В моëм шкафу есть кости(но ты все равно развешиваешь вещи)

Дела идут... на удивление хорошо. Феликс был оптимистом, но эта его часть умерла в тот день, когда он стал частью своей последней стаи. Он бы не сказал, что сейчас он пессимист, на самом деле нет. Скорее, он реалист. А реальность жизни омег в Южной Корее такова, что они стоят столько же, сколько грязь под подошвами ботинок альфы. Учитывая это, Феликс пока не может пожаловаться на эту новую стаю. Они кажутся достаточно симпатичными, хотя Феликс совсем не верит в это. Но прошло почти двадцать четыре часа с тех пор, как он прибыл сюда, и на его коже не появилось новых синяков, а это значит, что все не так уж и ужасно с самого начала. Феликс это ценит. Возможно, его нынешние травмы смогут затянуться на некоторое время, прежде чем ему нанесут новые. Это было бы здорово. И он даже съел кусочек пиццы. Сегодня был лучший день за долгое время. Сейчас он вернулся в свою комнату. Он пробыл там с остальными не более полутора часов, и когда дверь за ним закрылась, а Минхо пожелал ему спокойной ночи, Феликс, к своему удивлению, обнаружил, что Джисон ему не солгал. После нервного срыва Феликса на самом деле не было ужина со стаей. Он действительно познакомился со стаей, но видел главного альфу и его заместителя всего несколько минут, и почти не разговаривал ни с самым молодым альфой, ни со вторым бетой. Четвертый альфа, Сынмин, время от времени оказывался поблизости, и его присутствие нервировало Феликса всякий раз, когда он появлялся. Феликс почувствовал себя загнанным в угол зверем, когда альфа вернулся в столовую и на несколько минут присоединился к разговору, прежде чем снова уйти. Как будто у него был скрытый мотив, который Феликс не мог разгадать. Ему это не нравилось. Большую часть вечера он провел с Джисоном и Минхо. В основном они говорили о стае. Феликс узнал, что у всех них была работа, за исключением Сынмина и Чонина, которые учились в университете. Даже у Минхо была работа на полставки, которая, по его словам, доставляла удовольствие! Это заставило Феликса вспомнить, как он получил возможность пройти стажировку в игровой компании. Если у Минхо есть работа, значит ли это... Нет! Феликс ведет себя глупо. Конечно, ему не разрешили бы работать в этой стае. Если бы у него была работа, это означало бы, что у него есть постоянное место в этой стае, что маловероятно. В противном случае, до него здесь не жило бы множество омег, назначение которых теперь неизвестно. Феликс все еще не может решить, убила ли их стая или просто продала. Они пока не кажутся такими уж жестокими, но его последняя стая тоже одурачила его. Тогда он тоже думал, что у него завязались настоящие отношения с одним из альф, но все обернулось совсем не так, как он предполагал. По крайней мере, ему удалось поговорить с Минхо. Большую часть времени Джисон был рядом, так что Феликс не мог задавать важные вопросы. Ему удалось побыть пару минут с Минхо наедине на кухне, когда он помогал мыть посуду, что, должно быть, означает, что этот набор позволяет омегам проводить время друг с другом без присмотра. Возможно, Феликс найдет другое время, чтобы поговорить с Минхо наедине. Пока что он рад вернуться в эту комнату. Здесь небезопасно, но это лучше, чем находиться за ее пределами, в непосредственной близости от остальной стаи. Феликс очень устал. Он не спал как следует с тех пор, как его вынули из старой стаи, а это было уже около тридцати шести часов назад. Одеяла на кровати выглядят соблазнительно. Их два, пуховое и шерстяное одеяло. У Феликса чешутся пальцы. Ему хочется подойти ближе и провести рукой по ткани, почувствовать ее текстуру. Может быть, даже немного подкорректировать его, например- Как будто у него есть гнездо. Нет! Феликс качает головой, пытаясь выбросить эти мысли из головы. Он не станет вить гнездо, только не в комнате своих похитителей. Гнездо - это место комфорта и безопасности. Пребывание в своем гнезде ослабляет сдержанность омеги. Его прежняя стая никогда не позволяла им устраивать гнезда, если у омег не было течки, потому что это делало их более сговорчивыми. Они так отчаянно хотели свить гнездо, чтобы им, наконец, разрешили хоть немного комфорта, что не сопротивлялись бы альфам, которые использовали их в своих интересах. Борьба с желанием альфы в противном случае лишила бы их привилегий на гнездование. Течка без гнезда, без пространства, в котором омеги могли бы чувствовать себя комфортно, была гораздо более мучительной. Хотя их гнезда, построенные в течку, изначально никогда не были по-настоящему безопасными. Альфам было наплевать на них, когда они навещали омег во время течки. Более того, они получали удовольствие, оскверняя их. Феликс помнит, как отчаянно пытался привести в порядок свое гнездо, а смех альфы все еще звучал у него в ушах, когда он снова остался один. Он не собирается прикасаться к одеялам, хотя ему бы этого очень хотелось. Это было бы всего лишь приглашением для новой стаи воспользоваться его слабостью, и Феликс не даст им такой возможности. Чего Феликс действительно хочет, так это принять душ. Сейчас он чувствует себя совершенно отвратительно. У него жирные волосы и кожа на ощупь. Может быть, Феликсу стоит попробовать. Что может быть худшего, что может случиться? Его наказывают за то, что поначалу поощряли? Такое случается не в первый раз. Но тогда, по крайней мере, Феликс мог бы понести наказание, чувствуя себя чистым, и это звучит неплохо. Он также мог бы постирать свою одежду вручную. Чтобы она высохла, потребуется некоторое время, но у него все равно есть два наряда. Они потертые и изношенные, но, по крайней мере, они будут чистыми. В ванной комнате есть даже фен, но Феликс не уверен, что хочет испытать судьбу и высушить одежду с его помощью, чтобы сразу после душа надеть свежую. А еще есть пижама беты Хёнджина. А что, если он переоденется в нее? Ему разрешат это сделать? Душ и чистая одежда — это звучит невероятно. Нет, ему действительно не стоит испытывать судьбу. Сейчас он просто постирает один комплект грязной одежды и повесит его сушиться. Как только они высохнут, он рискнет принять бодрый душ и переодеться в них. Затем он сможет постирать одежду, которую сейчас носит. Вода, которой он полощет одежду, окрашивается в коричневые тона и стекает в канализацию. Феликс прикусывает нижнюю губу, размышляя о том, не воспользоваться ли мылом. Он позволяет себе нанести немного жидкости на самые отвратительные пятна. Закончив, он достает из шкафа вешалки для одежды и развешивает их в душе. На просушку одежды уйдет некоторое время, возможно, даже больше суток. Ожидание того стоит. Феликс чистит зубы, умывается и возвращается в чулан уже вторую ночь подряд. Возможно, ему удастся поспать пару часов. Пока что никто не нарушил обещание главного альфы не заходить в комнату Феликса без его разрешения. Было бы неплохо немного отдохнуть. Таким образом, когда эта стая, наконец, потребует от него работы, он будет выполнять свою работу лучше. Тогда он не будет так сильно наказан. Феликс считает, что это разумно. Он позволит себе немного отдохнуть. Едва перевалило за полночь, когда Феликс снова проснулся. На этот раз не от стука в дверь. И не от кошмара. Это его живот, и он сильно болит. Феликс обхватывает себя руками за живот и стонет. Он стискивает зубы и пытается дышать, превозмогая боль, но она неумолима. Ему знакомо ощущение, когда его пинают в живот, грызущее отчаяние от голода, разрывающего внутренности, но такая боль ему незнакома. Это разрывает его изнутри. На лбу у него выступает пот, и внезапно маленькое пространство внутри шкафа перестает казаться безопасным. Стены обрушиваются на него. Он толкает дверь и выползает наружу, сгибаясь от боли на ламинате. Это ненормально. Феликс пытается разобраться в причине, но у него ничего не выходит. Может быть, повреждение внутренних органов? Осознание приходит мгновением позже. Еда. Стая, должно быть, испортила пиццу, прежде чем предложить ее Феликсу. Он стонет от очередного приступа боли. Какие наркотики они ему дали? Что-то, чтобы он потерял сознание? Яд? Это просто пытка или убийство? Текущая боль определенно заставляет его чувствовать, что он вот-вот умрет. Феликс должен был знать. Они обманули его. Все имеет свою цену. Он не знает, что делать. У него кружится голова. Трудно мыслить здраво, когда внутренности горят огнем. Феликс не хочет умирать вот так, скорчившись на полу от боли, потому что он был настолько глуп, что не принял ни капли доброты. Ему нужна помощь. Он не собирается умирать таким образом. Является ли это сознательным выбором или его инстинкт самосохранения берет верх, он не совсем уверен. Он поднимается на трясущихся ногах. В этот момент он вообще ни о чем не думает. Он распахивает дверь в коридор и, спотыкаясь, выходит, даже не осознавая, в какую сторону поворачивает. Какова вообще цель этого? Собирается ли он бежать? Позвать на помощь? Он просто не хочет умирать, но это больно так плохо, и если ему не помочь, то он не дотянет до следующего восхода, и он не готов к этому, так что он должен помочь ему нужна помощь, он должен- «Енбок?» Феликс останавливается как вкопанный. Его руки все еще обхватывают живот, и он не может сдержать стона от боли. Он на кухне. Как он попал на кухню? Он резко втягивает воздух ртом и так же яростно выдыхает его снова, чтобы унять боль. Кухня погружена в темноту, если не считать свечения подсветки под шкафом. Его мозг пытается наверстать упущенное, разобраться в темноте, разобраться в этом свете, разобраться в голосе, который... Этот голос. Чанбин. Альфа. Феликс отшатывается. На этот раз он издает стон не от боли. Это из-за того, что есть альфа, он наедине с альфой на кухне посреди ночи, один из альф, который пытается его отравить, он вышел из своей комнаты без разрешения посреди ночи, и это слишком больно, чтобы убегать - «Ого, Енбок, ты в порядке!?» Альфа вытягивает руки вперед, как будто тянется к Феликсу, и хватает стакан со стойки. Стакан падает на пол и разбивается вдребезги, и Феликсу становится не по себе. Осколки стекла покрывают пол. Феликс падает на колени и вопит, закидывая руки за голову и выгибая шею, выражая покорность. Альфа собирается причинить ему боль, он собирается ударить его и пнуть ногой, и это вина Феликса, потому что он был настолько глуп, что вышел из комнаты и застал альфу врасплох, из-за чего тот сбил стакан со стойки, и Феликсу так больно, что он будет наказан, он... он заслужил это, он не должен был выходить из своей комнаты, он не должен был выходить из своей комнаты, он не должен был- «Что, черт возьми, происходит» раздается второй голос, и Феликс вскрикивает, потому что это главный альфа, его аромат пачули берет верх. Феликс становится меньше ростом, еще больше наклоняет голову, у него болит живот, кружится голова, и он едва может дышать из-за рыданий, сотрясающих его тело. «Позовите Минхо»- кричит кто-то, а затем раздаются шаги, и время останавливается и летит слишком быстро, и Феликс сгибается пополам от боли, зажмуривая глаза, чтобы не видеть осколки стекла или кулаки, летящие в его сторону, потому что иногда лучше не видеть вижу, как приближаются удары. Минхо? Они собираются схватить Минхо? Собираются ли они наказать омегу от его имени? Нет, нет - Минхо не сделал ничего плохого. Феликс нарушил правила, и это причиняет ему боль, и он просто хочет уйти. Он не может сдержать слез, или всхлипываний, или отчаяния, которое захлестывает его. Он просто хочет вернуться домой. Шаги снова приближаются. Должно быть, они добрались до Минхо. Нет, они не могут наказать его. Это была ошибка Феликса. Он должен защитить его. Другой омега не должен страдать из-за ошибок Феликса. Он выпрямляется, открывает глаза, видит возвышающихся над ним Чанбина, Бан Чана и Минхо, не в силах понять выражения их лиц, и когда он делает вдох через нос, чтобы начать объяснять, чтобы помешать им причинить боль Минхо, который до сих пор был к нему добр, запах жгучей корицы и альфы щекочет ему горло, но никаких следов лаванды не чувствуется. Есть три альфы. Минхо - альфа. Они обманули его и теперь собираются наказать. Феликс застывает на месте. А затем он кричит. Чанбин знает, что среди альф в их стае он производит самое устрашающее впечатление. Его мускулы и что-то в его ауре - вот что всегда говорят ему другие. Это нормально, что приемные омеги поначалу относятся к нему настороженно, пока не узнают его получше и не поймут, что он не замышляет ничего плохого. Чанбин привык к этому. Это совсем не весело, но еще больше подстегивает его произвести хорошее первое впечатление, чтобы помочь омегам, находящимся на его попечении, чувствовать себя непринужденно. Но с Феликсом он действительно облажался. Это несчастный случай, потому что омега застал его врасплох. Чанбин пошел на кухню за напитком. Он проснулся после того, как Чонин случайно пнул его во сне, и от остатков жирной пиццы у него пересохло в горле. Он хватает очки с прикроватной тумбочки, вылезает из постели, стараясь не разбудить никого из своих приятелей, и, спотыкаясь, бредет в темноте на кухню. Он включает лампу под шкафом, чтобы лучше видеть, но не потолочный светильник, иначе ослепительный свет заставил бы его проснуться. Судя по тихому тиканью настенных часов, сейчас только начало второго ночи. Любая секунда, проведенная вне постели и не проведенная в объятиях со своими друзьями, кажется ему слишком долгой. Сначала он слышит, как кто-то приближается, немного медленно и не скоординированно. Он не придает этому особого значения. Возможно, он случайно разбудил кого-то из остальных. Но затем он чувствует тошнотворно-сладкий запах гнилой малины и понимает, что это не один из его приятелей, который тоже пробирается на кухню. Это Енбок, и он выглядит плохо. Болезненно бледный, сжавшийся в комок, с широко раскрытыми, но невидящими глазами. Он выглядывает из-за нее. Чанбин понимает это в ту же секунду, как Енбок замечает его стоящим у стойки. Его глаза расширяются, и он шарахается в сторону. Чанбин хочет успокоить его, показать, что он не желает ему зла. Он даже не двигается быстро, зная, что резкие движения могут расстроить Енбока еще больше. Но его левая рука случайно задевает стакан, когда он вытягивает руки вперед, и прежде чем он успевает поймать его, стакан падает на пол и разбивается. И тут начинается настоящий ад. Енбок подчиняется Чанбину, скорчившись на полу и едва дыша от паники. Чан врывается в комнату и еще больше усугубляет ситуацию. Чанбин даже не задается вопросом, как он мог появиться так быстро. Возможно, он услышал шум или почуял безмерное горе Енбока. Ни один из них не хочет приближаться к обезумевшему Омеге, и единственное решение, которое приходит на ум Чанбину, - это Минхо. По какой-то причине, которую никто из них не понимает, Енбок проникся симпатией к Минхо. Поговорил с ним. Это далеко от того, что они назвали бы доверием, но в Минхо было что-то такое, что никто из них не мог разгадать, что заставило Енбока открыться ему хотя бы на самую малость. Очевидно, что привлечение Минхо представляется наиболее вероятным вариантом. Так продолжалось до тех пор, пока Минхо не вошел вслед за Чаном, потому что Чанбин не мог передвигаться босиком в окружении осколков стекла, и как раз в тот момент, когда Минхо собирался подойти к Енбоку, чтобы, возможно, успокоить его настолько, чтобы он мог нормально дышать, омега на полу поднял голову и посмотрел на них. Его взгляд прикован к Минхо. Он открывает рот, как будто собирается что-то сказать, но затем его ноздри раздуваются. Енбок кричит, и от этого звука у Чанбина мурашки пробегают по коже. Они беспомощно наблюдают, как омега пытается убежать, бормоча слова, которые они не могут понять, отчаянно хватая ртом воздух. Его реакция бессмысленна, но Енбок, похоже, заперт в своей собственной голове. Минхо приседает рядом с ним. Чанбин наблюдает, затаив дыхание, сердце бешено колотится в груди. Он ненавидит себя за то, что стал причиной этой ситуации. Если бы он был более осторожен, если бы не уронил тот стакан на пол, Енбок не страдал бы сейчас. Чанбин закрывает глаза. Если он сосредоточится, то сможет разобрать “альфа”, “пожалуйста” и “нет” из искаженных звуков, вырывающихся изо рта Енбока. Если бы он не был зажат битым стеклом, он бы выбежал из комнаты. Его сердце разрывается из-за омеги, лежащего на полу их кухни, и он ненавидит себя за то, что не может просто исправить эту ситуацию. Его альфа-инстинкты кричат ему, чтобы он что-то сделал, но он знает, что любое его действие только причинит омеге еще больше страданий. Енбока рвет, и через несколько секунд содержимое его желудка выливается ему на рубашку и брюки. Он снова стонет, а Минхо опускается перед ним на колени с выражением боли на лице. Они никогда раньше не сталкивались с подобной ситуацией. Приемные омеги, находящиеся на их попечении, робки и иногда напуганы, время от времени они страдают от приступов паники и беспокойства, но никто из них никогда не был так откровенно напуган, как Енбок, съежившийся перед ними. «Альфа, альфа, альфа» - повторяет он, как заезженная пластинка, и Минхо поднимает руки, как будто хочет дотянуться до Енбока, но он слишком напуган, чтобы на самом деле прикоснуться к нему. Альфа. Енбок, который боится альф, находится на кухне в окружении трех альф. Взгляд Чанбина падает на Чана. Их главного альфу. Он был первым, кто встретил Енбока, что сделало его назначение очевидным. Когда Чанбин вернулся домой сегодня днем, Джисон представил его как еще одного альфу, второго в команде. Енбок был в ужасе от Чана, а тот был в ужасе от Чанбина. Но он разыскал Минхо. Минхо, с которым он впервые познакомился, когда стая носила повязки с запахами, чтобы Енбоку было удобнее. Чанбин пытается вспомнить тот момент. Он сидел за обеденным столом. Из коридора вошли Джисон и Енбок. Чан, Минхо и Сынмин пришли из кухни, и Чан представил их Енбоку. Но он представил их только по именам, а не по половому признаку. Внезапно в мозгу Чанбина все встало на свои места. Енбок, должно быть, заговорил с Минхо, потому что по какой-то причине решил, что Минхо - омега. Никому не пришло в голову упомянуть ему, кем на самом деле был омега в их стае. «Чан-хен, позови Сынмина!»-настойчиво говорит ему об этом. Чан не подвергает сомнению приказ Чанбина. Он уходит, готовый привести из спальни следующего члена стаи. Учитывая, как громко кричал Енбок, было бы чудом, если кто-то из них еще спит. «Минхо-хен» продолжает он, - «отойди от Енбока. Он думал, что ты омега, вот почему он держался за тебя раньше.» Глаза Минхо расширяются от осознания, и он отодвигается от Енбока, чтобы дать ему пространство. Омега все еще сидит, свернувшись калачиком, рыдания сотрясают его тело, вонь рвоты витает на кухне вместе с запахом омеги и альфы, попавших в беду. У Чанбина жжет в носу, и его тоже тошнит. Чан возвращается с Сынмином несколько мгновений спустя, выражение лица омеги их стаи возмущенное. - «Убирайся нахуй с кухни,» - шипит он. Никто не хочет пересекать защитную полосу омеги, но Чанбин все еще фактически застрял посреди осколков. Сынмин, единственный из шести его приятелей, который ходит по дому в тапочках, потому что всегда жалуется, что у него мерзнут ноги, снимает их и прижимает к груди Чанбина, когда замечает разбитое стекло. «Надевай их и уходи!» Чан и Минхо, спотыкаясь, уже вышли на улицу. Чанбин быстро надевает тапочки и переступает через разбитое стекло, осколки хрустят у него под ногами. Сынмин отвернулся от него. Он опускается на колени перед Енбоком, и Чанбин отводит глаза. Он выходит из кухни с колотящимся сердцем и чувством вины, которое гложет его, тихие заверения Сынмина, сказанные Енбоку, что теперь он в безопасности и что никто не причинит ему вреда, звучат у него в ушах.