Through Shadows and Light

Обеденный перерыв подошёл к концу, и студенты UA вернулись в класс, наполняя комнату тихим голосом и звуками передвигающихся стульев. Каждый искал свое место, переговариваясь и обсуждая прошедшие уроки. Дебрия вернулась к своей парте, чувствуя лёгкую сонливость после обеда. Она опустилась на стул, скрестив руки на столе и бросив короткий взгляд на часы, размышляя о следующем занятии. На сегодня было запланировано нечто необычное — урок «Фундаментальные учения героев». Учащиеся знали лишь название, и с самого утра по классу гуляли споры и догадки. Никто не знал, что именно ожидается от этого предмета и кто будет его учить. Даже самые общительные ребята из класса А-1 не могли найти ответ на этот вопрос — это был своего рода секрет, скрытный за пеленой ожиданием и медленным волнением. И вдруг, как по волшебству, громкий голос разорвал тишину, проносясь эхом по стенам класса: — Я ЗДЕСЬ! Все, включая Дебрию, подскочили от неожиданности, мгновенно подняв голову. Этот голос невозможно было спутать ни с кем другим — он звучал ярко, мощно и уверенно, как будто сам воздух вокруг него заряжался энергией. В проёме стоял он — Всемогущий. Мощная фигура, сияющая улыбка, знакомая каждой душе в Японии и по всему миру. Его яркие, живые глаза сверкали с энтузиазмом. Всемогущий стоял перед ними во всей своей героической славе, в костюме, с которым ассоциировались сила, смелость и защита. Дебрия сидела, молча смотря на Всемогущего, как бы заклинённая его присутствием, но совсем не так, как её одноклассники. По всему классу прокатилась волна восторга и восхищения. Сияющие глаза, радостные лица, затаённое дыхание. Понятно, что каждый из них хотел по-настоящему увидеть счастливую живую легенду — героя номер один, «Символ мира», того, кто олицетворял непобедимость и стойкость, а самое главное — справедливость. Но для Дебри его появление было ударом по сердцу. Она не могла разделить их восторг. Вместо этого всё внутри будто сжалось, оставляя глухую, тяжёлую смесь эмоциий. Она чувствовала, как где-то в внутри поднимается волна непринятия и гнева. Где-то у сердца чувствуется мучительная боль и даже почти забытое чувство ненависти. Перед ней стоял человек, который восхищал миллионы, который стал символом мира и победил лицо силы зла. Но для неё он не был героем. Он был тем, кто стоял на месте её родителей. Он был тем, кто сразил их врага, заняв их место в истории, оставив Дебрию в одиночестве. От этих мыслей на сердце навалился груз, а в голове один за другим мелькали обрывки воспоминаний. Дебрия думает подавить эту непрошеную печаль, понимая, что эти чувства, возможно, несправедливы. Всемогущий не был виноват в её потере, и его победа и подвиги никак не касались её жизни напрямую. Но боль была слишком глубокой, и, чтобы справиться с ней, Дебрия давно начала искать виновных. Она искала тех, кто мог бы ответить за потерянное детство, лишённое родительской заботы и тепла. Она стиснула зубы, почувствовав, как незаметно для себя сжала кулаки, а ногти оставили раны на ладонях. Она считала для неё причиной, почему её причуду восприняли как злодейскую, а её саму недостойной быть героем. Ее опекун Декстер был рядом, когда она больше всего нуждалась в помощи. Он спас её тогда, когда другие представляли ей угрозу. Если бы родители были рядом, ей не пришлось бы сталкиваться с этим. Её детство не было бы столь одиноким. На долю секунды ей показалось, что Всемогущий заметил взгляд Дебрии, полный скрытых, невыраженных эмоций. Но он продолжает говорить с уверенностью и энергией, наполняя атмосферу класса новой волновой надежды и веры. Однако для Дебри его слова звучали отдельно, как будто кто-то включил звук вдалеке. Все эти идеалы, эти громкие слова о мире и героизме звучат пусто и отдалённо. В её душе была совсем другая реальность. Дебрия медленно пришла в себя, когда из стен класса начали выползать шкафчики, один за другим, словно застывшие в стенах механизмы вдруг ожили. Каждый шкафчик был пронумерован, и её одноклассники радостно вскакивали с мест, бежали к своим номерам, вытаскивая оттуда что-то важное — их костюмы, символ их будущего как героев. Воздух наполнился гулом радости, восхищения и предвкушения, почти ощутимым на вкус. Но для Дебрии всё словно погрузилось в туман. Шум, улыбки, радостные лица её одноклассников — всё это становилось неясным и расплывчатым. Она не понимала, что это значит. Теперь Всемогущий станет их учителем? Это будет постоянным? Он — символ мира — теперь каждую неделю будет перед ней? Каждый раз напоминая ей об этой утрате? Мысли путались, дыхание сбилось, а стены, которые только что были такими надёжными, казалось, начали нависать над ней, всё ближе и ближе. Пространство сузилось, сжимая её в невидимых оковах. Дебрия почувствовала, как её сердце бьётся всё быстрее, и не смогла больше выдержать. Её крылья рефлекторно распахнулись, заполняя пространство, и она, едва осознавая свои действия, вылетела из класса. Всё произошло настолько быстро, что одноклассники лишь удивлённо обернулись, а Всемогущий, заметив её порыв, в шоке смотрел ей вслед. Он сделал шаг вперёд, подняв руку, его голос эхом прокатился по пустому коридору: — Юная Найтшэйд! Постой! Но она уже не слышала его. Ей нужно было уйти как можно дальше, прочь от этих стен, от этого напоминания, от всего, что душило её, раздирая старые раны. Дебрия бежала по коридорам, как будто она могла стереть её воспоминания, избавиться от той боли, которая всплыла внутри, когда она встретилась с ним — с тем, кто олицетворял всё то, чего она была совершенно лишена. Сердце бешено колотилось, и в горле стоял ком. Ей хотелось плакать, но она не могла позволить себе это здесь, среди стен академии, где кто-то может увидеть её слабость. Она заметила открытое окно в конце коридора и без раздумий бросилась к нему. Поднявшись на подоконник, Дебрия распахнула крылья и одним движением вылетела. Лёгкий ветер прошёл по её лицу, пока она быстро летела и вспоминала лицо пораженного Всемогущего, кричащего ей вслед. Она направилась к лесу, который находился недалеко от академии — тренировочная зона, закрытая от любопытных глаз густыми деревьями. Этот лес был наполнен тенями и это дарило ей спокойствие, и ведь тут она была сильна, и защищена лучше. Тьма обнимала Найтшэйд, как старая подруга, скрывая от остального мира и создавая ощущение безопасности. Ноги подкосились, когда она наконец приземлилась. Она чувствовала, что не может устоять, вся сила, которую она накопила, чтобы сдержать эмоции, внезапно исчезла. Горькие слезы медленно текли по её щекам, и она не их остановила. Тихо опустившись на корни ближайшего дерева, Дебрия прижала колени к груди, обнимая себя своими крыльями. Крылья обернули её, сделали небольшое укрытие — щит, который защищал её не только от внешнего мира, но и от собственных воспоминаний. Дебрия не просто убегала от Всемогущего — она убегала по сути от боли своей, от того, что вспыхнуло внутри, едва она увидела его лицо. Он не только занял место её отца, павшего героя, но и символизировал все, что, как ей казалось, жизнь ей недодала. За его славой и могуществом Дебрия видела лишь лишь пустоту, обманчивое обещание, что мир может быть безопасным, если ты силён. Но её родители были сильными, и всё же их не было в живых сейчас. Она выросла с пониманием, что мир не был для неё видом света и спокойствия. Её причуду, часто воспринимали как нечто зловещее, что не должно принадлежать герою. Она привыкла, что она выглядела как чужая. Это чувство усилилось, когда она переехала в чужую страну. Эти чувства накопились в ней, и их невозможно удержать. Дебрия злилась на себя из-за своей ненависти к человеку, который не был напрямую виноват в этой боли. Но ей было слишком тяжело не искать виноватых. И сейчас, прячась среди деревьев и за своими крыльями, Дебрия чувствовала, как внутри поднимается непереносимая пустота. Слёзы были её лёгким ответом, единственным способом выразить то, что словами было объяснить невозможно. Дебрия сидела, как будто растворившись в темноте леса. Время прекратилось для её существования, тянулось и растягивалось в бесконечную паутину, где боль и слёзы сменились короткими вспышками затишья. Она не знала, сколько прошло минут или часов, и не хотела об этом думать. Боль казалась бесконечной, но тишина вокруг успокаивала, как будто лесом впитывал её слезы и глушил боль. Иногда ей удавалось остановить слезы, но они снова начинали течь, как будто разрывали её изнутри, и она снова сжималась в клубок, кутаясь в свои крылья. Чёрные крылья были, пожалуй, единственными, что могло закрыть её сейчас, как щит, как кокон, укрывающий от всех взглядов и ожиданий. Тяжесть навалилась не только на сердце, но и на теле, глаза слипались, голова стала всё тяжелее. Она чувствовала, как силы выгорают изнутри, как медленно покидают её. «Может, если я просто прикрою глаза.. станет легче», — подумала она, едва шевелясь, и, укрывая себя крыльями еще крепче, закрываясь от всего.

***

Айзава наконец добрался до территории леса, где потерялась Дебрия. Примерно час назад к нему ворвался Всемогущий, за которым шёл тревожный Тодороки. Они сообщили о побеге Найтшэйд во время урока. Сначала Айзава не придала этому особого значения, полагая, что она просто отошла на несколько минут, но после выяснилось, что ученицы нет нигде в кампусе. Учитывая серьезность ситуации, он просмотрел записи с камеры наблюдения, чтобы выяснить, куда могла пойти его ученица. И вот, на одной из камер, направленных на лес, мелькнула её фигура, улетающая в глубь территории, где другие камеры не были установлены. Просматривая камеру, Айзава заметил, как Дебрия, едва сдерживала слёзы. Айзава пытался понять, что же могло вызвать такую ​​реакцию. Декстер заранее предупредил его, что в Дебрии есть давняя неприязнь ко Всемогущему, хотя так и не объяснил, чем это вызвано. Он мельком задумался о том, что, возможно, в прошлом она пережила что-то тяжелое, связанное с героем, но из-за обстоятельств оставались лишь догадками. Теперь же, измотанный после ночного патруля, он шёл по лес, пытаясь подавить нарастающую усталость. Он бы сейчас пил крепкий кофе в учительской, а возможно даже спал бы, но вместо этого — он в темноте, разыскивает свою ученицу. Пройдя около десяти минут по лесу, Айзава наконец заметил хрупкую, темную фигуру, сидящую на стволе большого дерева. Девушка сжалась, обхватив свои колени, и её голова покоилась на них, прикрытая длинными темными прядями, которые спадали на лицо, спину и крылья. Крылья, обычно мощные и придающие ей стойкий вид, теперь казались почти безжизненными, небрежно прижатыми к телу, словно уснули вместе с ней. Тихий вздох вырвался у Айзавы — она выглядела такой беззащитной и уязвимой, что на мгновение он ощутил острую жалость к этой девочке. Мужчина подошёл ближе. Подойдя поближе, он увидел ее заплаканное лицо — красное и опухшее. Понятно, что эта тишина и скрытность леса стали для неё местом, где она, наконец, осталась одна, выпустив накопившееся. Айзава знал, что здесь, в холодных тенях леса, нет места для серьёзных разговоров. Да и сама Дебрия сейчас вряд ли была в состоянии говорить — она выглядела обессиленной, растерянной и потерянной. Он решил отложить разговор до того момента, когда она отдохнёт и восстановиться. Сев на одно колено перед ней, он осторожно просунул руку под её колено, а другую под спину, поднял её, чувствуя, как голова опустилась ему на грудь, и тело инстинктивно расслабилось в его руках. Её крылья были непреднамеренно развернуты, как бы защищая её, но не создавая ему неудобств. Айзава, обычно отстранённый, вдруг ощутил тепло от того, что Дебрия, несмотря на всё это замкнутое поведение со стороны, доверилась ему сейчас в своём беспомощном состоянии, хотя и возможно не осознавала это. Он медленно направился к выходу из леса, обдумывая дальнейшие шаги. Как ему поддержать ученицу и что сказать, чтобы этот проблемный ребёнок чувствовал себя в безопасности? Мысли менялись одна за другой, но вдруг прервались, когда Дебрия тихо пробормотала что-то сквозь сон. Она непроизвольно положила руку ему на плечо, словно пытаясь устроиться поудобнее, и её дыхание стало ровнее. Как только Дебрия ощутила, что её кто-то поднимает, она на мгновение словно вернулась в реальность, почти проснувшись. Она чувствовала теплое прикосновение рук, надёжную поддержку, мягкий ритм чьих-то шагов. Эти ощущения — спокойные и устойчивые — дали ей чувство защищённости, которого ей так не хватало. Сонно бормоча что-то, она на мгновение крепко прижалась к плечу учителя, ощущая, как затихает тревога, которая мучила её весь день. Айзава, ощутил, как хрупкая ученица доверчиво прижалась к его плечу. Обычно сдержанный и не склонный к сентиментальности, он ощутил, как глубоко запали в него её слабость и боль, которые она так отчаянно думала скрыть. Её тихий сонный шёпот и лёгкая рука, что невольно опустилась на его плечо, пробудили у него нечто большее, чем просто долг учителя. Он понял себя на мысли, что ей нужен кто-то, кто может дать ей поддержку. Возможно, он не мог исправить её прошлое, но мог дать ей опору здесь и сейчас.

***

Дебрия открыла глаза, постепенно приходя в себя. Мягкий свет проник сквозь окно, и она поняла, что больше не в лесу. Под её телом чувствовалась мягкая поверхность, и, оглядевшись, она поняла, что лежит на диване в одном из кабинетов академии. Необычная тишина окружала её теплым пледом, заботливо наброшенным на тело и ноги, и это удивило её еще больше. Она села, аккуратно расправляя крылья, и растерянно огляделась. Как она здесь оказалась? Её мысли путались, но сердце билось как-то спокойнее, словно вместе с тёплым пледом ей передали частичку душевного тепла. Вопросы появлялись в голове, скапливаясь в огромный океан, но всё замерло, когда дверь открылась, и в кабинет зашёл Айзава. Шота вошёл в кабинет, не говоря ни слова, с двумя чашками горячего чая в руках. Лёгкий пар поднимался от напитков, наполняя его успокаивающим ароматом. Он подошёл к журнальному столику перед Дебрией и поставил чашки, окидывая её быстрым взглядом, прежде чем сесть рядом. На его лице не было привычной строгости или осуждения — лишь спокойствие и усталость, скрытые за его задумчивым выражением. Дебрия взглянула на учителя с явным недоверием, ощущающую смесь странного волнения и трепета. Её сердце ускоренно билось: неужели ей не сделают замечание за побег и не сообщат её опекуну? Она была уверена, что за такой выход её ждёт как минимум серьёзный выговор. Однако вместо упрёков или резких слов он молча протянул её кружку. Понятно, что с его стороны была тихая поддержка, что только больше сбивало её с толку. Пока она пыталась найти повод для неожиданной мягкости его поведения, Айзава спокойно сказал: — Если хочешь, можешь рассказать, что случилось. Дебрия замялась, опустив глаза на горячую кружку, ощущая, как её пальцы медленно согреваются от тепла фарфора. Слова застряли в горле, но она всё же выдавила: — Я.. не хочу посещать уроки Всемогущего. Айзава нахмурился, и выражение его лица стало строгим, но всё равно не злым, скорее серьёзным. — Это невозможно, — отрезал он. — Всемогущий ведет один из важнейших предметов. Если ты не будешь его посещать, то тебя исключат. Его слова были чёткие, без намеков на мягкость, к которой она начала привыкать за последние несколько минут. Слушая его, Дебрия чувствовала, как ее сопротивление сталкивается с реальностью. Она могла бы спорить, искать оправдания, но понимала, что перед ней стоит выбор — принять ситуацию и смирится или идти против системы и рисковать всем, ради чего так старалась. Айзава смотрел на Найтшэйд, а Найтшэйд на Айзаву. Его лицо оставалось серьезным, но не было ни намека на осуждение. Он спокойно сказал: — Если хочешь, чтобы я мог принять какое-то решение, тебе нужно поделиться тем, что тебя беспокоит. Без этого я не смогу помочь. Слова звучали спокойно, но весомо, как будто он предоставил ей свободу, но при этом ненавязчиво подталкивал к откровенности. Дебрия опустила глаза, отпуская кружку с нетронутым напитком. Наконец, глубоко вздохнув, она заговорила, её голос дрожал от смеси боли и обиды: — После.. смерти моих родителей, — начала она, не решаясь смотреть ему в глаза, — всё произошло так быстро. Они умерли из-за злодея.. из-за Все за одного. Всемогущий победил его и.. он занял место моего отца. Слова с трудом выходили, и она чувствовала, что голос предательски дрожит. Иногда, забывшись от нахлынувших чувств, она переходила на английский, а затем снова возвращалась на японский, как будто потерялась между двумя мирами. — Я понимаю, что он не виноват, — она прикусила губу, как будто боялась произнести эти слова, — но.. как только родители ушли, все сразу начали восхвалять Всемогущего. Словно они забыли, что были и другие, кто боролся. Словно их просто стёрли.. забыли про их жертву, про них как.. как о героях. Она сжала кулаки, и ее голос стал еще тише, почти не неслышным. Печаль в её глазах была слишком заметна, а уголки её цветных глаз снова блестели от слёз. Айзава молча следил за ней, видя, как воспоминания ранят Дебрию. Лицо было напряжённым, и, чтобы помочь ей немного расслабиться, он тихо, но твёрдо протянул её кружку с чаем, заставляя её обратить внимание на тёплый предмет. — Выпей, — произнес он мягко. Тёплая чашка в её руках слегка отвлекла её, и, принимая заботу Айзавы, она немного ослабила хватку. Тепло, которое исходило из чашки, было тихой опорой, казалось, что её боль понятна. Айзава, внимательно посмотрев на Дебрию, произнес ровным, но неравнодушным голосом: — Ты винишь его не за то, что он как-то связан со смертью твоих родителей. Ты винишь его, потому что он напоминает тебе о них, заставляет опять переживать всё то, что случилось. Но тебе нужно прекратить застревать в прошлом. Сосредоточься на том что есть и на том, кем ты можешь стать. Теперь у тебя есть шанс тренировать свою причуду. Твоя причуда действительно подходит герою. Ее глаза расширились от удивления, как будто слова стали для неё откровением. Слёзы снова наполнили её глаза, и, почти боясь ответа, она тихо спросила: — Правда.. правда вы так думаете? Но.. ведь моя причуда.. она же.. кажется злодейской? — Взгляни на своего отца, Гидеона. Он был одним из лучших героев, хотя и занимал пятое место среди тех героев, кто внешне выглядел как злодей. Это не помешало ему быть достойным и значительным героем, которым многие восхищались. Он увидел, как Дебрия слегка усмехнулась, утирая слёзы рукой, и пробормотала, чуть теплее: — Похоже, вы действительно много знаете о моем отце. Айзава отвернулся, в глазах мелькнула тень воспоминаний: — Когда я был в твоём возрасте, все в UA хотели быть такими, как он. Твой отец был примером для подражания для многих. Эти слова, казалось бы, дали Дебри уверенность, и она вдохновенно смотрела на классного руководителя, чувствуя, что её героический путь может быть возможен. Но затем тихо, почти неуверенно, она добавила: — А теперь.. теперь все хотят быть, как Всемогущий. Айзава тяжело смотрит, понимая, что её детская обида всё ещё сидит глубоко внутри. Он сдержанно, но твёрдо произнёс: — Ты снова возвращаешься к началу, Найтшэйд. Если будешь изводить себя этим, то упустишь всё, что можешь сделать сейчас. Дебрия тяжело вздохнула, размышляя о словах классного руководителя, понимая, что он прав. Медленно поднеся чашку к губам, она сделала несколько глотков горячего чая, а затем спросила: — Какой сейчас урок? Айзава, чуть приподняв бровь, спокойно ответил: — Последний урок уже закончился. Полчаса назад. Дебрия ошарашенно посмотрела на него. Пропущенные занятия и потерянное время — это была не то к чему она привыкла, и она, собравшись, нерешительно проговорила: — Мне, наверное, пора.. Не хочу занимать ваше время. Айзава повернулся, а затем небрежно заметил: — Твои вещи в моем шкафчике. — он направился к шкафу, вытащил сумку и протянул вещь, вернув Дебрие её принадлежности. Она взяла их, взглянула на него с благодарностью, но всё так же молча, и тихо вышла из кабинета, попрощавшись.