О волках и воронах

Рынок. Здесь продают всё, от еды и украшений, до рабов. Высокие железные клетки рядами стоят вдоль стен и прилавков, и Раяна, опустив голову, как подобает прилежной рабыне, идёт мимо них, размышляя о том, что, возможно, так же продавали эльфов на тех самых площадях в Арлатане, где они с Соласом играли в шахматы и тренировались. Сидящие внутри забитых клеток в большинстве своём выглядят до жалкого исхудавшими и грязными, но некоторые осунувшиеся лица до сих пор выдают упрямую надежду. Но это дешёвые игрушки, дорогие стоят чуть поодаль и выводятся к покупателю по требованию: те, кто умеют читать, писать, считать, петь, танцевать и прочее — это то, с чем нужно обращаться бережнее, и за что надо платить больше. Такие рабы могут быть не просто расходным материалом или грубой силой, а, например, библиотекарями, счетоводами, портными и украшениями на мероприятиях. Раяна не глядя проходит мимо, потому что бессилие убивает её. Она достаточно насмотрелась на «товар» всех рас и народностей, пока искала еду, что не испортится в длительном походе, ингредиенты для отваров и всякого рода снаряжение. Теперь, с метками на лице, к ней больше доверия, ведь рабы, шастающие по торговым рядам и магазинам со списком покупок для своих хозяев, распространённое явление. Походные сумки полны, но не выглядят громоздко, чтобы не привлекать внимание, и Раяна сворачивает к выходу с торговой площади. Но под аркой, уже в спину, её окликает один из стражников. Он, под насмешливым взглядом сослуживцев, отставляет алебарду к стене и подходит ближе, и девушке ничего не остаётся, кроме как присесть в учтивом поклоне. — Ты тут весь день шатаешься, — вызывающе говорит стражник. — Только и вижу: туда-сюда, туда-сюда. — Я чем-то не угодила господину? — тоненько вопрошает Раяна, не поднимая глаз, но язык так и горит от этой необходимой почтительности. — Выборочный досмотр, — отрезает он. — Иди за мной. Мужчина шагает к двери недалеко от поста стражи, отворяет её и разворачивается, раздражённо прикрикивая: — Ну, шевелись! Раяна, застывшая на месте, прокручивает в голове варианты. Вот-вот поймают, загонят в угол… — Солас, — шёпотом едва размыкая губы зовёт она, в немом вопросе прося совета. «Иди. Там нет ничего подозрительного. Скажешь «для хозяина» и вопросов не будет», — звучит ответ. — Прошу прощения, — на бегу лопочет стражнику Раяна, когда её пропускают внутрь помещения. На удивление, оно оказывается не солдатской каптёркой, а складом, коих много по городу, особенно возле рынка. Достаточно просторно, но воздух всё равно спёртый и пахнущий мочой. Внимание сразу привлекают звуки в углу. Когда Раяна смотрит во мрак, то вздрагивает всем телом, замечая прикованных к стене цепями людей. Нет, не просто людей. Долийских эльфов. В нынешнее время их трудно опознать, потому что валласлины они не носят, но цвета и материалы, из которых шьётся их одежда, не поменялись. Руки долийцев крепко закованы над головой, а тряпки на обозлённых лицах закрывают рты, приглушая крики и, вероятно, отборный мат. Ещё не взнузданный товар, не сломленный, свежий. Их нельзя продавать, пока не подчинишь волю: болью, лишениями, кулаками, безнадёгой. Поэтому они на складе, будто взаправду просто предметы, ожидающие применения. Раяна не может отвести полные ужаса глаза, пока её не окрикивает стражник. — Выворачивай котомки. Она резко переводит злой взгляд на обладателя голоса, и благодарит небеса за полумрак, в котором труднее разглядеть её эмоции. Агрессивность рабов наказуема. Пока девушка спешно достаёт содержимое сумок, выкладывая всё на деревянные ящики, в помещение заходят ещё несколько часовых. Один вальяжно прикладывает к обветренным губам самокрутку, от которой дымок тоненькой струйкой поднимается к потолку, смешиваясь с прочими мерзкими запахами склада. Они плотно закрыли за собой дверь, и Раяна морщит нос от концентрированной вони табака, или того, чем они его заменили. — Готово, господин, — отчитывается, делая шаг назад. В сумках и правда пока что нет ничего запрещённого: немного еды, некоторые инструменты, утварь для полевой кухни, сырьё. Блюститель порядка брезгливо осматривает предметы один за другим, небрежно бросая то, что можно бросать, и не менее небрежно отставляя то, что может разбиться. — Зачем твоему хозяину весь этот хлам? — пренебрежительно спрашивает мужчина, разглядывая небольшой железный котелок. Приходится сочинять на ходу. — Лорд увлёкся изучением природы. У него уже есть более качественный инвентарь для походов, а это он попр… — Раяна запинается, скрывая это за кашлем. Лорды не просят. Они требуют, — он приказал купить эти вещи для слуг, которые будут его сопровождать. На лице стражника проступает то, что он очень хотел бы сказать об этом неизвестном лорде, но что решил оставить при себе от греха подальше. Он махает рукой, давая добро собирать это барахло обратно, но курящий, и, видимо, старший по званию, делает шаг вперёд. — Калдер, — обращается он к тому, кто осматривал котомки, — ты ей хотя бы плащ говорил расстегнуть? — Зачем? — За углом, — огрызается офицер. Теперь по его броне Раяна чётко это видит. — Раз проводишь досмотр, то досмотреть должен полностью. Он тушит самокрутку о кладку и хмурится, договаривая: — Не нравится она мне. Калдер заискивающе улыбается начальнику, надеясь сгладить угол. — Да ладно вам, капитан Риври. Эт ж просто эльфийская рабыня. Тут таких тысяча. Раяна горбится, пытаясь придать себе более жалкий вид, но колючий взгляд капитана стражи пронзает её нутро насквозь. — Тысяча. А тысяча первый всегда оказывается шпионом. Плащ снимай. На последних словах он обращается к девушке, и та пятится назад. В закрытом пространстве с одним выходом, окружённая четырьмя вооружёнными городскими стражниками, она в ловушке. Ей нетрудно снять плащ, да хоть раздеться полностью; трудно потом будет объяснить, почему рабыня обвешана холодным оружием, одно из которых явно магического происхождения. «Без резких движений», — раздаётся напряжённо в голове, что абсолютно не помогает. — Господин, пожалуйста, — угодливо проговаривает Раяна. — Мне очень неудобно. В этом нет необходимости. — Я сказал, тряпку снимай! — рычит Риври, и девушка не успевает придумать, как поступить, когда он делает два быстрых шага, хватая её за шею под самой челюстью. — Кто твой хозяин?! Раяна хватается за крупную руку, которая почти поднимает её над полом. От нехватки кислорода образы и слова в голове путаются, мельтешат, и рот, не задумываясь, выдаёт первое попавшееся имя, лишь бы снова дали дышать: — Амладарис… Капитан и правда ставит её на землю, но хватку не ослабляет. Суровое лицо становится ещё смурнее, и до Раяны доходит фатальность собственной ошибки. — У рабов магистра Амладариса не такие метки, — шипит. — Уж я-то вхож в его дом. Стражники за спиной мужчины напряжённо заглядывают друг другу в лица, держатся за рукояти мечей, не понимая происходящего. Риври, по-прежнему держащий эльфийку за горло, с нажимом проводит большим пальцем по её щеке, и чернила, что раньше красовались там, остаются на его грубой перчатке. Прямой взгляд Раяны больше не маскируется под раболепие. — Гадюка… Достаточно театра. Капитан не заметил, как одна из рук ненастоящей рабыни нырнула за пазуху и сжала рукоять клинка, самого большого в её арсенале. И самого острого. Одного взмаха в полную силу хватает, чтобы лезвие вошло в горячую плоть, как в масло, до кости прорубая кожу и жилы. Риври кричит, хватаясь за запястье, его пальцы сами собой размыкают хватку, и Раяна отпрыгивает в сторону. Во второй руке тоже появляется оружие, доселе также скрытое плащом. — Тревога! — вопит один из неназванных стражников, бросаясь на выход, очевидно, чтобы позвать подмогу. Девушка подхватывает стоящую рядом табуретку за косую ножку. Занозы больно впиваются в кожу, но, питаемая адреналином, Раяна не чувствует этого, запуская мебель в убегающего. Его голова, оказавшаяся между дверью и табуретом, издаёт несвойственный черепу хруст, и тело мешком валится на пол. — Схватить её! — ревёт капитан, стоя на коленях перед лужей собственной крови. Он нелепо пятится назад, освобождая дорогу подчинённым, пока сам пытается найти, чем более-менее чистым перевязать рану Пока Калдер в оцепенении прижимается к стене, второй неназванный часовой бросается вперёд, взмахивая мечом. Движения Раяны быстрые и чёткие, по-звериному точные и яростные. Как же её достало прятаться, опускать глаза и лебезить. Она Ворон. Вороны не бывают бывшими. Тебя тренируют с малолетства, будь ты кровным, купленным или подобранным в грязной сточной канаве. Если ты вырос и выжил — значит уже лучше большинства. Раяна проскальзывает под тяжёлым ударом, один клинок находит прорезь в латах между брюхом и тазом, второй — полосует по открывшемуся горлу, когда голова несчастного откидывается в агонии назад. Его по-младенчески голубые глаза расширяются, хватаясь за шею он хрипит, и звук постепенно превращается в бульканье, когда парень, просто выполняющий свой долг, падает эльфийке под ноги. Не успевает она ощутить что-то кроме горечи от победы над врагом, как Калдер, выхвативший меч у выключенного табуреткой сослуживца, оказывается рядом. С отчаянным криком он размахивается, лезвие проносится в паре сантиметров от острого уха, но атака, неправильная, торопливая, открывает голову. Подхватив за ручку с ящика походный котелок, Раяна отпрыгивает от второго такого же безумного выпада, и лупит наотмашь калёным железом снизу вверх по подбородку стражника. Как первый сознание он не теряет, но валится на спину. Меч звенит, ударяясь об пол, отлетает в сторону. Калдер держится за челюсть, но из приоткрытого рта вперемешку с красными сгустками вываливаются обломанные зубы. Он стонет и мычит, полными страха глазами уставившись на своего палача, у которого в голове равнодушный голос приказывает: «Добей. Свидетели не нужны». Раяна входит во вкус. Не осталось ничего, кроме гнева. За себя. За свой народ. За свою семью. И за отравленный, несмотря на все попытки его спасти, мир. Виноваты ли эти люди в том, что так случилось? Нет. Ответят ли они за грехи своих отцов? Сполна. Девушка размыкает рот в жутком оскале, клонит голову к плечу, делая шаг в сторону лежащего, и в ту же секунду оказывается в захвате. Один кинжал сам выпадает из рук, второй выбивают точным ударом ботинка. Широкое мужское предплечье, вымазанное кровью, крепко прижимает шею к чужой груди позади, и пустые лёгкие почти сразу начинают гореть. Поймал момент, гад. Риври — здоровый мужик, столько крови вытекло из почти перерубленного запястья, а он ни капли в силе не убавил, только разозлился. Он душит Раяну так, что вот-вот переломает трахею надвое, а она лишь хватает крупицы воздуха подобно безмозглой рыбёшке. Набатом панически вертится внутри: «Поймал на ошибке, ты ошиблась, потеряла из виду, Ворон, совершивший ошибку — мёртвый Ворон». — Я таких, как ты, — хрипит, обдавая горячим дыханием ухо, — на завтрак жру, грязная тварь. «Тогда подавись», — решает Раяна в последний миг перед тем, как её кожа, подобно дорогому фарфору, идёт светящимися трещинами. Разрывается, раскалывается, обнажая ярость десятка солнц, раскалённых добела. Вены, глазницы, рот — всё заполняется белым светом, и чужой голос в голове командует: «Концентрируйся». Раяна не знает, шепнул это Солас, или её собственное воспоминание о нём, но что бы там ни было, голос прав: собственной чистой энергией, выпускаемой этим заклинанием, можно стереть не просто склад, но и половину квартала. А надо всего-лишь два метра вокруг себя. Ключевой фактор — самоконтроль. Камерный микровзрыв должен раствориться быстрее, чем дойдёт до тех, кому нет необходимости в нём погибать. Девушка чувствует, как закипает кровь, и посылает внутрь себя последний импульс, полностью сливаясь со вспышкой света. Темнота. «Ты жива. Двигайся». Она не знает, через сколько минут приходит в себя. Сначала появилось ощущение жара, как при болезни. Следом — твёрдость досок под щекой. Опираясь на саднящие ладони, Раяна садится, тяжело дыша, и ожидает увидеть под собой кратер размером со здание, но непослушные ноги, сводимые судорогой, пинают кучу пепла, смешанную с расплавленным металлом. На сердце грузом висит облегчение и ужас — спаслась, но какой ценой? Только теперь она начинает воспринимать звук, резкий и неприятный для ушей. Это испуганные долийцы лупят цепями по кирпичной кладке и неразборчиво мычат. Возвращаются запахи. Пахнет гарью, жжёным сеном и плотью. Крыша склада загорелась изнутри, огонь пока не пробрался наружу, и дым скапливается под потолком, заполняя собой всё больше пространства. Раяна вскакивает, но едва не падает на другой бок, осоловело пытается оценить ситуацию, но в мыслях пусто, и их спасительно заполняет голос Ужасного волка: «Добей того, что у двери, отпусти долийцев и беги». Девушка растерянно осматривается, почему-то не ставя под вопрос слова мага. Делает шаг к стражнику, который пытался позвать подмогу, и её стопа застревает в чём-то, что сначала хрустит, как корочка пирога из слоёного теста, а потом обволакивает ногу горячим и вязким. Раяна смотрит вниз и едва сдерживает желчь, подкатывающую к горлу: она вступила в оплавленную грудь сожжённого заживо Калдера, который был слишком далеко, чтобы стать прахом, как его капитан, но слишком близко, чтобы «Взрыв солнца» его не задел. Эльфийка испуганно выдёргивает ногу, цепляется и падает назад, отползает, глубоко дыша, от чего в задымлённом здании ей становится только хуже. «Нет времени, — подгоняет Солас. — Твои кинжалы слева». Раяна смотрит в указанном направлении, дотягивается, дрожащими пальцами обхватывает рукоять и поднимается, нетвёрдой походкой обходя сгоревшего. Перерезание глотки тому, что с разбитой головой, происходит уже на автомате, без мыслей, как и торопливые сборы собственных пожитков в сумки. «Цепи обдай холодом, сломаются с одного удара». Она делает, как он говорит, не произнося ни слова и не ставя под сомнение ничего, кроме собственного рассудка. Обоняние до сих пор воспринимает только жжёное мясо и волосы, от этого тошнит, как и от стоящего перед глазами сгоревшего в муках человека. Броня никому из них не помогла, обычное железо не выдержало жара давно забытых чар, которым магессу научил последний из эванурисов. Лицо чешется от пота и чернил, Раяна окунает его в бочку с водой у двери и держит, пока сгорающее перекрытие не начинает обваливаться. Долийцы, не понимающие, чего ожидать от неизвестной сородички, разбежались сразу, едва развалились оковы, и Раяна выходит из горящего склада последней. Вокруг уже собираются зеваки, тычут пальцами в пламя, и не замечают, как тень в чёрном плаще прошмыгивает в переулок.

***

— Мне кажется, я не смогу больше есть шашлык. «Мне больше будет оставаться». Раяна закатывает глаза, но не воспринимает в штыки. Скажи Солас это день назад, она бы разозлилась, сетуя на его бездушность — иронично — и цинизм, но спустя несколько дней всё произошедшее кажется лишь страшным сном. Ей потребовалось некоторое время после инцидента, чтобы перестать чуять обожжённую кожу там, где её нет, то есть, повсюду. Перестать видеть сгоревшие лица. Повсюду. И слышать беспомощное мычание заткнутых ртов. Тоже повсюду. Солас принял это, первые сутки абсолютно не вмешиваясь, пока Раяна, свернувшаяся на очередном пыльном чердаке, со стеклянными глазами смотрела сквозь предметы. Она видела всякое, пока становилась Вороном. Самое ужасное — вздувшиеся от яда трупы в лужах собственных испражнений. Такие виды всегда портили работу её желудка, но никогда до этого — мозга. Осознание же, что она заживо сожгла собственными руками двух человек, один из которых, вероятно, ещё тлел в муках, пока убийца лежала в отключке, угнетало сильнее, чем самая первая отобранная жизнь. Только на второй день Раяна смогла поесть, и тогда незримый спутник заговорил. На удивление, не о делах и времени, а о том, как она себя чувствует. На рассвете третьего дня пожитки были собраны, дом зажиточных сопорати, у которых девушка тайно гостила под крышей, обобран, и можно было приступать ко второй причине посещения Вирантиума. «Ты стойко держишься, — комментирует Солас, когда, жмурясь от весеннего солнца, Раяна лавирует между людьми на главной площади. — Я впечатлён». Она молчит, но думает: а есть ли у неё вообще выбор? Лечь на том чердаке, рыдать, покрыться паутиной, разложившись на плесень и на липовый мёд? Воспоминания уносят к Виаго, который за такое малодушие отчитал бы и отправил чистить картошку на обед для всего Дома. Горький смешок сам собой рождается из груди, растворяясь в воздухе. Последнее время Раяна часто мысленно возвращается к Пятому Когтю, и понимание, что она ничего не знает о его судьбе, гложет. Как он отнёсся к её жертве? Пережил ли вообще ту суицидальную миссию? Дожил ли до почётной старости, как Катерина? Сплошные вопросы. Пока что. Раяна не соврала Эммрику, по крайней мере, не во всём. Она действительно нацелена искать ответы, и у Соласа, если он действительно нуждается в её помощи, не будет иного выбора, как помочь взамен. Вся история Воронов хранится в Архиве, по крайней мере, хранилась, пока власть не взял антаам. Но вряд ли дуболомы могли обнаружить хорошо спрятанную библиотеку, скрываемую столетиями, поэтому шанс ещё есть. Но сперва путь ниточкой ведёт дальше, в грязные лабиринты городских трущоб, когда-то бывшие всего лишь одним из районов. Он стал таким с момента переезда столицы; был наречён ямой для отбросов и огорожен, имея лишь пару выходов и входов, которые в любой момент можно было запереть, оставляя котёл с гнилью бурлить без вреда для «нормальной» части общества. Чем больше людей, тем сложнее устроить жизнь каждого из них. Некоторые горожане и приезжие стремительно беднели, разорялись, отдавали за долги собственных детей, но дорога им всё равно была одна: в квартал Одичавших, как их презрительно обозвала новая знать. Но вряд ли они знали, что самая мерзкая выгребная яма Вирантиума скрывала в себе бриллиант — один из последних работающих элувианов в Тевинтере.