Самый лучший друг

      Она смотрела на него и не могла найти слов, которые бы чётко отражали все те чувства, которые бурлили в ней.       Ужас, непонимание и неверие.       Драко говорил, говорил и говорил, а Гермиона не могла понять, как столько всего могло произойти за неполных два дня.       Желая хотя бы немного утихомирить безумный галоп мыслей в голове, ведьма сжала ладонями голову и постаралась дышать так спокойно и глубоко, как это было сейчас возможно.       — Тебе плохо? — прервавшись на полуслове, обеспокоенно спросил Малфой, тронув Гермиону за колено. — Думаю, что Забини уже ушёл, но я могу позвать кого-то из дежурных…       — Нет-нет, всё в порядке. Я просто не понимаю, как тебе удалось столько всего успеть… — быстро пробормотала ведьма, прикрывая глаза и всё ещё не до конца веря в то, что успела услышать.       — У меня был стимул… — тихо хмыкнул Малфой и чуть сжал пальцы на её колене.       Карие и серо-голубые глаза встретились.       — Скажи. Зачем тебе все это? — непонимающе нахмурилась Гермиона, всё же отнимая руки от головы: — Я причинила тебе боль, я растоптала твои чувства, я была груба с тобой… а ты всё равно здесь и помогаешь мне и моему сыну? Тебя невозможно уличить в благотворительности и самоотверженности. Тогда зачем тебе всё это, Драко?       Он безвольно опустил голову и горько рассмеялся, ощущая, как в груди начинает саднить.       Когда Малфой заговорил, его голос был скрипучим и сдавленным:       — Знала бы ты, как сильно я ненавидел тебя, как хотел, чтобы тебя не было в моей жизни. Я мечтал вырвать тебя из своей груди. Стерпеть. Сделать вид, что тебя нет и никогда не было…       Драко сокрушённо покачал головой и вновь поднял взгляд на её лицо.       Гермиона смотрела на него с сожалением и смущением, не решаясь пошевелиться, прервать его монолог и не обращая внимание на его ладонь, которая теперь сжимала её колено.       — В тот день, когда ты сказала мне о том, что всё кончено — я умер, Грейнджер. Так мне казалось… — Драко фыркнул и опустил глаза, пряча предательскую влагу, которая опять решила затянуть пеленой взгляд: — Но нет. Я умер в тот день, когда узнал, что ты выходишь за него замуж…       Ведьма прикусила губу и опустила голову.       Да, она не могла нести ответственность за чувства других людей.       Она поступила так, как считала правильным и нужным в тот момент — правильным и нужным для всех.       Но сейчас, слушая слова Драко, Гермиона считала необходимым прояснить ситуацию.       — Драко, послушай… — начала было она, но он поднял руку, свободную от её колена, останавливая поток слов:       — Дослушай, пожалуйста, меня. Это очень важно.       Его глаза смотрели просяще, и Гермиона молча кивнула, уступая.       Пальцы на колене благодарно сжались, и он продолжил свой тихий рассказ-исповедь:       — Я честно пытался всё забыть. Переключиться. Отпустить тебя. Но получалось плохо. Наверное потому, что я неосознанно искал тебя повсюду. Во всех женских лицах я искал твоё и находил… додумывая и дорисовывая картинку. И злился на себя ещё больше. Я понял, что больше не могу сопротивляться, когда увидел тебя у ворот Святого Мунго с ребёнком на руках. Увидел, какая ты маленькая и… тщедушная, — Малфой поджал губы, глядя перед собой ничего невидящим взглядом. — Я видел, что ты не счастлива, и, чёрт подери, мне стало чуть легче. Я понял, что он так и не смог того, что наверняка смог бы я. А потом… я не мог удержаться от бытового шпионажа. Фулэм тянул меня к себе магнитом.       — Ты понимаешь, что это ненормально? — напряжённым тихим голосом проговорила молодая женщина, с тревогой рассматривая его аристократичные черты.       Драко вскинул на неё глаза и подался вперёд, соприкасаясь грудью с её коленями.       Он отказывался понимать и признавать реакции своего тела.       Одно касание, и дыхание сбивается, не поспевая за стремительно колотящимся сердцем.       Одно соприкосновение с ней, и для мозговой активности больше нет доступных запасов крови.       Вся она схлынула, устремившись совершенно не туда, где была сейчас особенно нужна.       — Да, я отдаю себе в этом отчёт, но в итоге именно моё нездоровое поведение и спасло тебе жизнь, Ми! — эмоциональнее, чем было нужно в этой ситуации, выпалил Драко и уже двумя руками накрыл её острые коленные чашечки: — Я не мог позволить тебе умереть. Я не мог позволить тебе погибнуть. Я не мог допустить даже мысли о том, что я мог помочь, но ничего не сделал. Я люблю тебя так, как умею — так, как у меня получается, понимаешь? — помолчав, Малфой тихо, будто стесняясь своих слов, выдавил: — Даже сейчас. Я смотрю на тебя больную, слабую, в этой огромной бесформенной робе и хочу тебя так, как не хотел никого и никогда. Ни до тебя, ни после.       Казалось, это откровение отобрало у него последние силы, и Драко замолчал, тяжело дыша и не рискуя поднять на Гермиону глаза.       Ему было стыдно за такое откровенное признание своей уязвимости перед ней.       — Посмотри на меня, пожалуйста… — её тихая просьба разбила тишину, замершую в воздухе.       Он медленно поднял глаза и столкнулся с её внимательным, серьёзным взглядом.       Прочистив горло, ведьма заговорила, и по её речи было понятно, что Гермиона старательно подбирает слова:       — Я… не знаю, что тебе сказать… я не могу ответить на твои чувства взаимностью, и ты это понимаешь, потому что я замужем. И у меня ребёнок от другого человека. И этот факт не сбросить со счетов. Хотя я не отрицаю, что уходила от тебя с тяжёлым сердцем, но так было нужно. Всё, что произошло дальше — результат моих действий. Я потерялась в обстоятельствах и в какой-то момент просто плыла по течению. Я буду благодарна тебе за помощь, и если ты дашь отсрочку, я найду необходимые средства, чтобы оплатить твои услуги…       На этих словах Драко нетерпеливо цыкнул, не удержавшись, но промолчал, по-прежнему сжимая горящими ладонями её колени.       Ну не мог он отнять рук. Да и не хотел.       — Я пока не понимаю, как поступить, что делать. И как разрешить ситуацию самостоятельно. И мне действительно нужна помощь, — тяжело вздохнув, подытожила Гермиона, опуская голову.       — Просто доверься мне. Я не подведу, Ми. Никогда не подведу и всё решу.

***

      Из палаты Гермионы Драко уходил спиной вперёд.       Он не мог заставить себя отвернуться и не мог заставить себя отвести глаза от её лица.       Ему так хотелось отыскать в её взгляде хотя бы проблески тех чувств, что он видел когда-то, но тёмно-карие омуты смотрели внимательно, задумчиво и настороженно.       — Ми… — голос Малфоя был тихим и сосредоточенным:       — Я ни к чему тебя не обязываю своим признанием и своей помощью. Как только всё это закончится, ты вольна поступить так, как посчитаешь нужным, слышишь?       Что-то до боли знакомое и такое необходимое на мгновение промелькнув в карих радужках, стремительно исчезло, и Гермиона, разомкнув пересохшие губы, сбивчиво поговорила:       — Я… ты… приходи ещё, ладно? Я буду рада тебя видеть.       И замолчала, поспешно опустив голову, будто стыдясь своих слов.       — Я обязательно приду. Ты только поправляйся быстрее, ладно? — ощущая себя смущённым подростком, проговорил Драко, толкая спиной дверь и наконец выходя из её палаты.       Аккуратно прикрыв её за собой, Малфой упёрся лбом в дверное полотно, прикрыв глаза и тяжело дыша.       Какой неимоверно дикий, блядски длинный день.       А грядущий грозился стать просто бесконечным…

***

      Совет Священных, завершившийся позорным исключением семьи Уизли из списка двадцати восьми, возымел эффект взорвавшейся бомбы.       Поначалу казалось, что общественность не заметила резонансного дела.       Но нет. Она замерла, осознавая весь масштаб случившегося.       За всю историю существования магического мира никто не вставал на сторону женщины и не пытался отстоять её права, которые фактически переставали существовать после заключения брака.       Никто даже не пытался изменить существующий веками порядок.       Не могли? Или не хотели?       А что же теперь? Теперь вековой ход вещей, где женщина обязана молчать, терпеть, рожать и слушаться мужа пошатнул бывший Пожиратель смерти, вступившись за Героиню Войны, в которую, оказывается, был тайно влюблён долгие годы.       И Совет Священных совершенно точно был только началом…              Поговаривали, что мистер Малфой, возглавляющий недавно созданный лично им Отдел сопровождения при Министерстве, ещё до созыва Совета раздал поручения своим подчинённым о сборе материалов для подачи прошения в Визенгамот, в котором он будет требовать привлечь мистера Уизли к ответственности за совершённые им преступления в отношении миссис Грейнджер.       Что-то будет, видит Мерлин…       И если магическая общественность хранила лицо до поры до времени, то пресса бесновалась.       Репортёры самых разношерстных изданий, перевозбуждённые горячей новостью, готовы были выпрыгнуть из исподнего, лишь бы обогнать конкурентов и первыми выхватить заветный комментарий из уст участников процесса.       Здание Совета Священных осаждалось прессой с момента начала заседания.       Министерство Магии попало в плотное кольцо репортёров.       Фулэм, Уилтшир, Девон, Годрикова Впадина. Больница Святого Мунго... все места проживания фигурантов и возможных участников резонансного дела оказались под пристальным вниманием журналистов.       Но все, как один, либо хранили молчание, либо ограничивались коротким комментарием и спешили скрыться от жаждущих подробностей и требующих разъяснений представителей СМИ.       Джинни отразила атаку одной из первых.       Продираясь через кольцо возбуждённо галдящих писак, миссис Поттер, жмурясь от вспышек колдокамер и сцепив зубы, молчала, игнорируя все вопросы, которые касались её семьи или семьи брата.       Сначала она поговорит с ним. Немедленно. Сейчас же.

***

      Дом Поттеров в этот вечер напоминал военный штаб, который по какой-то нераскрытой причине решили объединить с яслями.       Лион, ощущающий беспокойство и тоскующий по матери, верещал не замолкая.       Ко всему прочему, от переносимого стресса в мальчишке преждевременно проснулась магия, которой он явно пошёл в мать.       Мощнейшая интуитивная магия, подобная лесному пожару неконтролируемой силы, волнами накрывала дом Поттеров.       Воздух, перенасыщенный чистейшей энергией, гудел и вибрировал.       А Лион пока даже не устал…       Каждый его гневный вопль сопровождался новым всплеском магической активности.       Кулачки младенца судорожно сжимались, а стены дома ходили ходуном, осыпая головы и плечи присутствующих пылью побелки.       Голова Главы Аврората трещала от истеричного детского плача, взрывов, хлопков и треска разрываемых в клочья предметов.       — Рон! — взревел Гарри, рывком распахивая дверь своего кабинета. — Если ты немедленно не утихомиришь своего сына, я лично отвезу вас обоих в Фулэм и разбирайтесь там, как хотите! Он разворотит к ебеням мой дом!       — Я не знаю, как его успокоить! Это умела только Гермиона! — истерично воскликнул Уизли, терпеливо качая вопящий кулёк на руках и меря широкими шагами гостиную.       Гарри, не сдерживая раздражение и ярость, ударил кулаком по косяку двери кабинета и рявкнул:       — Вызывай Молли. У неё мешок детей. Она должна знать, как справиться с одним!       — Рональд Биллиус Уизли! — голос Джиневры походил на рев дикого зверя, когда она, больше не сдерживая ярость и возмущение, не обращая внимания на творящийся вокруг хаос, возникла в дверях гостиной, сжимая в руках палочку: — Ты хотя бы понимаешь, что натворил, сукин ты сын!       — Поосторожнее в выражениях! — взвился Рон, багровея и делая решительный шаг вперёд.       — А не то что? Изобьёшь меня до смерти как Гермиону?! — рявкнула Джинни, рывком подаваясь вперёд и оказываясь с братом лицом к лицу.       Сейчас её не волновали ни разница в росте, ни превосходство брата в весе.       — Ты — ублюдок! Позор семьи! Как ты дожил до такого?! Избил и изнасиловал Гермиону! Бросил её умирать! Чуть не оставил сына без матери! Ты же любил её! Ты же обещал, что никогда не обидишь её! — не контролируя себя, кричала Джиневра, и слёзы брызнули из её глаз.       Видит Мерлин, она старалась. Старалась до последнего выгородить его. Сохранить лицо. Защитить честь семьи. Быть дипломатичной. Мыслить трезво и логично.       Но все логические доводы трещали по швам под гнетом тех обстоятельств, которые стали известны — тех обстоятельств, которые всегда были и на которые они дружно закрывали глаза.       «В каждой избушке — свои погремушки»… так, кажется, говорили?       «Погремушки в избушке» Рона сейчас гремели похоронным набатом…       — Успокоились оба! — взревел Гарри, когда Джинни, больше себя не контролируя, упёрла кончик палочки в гортань родного брата.       — Убьёшь меня, серьёзно? — прищурился Рон, ощущая, как звенит в ушах от крика сына, грохота разрушаемого дома и слов, сказанных младшей сестрой: — Не хочешь выслушать меня и понять, что я испытывал всё это время?       — Я сыта по горло твоим нытьём, братец! — выплюнула Джиневра: — Ты мог закончить и её, и свои мучения разом. Разорвать отношения. Отсутствие любви — не повод для убийства.       — Да? Так в чём же дело, сестричка? — холодно ухмыльнулся Рональд, ощущая, как кончик древка её палочки ввинчивается в гортань ещё сильнее.       Ладонь Гарри решительно легла поверх руки Джинни:       — Джин… успокойся. Прошу тебя… — голос мужа был напряжённым, звенящим от сдерживаемых чувств.       Нехотя ведьма опустила палочку и прерывисто вздохнула, стараясь унять волну ярости, закипающей в крови.       — Я немедленно отвезу Лиона к его матери. Ребёнку нечего здесь делать. Он должен быть с ней! — припечатала миссис Поттер, переводя полный решительности взгляд на лицо Гарри.       Тот молча кивнул, соглашаясь.       Быть может, возвращение ребёнка заставит Гермиону смягчиться и уговорить Драко остановиться, но, положа руку на сердце, Гарри понимал, что это только начало.       Он уже примерно представлял, какими новостями его встретят стены служебного кабинета.       — Я не отдам сына! — агрессивно воскликнул Рон, прижимая вопящий кулёк к груди и отступил на шаг от сестры и друга.       — Отдашь или можешь катиться в Фулэм ко всем чертям немедленно… — процедил Гарри, наступая на друга.