Сердце, плененное тьмой & Любовь, рожденная из пепла

Тусклые лучи солнца едва пробивались сквозь густые серые тучи, освещая поместье Лангас холодным, блеклым светом. Каждую последнюю пятницу месяца здесь устраивали обеденное чаепитие — семейную традицию, которую неизменно соблюдали год за годом. Госпожа Лангас и её дочь Мили сидели за столом, неспешно смакуя ароматный напиток, не торопясь никуда, несмотря на заснеженный пейзаж за окнами. Нанетта редко принимала участие в этих чаепитиях, но сегодня всё же решилась выйти из своей комнаты, несмотря на слабость, преследовавшую её последние два дня. Открыв створки деревянных дверей, она шагнула в комнату. Лёгкий холодный ветерок проник внутрь, разгоняя затхлый, тёплый воздух. — Добрый день, — тихо произнесла я, но моё приветствие затерялось среди звуков перестановки посуды, и единственными, кто обратил внимание, были прислуги, спешившие подать чайный сервис. Мили подняла взгляд от своей чашки и, не упуская возможности, с колкой усмешкой вставила: — Ещё бы ночью проснулась, — её голос, полный язвительности, пронзил тишину комнаты, заставив невольно поморщиться. — Извините, я плохо себя чувствовала, — спокойно ответила я, хотя в голосе проскользнула нотка усталости. Два дня бессонницы и высокой температуры дали о себе знать. Ей всё ещё было тяжело после той прогулки в ночнушке среди зимней стужи. Мили, хотя и неохотно, но всё же сдержанно бросила приказ служанке: — Принесите ей лечебный чай и что-то подходящее для еды. Она явно боялась осуждения матери за проявление заботы, хотя не могла просто оставить сестру в таком состоянии. Неловкая пауза зависла в воздухе, прежде чем она добавила с лёгким раздражением: — Садись уже. — Благодарю за заботу, — тихо произнесла я, усаживаясь за стол. Не сказать, чтобы я ненавидела свою двоюродную сестру, скорее, я научилась мириться с её характером. В детстве, когда меня запирали в четырёх стенах, лишая общения с окружающим миром, Мили иногда находила возможность прийти ко мне, несмотря на угрозы матери. Её редкие визиты становились для меня спасением, хотя после этого она неизбежно получала наказание. И всё же, несмотря на годами выработанную колкость и импульсивность, в её душе жила какая-то невидимая ниточка доброты, которая до сих пор не порвалась. Её жестокое воспитание, частые побои и лишения еды за общение со мной отпечатались на ней навсегда. Даже сейчас, в свои двадцать три года, Мили боялась ослушаться и быть наказанной. Между тем, госпожа Лангас, не обращая внимания на меня, продолжала сверлить взглядом свою дочь, словно желая проучить её за проявленную заботу. С тяжёлым молчанием она приподняла чашку к губам. — Ты же не забыла, какой сегодня день? — её голос был холодным и требовательным. — Конечно нет, ещё вчера я приготовила платье, — соврала я, опустив взгляд на свои руки, пытаясь скрыть тревогу. — Опять те старые лохмотья? — Мили резко встала из-за стола, и не успела я ответить, как она уже направлялась в другую комнату. Вернувшись, она всунула в мои руки тяжёлый мешочек с деньгами. — У тебя есть время. Съезди в город и купи себе новое платье. Оттуда сразу же направляйся в королевский дворец. В этот момент резкий голос госпожи Лангас прорезал воздух: — Мили! Её рука резко взметнулась вверх, и чашка с громким звоном рухнула на пол, разлетаясь на мелкие осколки. Эхо бьющегося фарфора разнеслось по комнате, заставив всех замереть в напряжённом молчании. — Ты хочешь, чтобы за нашими спинами шептались о ней? — голос Мили был полон презрения, но в нём также проскальзывало упрямство. — Что мы не можем даже нормально одеть свою родственницу? А что подумает король, увидев её в этом старом выцветшем платье? Я сказала, она сейчас же поедет в город и купит новое платье! — Не дожидаясь ответа, она резко схватила меня за руку и заставила мгновенно встать со стула. Я попыталась протестовать, но слова замерли в горле, словно не решаясь выйти наружу. Напряжённость в комнате становилась невыносимой. — Несносная девчонка! — госпожа Лангас взревела, и в ярости ударила по столу. Ещё одна чашка полетела на пол, разбившись с оглушительным звоном. Осколки фарфора рассыпались по паркету, как мелкие кусочки обиды и негодования. Мили, несмотря на вспышку гнева матери, стояла неподвижно, сжав мою руку ещё крепче, как будто от её решимости зависела вся наша дальнейшая судьба. В её взгляде читалось скрытое неповиновение, но вместе с тем и тень страха перед осуждением матери. — Поезжай в город, — сквозь зубы прошептала она, отпуская мою руку, и быстро отвернулась, скрывая эмоции. — Пусть хотя бы платье не выдаст твою слабость. Я нервно кивнула, сдерживая порыв сказать что-то в ответ, но в итоге лишь тихо опустила глаза. Я знала, что Мили пытается прикрыть меня, хоть её слова звучали как приказ. Но в этот момент она смотрела на меня как на сестру, как на ту девочку, которую тайком утешала в детстве, когда меня запирали в комнате. — Иди. И не заставляй нас ждать, — добавила Мили холодным тоном, стараясь сохранить лицо перед матерью. Я молча направилась к двери, ощущая на себе тяжёлый взгляд госпожи Лангас. Она не проронила ни слова, но её присутствие давило на меня, как огромная тень. В воздухе витала какая-то неопределённость, как будто весь этот разговор был лишь затишьем перед грозой. Как только я подошла к дверям, за спиной послышался шорох — это служанки начали убирать осколки разбившейся посуды. На улице холодный ветер пронзил мою кожу, но этот холод был даже приятен по сравнению с тем, что я чувствовала внутри дома. Я вздохнула, обхватив руками плечи. Всё это казалось бессмысленным — покупка платья, поездка во дворец, попытки соответствовать ожиданиям людей, которые, казалось, ненавидели меня за сам факт моего существования. Стоило мне сделать несколько шагов по узкой дорожке, как передо мной, словно из ниоткуда, появилась Мили. — Это тебе — окидывая меня взглядом, она протянула свою тёплую накидку. Не дожидаясь слов, она лишь слегка покачал головой, а затем коротко произнесла: — Надень. Ты снова простудишься, если пойдёшь так. Я осторожно взяла накидку из её рук, чувствуя тепло, исходящее от ткани. — Спасибо, — тихо пробормотала я, накидывая её себе на плечи. Накидка оказалась неожиданно тяжёлой. Мили отошла на шаг назад и, пристально глядя на меня, сказала чуть тише: — Не задерживайся в городе. И будь осторожна. Мили всегда прятала свои истинные чувства за маской холодности, но сегодня это было сложнее, чем обычно.

***

Я шла по заснеженной дороге, и ветер с каждым шагом становился всё сильнее, пронизывая до костей. Грозы, казалось бы, неуместные для зимы, время от времени разрывали серое небо, предвещая не снег, а ледяной дождь. Я шла по узкой тропе, что вела от поместья к городу. Силуэты голых деревьев раскачивались от ветра, их тени оставляли странные, почти зловещие отпечатки на заснеженной земле. Я чувствовала, как холодная, колючая зимняя метель будто пыталась стереть все мои следы, словно сама природа не желала, чтобы я достигла своей цели. Город был где-то впереди, но казался таким далёким. Мой родной дом остался за спиной, и теперь я была одна среди этих заснеженных улиц. Проходящие мимо люди торопились скрыться от ледяного ветра. Улица была почти пустой, только одинокие фигуры, закутанные в свои тёплые одежды, мелькали у меня на пути. Я пыталась спросить у них дорогу, но большинство лишь бросало на меня короткие, подозрительные взгляды и торопливо удалялось. — В ту сторону город? — едва слышно вырвалось из моих губ, но слова утонули в завывании ветра. Снег попадал в глаза, оседая на волосах и ресницах. Иногда кто-то показывал рукой в сторону центра, но никто не останавливался, не говорил со мной по-настоящему. Я подошла к старику, который собирал ткани на деревянный воз, нерешительно сжала пальцы в кулак и выдохнула, прежде чем обратиться: — Извините, — мой голос прозвучал немного дрожащим от холода. Старик медленно поднял голову. — Чем могу помочь, деточка? — спросил он, отставив в сторону мешок с тканью и прищурившись, как будто лучше присматривался ко мне. — Вы случаем не собираетесь в столицу? — робко спросила я, надеясь на положительный ответ. Путь был долгий, и я уже чувствовала, как мои ноги начинают замерзать от продолжительной ходьбы по заснеженной дороге. Старик грустно улыбнулся и сел на порог своего дома, оглядывая серое, хмурое небо. — Я уже стар для таких поездок, — сказал он, покачав головой. — Но вот мой сын как раз собирается в туда. Можешь поехать с ним, если хочешь. Моя грудь наполнилась облегчением, и я торопливо поблагодарила: — Спасибо, спасибо большое. В этот момент к возу подошёл парень. Его взгляд был холодным и недоверчивым, как будто он старался понять, стою ли я того, чтобы помочь. — Заплатишь хоть? — спросил он сухо, оценивающе оглядев меня с ног до головы. Я быстро протянула мешочек с деньгами, понимая, что нужно как можно скорее доказать свою честность. — Конечно, вот, — сказала я, слегка дрожа от волнения. — Не переживайте, я заплачу. Парень коротко кивнул, проверяя вес мешочка на руке, и хмыкнул. — Славно. Садись на воз. Я молча забралась на телегу, чувствуя, как холод пронизывает насквозь. Под копытами кобылы стелился мокрый тракт, уводя наш воз всё дальше от небольшой деревушки и вглубь полей, за которыми раскинулась бескрайняя чаща леса. Мелкий дождь уже давно перерос в настоящий ливень, и ткань плотно облегала каждый сантиметр тела, предоставляя незнакомцу возможность беззастенчиво глазеть на мою грудь. Мой первоначальный план — не просить о помощи, а просто идти вперёд, как слепой котёнок, казался мне теперь не таким уж абсурдным. — Путешествуешь? — спросил он, сжимая пальцы на моём плече и сминая промокшую ткань. — Нет, я из соседнего города, — ответила я, чувствуя, как длинные волосы спутались и прилипли к щекам, словно пытаясь скрыть мою уязвимость. — Могу сделать для такой дамы скидку, — произнес он с ехидной улыбкой, его рука медленно скользнула вниз по моему бедру, заставляя меня вновь нахмуриться. — Что случилось, принцесса? — насмешливо спросил он, продолжая медленное, неторопливое скольжение пальцев по ноге. — Не говори мне, что не нравится эта поездка? — Я заплачу полную стоимость, — прорычала я, стиснув зубы и ощущая, как кровь уже начинает выступать на искусанных губах. Мне хотелось оттолкнуть его руку, но в этом мокром, скользком мире, где всё казалось противным, я не знала, как это сделать, не вызывая ненужных проблем. Рука незнакомца замерла, его пальцы обвели контур бедра, прежде чем отступить. Мгновенное удивление мелькнуло на его лице, быстро сменившись ухмылкой. — Ну, разве ты не послушная? — пробормотал он, его голос сочился сарказмом. — Должен сказать, я восхищаюсь твоим духом. — Другая его рука протянулась, убирая прядь волос с лба. — Но помни, — добавил он, наклоняясь ближе, — Неважно, сколько ты заплатишь, я всё равно получу то, что хочу. С этими словами он притянул меня ближе, крепко обхватив талию. Сердце колотилось в груди, страх и унижение захлестывали меня. Я пыталась вырваться, но его хватка была слишком сильна. — Пожалуйста, не делайте этого, — умоляла я, мой голос дрожал. –Я сделаю всё, что вы хотите, только отпустите меня. Я знала, что это бесполезно, но отчаяние заставляло меня умолять его. Что угодно, лишь бы избежать этого кошмара. — Чего хочу? — повторил он, его голос был пронизан насмешкой. Его рука наконец достигла своей цели, его пальцы дразняще перебирали подол юбки. — Но раз ты так хочешь угодить, может, я подумаю о том, чтобы отпустить тебя легко. Слова незнакомца эхом отдавались в моем сознании, пробирая до костей. Его прикосновение было болезненным и грубым. Моё сердце бешено колотилось о грудную клетку, и я чувствовала тепло, исходящее от его тела, смешивающееся с прохладным воздухом. Его близость была непреодолимой, но я не могла заставить себя отстраниться. Я дрожала от его прикосновений, чувствуя себя оскорбленной и бессильной. Слезы текли по моему лицу, а я смотрела вперед, не в силах встретить его взгляд. — Легко? — прошептала я, не смея надеяться. Часть меня отчаянно цеплялась за возможность выйти из этого испытания с минимальными дальнейшими унижениями. — «Легко» означает, что я не буду трахать тебя до бесчувствия посреди этого леса. — И какова же будет эта цена? — мне удалось спросить, хотя мой голос едва поднимался выше шепота. Несмотря на его обещание, я не могла отделаться от ощущения, что здесь нет никакого «легкого» варианта. — Полагаю, тебя никогда не касался тот, кто точно знает, что делает, — прошептал он. Его руки двинулись ниже, прослеживая изгибы тела, чувствуя напряжение. — Позволь мне показать тебе, что значит быть по-настоящему желанной. Его губы коснулись затылка, вызвав дрожь. Руки незнакомца продолжали исследовать тело с искусной точностью. От каждого прикосновения по коже пробегали искры ненависти. В один миг лошадь остановилась, я была настолько напугана, что не сразу это осознала. — Слазь. — Но мы ещё даже не возле городских ворот… — я инстинктивно вцепилась пальцами о край воза. — А вдруг ты меня обманешь и сбежишь? — рука парня обхватила запястье, несмотря на то, что они оба промокли до ниточки под проливным дождём, ладонь оказалось очень тёплой. Со стороны может эти двое и выглядели как парочка, которая ссорится из-за мелочей, но на самом деле они — незнакомцы, просто попутчики, не более. Когда он немного отстранился, на его лице была жестокая ухмылка. — Видишь ли, я собираюсь сегодня кое-что отнять у тебя. Что-то драгоценное. И ты отдашь это добровольно. Раздевайся, — холодно приказал он. Я пыталась оттолкнуть его, но его хватка была железной. Я не могла вырваться. — Отпусти меня! — я закричала, мой голос был приглушен его грудью. — Ты делаешь мне больно! Но мои мольбы остались без ответа. Он лишь рассмеялся, — Тебе больно? Он сорвал с меня накидку и одним движением разорвал ткань блузки, от чего пуговицы разлетелись во все стороны. Его руки блуждали по обнаженной плоти, грубо ощупывая и сжимая её. — Это тело принадлежит мне. И я буду делать с ним всё, что захочу. Слезы текли по моему лицу, пока он срывал с меня остатки одежды. Я чувствовала себя такой беспомощной, такой бессильной перед его силой. — Отпустите, пожалуйста. — я пыталась освободиться от сильной хватки парня, но тот ещё сильнее сжимал уже чуть посиневшую кожу. — Хватит бояться, взрослая девочка. — водя свободной кистью руки по груди, парень ухмыльнулся, — Просто отдай деньги и я тебя отпущу. — подойдя вплотную, молодой человек горячим дыханием опалил ухо. В тот же миг он толкнул меня с воза, и я оказалась на холодной земле. Его руки быстро расстегнули ремень и штаны. — Заткнись, — рявкнул он, — Ты же знаешь, что тебе это понравится. Его член, твёрдый и пульсирующий, прижался к бедру. Не дожидаясь ответа, он расположился у влагалища, дразняще потирая кончиком члена. Слезы затуманили моё зрение. Я чувствовала себя тряпичной куклой, над которой издеваются, совершенно беспомощной перед его грубой силой. — Ты моя, — прорычал он, его дыхание обжигало мое лицо. –Только моя. Я закричала, ударив коленом по его особенно чувствительному месту. Видя как боль смешалась с удовольствием в извращенном танце. Но вместо того, чтобы отступить, он просто уставился на меня с новой яростью. — Сука… — выплюнул он, наклонившись, чтобы схватить бедро, потянув его к моей груди. — Посмотри, что ты наделала, — усмехнулся он, наклоняясь, чтобы грубо укусить за шею. — Теперь ты за это заплатишь. — Я отдам всё, только отпусти… — голос срывался на каждом слове, как же хочется сейчас закричать на всю мощь лёгких, чтобы хоть кто-то заступился за меня. Но только суровая реальность бьёт под дых, никто не придёт и не поможет. — Думаешь, сможешь бороться со мной? — он схватил за запястья, прижав их над моей головой. Я корчилась под его весом, пытаясь освободиться от хватки. — Я отдам тебе всё, — повторила я. — Умница, — молодой парень потянул меня за волосы. — В-всё ч-что у меня е-есть — мои дрожащие руки кинули к ногам незнакомца заветную награду. — Ахах, а ты смелая. Кидать вот так деньги, не учили манерам? — присев на корточки, парень обхватил моё измученное лицо, заставляя смотреть на него. — Ты могла оказаться здесь с любым из бандитов, но оказалась со мной, ахах. Радуйся, что я тебе попался, иначе уже валялась тут бездыханная. — Пожалуйста… — я хныкала, мой голос был едва слышен над тяжелым дыханием. — Ладно, осталось малое. — резкая пощечина заставляла каждую клеточку тела содрогаться. Стальное кольцо вычертило ровную кровавую линию на брови, заставляя капельки красной жидкости медленно вырисовать путь с глаза на щеки. Видя как тёплая струйка крови течёт по моему лицу, он только шире ухмыльнулся, его глаза сверкали садистским наслаждением. Парень издал низкий рык, его руки оказались на талии. — Ты будешь вспоминать об этом, — прорычал он, его глаза сверкали гневом и похотью. Без предупреждения он впился губами в болезненном поцелуе, его язык прорвался в мой рот. Его другая рука поднялась, чтобы запутаться в волосах, резко потянув, пока он доминировал в поцелуе. Я задыхалась в поцелуе, мои руки инстинктивно потянулись вверх, чтобы оттолкнуть его. Но боль в голове заставила меня заскулить, поддавшись его грубым натиском. Резко отстранившись, он посмотрел с хищным блеском в глазах. — Хорошая девочка, — одобрительно пробормотал он, отпуская волосы, чтобы провести пальцами по шее. — Доберёшься сама, куда тебе там надо. Прощай. Густые тучи потихоньку уходили, давая волю солнечным лучам, а пение птиц потихоньку расползалось по лесу. Тело было ватным, даже если мозг полностью осознавал, что продолжая вот так сидеть я делаю себе же только хуже, но тело не поддавалось ни малейшему движению. В сотый раз прокручивая в голове произошедшее, я пыталась осознать, в какой момент моя жизнь свернула не туда, почему это происходит именно со мной? Мысли приводили её в одну и ту же точку — я виновата сама. Не проснись так поздно, не было той перепалки, лучше вообще было не выходить из комнаты. Но так или иначе рассматривая всю эту ситуацию под разными углами, я не представляла, как можно было поступить иначе. Я жива, а это уже великая радость.

***

Продрогшая до самых костей, я шла по холодной, пустынной улице, где каждый шаг казался испытанием. Мокрая накидка прилипала к телу, становясь бесполезным щитом против леденящего дождя, который, казалось, безжалостно смывал последние остатки тепла с моего тела. Мои ноги утопали в грязных лужах, а ледяные капли сбивались на лицо, стекали по щекам, сливаясь с потоком слёз, которые я не могла больше сдерживать. Под накидкой скрывалась изодранная рубашка, которая прикрывала синяк оставленный от поцелуя в шею. Вся кожа ныла, а пульсирующая боль от свежей раны над бровью с каждым шагом напоминала, как близка я была к чему-то худшему. Я чувствовала, как кровь запеклась на коже, стягивая её болезненно тугим пластом. Но это не боль разрывала меня изнутри. Это стыд и страх, что кто-то может увидеть меня в таком состоянии — униженной, беспомощной, сломленной. Я опустила голову, плотнее натягивая капюшон, чтобы скрыть лицо, надеясь, что никто из случайных прохожих не обратит внимания на моё жалкое существование. Казалось, что весь мир сжался до этой промозглой улицы, бесконечного дождя и чувства, будто я задыхаюсь от собственного одиночества. Узкая дорога вывела меня на небольшую площадь, почти пустую в этот час. Капли дождя ещё барабанили по мостовой, но они уже стали мягче, словно даже небо устало проливать свои слёзы. Лишь несколько человек мелькали на краю моего зрения, спеша спрятаться от непогоды под навесами или в ближайших домах. Мокрые кроны деревьев уныло качались под натиском ветра, а мокрые стены домов казались неприступными. Я продолжала идти, борясь с холодом и тем жутким чувством пустоты внутри, когда внезапно услышала знакомый, слишком давно забытый голос. Я замерла на месте, словно парализованная. Голос, казалось, резанул по воспоминаниям. Он был настолько знакомым, что я не могла ошибиться, даже если пыталась бы убедить себя в обратном. — Нанетта? — он произнёс моё имя с удивлением, и сердце моё моментально сжалось, как будто кто-то схватил его ледяной рукой. Я остановилась, но не решилась обернуться сразу. Несколько секунд казались вечностью. Во мне бушевали тысячи эмоций — радость, страх, стыд, волнение. Тот самый голос, который я не слышала годами. Не могла слышать. Но как он здесь? Сейчас? Медленно обернувшись, я увидела его. Зейн стоял неподалёку, под навесом, с которого текли тонкие струйки воды. Глаза, казавшиеся всё такими же проницательными и холодными, встретились с моими. Он был таким же, каким я его помнила, но что-то в его облике изменилось. Он пытался понять, действительно ли перед ним я. Он сделал шаг вперёд, я почувствовала, как ноги начинают подкашиваться. Мысли спутались, эмоции нахлынули с новой силой. Хотелось убежать, скрыться, раствориться в тени домов, исчезнуть в этом дожде, который, казалось, смывает всё на своём пути. Но я не могла двинуться с места. — Это ты? — его голос звучал осторожно, будто он не верил своим глазам. Мои губы едва разжались, чтобы ответить, но слова застряли в горле. Я чувствовала, как по мне текут холодные струйки дождя, смешиваясь с теплотой его взгляда. Но что я могла сказать? Вся моя сущность, покрытая грязью, сейчас казалась ничтожной. Как можно было снова встретиться с ним в таком состоянии? — Зейн… — имя сорвалось с губ слабо, едва слышно. Он шагнул ко мне ближе, не обращая внимания на дождь, который сразу же смочил его одежду. Я попыталась отвернуться, но он уже увидел достаточно. В его глазах мелькнула тревога и боль — за меня, за всё, что случилось. — Что с тобой произошло? — его голос был наполнен глубоким беспокойством. Он подошёл совсем близко, и я почувствовала его тёплое присутствие рядом, несмотря на ледяную непогоду. Моё тело сковал холод, но я почувствовала тепло его руки, которая осторожно коснулась моего плеча. Я вздрогнула, но не отстранилась. Рана на брови, вся эта бесконечная боль и унижение — всё это казалось настолько незначительным рядом с тем, что я чувствовала сейчас. Я снова с ним. Но как я могла быть рядом с ним в таком виде? — Я справлюсь, — прошептала я, едва удерживая слёзы. Но это был ложный ответ. Даже я это знала. Зейн, ничего не говоря, притянул меня к себе, обняв крепко. Сквозь накидку, мокрую ткань и замёрзшее тело я почувствовала его тепло, и это было самым настоящим и искренним утешением. Я стояла в объятиях Зейна, и всё вокруг казалось далеким и несущественным. Холод, дождь, мокрая одежда — всё это исчезало на фоне его теплоты и ощущения того, что я больше не одна. Я крепче прижалась к нему, будто боялась, что если отпущу, то всё это окажется лишь призраком, миражом в дождливом тумане. Его запах — лёгкий, свежий, с примесью чего-то знакомого, от чего я мгновенно вспомнила прошлое — снова стал таким родным. — Ты вся дрожишь, — произнёс он тихо, почти шепотом, словно не хотел разрушить этот момент. Его пальцы скользнули по моим волосам, распутывая те тонкие мокрые пряди, которые беспорядочно падали мне на лицо. Он бережно откинул их назад, оглядывая моё лицо. В его взгляде мелькнула тревога, когда он заметил рану над бровью. — Кто это сделал? — Зейн прищурился, и в его голосе прорезались нотки гнева. Его руки крепче сжались на моих плечах, как будто он хотел защитить меня от всего мира. — Это… неважно, — выдавила я с трудом. Боль отступила на второй план, но воспоминания о нападении тут же вернулись, как резкий толчок в грудь. Я не хотела, чтобы он узнал о том, что случилось, и не могла выдержать его гнева. Я не нуждалась в жалости. — Неважно? — его голос поднялся на тон. Он отстранился, чтобы увидеть моё лицо, и это движение заставило меня почувствовать себя ещё более уязвимой. — Это совсем не неважно, Нанетта. Ты избита, и ходишь одна по городу в таком виде. Его слова били по мне сильнее, чем дождь, но я не могла ответить. Слова застряли в горле, сковывая все мои мысли. Я чувствовала себя маленькой и беспомощной перед его праведным гневом, но мне нужно было что-то сказать, что-то объяснить, чтобы он не думал, что я слабая. — Зейн… — я попыталась заговорить, но он уже встревоженно оглядывал меня, словно пытаясь оценить весь урон. Его пальцы мягко коснулись моей раны над бровью, и я едва не вскрикнула от неожиданного укола боли. — Это случилось по дороге в город. Но я справлюсь, правда. Он сжал губы, его лицо стало серьёзным, но в глазах горело беспокойство. — Справишься? Ты же едва стоишь на ногах, — он вздохнул и, взяв меня за руку, подтянул к себе, — Я не позволю тебе оставаться на улице в таком состоянии. — Я… я не хотела никого беспокоить, — ответила я, чувствуя, как мои ноги наконец поддаются слабости. Грязные и мокрые, они еле передвигались, словно каждая капля дождя добавляла мне груз. — Я должна была сделать кое-что важное, но… — Это может подождать, — прервал он меня, и в его голосе прозвучала нотка окончательности. — Сейчас важнее всего ты. Ты замёрзла, промокла и ранена. Всё остальное подождёт. Его настойчивость окутывала меня теплом, которого я не ощущала долгие годы. Я посмотрела ему в глаза — те самые глаза, что когда-то были для меня целым миром. Зейн изменился, стал более зрелым, решительным, но его душа всё ещё была той, что помнила меня, что когда-то заставляла меня верить, что я не одна в этом мире. — Спасибо, — только и смогла прошептать я, чувствуя, как на глазах вновь наворачиваются слёзы. Не от боли, не от страха, а от того, что после стольких лет он всё ещё был здесь. Он ничего не ответил. Просто обнял меня крепче и, укрыв своей накидкой, повёл прочь с пустынной площади, прочь от дождя и одиночества, которое я так долго носила в своём сердце. Я прижалась к Зейну, чувствуя его тепло, которое понемногу возвращало мне силы. Несмотря на усталость, мысли потихоньку начали проясняться. — Зейн, — тихо произнесла я, отстраняясь от него, — мне нужно кое-куда зайти. Здесь недалеко есть швейная лавка. Я знаю хозяйку, она поможет мне с одеждой и… — я замялась, чувствуя, как горло пересыхает, — Мы сможем там поговорить. Он посмотрел на меня с недоумением, словно пытаясь понять, почему именно туда. — Лавка? Ты уверена, что это лучшее место? — его брови нахмурились, но он не стал спорить, просто ждал моего ответа. — Да, — уверенно кивнула я. — Там тихо, и меня там знают. Я часто бываю у них, там добрая женщина, и, думаю, она не задаст лишних вопросов. А главное — там можно отогреться и переодеться.

***

Тяжелые, проржавевшие двери с грохотом распахнулись, ударяясь о стены так, что я вздрогнула от звука. Женщина, вбежавшая внутрь, нечаянно задела деревянный столик, но даже не обратила внимания, когда хрустальная ваза рухнула на пол с глухим звоном, разлетевшись на сотни мелких осколков. В комнату ворвался леденящий ветер, усиливая и без того промозглое ощущение холода. Дождь стучал по крыше, капли раз за разом били в окна, а ветер завывал так, что каждое дуновение заставляло меня морщить нос и убирать выбившиеся пряди волос за ухо. Я кутаюсь в плащ, который Зейн заботливо накинул мне на плечи, но от холода внутри него всё равно не удавалось скрыться. Слова двух женщин, доносившиеся откуда-то из глубины дома, звучали неразборчиво и отдаленно, как будто говорили на другом языке, который я никогда не слышала, несмотря на многочисленные поездки в столицу. — Что же вы стоите как вкопанные? Быстро внутрь заходите, да двери закройте, — пронзительный голос старушки вырвал меня из замешательства. Силуэт её показался в дверном проёме. — Извините… — пробормотала я, покорно последовав её словам. Мы с Зейном торопливо вошли в тёплое помещение, закрыв за собой двери, чтобы ветер не вползал в дом. — А ещё и ваза… — старушка нахмурилась, взгляд её упал на осколки хрусталя, раскиданные по полу. — Любимая была… — вздохнула она тяжело, явно огорчённая. — Это моя вина, — тут же встрепенулась я, скидывая промокший плащ и присев к осколкам. Холодные пальцы дрожали, когда я начала собирать осколки, один за другим. — Она так спешила из-за меня, случайно разбила. — Оставь это, не твоё дело. Мэй потом всё соберёт. А тебе лучше бы ванну горячую принять, а то простудишься вконец, — сказала старушка, делая паузы между словами, будто специально, чтобы я успела её осознать. Зейн подошёл ближе, его тёплая рука осторожно коснулась моего плеча. — Надо обработать рану, — проговорил он, его взгляд упал на кровь, которая медленно сочилась из раны над моей бровью. — У вас есть какие-то мази или травы? Старушка бросила на него короткий взгляд и, вздохнув, кивнула. — Идёмте на кухню, там всё и сделаем, — произнесла она, уже разворачиваясь к выходу. Лёгкий толчок в плечо Зейна, и она зашагала в глубину дома, уводя нас на крохотную кухню, пропахшую травами и дымом. Мы поспешили за ней, я ещё на ходу собрала несколько осколков, раздумывая о том, что бы сейчас могло происходить, если бы я не встретила Зейна. Но мои мысли быстро улетучились, когда я вошла в крошечное пространство. В углу стоял котёл с начинающей кипеть водой, медленно поднимающийся пар добавлял тепла комнате. На столе лежали луковицы, нож, а рядом — деревянные баночки с травами, запах которых перебивал сырость и прохладу. Старушка, не сказав ни слова, стала доставать из ящика тряпки и небольшой пузырёк с мазью. Зейн, видя моё измождённое состояние, тихо вздохнул. Его движения были спокойными и уверенными, как будто он уже давно знал, что делать в подобных ситуациях. Он обратился к старушке, которая всё ещё возилась с пузырьком и тряпками. — Я врач. Я сам обработаю рану, — его голос был тихим. Старушка замерла на мгновение, оглядывая его с ног до головы, будто пытаясь оценить, можно ли доверить ему такую работу. Её глаза сузились, но в конце концов она хмыкнула, пожала плечами и протянула пузырёк с мазью Зейну. — Тогда займись этим сам, — буркнула она, передавая ему тряпки. — А я пойду наберу горячую ванну для девочки, пока ты с ней возишься. Её фигура почти мгновенно исчезла в коридоре, оставив нас вдвоём в тёплом свете кухни. Дождь всё ещё барабанил по крыше, но внутри стало как-то уютнее. Я смотрела на Зейна, ощущая, как смесь благодарности и беспомощности скручивается внутри меня тугим узлом. Зейн молча подошёл ко мне ближе и, присев, аккуратно коснулся моего лица. Его пальцы были тёплыми и мягкими, но прикосновение к ране всё равно вызвало болезненное покалывание. — Потерпи немного, — прошептал он, открывая пузырёк с мазью. — Мне нужно как следует это прочистить и убедиться, что нет инфекции. Головокружение, тошнота? — Зейн, это просто царапина, всё нормально. Никто меня не бил по голове. — я колеблюсь, прежде чем ответить на его вопрос, нервно кусая губу. Короткая пауза, прежде чем я наконец заговорю. — Нет, никакого головокружения или чего-то подобного. Просто… устала. Действительно устала. Медленно вставая, Зейн движется по кухне, собирая чистые тряпки и воду из раковины. Он возвращается, снова опускается на колени. — Вот… Дай-ка я сначала это уберу. Потом мы снимем с тебя мокрую одежду и оденем во что-нибудь сухое. Ты вся дрожишь. Я слегка вздрогнула, когда Зейн коснулся раны, и с губ сорвался тихий, прерывистый вздох. Резкая боль заставила меня прикусить нижнюю губу, пытаясь удержать рвущиеся наружу слёзы. Внутри всё сжалось — это было больше, чем просто физическая боль. Страх, отчаяние и одиночество, которые я чувствовала на протяжении этих долгих часов, вдруг нахлынули на меня волной. Зейн продолжал осторожно обрабатывать рану, и каждое его прикосновение, хоть и приносило облегчение, всё равно отзывалось болью. Я не могла смотреть на него — слишком много эмоций скопилось внутри, и я боялась, что ещё одно его мягкое слово или заботливый жест разобьют мою хрупкую оболочку. Поэтому я закрыла глаза, пытаясь отгородиться от всего. Тихий вздох вырвался из груди. Казалось, что в этот момент вся моя душа искала спасения, покоя, чего-то или кого-то, кто мог бы согреть меня и уберечь от боли, как физической, так и той, что в сердце. Моё тело бессознательно искало защиты, тепла — чего-то, что казалось таким далеким и недостижимым. Зейн молча обработал рану, а я сидела, сжавшись, будто маленький зверек, пойманный в ловушку. Каждый его осторожный жест приносил немного облегчения, но не мог утолить ту тяжесть, которая давила на грудь. Мои мысли хаотично скакали между прошедшими событиями. — Нанетта… — его голос был мягким, но в нём чувствовалась настойчивая забота. — Что с тобой случилось? Я видела, как его взгляд скользнул по моей шее, и в его глазах вспыхнуло что-то вроде ужаса и гнева. Образ тех последних часов мелькнул перед глазами: руки, что тянули меня, холодные, жестокие губы, оставившие этот след на шее… Я не хотела это больше вспоминать. Я попыталась ответить, но слова застряли в горле, как ком. Я не знала, с чего начать. Вздохнув, я отвела взгляд, избегая его настойчивого взгляда. — Я должна была… — голос дрожал, и мне пришлось приложить усилие, чтобы заставить себя продолжить. — Должна была поехать в город… купить платье на смотрины. Зейн нахмурился, но промолчал, ожидая продолжения. Его рука снова осторожно коснулась моего плеча, и на этот раз я не смогла избежать его взгляда. В его глазах не было осуждения, только боль за меня. — Но теперь… теперь у меня ни гроша. Всё забрали. — Голос стал чуть тише, и я сжала руки, которые всё ещё дрожали. — Я даже не знаю, как теперь вернуться обратно. Всё это… всё, что произошло, не должно было случиться. Я ведь просто… хотела спокойно доехать в город, — голос сорвался, и я на мгновение остановилась, чувствуя, как слёзы накатываются на глаза. Зейн тихо вздохнул, его пальцы всё ещё нежно касались моей кожи. Он, казалось, знал, что говорить в этот момент не стоило. Он просто слушал, давая мне возможность выговориться, выпустить этот клубок страха и боли. — Эти смотрины… они так важны для тебя? — спросил он наконец, его голос прозвучал почти шёпотом, как будто не хотел навязываться. — Не для меня, — ответила я, опустив взгляд. — Для моей семьи. Для… для других. Я должна была выглядеть так, чтобы не опозорить их. А теперь… — я посмотрела на свою порванную одежды, грязную и мокрую. — Теперь я даже не могу выйти с этого дома, не говоря уже о смотринах. Я замолкла, ощущая, как боль сдавливает горло, и слёзы всё же прорвались наружу. Зейн на мгновение задержал руку на моей щеке. Его прикосновение было таким тёплым, что это казалось почти нереальным на фоне всего, что произошло. — Ты не виновата, — тихо сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Платье или деньги не определяют твою ценность. Ты попадешь в замок, и я прослежу за тем, чтобы ты была в самом красивом платье. — Стой! — я схватила его за руку, внезапный порыв разорвал ту хрупкую нить между моей слабостью и страхом перед ещё одной зависимостью. — Я и так у тебя в долгу… Я не хочу, чтобы ты тратился на меня, правда. — в моём голосе слышался отчаянный призыв, словно я пыталась удержаться на краю пропасти, куда медленно, но неуклонно скатывалась. Зейн посмотрел на меня с мягким, но твёрдым выражением лица, его пальцы осторожно скользнули по моим, отнимая напряжение из моего прикосновения. — Это не трата, Нанетта. Ты думаешь, что всё вокруг измеряется долгами? Я делаю это не ради того, чтобы ты чувствовала себя обязанной. Я хочу, чтобы ты почувствовала себя… защищённой. Пусть хотя бы на миг. Эти слова проникли глубже, чем я могла ожидать. Защищённой? Слово звенело в моей голове, как странная, давно забытая мелодия. — Я не привыкла принимать помощь, — призналась я, опустив взгляд. — Каждый раз, когда кто-то помогает, я остаюсь должна. Это всегда так. Зейн нахмурился. — Ты не будешь мне ничего должна. Это не сделка, Нанетта. Это не долг. Иногда помощь — это просто… помощь. Без условий. Слёзы снова подступили к глазам, но на этот раз они были не от страха или боли. Они были от чего-то другого, от чего-то мягкого, что прорывалось сквозь слой брони, которую я так долго возводила вокруг себя. — Почему ты… — мой голос почти сломался, и я едва закончила фразу. — Почему ты всё это делаешь для меня? Зейн отвёл взгляд на мгновение, затем снова встретил мой взгляд, его глаза были полны той самой защиты, о которой он говорил. — Потому что ты заслуживаешь, чтобы о тебе позаботились, хоть раз. — Тогда у меня есть просьба, — я решительно выпрямила спину. — Я хочу отправить письмо, его сможет кто-то доставить? Я не смогу пойти в замок вот так, — я сжала мокрую ткань, — Я просто не могу появиться там в таком виде. Это был мой единственный план, и я надеялась, что Зейн поймёт. — Ты можешь найти кого-то? — я взглянула на него, — Кого-то надёжного, кто доставит письмо и вернётся с ответом. Зейн посмотрел на меня с явной задумчивостью, как будто обдумывал, что сказать. Потом медленно кивнул. — Конечно, — тихо произнёс он. — Я найду кого-то. Не переживай, твоё письмо доставят. Его голос был таким спокойным, что часть напряжения наконец отпустила, и я смогла немного выдохнуть.

***

Пасмурный декабрьский день был полон сырости и уныния. Монотонные серые облака, казалось, давили на город, впиваясь в землю серым покровом, от которого было не скрыться. На улицах лежала грязь, перемешанная с засохшими листьями, которые купеческие лошади небрежно затоптали в плотную массу снега. Ветер принёс влажный холод, пронизывая кости и задерживая ежиться от каждого порыва. Дни, когда дождь, вперемешку со снегом, были мне романтичными, казались отдаленными воспоминаниями — теперь вызывало лишь раздражение и горечь. Сидя на старенькой, покосившейся табуретке, которая, казалось, вот-вот развалилась подо мной, я держала в руках чугунную кружку. Травяной отвар казался обжигающе горячим, он резал горло с каждым глотком, но, помогал согреться, хотя бы немного, согреть холод, который был больше внутри, чем снаружи. Глядя на мутное стекло, где капли дождя медленно стекали вниз, я размышляла о том, как бы лучше провести остаток день. Сегодня всё было против меня: и непогода, и моё настроение, и этот затхлый, сырой воздух, который я уже ненавидела всем сердцем. Отвернувшись от окна, я медленно подошла к бочонку с горячей водой, попутно стягивая с себя одежду. Мокрая ткань тяжело легла на пол, оставляя влажные пятнышки на деревянных досках. Моё тело мгновенно покрыло мурашки от холода, и я поспешила нырнуть в теплую воду. Её жар, казалось, пробирался в каждую клеточку. Ароматные масла медленно растворялись в воде, распространяясь по воздуху легким цветочным облаком с терпкими нотками лекарственных трав. Я откинула голову назад, позволив себе закрыть глаза. Понять, что сейчас можно было бы расслабиться, погрузиться в сладостную забвенность, забыться хотя бы на миг. Но мысли, как назойливые мухи, не дают покоя. Всё, что произошло за последние дни, вихрем носилось в голове. Мои пальцы снова начали сжиматься в кулаки, ногти впивались в кожу, как будто это могло быть хоть какой-то заменой душевной боли. Рывком подтянула колени к груди, я обвила их руками и наклонила голову, скрывая лицо за волосами. Я чувствовала себя совсем маленькой и беспомощной, как будто этот мир слишком велик, слишком жесток, а я — лишь лишь тонкая, трепещущая перед ним тень. Из кухни доносились звуки звенящей посуды, в воздухе витал запах мяса, от которого урчало в животе. Голод напоминал о себе, организм начинал всеми силами протестовать, заставляя меня всё же собраться с духом и выйти из уже давно остывшего помещение. Наконец, спустя час, я поднялась, чувствуя, как тепло воды покидает мое тело, оставляя за собой лишь опустошение. Впервые за эти дни я взглянула на себя. Из зеркала на меня смотрела не привычная Нанетта, а абсолютная незнакомка: залёгшие синяки под глазами от недавней бессонницы, опустошённый взгляд, свежий шрам на брови, который вряд ли когда-то бесследно уйдёт и сине-фиолетовое пятно. Я расстроилась — всё-таки придется предстать перед самим королём в таком отвратительном виде.

***

Я стояла в стороне, опустив голову, словно не хотела привлекать к себе лишнее внимание. Взгляд был прикован к полу, а в животе тянуло от голода. Время тянулось бесконечно, и я не могла понять, чего ждала больше: еду или, наконец, возможность почувствовать себя немного спокойнее. — Садись за стол, — пробурчала старушка, продолжая неспешно чистить картофель. Я осторожно подошла, чувствуя себя неуместно. Мэй с кучей тарелок в руках указала на стул. — Мяса немного осталось, извини, — сказала она, ставя передо мной тарелку. — Спасибо, мне этого хватит, — пробормотала я, стараясь улыбнуться. — Не стесняйся, — добавила Мэй с лёгкой добротой в голосе. — Твой молодой человек скоро придёт, сказал, чтобы ты написала, что нужно, — старушка вернулась из кухни, положив на стол лист бумаги и чернильницу. Она так легко говорила, будто всё было просто и обыденно. А для меня… — Зейн просто… друг? знакомый? — едва слышно прошептала я самой себе. Слова, которые вырвались, прозвучали странно даже для меня. Кто же он для меня на самом деле? Я не знала, как ответить на этот вопрос. Сделав глубокий вдох, я взяла перо и посмотрела на чистый лист. Написать письмо казалось таким простым делом, но мои руки дрожали. И всё же, на секунду задержав взгляд на чернилах, я погрузилась в мысли. Чернила выводили букву за буквой, словно это не внезапное озарение, а заранее продуманный план. Два небольших предложения смотрелись крайне малыми на большом листе бумаги:

Мириелла, это срочно, буду краткой. Накидка с лисьим мехом и платье, самый дальний шкаф, наверху коробка обмотанная нитками.

Нанетта

— Вот, — я аккуратно свернула лист, осторожно сглаживая его края, и протянула Зейну, который уже стоял в дверном проёме, наблюдая за мной. Его тёплый взгляд вызывал странное чувство спокойствия. Он молча принял письмо, взглянув на меня с лёгкой улыбкой. — Сколько это займёт? — Часа два-три, не больше, — ответил Зейн, его голос звучал уверенно, как будто он держал под контролем всё происходящее. — Значит, успею, — впервые за весь этот день я почувствовала лёгкость, и губы сами собой сложились в слабую, но искреннюю улыбку. Зейн кивнул, заметив моё состояние. Его присутствие, хотя и ненавязчивое, наполняло комнату теплом. Старушка шумно ворочала с кастрюлей, а Мэй уже расставляла еду на стол. Я, ощущая себя слегка неуместной среди их заботливых хлопот. Запах мяса и жареного картофеля смешивался с ароматами старого дерева. — Садись уже, что стоишь? — старушка протянула мне деревянную ложку, усмехнувшись так, будто знала, о чём я думаю. — Спасибо, — тихо произнесла я, опускаясь на стул. — Ну давай, ешь, — подбадривала старушка, садясь рядом. Её морщинистые руки ловко разрезали вяленое мясо. Зейн опустился на стул рядом со мной, и в комнате на мгновение воцарилось молчание, нарушаемое лишь стуком посуды. Тёплая еда в сочетании с уютом старого дома наполняли меня ощущением спокойствия, которого так давно не было в моей жизни. Я взяла ложку, чуть дрожащими руками поднесла к губам картофель, обжигающе тёплый, но на удивление приятный. — Спасибо вам. Слишком многое случилось за эти дни, и сейчас всё это будто бы на миг растворилось в обычном семейном обеде, пусть даже этот дом и эти люди были чужими. Зейн чуть склонил голову, поймав мой взгляд, и тихо улыбнулся. — Скажешь мне, что произошло? — наконец проговорила старушка, когда я закончила есть. — Я могу помочь тебе, если ты захочешь рассказать. Я опустила взгляд, снова чувствуя, как боль и страх, скрытые внутри, поднимаются на поверхность, превращаясь в ком в горле. Я наконец выдохнула. — Я… — начала я, но голос сорвался. Я так долго держала в себе всё это, что сама мысль рассказать кому-то правду, даже такую безобидную правду о том, что случилось, казалась невозможной. Старушка продолжала спокойно смотреть на меня, не торопя, не давя. Весь мир снаружи был хаотичным, жестоким, но здесь, в этом маленьком швейном магазине, вдруг стало тихо и уютно. Тёплый свет лампадки, стоящей в углу, и запахи трав создавали ощущение, что за пределами этого дома ничего страшного уже не существует. — Я должна была купить платье, — наконец выдавила я, снова избегая её взгляда. — Для смотр… для одной важной встречи. — эти слова звучали такими абсурдными, будто и не про меня. — Но у меня теперь ничего нет. Меня ограбили. Моя голос дрожал, и с каждым произнесённым словом эмоции, которые я пыталась подавить, вдруг начали вырываться наружу. — Здесь… здесь единственное место, где я могу найти помощь, — продолжала я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Старушка вздохнула и встала, подойдя ближе ко мне. Её маленькая, сморщенная рука мягко легла на моё плечо. Этот простой жест оказался таким тёплым и успокаивающим, что я, не сдержавшись, дала волю слезам. Она ничего не говорила, просто стояла рядом, давая мне почувствовать, что в этом маленьком магазине, среди обыденных вещей, всё наконец-то может быть спокойно. — Не переживай, дитя, — сказала она, наконец, её голос был таким же тёплым, как и её прикосновение. — Мы поможем. Мысли роились в голове, как беспокойные птицы, готовые сорваться с ветки при малейшем шуме. Жить в постоянной тьме, словно заключённой в темнице без окон, без надежды на свет, казалось, стало моей нормой. В темноте каждый шорох становится громом, каждый вздох — эхом собственных сомнений. Я всегда искала ответ на вопрос, который гложет меня годами: Чего я хочу на самом деле? Ответ был так близко, но пелена, сотканная из страха и иллюзий, не позволяла мне это осознать. И вот сейчас, в этот самый миг, он наконец-то готов. Возможно, это лишь набросок, не окончательный ответ, но он уже существует. И этого достаточно. Каждый день, закрывая глаза, я погружалась в собственные страхи, как в бескрайний водоворот, где боролась с ними лицом к лицу. Я сражалась не с внешними обстоятельствами, а с самой собой. В этих битвах было больше боли и одиночества, чем можно выразить словами. Чтобы выжить в этом хаосе, я построила вокруг себя воображаемые стены — идеальный мир книг, который был моим единственным убежищем. А вышивка стала тонкой нитью, связывающей меня с реальностью. Каждый стежок на ткани был моим криком, моей историей, моим желанием быть услышанной. Теперь, стоя на пороге нового этапа жизни, я ощущаю, что это лишь начало. Это не безупречная мраморная лестница, ведущая к светлому будущему, а скорее хрупкая деревянная доска, которая может треснуть под моим весом в любой момент. Но это не пугает меня. Наоборот, в этой уязвимости есть что-то освобождающее. Наступил момент отбросить защитную оболочку, которая, как хрупкая скорлупа, защищала меня от всего, что я боялась увидеть в реальности. Я вижу её, чувствую её — эту хрупкость. Но за ней лежит возможность: миллион цветов, готовых распуститься на холодной, иссушенной почве, если только я позволю этому случиться. Я знаю, что могу потерпеть крах. Что меня может ждать не восхождение, а падение, и, возможно, оно будет болезненным. Но я осознаю это и принимаю. И когда я улыбаюсь этой неизвестности, я понимаю, что именно этого я и желаю — шагнуть навстречу новому, несмотря на страхи. — Назначена встреча с кем-то важным? — тон старушки чуть стал задорней на последнем слове. — Не то, чтобы встреча. Сложно назвать это встречей, больше подойдёт знакомство, особое знакомство. — Бал? — старушка завершила все приготовления и стол заполнили множество вкусных фруктов. — Можно и так сказать… Я впервые на таком буду, — я по привычке закусила губу. — Точнее мою сестру пригласили, я там просто для общего впечатления, декор в этом красивом спектакле… — Милая, не кори себя так. — тёплая рука аккуратно накрыла плечо, — Ты похожа на полевой цветок. Полевой цветок, который расцвел на лугу среди бескрайней травы. — Полевой цветок? — Я имею в виду, как и эти цветы, которые не являются гибридами, ни специально выбранными сортами, ты — уникальна. Как и их цветение дарит яркость лугам, так и ты с каждым годом всё больше набираешься этой яркости. Даже невзирая на то, что ждёт тебя впереди, неважно, что это может быть. Не бойся столкнуться со всеми предрассудками и непониманием, всегда будет один человек который тебя ценит и любит такой какой ты есть. — Но если меня никто не ценит? — глаза отчётливо стали стеклянными, придавая неестественного кукольного взгляда. — Поверь старушке, если сейчас нет такого человека и тебе кажется, что этот мир несправедлив к тебе, то в будущем обязательно судьба, в самый неожиданный момент, столкнёт с этим самим человеком. — Спасибо, правда. Вы и ваша дочь — единственные, кому я могу довериться. Старушка медленно вытерла слезинку с моего лица, её грубоватая, но тёплая рука была словно щитом от всех моих страхов. — Перестань, дитя моё, — сказала она с ласковой усмешкой, — Ты сильнее, чем думаешь.

***

Время шло медленно и вязко, как густой мед, растекающийся по столу, капля за каплей. Трапеза закончилась так быстро, словно я и не садилась за стол вовсе. Казалось, что и вкус пищи, и тепло, исходящее от тарелок, уже были только далёким воспоминанием. Теперь я сидела в старом кресле-качалке, окутанная пледом из овечьей шерсти, который мягко касался кожи и дарил уют. Хозяйка строго-настрого запретила помогать с уборкой, и, оставшись без дела, я взялась за книгу. Страницы шуршали под моими пальцами, слова сливались в сплошные строки, и я едва не пролила кружку молока, так сильно погрузившись в чтение. Книга была о ремесле, точной и размеренной работе, но мои мысли всё время блуждали где-то далеко. Я пыталась сосредоточиться, но с каждой страницей это становилось всё труднее. В конце концов, глаза сузились, тело начало подавать сигналы усталости, и моё беспокойство, как невидимая тень, снова наполнило комнату. Чтобы хоть как-то успокоиться, я, как всегда, сжимала руку в кулак до белых костяшек, чувствуя, как напряжение проходило через тело волной. Зейн ушёл вскоре после обеда. У него были свои дела, и, хотя я была ему бесконечно благодарна, меня тревожило, что он так быстро исчез. Мысли о предстоящем событии во дворце никак не отпускали. Как я справлюсь? Как буду смотреть на всех этих людей, облачённых в роскошные наряды? Могу ли я, простая девушка с разбитой бровью и страхами, быть частью их мира? На улице виднелось почти вечернее солнце, словно извиняясь за свой долгий уход, наконец-то пробилось сквозь плотную завесу серых туч. Его лучи стали ласково касаться окон, заставляя свет играть на книжных страницах. Я опустила руки на живот, пытаясь унять внутреннюю дрожь, и позволила себе расслабиться под мягкое поскрипывание кресла. Эти звуки были уютными, почти успокаивающими. Я наблюдала за старушкой и её дочкой, их ворчливые разговоры наполняли дом теплотой, такой же простой и естественной, как запах свежевыпеченного хлеба или треск дров в очаге. В их глазах светилось что-то особенное — связь, которую я только могла представить в своих мечтах. Зависть, светлая и спокойная, защекотала где-то в глубине, как напоминание о том, чего я, возможно, лишена, но что всё ещё остаётся где-то близко. Через час чтения мои ноги начали затекать, и я решила немного размяться. Медленно поднявшись, я побрела по дому, осматривая его комнаты. Казалось, здесь всё было наполнено тишиной, как если бы сам воздух поглотил любой шум. Я прошла через несколько пустых комнат, удивляясь, куда могли подеваться хозяйки. Их отсутствие словно подчёркивало эту тишину, и я ощутила себя ещё более одинокой. Но, несмотря на это, дом дышал покоем. Каждый его уголок, каждая мелочь, от скрипучих половиц до простых деревянных стульев, говорили мне о том, что здесь, в этом мире, можно найти укрытие от хаоса и суеты. Вернувшись в уютную комнатку, я скользнула взглядом по её углам, и моё внимание остановилось на небольшом деревянном комоде в дальнем углу. Его изысканные узоры, плавно вырезанные на поверхности ящиков, словно притягивали к себе. Каждый завиток выглядел так, будто был создан чьей-то заботливой рукой, с особой любовью к деталям. Я невольно протянула руку, проводя подушечками пальцев по гладкому дереву, которое, казалось, хранило в себе тепло рук мастера. Этот комод, как верный хранитель чьих-то тайн и сокровищ. Часы на стене отмеряли минуты своим размеренным тиканьем, напоминая, что время не стоит на месте. Я уже должна была готовиться к балу, но так хотелось остаться в этом уютном моменте чуть дольше, впитывая тепло и покой комнаты. Однако тишину нарушил громкий разговор, доносящийся с улицы. Я узнала старушкин голос — она разговаривала с каким-то соседом, обсуждая погоду с таким оживлением, будто это была главная новость дня. Я бросила взгляд на стрелку часов и почувствовала, как сердце учащённо забилось. До бала оставалось всего два часа, а гонца, который должен был доставить важную вещь, всё ещё не было. Я вздохнула, пытаясь успокоить панику, поднимающуюся где-то внутри. — Паниковать ещё рано, — убедила себя, зная, что мысли об ожидании только усилят тревогу. Лучше занять себя чем-то, чтобы отвлечься. Но что-то не давало мне расслабиться, неотступно тянуло назад к реальности. Как только я начала вновь погружаться в свои мысли, дверь резко открылась. В комнату ворвался запыхавшийся гонец, тяжело дыша и покрытый потом. Он поспешно извинился за задержку и протянул мне небольшую коробку, к которой была прикреплена записка. Я развернула письмо, написанное красивым почерком моей служанки. Каждая строка передавала её беспокойство, но в то же время и тёплую поддержку. Она рассказала о ссоре госпожи Лангас и мисс Мили, которая вспыхнула словно пожар и чуть не привела к хаосу в доме. Я представила, как эти две дамы устраивают нечто похожее на бурю в чашке, и это вызвало на моём лице лёгкую улыбку:

Нанетта, надеюсь, что это письмо найдёт тебя в безопасности и здоровье. Я обеспокоена тем, что ты так внезапно ушла из дома, но понимаю тебя. Хотела сообщить, что госпожа Лангас и мисс Мили поссорились – это было довольно громко и совсем не свойственно им. Они чуть не разнесли весь дом своими спорами. Я знаю, что ты собираешься на смотрины, и поэтому прикладываю небольшой подарок в этой коробке. Надеюсь, что он принесёт тебе радость и улыбку на лице. Будь осторожна.

Когда я открыла коробку, моё сердце дрогнуло. Внутри лежало небольшое ожерелье в виде бабочки с блестящими камушками. Пусть эти камни были лишь имитацией настоящих драгоценностей, но красота ожерелья заключалась вовсе не в их стоимости. Оно было искренним, простым подарком, наполненным заботой. Несмотря на всё волнение и мысли, бурлящие внутри, я чувствовала, как моё сердце наполняется радостным ожиданием предстоящего вечера. Забрав коробку с одеянием, я поспешила в комнату Мэй. Комната её была по-настоящему уютной и теплой: гирлянды из свежих цветов наполняли пространство сладким ароматом, на полу были разбросаны куски тканей и небольшие украшения, а на столе аккуратно стояли шпильки и иглы для шитья. Это была настоящая мастерская женщины, чей талант и любовь к своему делу ощущались в каждом предмете. На кровати лежало несколько ночных сорочек, одну из которых Мэй явно вышивала, добавляя мелкие цветы к уже существующим узорам. Времени оставалось мало, и я не могла медлить. Достав из коробки платье и накидку, я сразу заметила тот самый запах, напоминающий о мужчине, чей образ всё ещё преследовал меня. Это был лёгкий аромат апельсина, который придавал всему наряду особую атмосферу. Быстро надев платье и накинув меховую накидку, я подошла к зеркалу. Стоя перед зеркалом, я быстро причесала свои длинные волосы, стараясь придать им опрятный вид. Не желая тратить много времени на причёску, я на скорую руку заплела косу, оставив две передние пряди свободно падать по бокам. Это помогало скрыть рану, полученную в недавнем происшествии. Однако синяк на шее спрятать было куда сложнее, и я задумалась, как буду постоянно его прикрывать накидкой. Когда причёска была готова, я с удовлетворением оглядела себя. Тёмные волосы аккуратно уложены, а коса мягко касалась плеч, подчёркивая мой образ, который выглядел на удивление невинным и спокойным. Глаза наконец-то сверкали от волнения и радости, чего давно не было видно на моём лице. Но одна деталь явно выделялась — мои старенькие, потертые туфли. Они бросались в глаза, особенно на фоне нового наряда. Однако мне было сложно расстаться с ними, ведь они были такими удобными. В этот момент я решила, что пусть туфли и не соответствуют остальному образу, но это не так уж важно. Я была довольна тем, что видела в зеркале. «Пора идти», — решила я, поставив коробку на стол. Времени почти не оставалось. Когда я вышла из комнаты, меня встретила Мэй, чья улыбка озарила весь дом. — О, Нанетта, ты так красива! — воскликнула она, искренне восхищённая. — И эта накидка — она просто великолепна. — Спасибо, Мэй, — ответила я с благодарной улыбкой. Старушка, которая появилась вслед за Мэй, добавила с гордостью в голосе: — Вот и настало твоё время сверкать. Я кивнула, чувствуя, как в груди разливается тепло. Этот вечер, независимо от того, каким он окажется, уже стал для меня важным моментом. Я была готова к балу, полна решимости и уверенности в том, что, даже если это событие не станет незабываемым, оно, по крайней мере, останется приятным воспоминанием.

***

Слова Мэй подарили мне уверенность и я почувствовала, как волнение пропало, оставив место чувствуя уверенности с решимостью. Несмотря на напряжённость внутри, внешне я старалась сохранять спокойствие и уверенность, хотя на мне была не совсем моя одежда, а роскошная накидка, которую я едва ли могла себе позволить. Она была сшита из дорогой ткани — плотной, но лёгкой, словно созданной специально для того, чтобы подчеркнуть статус того, кто её носит. А лисий мех, сверкавший белым оттенком на капюшоне и краях, привлекал взгляды прохожих. Да, я тоже бы обратила внимание на такую роскошь. Эта накидка выделялась в толпе, словно кричала о том, что её обладатель высокого происхождения. Проходящие мимо люди, занятые своими делами, не обращали на меня внимания, но несколько девушек всё же окинули меня удивлёнными взглядами. Наверное, они тоже заметили, что накидка не вполне соответствует моему виду — явно не аристократическому. Я старалась не встречаться с ними глазами, чувствуя, как тепло меха на плечах согревает. Но эта вещь не принадлежал мне, так же, как и это чувство превосходства, которое внезапно обрушилось вместе с одеждой, а принадлежит другому. Накидка была слишком хороша для меня, но сегодня она была необходима. Я продолжала идти, не зная точного пути к дворцу, но ориентируясь на роскошные кареты, которые одна за другой мчались по улицам, увозя своих благородных хозяев на вечерний бал. Они были моим единственным путеводителем. Я старалась не отставать от карет, хотя иногда их скорость заставляла меня ускорить шаг, а порой и почти бежать, чтобы не потерять их из виду. Люди вокруг были заняты своими делами, их разговоры сливались в одно неразборчивое бормотание, но мне удалось уловить фрагменты: кто-то обсуждал последние новости при дворе, другие сплетничали о нарядах, кто-то покупал дорогие ткани и украшения в лавках, мимо которых я проходила. Моё внимание было сосредоточено на дворце, где я должна была оказаться, хотя мысли о том, что ждёт меня за его дверями, заставляли сжаться от страха. Кареты сворачивали всё глубже в город, туда, где здания становились всё более величественными, а шум толпы начал понемногу стихать. Кажется, я приближалась к цели. Вскоре я заметила, что за мной уже продолжительное время кто-то следит. Остановившись возле стеклянной витрины магазина с ювелирными изделиями, я стала разглядывать отражения людей, чтобы убедиться, что мои подозрения ошибочны и то, что я просто себя накручиваю. Но это было не просто её воображением. Высокий мужчина, весь в чёрном, лицо закрыто маской, который шёл на некотором расстоянии, также остановился и поглядывал в мою сторону. Страх вновь бросал в холодный пот, что за невезучий такой день? Ещё одно разбойное нападение, я не имела права его пережить снова. Мне любой ценой нужно добраться целой и невредимой к королю. Резко повернув на одной из улиц, которые были тесно усажены крошечными магазинчиками и закрученными улочками, я надеялась потеряться среди толпы, но мужчина покорно продолжал следовать за мной. Забежав в небольшой переулок, я аккуратно обернулась, но увидела, что мужчина уже почти подошёл ко мне. Я быстро повернула и побежала прочь от него, через толпу по узким переулкам, которые едва вмещали двух человек. Я знала, что мужчина следует за мной, и что нужно найти способ убежать. Каким-то чудом я заметила неподалёку вывеску, на которой было написано: Подземный проход. Не задумываясь, я ворвалась внутрь, и уже через несколько секунд оказалась в темном коридоре, который вел куда-то в глубину. Мозг окончательно перестал работать, я просто продолжала бежать вперёд к неизвестности, хотя бегом это было сложно назвать, на каблуках, хоть и не высоких, жутко неудобно передвигаться в пространстве, где плитка в буквальном смысле провалилась под ногами. Слыша, как за мной всё ещё преследователь гремит по ступенькам, я быстро оглянулась и увидела, что мужчина уже очень близко. Поняв, что нужно что-то предпринять, чтобы остановить его. Наконец-то были видны очертания света, который был словно даром небес, я резко повернула туда, пока преследовавший за ней мужчина оставался за углом туннеля. Я с трудом вздохнула и почувствовала, как сердце бешено бьется от страха. Но отойти оттуда я не могла, шок парализовал движения. Оставались считанные секунды до того как эта выйдет, я не думая быстро обернулась и со всей силы ударила доской, которая очень удачно лежала присыпанная снегом, о мужчину, отчего тот рухнул на землю. Взяв глубокий вдох, я смогла остановить своего преследователя и спастись. Но есть одна проблема, вдруг удар был таким сильным, что я убила этого человека? Я присела на корточки, сердце колотилось так, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Руки тряслись, и я никак не могла успокоить дрожь в пальцах. Медленно поднесла ладонь к лицу мужчины, пытаясь почувствовать хоть малейшее дуновение воздуха, свидетельствующее о том, что он всё еще дышит. На мгновение я замерла, прислушиваясь к каждому звуку, вглядываясь в темноту. Но вот… я почувствовала еле заметный тёплый поток воздуха, касающийся моей кожи. Мужчина был жив. Но это не успокоило меня, наоборот, страшная волна облегчения чуть не повергла меня в истерику. В голове всё крутилось: что если бы он не дышал? Что бы я тогда делала? Когда я аккуратно стянула с его лица маску, сердце пропустило удар. Я застыла на месте, осознавая, что этот человек мне знаком. Лицо, которое я видела перед собой, принадлежало не случайному преследователю. «Сегодня день старых встреч?» — пронеслось в голове. Воспоминания нахлынули, вызывая беспокойство и тревогу. Почему он следил за мной? Но в этом моменте не было времени разбираться. Он был жив, и это давало мне несколько минут, чтобы убежать. «Пока никого из людей нет, надо быстро покинуть место преступления», — мысленно подгоняя себя, я понимала, что не могу оставаться здесь дольше. Окинув его взглядом ещё раз, чтобы убедиться, что он без сознания, я поднялась и устремилась прочь. Теперь мне нужно было заново искать путь к основной улице, которая вела к королевскому дворцу. Но как? Дорога обратно была запутанной, а улицы города плелись сложными маршрутами. Я выбежала из подземного прохода, свернув в узкий переулок. Куда теперь? По памяти я попыталась определить направление к дворцу, слушая шум города, чтобы сориентироваться. Кареты, звуки людской толпы — всё это было где-то впереди. Нужно было найти более широкую улицу, по которой едут кареты. Прячась в тени узких улочек, я вышла на более оживлённый проспект. На нём сновали кареты, прохожие шли в сторону дворца, всё вокруг постепенно оживлялось в ожидании важного события. Стараясь не привлекать внимания, я шагнула в сторону потока людей, надеясь, что теперь всё пойдёт по плану.