Wie ein Diamant

Та же локация, несколько часов назад.

      Саша закрывает глаза на долю секунды, вдыхая как можно глубже, чтобы вернуть себе самообладание.       — Твою мать… — шепчет она сквозь зубы.       Стравински моргает, пытаясь избавиться от остатков бессознательности. Она видит перед собой два жестоких лица, наполовину скрытых балаклавами. Их взгляды полны садистского удовольствия и извращённого ожидания.       — Welcome back, little bird (С возвращением, пташка), — усмехается первый боевик. — We were just discussing how... Cooperative you're going to be. (Мы как раз обсуждали... Насколько ты будешь сговорчива.)       Несмотря на боль, что пронизывает всё её тело, и страх, сжимающий её сознание, Саша отказывается давать своим мучителям хоть малейшую тень удовольствия. Её серые глаза сужаются, взгляд твердеет. Она мысленно готовится к тому, что ей предстоит пережить.       — You're wasting your time, boys. (Напрасно теряете время, мальчики), — женские губы расплываются в издевательской улыбке. — I won't tell you anything. (Я вам ничего не скажу.)       Мужчины обмениваются понимающими взглядами. Второй боевик делает шаг вперёд. В руке у него блестит зловеще изогнутый нож.       — Oh, I think you will sing for us, little bird (О, я думаю, ты ещё запоёшь, пташка), — говорит он с притворной нежностью, подходя ближе. — Everyone has a breaking point. (У всех есть предел.)       Быстрым и отточенным движением он подносит лезвие к лицу Саши, едва касаясь её челюсти. Нож скользит вдоль её кожи, намекая на опасность. Но, несмотря на угрозу, Саша сохраняет спокойствие. Её лицо остаётся непроницаемым, хотя внутри бушует буря.       — You're making a grave mistake. (Вы совершаете смертельную ошибку), — цедит она холодно.       Мучители лишь смеются, уверенные в своём превосходстве. Они не знают, что Саша «Сибирская язва» — не просто пленница, которую можно сломить и выбросить. Она жестокая и смертельная болезнь, которая, прежде чем добить, вывернет врага наизнанку.       Минута за минутой тянутся, словно часы. Саша переносит насмешки и угрозы, не выдавая своих чувств. В её голове формируется план побега, и она терпеливо ждёт возможности.       Раздухарённые стойкостью Стравински, первый боевик решает усилить давление. Он хватает Сашу за мокрые волосы, грубо оттягивая её голову назад и обнажая шею.       — Let's see how tough you really are (Посмотрим насколько ты крепкая), — с издёвкой говорит он.       Он бьет наотмашь. Тыльная сторона большой грубой ладони жалит лицо, и ярко-красный след формируется мгновенно. Саша не издаёт ни звука, перенося боль с такой же стойкостью, как и всё остальное, не давая своим мучителям ни малейшего удовлетворения.       Второй боевик не отстаёт. Подойдя ближе, он грубо хватает Сашу за воротник её формы и с силой рвёт ткань, обнажая майку под ней. Звук рвущейся одежды эхом разносится по комнате, как напоминание о той жестокости, которой она подвергается.       — Look at that. The little bird's feathers are falling off (Смотрите-ка, перья с пташки осыпаются), — говорит второй боевик с садистской усмешкой.       Холод помещения окутывает кожу, но это не трогает Сашу. Она остаётся непоколебимой. Её взгляд пронзает лица мучителей. Допрос начинает прогрессировать, и первый боевик достаёт плоскогубцы, сверкающие под тусклым светом ламп.       — The rules are still the same. As soon as you're ready to cooperate, it's all over. Silence only makes it worse, birdy (Правила все те же. Как только ты будешь готова сотрудничать, всё закончится. Молчание делает только хуже, пташка), — произносит он с ухмылкой.       Саша остаётся молчаливой. Её челюсти сжаты. Она готовится к тому, что последует.       — Okay (Окей), — мужчина отвязывает ей правую руку от стула, притягивая болезненно близко к себе. Без промедления он зажимает плоскогубцы на одном из её ногтей, заставляя её содрогнуться от боли.       Несмотря на жгучую боль, Стравински всем своим видом демонстрирует верность КорТак. Её губы стягиваются в тонкую линию, а решимость остается непоколебимой. Пот смешивается с кровью, стекающей с её руки.       — The best service, ladies (Лучший сервис, дамы), — Саша старается дышать через боль. — I've been wanting to do this particular manicure for a long time (Я давно хотела сделать именно этот маникюр), — она корчится от боли в тот момент, когда её ноготь отделяется от пальца. — Fucking 5 stars! (Чёртовы 5 звёзд!)       — Enough games (Хватит игр), — раздражённо говорит первый боевик. — Tell us all about your employers, or we'll start removing body parts. (Расскажи всё о своих нанимателях, или мы начнём отрезать по кусочку.)       В ответ на дерзкое молчание первый злоумышленник проводит ножом по её руке, оставляя неглубокий порез, из которого начинает струиться кровь. Вид алой субстанции, капающей на холодный бетонный пол, никак не меняет её железную решимость. Саша чувствует, как каждое движение усиливает боль. Верёвки режут кожу, а тело пульсирует от усталости. Боль в правом пальце, с которого только что содрали ноготь, невыносима. Кровь стекает вниз, рисуя абстрактные пятна на бетоне.       Как только мучители готовятся ужесточить свои методы допроса, резкий телефонный звонок эхом разносится по комнате, в момент сбивая их сосредоточенность. Оба тут же напрягаются и одновременно бросаются к телефону. Один снимает трубку, отвечая на своём языке, второй внимательно прислушивается к голосу на другом конце.       Саша понимает — это её шанс. Правая рука, хоть и невыносимо болит, теперь почти свободна. Она сжимает зубы, чтобы не закричать от боли, и начинает осторожно двигать пальцами, стараясь не привлекать внимания. Адреналин гонит её вперёд, затмевая всё, кроме одной цели — сбежать.       Пальцы скользят вдоль верёвки, нащупывая слабое место. Кровь с её руки течёт всё быстрее, но она не останавливается. Вскоре ей удаётся освободить правую руку. Проверяя, не заметили ли её движений, Саша тихо сдвигает плечи, чтобы оставаться незамеченной, и осторожно тянется к инструментам, которые предполагалось использовать на ней.       Мучители по-прежнему увлечены разговором по телефону, не обращая на неё внимания. Они о чём-то спорят в крайне агрессивной манере. Саша нащупывает странный инструмент вроде ножа для хлеба — очень ржавого ножа для хлеба. Несмотря на странность, этот предмет был ближе всех. Стравински принимается освобождать конечности.       После нескольких напряжённых мгновений веревки, наконец, поддаются. Сердце Стравински бьётся в груди, кровь вновь начинает циркулировать в её руках, вызывая одновременно болезненное и возбуждающее ощущение.       Сохраняя элемент внезапности, Саша резко бросается вперёд, вонзив локоть в затылок первого пленителя с сокрушительной силой. Мужчина оседает на пол, теряя сознание до того, как успевает понять, что произошло. Застигнутый врасплох внезапной атакой, второй боевик успевает развернуться, только чтобы поймать мощный удар ногой в живот. От удара его сгибает пополам, и он, задыхаясь, корчится от боли. Воспользовавшись моментом, Саша выхватывает нож из его рук, тот самый, которым он украсил её тело новыми шрамами, и вонзает его в бедро, эффективно обездвиживая противника. Боевой крик раненого эхом отдаётся в комнате, звуча, как музыка для её ушей, пока она забирает его оружие.       С двумя обезвреженными боевиками Саша понимает, что должна действовать быстро, чтобы избежать обнаружения остальными притаившимися в этих стенах врагами. Её инстинкты, отточенные годами напряжённых тренировок, ведут её с точностью хищника, решительно настроенного устранить угрозу, исходящую от захватчиков.       Подходя к раненому мужчине, Саша присаживается рядом. Её серебристо-голубые глаза встречаются с его взглядом, когда она вытаскивает нож из его ноги. Не колеблясь ни на мгновение, она вонзает лезвие глубоко ему в грудь, гарантируя, что он больше никогда никого не ранит.       — Don’t fuck with russian women and KorTac. (Не связывайся с русскими женщинами и КорТак.)       Затем она переключает внимание на ещё не пришедшего в себя первого мучителя. Саша обхватывает его горло обеими руками, сжимая до тех пор, пока его слабые попытки сопротивления не прекращаются, а тело не обмякает. Когда оба боевика замолкают навсегда, она падает на пол, тяжело дыша и дотрагиваясь до собственных ран.       — После смерти отдохну, — выдыхает она и с глубоким вздохом снова встает на ноги. Стравински забирает у них оружие и телефон, используя их одежду, чтобы перевязать свои раны и скрыть свою личность.       Её чувства обострены, и она бесшумно выходит из комнаты допросов, углубляясь в запутанные коридоры. Её сознание сосредоточено только на одной цели — найти напарника и обеспечить их побег.       Продвигаясь по тёмным коридорам, Саша полагается на свой обширный боевой опыт и врождённые инстинкты выживания. Каждый её шаг выверен и обдуман. Её тело готово среагировать на малейший признак угрозы.       Завернув за угол, она сталкивается лицом к лицу с неожиданно появившимся боевиком Аль-Каталы. Не раздумывая, она наносит быстрый, точный удар. Её нож находит свою цель в мягкой ткани под его подбородком. Мужчина оседает на пол, и его жизнь гаснет в одно мгновение.       Один за другим Саша методично устраняет каждого попадающегося на её пути. Её действия быстры и безжалостны. В воздухе витает металлический запах крови, как мрачное напоминание о следе разрушений, который она оставляет. С каждой минутой шансы на успешный побег уменьшаются, но она отказывается думать о провале.       Продолжая свой неумолимый прорыв через вражескую базу, Саша встречает боевиков Аль-Каталы одного за другим. Каждое столкновение заканчивается одинаково: безжизненные тела её противников остаются лежать на холодном, твёрдом полу.       Настроенная на малейший звук, она замирает перед дверью, которая, судя по всему, ведёт в складское помещение. Когда она толкает её, неожиданное движение привлекает внимание, и Саша оказывается лицом к лицу с очередным вооружённым противником, который был ниже и почти её комплекции. Не раздумывая ни секунды, Саша защищается. Её нож описывает смертоносную дугу в воздухе. Нападавшая фигура падает на землю, поверженная.       Стравински тяжело дышит, и её взгляд цепляется за руку свежего трупа. На запястье блестит её браслет. Он был на ней до того, как она очнулась в комнате допросов. Саша дрожащими руками стягивает с тела балаклаву и замирает. Перед ней лицо подростка. Ему не больше шестнадцати. Она отступает назад, охваченная шоком.       — Боже… Ты всего лишь ребёнок. Что ты здесь делал? — шепчет она себе.       Но ответов нет. Лишь тяжёлое осознание: на войне нет возраста. Либо ты, либо тебя. И нет победителей, так как зло безжалостно поглощает всех.       Стряхнув с себя гнетущие мысли, Саша продолжает путь. Её решимость найти Рафаэля и вырваться из этого кошмара становится только крепче с каждой секундой.       Идя дальше, она находит комнату, заполненную украденной информацией и средствами связи. Среди множества документов она обнаруживает сообщение, раскрывающее местоположение сил КорТак на момент её с Рафаэлем миссии, что вызывает подозрения о том, что атака была организована изнутри.       Полная решимости докопаться до истины, она мысленно отмечает необходимость расследования предательства после того, как обеспечит безопасность напарника. Она берет всё, что сможет быстро унести: карты, записи, флешки и ключи от машины, беспечно валяющиеся на столе.       Продвигаясь бесшумно по тёмным коридорам, Антракс полагается на свой обширный боевой опыт и инстинкты выживания. Она движется вперёд холодно и сосредоточенно, нейтрализуя одного противника за другим. Её движения быстры, точны и лишены сомнений.       Несмотря на необходимость её действий, тяжесть осознания того, сколько жизней она забрала, давит на её совесть, но она продолжает прорыв. Когда здание погружается в зловещую тишину, Стравински ненадолго останавливается, чтобы перевести дыхание. Её внимательные глаза быстро осматривают внутренности комплекса в поисках признаков её напарника. Однако, несмотря на все её усилия, следов Рафаэля нигде не видно.       С нарастающим чувством тревоги Саша допускает мысль о том, что Рафаэль мог предать их, предоставив врагу критически важную информацию об их операции. Если это правда, то именно он несёт прямую ответственность за засаду, которая привела к её пленению.       Отбросив в сторону противоречивые эмоции, Саша направляется к задней части комплекса, где в тени стоит ряд автомобилей. Используя ключи, которые она нашла ранее, она быстро находит внедорожник, подходящий под связку — мощный, бронированный автомобиль, который станет её билетом к свободе.       С последним взглядом, брошенным на здание, бывшее её тюрьмой, Саша садится за руль, заводит двигатель и срывается с места, оставляя позади лишь эхом раздающиеся звуки её отчаянной борьбы за свободу.

***

Та же локация, наше время.

      После короткой паузы голос оператора обдает холодом радиоволны.       — Sir, she's… (Сэр, она…)       Кёниг задерживает дыхание, ожидая судьбоносную информацию.       — She's alive. Stravinsky has just returned to the base and is undergoing a medical examination. (Она жива. Стравинки только что вернулась на базу и проходит медицинское обследование.)       Слова оператора, словно молния, пронзают Кёнига, наполняя его чувством неописуемого облегчения и радости. Мысль о том, что Саша в безопасности и смогла сбежать из плена, вызывает в нём волну гордости и восхищения.       — Copy that. Returning to the base (Принято. Возвращаемся на базу), — голос Килгора дрожит от эмоций, а в ногах закрадывается слабость.       Александр опускает плечи, словно с них свалился тяжкий груз. Он поворачивается к Никто, чтобы поделиться невероятной новостью. На лице старшего оперативника появляется редкая улыбка. И пусть она скрыта маской, глаза Андрея слишком хорошо передают радостный блеск, а линии беспокойства, глубоко врезавшиеся в его черты, на мгновение стираются.       — That’s our girl! Always full of surprises (Вот это наша девочка! Всегда полна сюрпризов), — произносит Никто с гордостью.       Возобновляя путь к базе, мысли Кёнига целиком поглощены образами Саши — её огненный характер, несгибаемая воля и та неоспоримая связь, что их объединяет. Мысль о том, что она жива и здорова, наполняет его душу теплом и надеждой.       Напарники прибывают на точку эвакуации и садятся в ожидающий транспорт. Никто бросает последний взгляд на место сражения и усмехается.       — Did she end everyone there? Damn… (Это она там всех положила? Дьявол…) — кивает он в сторону дымящейся территории Аль-каталы. — I wouldn't quarrel with her if I were you. Never. (Я бы на твоём месте с ней не ссорился. Никогда.)       Кёниг лишь качает головой, выдавливая короткий смешок. Его мысли снова возвращаются к женщине, которая продолжает оставаться для него центром этого забытого Богом мира.

***

      Вернувшись на базу, Кёниг оказывается окружён другими служащими. Как лидер группы по спасению пленных, он должен немедленно отчитаться, несмотря на то, что душа его рвётся к Саше: ему хочется увидеть её хоть на мгновение, почувствовать её в своих объятиях.       Тем временем Никто отправляется в лазарет. Бродя по оживлённым коридорам медицинского блока, его взгляд скользит по множеству лиц, пока он не замечает Стравински, сидящую на краю медицинской койки. В его глазах загорается родительская гордость. Он разводит руки в стороны и с улыбкой зашагивает в палату.       — Ну ты даёшь, мать!       — Андрей…? — Саша тянет, не скрывая удивления. Это последний человек, которого она ожидала увидеть в своей палате.       — Ты даже спасти себя не даёшь, — Никто расплывается в ухмылке, подходя ближе.       — Спасти себя? — Саша фыркает в ответ. — Ты не хуже меня знаешь протоколы КорТак. Спасения не предусмотрено, — отвечает она в серьёзной манере. — Я действовала по инструкции, как солдат, а не как какая-то дама в беде.       — Ох, протоколы, протоколы… — Никто качает головой с притворным осуждением. — Ну да, ты у нас всегда по уставу. Только вот, Саш, есть такие вещи, которых в этих протоколах нет.       — Например? — с прищуром спрашивает Стравински.       — Ну, например, дать человеку проявить себя. Не о протоколах я говорю, мать, — Никто делает паузу и многозначительно смотрит на неё. — Ты с Кёнигом что творишь? Он же за тебя… — Андрей отмахивается рукой, — …ну ты поняла. Чуть дышать не забывает, как о тебе речь заходит. — Никто растирает переносицу, повторяя слова Стравински. — Не дама в беде… Совсем, как Анка.       Саша закатывает глаза с лёгкой ухмылкой. Опять эти его байки.       — Какая Анка, Андрей? Пулемётчица, что ли? — она вздыхает с раздражением. — Ты ещё скажи, что она в ФСБ работала.       — Ага, она самая. Ты чё, тоже её знаешь?       Саша фыркает. Но прежде чем что-то сказать, Никто уже погружается в историю.       — Ну так вот, было это дело давно, конечно. Мы тогда с Аней как раз работали в ФСБ. Она девчонка что надо. Умная, боевая, всегда на передовой. И была у неё история. С коллегой. С Игорем. — Андрей делает короткую паузу, набирая воздух в лёгкие. — Тоже серьёзный парень, всё по делу. Вроде бы служба. Всё по протоколу, никаких "личных связей". Но вот что-то там было, понимаешь?       Саша пожимает плечами, поддразнивая:       — Да-да. Небось, тоже не давала себя спасти.       Никто усмехается, но продолжает серьёзным тоном.       — Не в том дело. Видишь ли, Анечка долго думала, что "служба прежде всего". Ну и Игорь тоже. Оба они были такие. Всё по уставу и ни шагу в сторону. Словами не обменялись даже. А потом, понимаешь ли, на одном задании его не стало.       Саша на секунду напрягается, чувствуя перемену в тоне, но молчит.       — И вот Аня, она после этого каждый день думала: а что если бы чуть-чуть раньше всё было? А что, если бы не упустила момент? — он снова многозначительно вздыхает. — Не успела она ничего ему сказать. И теперь всё — точка. Жизнь, мать, она короткая. Не всегда есть второй шанс, чтобы сказать, что на самом деле думаешь. — он замолкает, глядя на Сашу в ожидании.       Саша вздыхает и, не глядя на него, отвечает.       — Андрей, ну что ты мне этим хочешь сказать? Я действовала как солдат. Я не могу позволить себе быть… “слабой”. Особенно, чтобы потом кто-то из-за меня… — она качает головой, отбрасывая мысли о возможной гибели Кёнига. — Ну, ты понял.       Никто ухмыляется, но мягко парирует.       — Я понимаю, ты не дама в беде. Ты дама-беда! Но, ты думаешь, он тебя спасает потому что это работа?       Саша на секунду замолкает, переваривая слова сослуживца, но всё же пытается сохранить лицо.       — Он бы сделал то же самое для любого.       Никто качает головой:       — Ну, может быть, и сделал бы. Но ты-то не любая, Саш. Не делай вид, что не замечаешь, как он на тебя смотрит. Анке вот это стоило жизни. Упустила она момент. А ты? Ты-то ведь ещё можешь успеть.       Саша молчит, опустив голову, задумавшись над словами Андрея.       — Время, Саш, оно такое… Не ждёт никого. — Никто одобрительно кивает головой, довольный своим наставлением и задумчивым выражение лица собеседницы.       Как только неотложные обязанности выполнены, Кёниг поспешно извиняется, пропуская все остальные пост-миссионные формальности. Охваченный непреодолимым желанием увидеть Сашу, он быстро идёт по оживлённым коридорам штаб квартиры КорТак. Войдя в лазарет, Кёниг сразу же замечает Стравински в компании Никто. Его сердце наполняется облегчением и благодарностью.       — König… (Кёниг…) — Саша выдыхает с облегчением, но тут же пытается скрыть свои чувства.       Андрей оборачивается на дверной проём, аккуратно поправляет форму и стремительно покидает палату, дружески хлопнув Килгора по плечу.       — Sorry about the coffee. Urgent matters have appeared (Извини за кофе. Были срочные дела), — шутит Стравински. Слабая улыбка растягивается по её лицу.       Игнорируя шутки, Килгор спешит к ней. Его слова вырываются из уст в стремительном потоке страстных немецких фраз.       — Mädchen, mein kleines Mädchen! Du lebst! Gott, du lebst! Ich esse die Erde für dich! Ich war bereit, jeden und alles für dich zu töten. Du lebst! Du bist hier! (Девочка. Моя маленькая девочка! Ты жива! Боже, ты жива! Я землю есть готов! Я готов убить всё и вся ради тебя. Ты жива! Ты здесь!) — с жаром говорит он.       В жесте, одновременно защищающем и нежном, Кёниг бережно обхватывает лицо Саши своими руками, прикасаясь лбами, словно запечатывая священную связь. Хотя она не понимает точного значения его слов, сила его эмоций ощущается каждой клеточкой, вибрируя через их прикосновение.       — Кёниг, дурачок, я не понимаю... — шепчет она, закрывая глаза, слёзы наворачиваются на их уголках. — I don't understand a word (Я не понимаю ни слова), — смеётся она сквозь слёзы, но Кёниг не останавливается. Он продолжает шептать слова любви и благодарности, словно молитву за то, что она жива, на своём родном языке.       Его большие пальцы нежно стирают её слёзы, голос становится мягким и утешительным, когда он снова что-то произносит на немецком, не обращая внимания на её признание, что она не понимает.       — Mein Herz, ich habe dir versprochen, dass ich dich beschützen werde. Niemand wird dir je wieder wehtun (Моё сердце, я обещал тебе, что буду тебя защищать. Никто больше не причинит тебе боль), — шепчет он.       Пусть Стравински не улавливает деталей, но она чувствует глубину его заботы и тепло его привязанности, которые обволакивают её, словно защитный пузырь. Не подозревая, Кёниг своим неугасимым рвением к её безопасности затронул что-то глубоко в её душе, разжигая искру взаимных чувств, которые она так долго старалась подавить.       Закрыв глаза, Саша позволяет себе прижаться к нему, наслаждаясь силой и безопасностью, которые дарит его присутствие. В этот момент ничто другое не имеет значения — ни боль от ранений, ни неопределённость их будущего. Всё, что существует, — это неоспоримая связь между двумя душами, скованными вместе испытаниями и трудностями общей судьбы.       Вспоминая историю и наставления Никто, Саша решает заговорить о своих чувствах.       — König, I… (Кёниг, я…)       — König, Anthrax! (Кёниг, Антракс!) — раздаётся голос одного из новобранцев, молодого парня, стоящего в дверном проёме. — General Volkov, waiting you both. Especially Anthrax. It's urgent. (Генерал Волков ждёт вас обоих. Особенно Антракс. Это срочно.)       Никто, стоящий за углом, смотрит на новобранца так, будто готов испепелить его взглядом:       — For fuck's sake! You're such an idiot! You couldn't wait just a little longer? You ruined the perfect moment, damn it… (Ну ёб твою мать! Вот ты дятел! Ты не мог подождать немного? Такой момент, блядь, испортил…) — Андрей пинает стену и раздраженно уходит, бурча что-то матерное себе под нос.       Кёниг и Саша отшатываются друг от друга, слегка смущённые такой близостью. Голос новобранца отрезвляет их и возвращает в реальность. Им нужно разобраться с Рафаэлем и выяснить, является ли он предателем. И если да, остановить его, пока не поздно.