине. От одного омеги к другому. Феликс шмыгает носом и вытирает мокрые щеки. «Можно я открою тебе секрет?» спрашивает он, и голос у него из-за боли в горле звучит тише, чем обычно. Сынмин наклоняется ближе. - «Я обещаю, что сохраню его.» - Омега делает глубокий вдох. Что, если он совершает ошибку? Сынмин, возможно, лжет. Он близок со своими альфами и бетами. Он может быть уловкой, чтобы обмануть Феликса. Но Сынмин… Феликс хочет верить, что омега на его стороне. Всего на мгновение он позволяет себе встретиться взглядом с Сынмином и за долю секунды принимает решение поверить своим инстинктам, которые так часто подводили его в прошлом. «Феликс,» - бормочет он дрожащим голосом. Сынмин хмурится и наклоняется еще ближе, не понимая, что он только что сказал. «Меня зовут...Енбок - это мое корейское имя, но на самом деле меня зовут Феликс»