
Автор оригинала
JazzRazzberry
Оригинал
https://archiveofourown.org/works/54624436/chapters/138415312
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Мститель Изуку без причуды с небольшим количеством дадзавы в придачу!
Примечания
Вторая работа на перевод.
Жду продолжения — это мой дополнительный мотиватор, а также напоминание о этой работе. Если вам интересно, щёлкните и я буду вам благодарна.
Первая часть работы - Вы здесь
Вторая часть работы. - Будет позже
Посвящение
Посвящается всем, кто читал мои прошлые произведения.
А также Angel Demon, которая предложила мне этот фанфик.
И ещё Ястреб_13, которая является прекрасным автором и более-менее частым посетителям моих фанфиков
Часть 12: Мы поём, но глина отвратительна
25 ноября 2024, 08:40
***
Активность банд возросла. Не в значительной степени, но Шота достаточно осведомлён о такого рода тенденциях, чтобы отслеживать их. Передозировки наркотиков никуда конкретно не делись, но определённо наблюдается рост числа свидетельских дел, а также преступлений и грабежей, связанных с наркотиками. Например, о том, о котором читает Айзава. Исследовательский центр был ограблен, в частности, для некоторого оборудования и некоторых основных химикатов, тех вещей, которые необходимы для синтеза наркотиков. Полицейские отчеты об этом, которые он получил, показывают, что, хотя есть некоторое совпадение, не все химикаты связаны с распространенными наркотиками, которые в настоящее время находятся на рынке. Хотя злодеи могли бы наброситься на материалы, количество различий в отсутствующих реагентов из списков основных химикатов для других наркотиков кажется слишком большим. Кажется, что есть некоторая преднамеренность. Но это только половина того, почему Шота сейчас читает эту статью. У него было очень приятное и спокойное утро, он спал после прилично долгой смены прошлой ночью, когда его грубо разбудил очень восторженный муж. Хизаши сунул ему что-то в лицо, издал кучу возбужденных звуков, размахивал этим предметом и не останавливался, пока черноволосый его не остановил. К счастью для безопасности Заши, у него также была чашка кофе, чтобы Шота как следует проснулся. Причина волнения стала ясна, как только глаза Айзавы достаточно привыкли, чтобы увидеть страницу в газете. Хотя статья и не была на первой странице, она всё равно была значительной по размеру. И вот он, кружась от камеры и окутанный дымом, был его ребёнком. Одетый в свои крылья и улучшенную маскировку. Видимо, Ямада сумел преодолеть свою сильную неприязнь (страх) перед насекомыми достаточно долго, чтобы принять Мидорию, поскольку его больше не отталкивала вся эта эстетика. — Отцовские инстинкты, — сказал Хизаши. — Безумие, — ответил темноволосый. Но статья была хорошей, хотя иногда немного отвлеченной. Половина интервью была даже не о Цикаде, что было нелогично. Разве вся статья не должна была быть о его ребёнке? Смешно. Но он достойно описал действия парня, достаточно подробно, чтобы Шота почувствовал, что понял, что произошло во время ограбления, и был очень горд тем, как ребёнок справился с ситуацией. Приоритетное спасение гражданских лиц и хорошее выполнение этого. Интервью заставило парня казаться старше и опытнее, сосредоточенным, но спокойным в ситуации. Так что очень хорошо для ребёнка. Когда ситуация пошла под откос, в неё, должно быть, вмешался Старатель, хотя Айзава был уверен, что линчеватель справится с ней. Это было темно, это было жёстоко, и это было неприятно, то, что произошло. Он надеялся, что парень не терзает себя из-за всего этого. На самом деле, неважно. Нелогично строить такие желаемые фантазии. Заши подпрыгивает на краю кровати, должно быть, он добавил в свой латте сегодня утром больше карамельного сиропа. Или приклеил кофеиновый пластырь. Кто знает. Хизаши — странная личность. Черноволосый бросает на него взгляд, но Ямаду не смущается, яркое и улыбающееся выражение остается на его лице. Они остаются в этой картине обмена взглядами целую минуту, Шота пытается оставаться как можно более невозмутимым, желтоволосый, по-видимому, пытается выдать себя за солнце. — Ну? — спрашивает темноглазый. Это не уступка, он не болтает, он просто двигает разговор вперед. Его муж сияет, хотя он определенно не выигрывает это состояние. — Ну, — насмешливо протягивает он, — разве ты не гордишься? Шота пожимает плечами. Ямада ему не верит. — Ты гордишься нашим сыном! — воркует он. — Ты гордишься нашим сыном! Он так хорошо справляется с самосудом! И он так профессионально справился со всеми гражданскими делами! — Он был адекватен, — ворчит Шота, аккуратно складывая газету, чтобы положить еë в коробку "Цикада". Он не может позволить, чтобы небрежный сгиб испортил фотографию ребенка. — О, ты так мягок с ним! — Что я должен был сказать? Он проделал замечательную работу, лучшее, что он мог сделать в тех обстоятельствах. — Ух ты, — притворяется голосовой герой, протирая глаза под очками, — Я никогда не слышал, чтобы ты был так добр к ребёнку. Он действительно тебе нравится. Подпольщик вздыхает, но толку от этого никакого. Он женат уже восемь лет, Заши видит его насквозь, как бы это ни бесило. Но он компенсирует это постоянным божественным напитком. — Я хочу ещë кофе, — решает он, вместо того чтобы попытаться спорить с Ямадой. Он сияет, по-видимому, воспринимая это как вторую победу, хотя Шота не допустил бы такого, как проигрыш в споре. Его муж уносится на кухню, и Айзава смиряется с тем, что он сейчас не спит, уставившись на обложку газеты. Что-то в статье немного сбивает его с толку. Появился Старатель и "справился" с ситуацией, и в какой-то момент злодей сгорел заживо. Причина того, как он сгорел, не указана, просто это изображается как ужасный несчастный случай. Однако Шота достаточно умён, чтобы читать между строк. Герой, основанный на огне и при этом достаточно вспыльчивый и злодей, умирающий от огня? Для этого не нужно быть супергением. Так что, вероятно, это было небрежно отредактировано, чтобы скрыть полную роль героя №2 в этом деле. Он надеется, что с ребёнком всё в порядке, он выкарабкается, по крайней мере, физически. Он сам покончит с Тодороки. если ребенок обожжётся. Всё равно, №2 или нет, никто не имеет права причинять боль его ребёнку и оставаться безнаказанным. Линчеватель будет винить себя. Был один случай ограбления, который перерос в насилие, и он прибыл туда немного позже, и жертва была ранена. Это не было чем-то странным, но когда Сотриголова прибыл, ребёнок был на грани того, чтобы заплакать, полностью обвиняя себя в том, что не приехал раньше. И это с незначительной травмой... Усилия чрезмерны, и подросток в этом не виноват. Но он достаточно хорошо знает своего ребёнка, чтобы понимать, что Мидория не будет смотреть на проблему логически. Он будет считать себя ответственным за весь этот отвратительный беспорядок. Вероятно, именно так поступил бы Шота. Так поступило бы большинство героев. По крайней мере, большинство хороших героев. Они могут притворяться, что смотрят на всё в фактическом свете, держать всё в порядке и иметь смысл, но часть того, чтобы быть хорошим героем, — это знать свои эмоции. И неважно, какой свет ты проливаешь на свои действия и действия других, эмоциональное сердце поёт другую песню — песню вины, бремени и боли. Это часть того, почему парень станет таким хорошим героем. Вот почему он надеется, что ребёнок сейчас не одинок. Иметь сердце необходимо, чтобы быть героем, но раненое сердце не поможет Изуку пройти через это. Поддержка может помочь парню пройти через это. Он мог бы помочь ребёнку пройти через это. Мечтать о чем-то. Сейчас Шоте нужно выпить кофе и подготовиться. Цукаучи проводит ещë одно совещание по поводу развития наркобизнеса, и ему нужно на нём присутствовать. Может быть, тогда он сможет получить больше информации и об ограблении исследовательского центра. Он принимает вторую чашку кофе от Заши и выпивает еë, наслаждаясь лёгким жжением в горле. Это заставляет его чувствовать себя немного бодрее. Он смотрит на часы — уже одиннадцать. Ох, ему нужно поторопиться... Стёрка быстро одевается, отказываясь от душа в пользу скорости. Он отклоняет предложение завтрака от Хизаши (хотя это больше хлопья, Ямада не умеет готовить, хоть убей), но принимает поцелуй. Может, два. А если желтоволосый украдкой целует ещë несколько, выскальзывая за дверь, ну, это знают только он, его муж и дверной проём. На улице царит безумный хаос, а темноглазый никогда не любил людей, поэтому он выбирает крыши. К тому же, небольшая физическая нагрузка всегда его будит, это приятно. Разгоняет кровь и заставляет сердце биться чаще. Он не против движения. Он приезжает в офис Наомасы с кучей свободного времени. Ну, две минуты. Что не поздно, так что времени предостаточно. Он заходит, наливает себе ещë чашку кофе и плюхается в кресло. Будут разговоры, а это значит, что это может затянуться на некоторое время. И он скоро ещë больше устанет, так что ему нужно посидеть и отдохнуть. Мисс Шутка подмигивает, показывая, что он слишком устал, чтобы действительно заметить. Вендетта шагают вперёд, поглощая что-то с отвратительным количеством взбитых сливок, к которым он совершенно не завидует. Немури скользит вперёд, выглядя более чем немного усталой, слишком усталой, чтобы надеть свою обычную маску. Шота ценит отсутствие чрезмерности в комнате. Затем группа героев входит все сразу, прежде чем Шота успевает подготовиться. Мистер Брейв, Рок Лок, Пистолетоголовый и Сэр Ночноглаз входят, тихо переговариваясь между собой. Айзава глубже опускается на свое место. Лучше бы Цукаучи пришёл скорее, прежде чем ему придётся вести светскую беседу со всеми этими людьми. — Эй, Ластик, — лениво окликает Брейв, — Знаешь что-нибудь об этом новом мстителе? Вендетта слишком заняты болтовней о ставках, а Шутка пытается рассказать мне о теориях заговора. — Эй! — жалуется Эми, ударяя руками по столу. Шота игнорирует еë и на мгновение щурится на мужчину, пытаясь оценить его искренность. — Знаешь, — спрашивает Брейв, — жучок? — Цикада, — огрызается Сотриголова. Это хорошее имя. Он должен его правильно назвать. Брейв усмехается. Он не имеет ни малейшего понятия, почему.~~~**~~~
Изуку сейчас очень подавлен и влип в ситуацию. Он постоянно переключался между несколькими вещами, разными статьями и отчётами, а также, возможно, полицейской базой данных с очень плохой безопасностью. Если они не хотели, чтобы люди читали его, то у него должно быть больше одного брандмауэра... Желательно хороший брандмауэр. Вот почему Мидория размышлял, не является ли это поддельным полицейским сайтом, а не настоящим банком данных об арестах. Однако там было много очень подробной информации, если это не был настоящий полицейский сайт, что заставило подростка дважды усомниться в себе. Он не знает, зачем копы создали такие конкретные фейковые файлы и на таком огромном уровне для всего лишь сайта-обманки. Что возвращает нас к спору о том, была ли эта штука настоящей. На данный момент зеленоволосый не использовал его как доказательство или что-то конкретное, он просто проверял новостные статьи по нему. Как изучение, проверка сайта на достоверность и проверка новостных статей тоже. Это медленно движется. Но после всего этого беспорядка, пробираясь сквозь грязь и в несколько закулисья полицейских сайтов, Изуку думает, что он нашёл что-то. Может быть. Он может ошибаться, что возможно, он может упускать все действительно очевидные и важные подсказки. Он на самом деле не слишком умён, так что это может иметь смысл. Плюс, все, что он считает, может быть фейком, и он не будет об этом знать. Это было бы для него фирменным знаком. К сожалению. Но, как он и думал, увеличилось количество краж, связанных с фармацевтикой. Ну, фармацевтических, химических и производственных краж, все они, похоже, увеличились почти в одно и то же время. Два вида преступлений, возросших одновременно, можно было бы списать на совпадение, но три вида краж, все из которых были связаны с производством наркотиков, казались слишком идеальными, чтобы быть простой случайностью. Значит, кто-то где-то там, запасает этот наркотик, который они производят. Предположительно. Мидория может быть очень не прав, прямо сейчас, и у него нет возможности проверить или что-то в этом роде. Но он не нашёл ни одной статьи, в которой говорилось бы о передозировках или эпидемии употребления наркотиков, которая соответствовала бы наркосиндикату такого размера. Обычно новости, как правило, сообщают о таких событиях, как опиоидные эпидемии, может быть, десятилетие назад, но ничего нет. Веснушчатый даже позаимствовал некоторую статистику из отделения неотложной помощи больницы, чтобы перепроверить! Но там нет абсолютно ничего, связанного с передозировками. Кроме того, дело не только в их отсутствии. Может быть, есть вероятность, что эти люди создают такой наркотик, который не вызовет передозировки, что может иметь смысл. Убийство клиентов не совсем способствует стабильному бизнесу. Но он не видел никакого увеличения числа арестованных под воздействием каких-либо наркотиков, только базовые уровни! Это не имеет смысла, как странно хорошо улики указывают на синтез наркотиков, но нет никаких волновых эффектов, которые, как он мог бы предположить, могли бы возникнуть из-за такой проблемы. Рост злодейской активности, конечно есть, но нет увеличения арестов за агрессию, опьянение или торговлю. Просто не имеет смысла, почему организация крадёт и потенциально производит наркотик, но затем не продает его. Отчасти поэтому линчевателю кажется, что он, возможно, просто всё выдумывает. Он может ошибаться насчет наркоторговли, что объясняет, почему все его перекрёстные поиски не показывают ничего связанного. Кто знает. Но в его груди звучит настойчивый пессимистический голос, который беспокоит его и нашёптывает очень тревожные идеи. А что если этот наркокартель не картель? А что если его конечная цель не в распространении наркотиков? А что если все эти очевидные признаки должны быть очевидными? Разбирая это, подросток пытается хотя бы логически продумать процесс. Все ограбления, хотя и ночью, не были, в любом случае, тонкими. Если бы злодеи пытались быть скрытными, они бы не оставили включённой сигнализацию в исследовательском центре. Они бы не разместили злодея с огненными шарами и такой заметной причудой снаружи... Но все эти кражи были громкими, это было очевидно, и они были там некоторое время. Это могло быть легко, особенно для группы злодеев, которые казались довольно профессиональными, проскользнуть, украсть то, что было нужно, и улизнуть незамеченными, или, по крайней мере, более тонким способом, чем то, что произошло. Вместо этого они слонялись поблизости, привлекая внимание, и не уходили, пока он не облажался и не убил человека. Другие злодеи сбежали, потому что боялись быть убитыми? Подумайте об этом. Их могла напугать атака, и Старатель, конечно. Но если они боялись появления героя, то зачем выпендриваться перед публикой снаружи? Зачем напрямую угрожать гражданским, не причиняя им вреда? Зачем держать включенной систему сигнализации, игнорировать довольно очевидное скопление исследователей внутри, каждый из которых мог позвать на помощь? Зачем оставаться там? Всё это кричит, как будто требует внимания. Что злодеи хотели, чтобы появился герой. Что цель операции — заставить героя появиться. Тогда зачем бежать? Просто потому, что пламенный был вторым номером, известным своей жестокостью? Они что, струсили на полпути, какой бы грандиозный план у них ни был, и отказались от него? Бритва Оккама говорит "да". Пессимизм парня и его общая тревожность говорят "нет". Но каков был их план? Они могли быть просто полумерами, пытающимися сделать себе имя. Но ни в одной из статей, которые Изуку заставил себя прочитать, не упоминалось имя кого-либо из злодеев или какой-либо организации. Обычно злодеи, которые пытаются попасть в поле зрения общественности, любят кричать своё имя людям, чтобы оно прилипло. И есть дополнительная проблема ограбления объекта, вписывающегося в цепочку взаимосвязанных преступлений. Если это был просто случай злодеев, пытающихся сделать себе имя, то почему кажется, что существует целая сеть преступников, все из которых отчитываются перед одним и тем же источником с материалами? Если это преступления ради славы, то почему злодеи крадут такие конкретные материалы вместо денег? Зачем вообще нацеливаться на такое конкретное место? И это корень того, что беспокоит Изуку во всей этой ситуации. Если все эти злодеи, кажущиеся связанно-несвязанными небольшие группы злодеев подчиняются одному делу, одной организации, почему? И зачем им так много воровать? Если у организации есть средства нанять так много, особенно известных злодеев с костюмами и командами, то почему у организаций нет способа получить эти материалы, не прибегая к мелким преступлениям и ограблению аптек на углу? Если у них так много контроля, то не может ли эта организация просто создать свои собственные ресурсы, свои собственные химикаты и оборудование? И затем, следуя этой нити мысли, за этой чередой очевидных и публичных преступлений должен быть умысел. В чём намерение, почему якобы могущественная организация сделала что-то подобное? Какой смысл в совершении мелких преступлений? Если это было сделано для того, чтобы скрыть общие действия, в надежде, что более мелкие ограбления останутся незамеченными, то почему ограбления совершались так близко друг к другу во времени и пространстве? Почему так публично? Как будто кто бы это ни был, он хочет, чтобы его заметили. Ему необходимо, чтобы герои его заметили. Он хочет, чтобы его отследили, чтобы кто-то проследил закономерности и увидел скрытые нити. Заставьте героев предполагать и выяснять, куда ведут следы, заставьте их всех направиться по одному запаху и одному делу, а затем... — Изуку? — спрашивает Инко, слегка постучав в дверь. Его мозг полностью отключается, и подросток, словно гений, швыряет весь свой ноутбук в шкаф. Он морщится, когда тот падает, но уже слишком поздно. Он настроен решительно. — Да? — переспрашивает он и прочищает горло. Он не разговаривал уже несколько часов, и это заметно. — Ты занят, дорогой? — Немного? — Могу ли я зайти на минутку, дорогой? Клянусь, это будет быстро, я просто хотела сообщить тебе последние новости. Кудрявый ломает голову. О чём она могла его информировать? Он что, просил еë что-то сделать? Какой-то другой проект для его наряда мстителя? Он так не думает. Был ли какой-то крайний срок, о котором он просил еë напомнить? Что-то, что он хотел, чтобы она узнала? Он приходит совершенно пустой, что не очень хорошо. — Да, — отвечает он, понимая, что так и не ответил на еë вопрос. — Да, извини, ты можешь войти?.. Дверь скрипит, и он встречается взглядом с длинноволосой, замечает намёк на морщинку на еë лбу. Еë руки скрещены, а одна постукивает по плечу. Теперь, если бы он только знал, что всё это значит. — Я пыталась записать тебя на прием к терапевту, — начинает его мама. Ах... Изуку сглатывает, его рот внезапно пересыхает. Рот его мамы слегка кривится в сторону. — Но прости, дорогой, но у меня возникли проблемы с тем, чтобы добиться этого от нашей страховой компании и поставщика медицинских услуг. — О, — изрекает подросток за неимением других вариантов, — почему бы и нет? Лицо его мамы на мгновение искажается. — Они считают, что таким людям, как ты, терапия не нужна. — О, — повторяет темноволосый. — Беспричудным, ты имеешь в виду. Его мама вздыхает, постукивая пальцами по плечу. — Это идиотская, фанатичная система, дорогой. Когда-нибудь мы сделаем еë лучше, для тебя. Но да, страховка не верит в покрытие расходов на терапию для людей без причуды. И все места, куда я смогла добраться сама, без страховки или нашего поставщика медицинских услуг, не... ну, они не являются самыми высокопоставленными офисами или терапевтами в префектуре. — О... — в очередной раз повторяется парень, как заевшая пластинка. — Ладно. — За то немногое, что это стоит, дорогой, мне жаль. Я буду продолжать работать над этим, и мы скоро пробьёмся, обещаю. Но тебе придется подождать ещë немного... — Это нормально, — говорит он, и его глаза, уставляются в пол. Он на самом деле не уверен, что он чувствует по этому поводу, по правде говоря. С одной стороны, он хочет чувствовать себя человеком, и все всегда заставляет терапию казаться неким идеальным решением всех недугов ума и сердца. Что ему просто станет лучше, если он пойдет. С другой стороны, он даже не знает, нужна ли ему терапия. Он Изуку, он запутался и растерялся, и все тёмные и паутинные части его самого так внутренне закручены внутри него, что он не уверен, где он начинается, и где они начинаются. Или, может быть, они связаны так крепко, что он просто ребёнок, коим он является на самом деле. Если он так долго жил, как он есть, то кем бы он стал, если бы что-то лишило его этого? Если бы он стал другим, если бы все его сломанные осколки личности были бы отполированы до гладкости, то кем бы был парень? И, может быть, он не заслуживает терапии. Может быть, страховые компании правы. Нет смысла тратить деньги на кого-то, кого так необъяснимо невозможно исправить. На кого-то настолько... беспричудного. Если он не может помочь обществу, то зачем тратить силы на то, чтобы снова его вылечить? Когда в мире так много людей, которые так изуродованы, зачем тратить время психотерапевта на Мидорию? Он почти не страдал в своей жизни, есть так много людей, которые заслуживают помощи больше, чем он. А как насчёт героев, которые смотрят, как умирают люди? А как насчет сломленных и истекающих кровью людей, которые едва избежали смерти? А как насчет людей, которых мир так ранил, что они едва могут вынести, чтобы дожить до утра? Конечно, они заслуживают терапии больше, чем просто Изуку, которого иногда издевались, и который немного грустил из-за всего этого. — Изуку, — зовёт его мама, и теплая рука касается его плеча. Он вздрагивает, встречая еë мягкий взгляд. — Ты заслуживаешь того, чтобы чувствовать себя лучше. Ты заслуживаешь быть счастливым. Страховые агенты — идиоты, милый, и мир разберётся с ними. Не слушай фанатиков, потому что их головы так глубоко в заднице, что они чувствуют вкус яда, который изрыгают. Не беспокойся о них. Хорошо, любимый? Парень опускает глаза, но кивает. Это лучший способ закончить разговор без спора. Если он попытается сказать что-то противоположное, то ничего не добьётся. Лучше согласиться и двигаться дальше. Его мама проводит пальцами по изгибу его брови и оставляет легкий поцелуй на макушке. — Я люблю тебя, Изуку, таким, какой ты есть. Спи спокойно, дорогой? — Я тоже тебя люблю, — бормочет кудрявый, потому что он тоже любит. Он любит свою маму больше жизни, хотя это может быть низкой планкой для него, на самом деле. Он чувствует взгляд Инко на себе ещë на мгновение, задерживаясь, даже когда еë шаги удаляются. Дверь закрывается со скрипом и тихим щелчком дверной ручки, отпуская еë. Мальчик смотрит в пол. Он всё ещë смотрит в пол, когда его мстительный будильник срабатывает. Линчеватель быстро двигается, чтобы выключить его. Ему нужно скоро выйти, выйти сегодня вечером. Он пропустил последние несколько ночей после… Обугленные трупы бывает перед его глазами, пока он отмаргивается. В темноте, когда его глаза открыты, видны желтые пятна. Зеленоглазый встаёт и быстро одевается. Он знает каждое движение, как идеально поставленный танец, лёгкое скольжение одной рубашки в объятия майки, то, как его сумка приятно касается бедра, как развевается его пальто, как крылья ловят свет, слегка мерцая. Надевает свои дополнительные ботинки. Зашнуровывает их туго, чтобы не споткнуться. Его пальцы проводят линии вверх по щекам, прежде чем он их надевает, подкладка скользит по его коже. Очки надеваются на голову, заправленные за уши. Антенны расположены именно так, как надо, проглядывая сквозь кудри, когда он перекладывает волосы достаточно, чтобы скрыть стороны проволоки. Надеваются перчатки без пальцев, и он хрустит пальцами. Одна рука скользит в сумку, проверяя материалы. Он не использовал ножницы или нёрф-пистолет, когда в последний раз выходил, но ему следует схватить еще одну верёвку. У него не было времени забрать ни одну из них из учреждения. Мидория проглатывает привкус пепла с языка и проскальзывает по коридору, выключая свет. Это вторичный танец, хождение на цыпочках по половицам, путь, выжженный в его сознании. Он знает, какие из них скрипят и где, когда нужно растянуться на доске, а когда сделать крошечные шаги, равномерно распределив вес. В эти дни не слышно ни звука, когда он достигает двери. Он выскальзывает в коридор квартиры, и он свободен, как ястреб. Свободен, как птица с подрезанными крыльями... Мститель добирается до своего обычного переулка и находит время, чтобы размять руки, подпрыгивая на цыпочках. У него есть маршрут на крыши, но он усвоил, что если не размяться хотя бы немного, то его плечи будут выведены из строя на день или два. И это совсем не весело. Он подпрыгивает, карабкается по лестнице на два метра, запрыгивает на верх мусорного контейнера, а затем улетает. Он прыгает с лестницы на трубы, в вентиляционную шахту, на то, что он считает кондиционером, а затем на подоконники, прежде чем вернуться к вентиляционной трубе. Он на самом деле не знает, что это такое, но это достаточно устойчиво, чтобы на него запрыгнуть, а значит, оно более устойчиво, чем парень. Ха-ха, это было плохо... Цикада останавливается на крыше и тяжело садится. Он не уверен, почему, но внезапно его грудь сжимают тиски. Может, это связано с высотой. Может, это связано со слабым запахом дыма на его куртке. Он не может дышать. Дыхание должно быть важным, думает он, но он не уверен в механике, потому что не может сделать это правильно, прямо сейчас. Правильно. Что происходит? Почему воздух кажется неправильным, а ночь кажется холодной, но горячей и обжигающей одновременно? Почему город в огне? Крылатый стоит на коленях на гравии крыши, и разве это не кажется знакомым? Ночь одновременно громко—тихая, холодно—жаркая и полно—пустая. Изуку одновременно громко—тихий, холодно—жаркий и полно—пустой. Что-то не так. Мидория? Наверное, да... Он всегда неправ. Лишний, козёл отпущения, вот кто виноват. Он всегда неправ. Это всегда его вина. Он позволил этому случиться. Он наблюдал, как это произошло. Он убежал, прочь... прочь... — Малыш, — зовёт кто-то, тон и тембр голоса подсказывают подростку, кто именно. Он поворачивается, смотрит вверх и встречается взглядом с Ластиком. — Привет... — отвечает он, или по крайней мере пытается, потому что получается больше похоже на шипение грустного кота, который на самом деле просто тонет. — Ты пропал, — начинает Ластик, наклоняясь совсем чуть-чуть ближе. Не так, чтобы разукрашенный почувствовал себя под угрозой или в ловушке, а просто намекая на знакомство. Это приятно. Он вздрагивает на мгновение, несмотря на тепло своей куртки. Его кожа кажется холодной, хотя это не так... — Я был... занят, — пытается он, отводя взгляд. Он пытается не думать о горящих трупах. Он пытается не думать о жёлтом пламени, о подозрениях, высказанных слишком поздно. — Ты ведь был вляпался в эту историю, не так ли, малыш... — говорит Сотриголова, и это не вопрос. Не сводя глаз с города внизу, коротковолосый неглубоко кивает. — Ты в порядке? — Да, — отвечает он и старается не подавиться, так как его горло внезапно становится толстым. — Почему-почему бы мне не быть таким? Рука Стёрки мелькает на периферии его зрения, затем возвращается в карман мужчины. — Это не совсем вопрос, малыш. Цикада вяло пожимает плечами, глядя в чернильную ночь. — Я знаю, что ты видел, как это произошло, и тому подобное... — Это моя вина! — взрывается Изуку, — Это моя вина! Я знал, я знал, что злодей будет уязвим к огню, и я ничего не сказал! Я не просто видел, как это произошло, я позволил этому случиться! Это всё моя вина, что человек погиб! Я мог бы спасти его, но я не сделал этого! Черноволосый втягивает воздух сквозь зубы, и Изуку отшатывается. Теперь он знает. Теперь он знает, насколько парень бесполезен. Вот и первый человек, который поверил в него. Унесённый, на ветру. Как вам такое предательство его доверия? Самое доброе, что Сотриголова мог бы сделать сейчас, это просто уйти. Крылатый не заслужил бы этого, не заслужил бы такой доброты. Ластик мог бы арестовать его сейчас, посадить за самосуд или убийство. Или тот мог бы просто улучшить мир, избавить его от бесполезного груза и сбросить Изуку с уступа. Он бы не стал с этим бороться. Может быть, забвение было бы хорошим, даже если он не заслужил права на покой. — Малыш, — зовёт герой, и подросток щипает тебя за ногу. — Мидория. То, что произошло, — это не твоя вина». — Но я!.. — Я знаю. Ты что-то знал, да? Ты понял, как работает его причуда. Но ты сказал об этом Старателю? — Нет, — признаётся веснушчатый, слова жгли ему горло, — Я был слишком тихим, он не хотел меня слушать, я так и не закончил предложение... — И вот, малыш. Ты пытался ему сказать, да? И если бы это был любой другой герой, послушал бы он тебя или нет, всё бы закончилось так. Это не твоя вина, что человек умер. Это даже не вина только Старателя за то, что он применил чрезмерную силу. Это был просто ужасный выбор времени и невезение, худшая невезуха, малыш. Любой другой злодей, и они бы жили. Любой другой герой, и они бы жили. Ты пытался, малыш, и это главное. Ты пытался что-то сказать, и это большее, чем кто-либо другой сделал там. Это не твоя вина, что кто-то тебя проигнорировал или не заметил. — Но я мог бы сделать что-то большее, — с тоской говорит жукоподобный. — Я мог бы быть громче, сильнее, я не знаю! Я мог бы остановить его! Я мог бы помешать Старателю сделать это! — Да, — резко отвечает Ластик. — Да, ты мог бы быть громче, кричать то, что должен был сказать. Но никто не говорит, что Старатель послушал бы тебя. Никто не говорит, что это могло бы что-то изменить. Это не твоя вина, что всё закончилось таким образом. Это не твоя вина, что он мёртв, Мидория. Изуку шмыгает носом, что-то внутри него трещит. Он не уверен, что верит в это, но что-то внутри него напевает от этих слов, какое-то удовлетворение, скручиваясь. — Я видел, как он умирал, — шепчет линчеватель, и слеза скатывается вниз, собираясь у основания его очков. — Я знаю. — Это больно... — Я знаю. — Я не... — Я знаю. На его плече ощущается жар, который на мгновение кажется болезненно знакомым. Как жар от ладони Бакуго перед тем, как взрыв пронзает его кожу. Но тепло не усиливается, просто охватывает и держит его плечо. Ластик смотрит на парня, и его рука тянется, чтобы коснуться руки Сотриголовы. Он шмыгает носом, и затем что-то глубоко внутри него трескается и разбивается на куски, каждая последняя частичка самообладания, которую он сумел сохранить, разбивается вдребезги. Всё ушло, унесённое волной, когда Изуку громко и сломленно воет и бросается в объятия Стёрки. Тело черноволосого мужчины на мгновение становится напряжённым, когда зеленоглазый сталкивается с его ребрами, руки цепляются за захватное оружие, слёзы текут и запотевают его очки. Профессиональный герой на мгновение замирает, и сам Изуку на мгновение застывает, осознавая, что он сделал. Подросток дёргается, пытается сдвигаться и отстраниться, но рука Айзавы возвращается и слегка касается спины Мидории. Она горит, тепло его руки и кисти упирается в позвоночник. Другая рука Ластика опускается выше на спину Цикады и начинает, медленно и механически, тереть крошечными кругами, распространяя волны жжения по его коже. И этого достаточно, чтобы парень окончательно сорвался с катушек, отчаянно вцепившись пальцами в рубашку подпольщика и проливая отвратительные слёзы, которые сотрясают его тело, словно они должны быть громкими, но единственный слышимый звук — это удушающие, хриплые звуки, которые он издает, хватая ртом воздух, его нос забит и заложен, очки полностью запотели. Он не знает, как долго он плачет, как долго все его раны выползают на поверхность и требуют, чтобы их почувствовали, кровавая рана внутри него, которая кричит, когда он выставляет её напоказ. Он не может по-настоящему зарегистрировать ход времени, пока оно тянется, слишком поглощённый приливом, который угрожает утопить его в солёной горячей воде, заполняющей его горло и нос, обжигающей его глаза. Есть рука, которая бесконечно успокаивающе скользит по его спине, не останавливаясь, независимо от того, как долго он плачет без особых признаков уставания. Изуку кричит и плачет, его горло саднит от рыданий, отчаяния, когда он хватал ртом воздух. Его лёгкие болят от силы, его грудь вздымается, когда он кричит и плачет. В какой-то момент его очки были подняты, и теперь его лицо прижато к мягкой, спутанной ткани, которая может быть орудием захвата Сотриголовы. Она становится влажной и тяжелой от его слёз, и разукрашенный хотел бы двигаться, но он не думает, что он физически мог бы, даже если бы захотел. Его разум вращается по кругу, и он хочет остановиться, но он не думает, что может, поскольку слёзы продолжают течь и течь, независимо от того, как сильно он пытается остановить горечь и слёзы. Герой позволяет ему плакать, пока он сам не выдохнется, пока ему не станет больно глотать, пока голова не застучит от обезвоживания, а уголки глаз не загорятся, не высохнут. Он шмыгнет носом, он забит, и парень двигает скрипучими и жёсткими пальцами, чтобы вытереть лицо. Его лицо сухо наполовину, там, где старые слёзы высохли до солёного слоя на его коже, и он скребёт его, хотя бы для того, чтобы что-то сделать, чтобы восстановить функциональность. — Прости, — бормочет он, умудряясь подняться и уйти, хотя его кожа вопит, чтобы вернуться в тепло героя. Боже, кто он? Он только что плакался герою, и из-за чего? — Всё в порядке, малыш. Лучше сейчас разобраться со своими эмоциями, а потом дать им набрать обороты. И это понятно, все эти горе и боль? Я через это прошёл, малыш, не волнуйся. — Как… — нерешительно начинает линчиватель, — как ты… как ты это остановишь? — Его голос срывается, и он вздрагивает от резкости, очевидной в вопросе. Сотриголова мычит. Это почти приятно, что он не отвечает мгновенно, как будто он действительно собирается подумать об этом и дать разукрашенному настоящий, а не просто какой-то шаблонный ответ. Это то, что ему так нравится в Ластике, на самом деле. Он действительно пытается искренне отвечать на вопросы подростка, даже если они того не стоят. Он воспринимает это всерьёз и, кажется, ему действительно не всё равно. — Я не..., — говорит он, затем наклоняет голову. — Ты не можешь, правда. Ты не заставишь боль прекратиться, чувство вины и все эти тёмные вещи в твоей груди никогда не исчезнут, малыш. Мидория замирает. — Но ты не хочешь, чтобы это ушло, — торопливо продолжает Сотриголова, — это то, что делает тебя человеком. Это то, что сделает тебя хорошим героем, малыш. Боль и горе не исчезают просто так. Ты просто… разрастаешься вокруг них. Боль не уменьшается, чтобы освободить больше места, ты освобождаешь больше места, чтобы вместить еë. Тебе просто нужно держать голову над водой и не позволять ей утопить тебя, пока ты в ней, пока она не пройдёт. — И как не утонуть в нём? — голос Цикады тихий, его почти заглушают слабые звуки движения внизу. — Я считаю, что помогает просто… один вдох за раз. Если ты можешь сделать один вдох, думай о следующем. Просто… дыши, малыш. Ты должен позволить себе дышать. Зеленоглазый прерывисто вдыхает через рот, нос слишком забит, чтобы дышать. Подпольщик ловит его взгляд, и губа дёргается, совсем чуть-чуть... — Вот так, малыш. Просто попробуй дышать. Вдох и выдох. Когда ты не можешь думать, не можешь двигаться, потому что всё слишком темно или слишком много, просто сосредоточься на настоящем моменте, вдыхай, а затем выдыхай. И просто сосредоточься на этом, пока не сможешь снова двигаться. Разукрашенный вдыхает, немного плавнее. Он смотрит вниз, в ночь. Он выдыхает. Вдох и выдох. Он справится с этим, да? Вдох и выдох. — Вот и всё... Вдох и выдох, и движение под ним едва слышно. Входит и выходит, и гравий впивается ему в колени. Вдох и выдох, и вокруг него крошечные точки света от фонарей и уличных знаков, квартир и магазинов. Входит и выходит, и шёпот, намёк на ветер, кусающий затылок его открытой шеи. Вдох и выдох, и холодно, но куртка тёплая, и там, где его держал Сотриголова, всё ещë есть отголосок тепла. Вдох и выдох... Вдох и выдох... Туда-сюда...~~~**~~~
***