Драко Малфой, и Попытки Игнорирования.

Драко был трусом, поэтому не смотрел в глаза матери по средам. Многие думали, что от заклятия Империус можно было сбежать. Если у тебя есть достаточно «воли» можно «помешать» заклятию воздействовать на твой разум, закрыться и не впускать в себя эту магию. Но он знал, что нельзя. Империус невозможно было описать по-другому, кроме как момент ощущения удивительного чувства комфорта, закрывающего доступ ко всем остальным эмоциям, кроме наслаждения и радости. Даже Круциатус не мог сломать эти ощущения приятной патоки в мыслях, которые текли как смола внутри мозга жертвы. Ты валялся на полу, твоё тело пронизывала ужасающая боль, ты слышал ужасные вопли и смех, но ты не мог противостоять Империусу. – Империус! Чувствуй наслаждение от боли Круцио! Круцио! – вопли тёти раздавались по тёмным коридорам Малфой-мэнора. Драко не был первым к кому она применила эту комбинацию заклинаний, но ей всегда нравилось отыгрываться на нем когда мама не видела. Обычно, это случалось по вторникам вечером, когда солнце ещё не зашло, но и не было так ярко светло. Иногда Малфой умудрялся ее избегать, но обычно она находила его первой, заходясь сумасшедшим хохотом, – Ха-ха-ха! Драко-Драко, у тебя такое смешное лицо! Такое смешное! Круцио! Круцио! Круциатус для каждого человека чувствовался индивидуально. У того, кто не хотел использовать заклинание, оно ощущалось слабо или вообще не действовало. А у того, кто искренне хотел причинить боль, оно было чистой воды пыткой. Круциатус тёти Беллы ощущался как пожар. Что-то, с чем нельзя было бороться: оно окутывало всё тело и жалило, жалило, жалило, пока на теле не оставались волдыри и нарывы от слишком сильных судорог, валяния на деревянном полу. Круциатус Тёмного Лорда ощущался как падение в ледяную реку, которая уносит тебя своим быстрым течением. Практически как ветер на вершине Астрономической Башни, только в большей мере. Круциатус отца ощущалось как падение. Как будто Драко упал с лестницы и ему было очень больно, но не слишком. Как будто если бы он сжал зубы, то смог бы вытерпеть эту ноющую боль. Но парень знал, что перед Тёмным Лордом нужно было выглядеть естественно, поэтому тот играл со всем драматизмом, присущим Малфоям. Катался по полу и стонал от боли. Драко не знал, как ощущается его Круцио, но однажды Луна сказала, что это совсем не больно. Она сказала, что это как порез о страницу учебника, больно, но совсем чуть-чуть и Драко ей верил. Мистер Олливандер сравнил Круцио Драко с Круцио его матери. Если у Малфоя это был порез бумаги, то у неё — порез об разбившуюся вазу или какой-то другой фарфор. Ему нравилось быть похожим на свою мать, даже если это отдаляло его от отца ещё больше, чем он уже был. Но они были семьёй. Малфои были семьёй и каждый из них это понимал. Они никогда не бросят своих, это было в их родословной, в их генах, в их мыслях. Семья примет. Семья не бросит. Малфои не предадут. Также как мама не предала тётю Андромеду, потому что считала себя Малфоем, а не Блэком. Также как Драко чувствовал ужасающе отвратительное родство к тёте Белле, поэтому позволял ей издеваться над собой. Также как отец пресмыкался перед Тёмным Лордом, чтобы он наказал не кого-то из них, а только отца. Малфои были семьёй, Малфои никогда не отрекались от своих. Даже если свои больше не были своими. ∆|• Драко с лёгким интересом листал учебник по Защите, сидя за своим столом в библиотеке. Он решил здесь обосноваться, учитывая, что никого здесь не было за все дни его посещения зала. Слава Моргане, стол Грейнджер был в противоположной части, поэтому тот не часто видел её всклокоченную катастрофу. Другие ученики не обращали на него такого внимания. Многие, кто заходил в эту часть библиотеки быстро понимали, что это стол Малфоя, поэтому никто, кроме слизеринцев к нему не подходил. Вот и сейчас рыжеволосая хаффлпафка прошла мимо него и задержала взгляд на пару секунд больше, чем нужно, а потом с испугом отвернулась и села за стол позади. Драко признал в ней Сьюзан Боунс, сестру Амелии Боунс, о которой иногда говорил отец. В любом случае, он снова повернулся к книге, повторяя теорию для С.О.В. следующего года. Как бы не было хорошо помнить многое из программы, Драко все же не мог вспомнить всё. Перелистнув страницу совершенно нового учебника, страницы которого иногда смазывались от свежих чернил, Малфой услышал тихий звук удара по его столу. Книги приземлились совсем рядом с его стопкой «исследования метки», которая медленно превращалась в «зелья и артефакты, стопка для продвинутых». Дружелюбно улыбающееся лицо Седрика было полностью обращено к Драко. Тот поморщился. Мелкое уважение не отменяет того факта, что Седрик был хаффлпафцем. Пускай даже храбрым хаффлпафцем. – Привет, не против, если я присоединюсь? – спросил он. Его мягкие глаза слегка изогнулись в щелочки. Малфой подавил желание поморщиться во второй раз. Да, он не слишком обращал внимание на людей вокруг, предпочитая игнорировать их и не оскорблять, но он не хотел сидеть в компании хаффлпафца. Даже если это был Седрик Диггори, который предложил ему помощь с обязанностями старосты, полностью проигнорировав наличие Джеммы. Седрик Диггори, который умрёт в конце этого года. – Я против, иди за другой стол, – парень махнул рукой в сторону Боунс, которая сразу зарделась ярко-розовым. На его лице было чёткое недовольство, которое эмпатичные хаффлпафцы замечали налету. Седрик слегка сжал губы, а глаза раскрылись, в них была лёгкая обида. Драко подавил желание фыркнуть, будто ему было дело до обиженного на него хаффлпафца, – Можешь помочь Боунс, ей твоя «помощь» и «компания» нужна больше. – Я- Хорошо, – Седрик вздохнул, взял свои учебники и развернулся. Малфой внутренне помолился Мерлину, за то, что хаффлпафцы все такие простаки, иначе он бы не выдержал. Расслабившись на своем месте, Драко продолжил повторять Защиту, замечая очевидно полезные заклинания, которым Барти Крауч-младший, очевидно, не собирался их учить. Ублюдок. Хотя Малфой успешно отшил от себя Диггори в первый день, на следующий Седрик снова подошёл к его столу и спросил то же самое. А потом ещё раз, и ещё раз. Вот как можно быть таким упёртым, если ты не Поттер? – Тебе заняться нечем? – на седьмой день спросил Драко, устало постанывая в своей голове. У него через час занятия с Итоном, который попросил парня помогать ему с домашними заданиями, а ещё углубленно объяснять некоторые темы. Малфой мог уже начинать шутить про свою новую «учительскую» карьеру? Диггори тем временем просто улыбнулся своими голубыми глазами. И как он мог казаться кому-то холодным? Этот парень приставал к Драко с самого начала года, и честно, тот не знал, почему. – Я учусь также, как и ты, – миролюбиво ответил Седрик, а потом кивнул на место напротив Драко. Тот только упал головой на стол и издал болезненный стон, Диггори рассмеялся. Он положил свои учебники напротив парня, на корешках которых было написано «Уход за Магическими Существами» и «Зельеварение, курс шесть». Видимо их учебная программа на шестом курсе различалась, если Малфой не помнит этот учебник Зельеварения, – Что изучаешь? – Я изучаю вопрос: когда хаффлпафец оставит меня в покое? – толсто намекнул Драко, бормоча в стол. Это было неприлично по всем правилам этикета, но сейчас ему было искренне всё равно. Перед кем-кем, а перед хаффлпафцем он выёживаться не собирался. Перед гриффиндорцами ещё можно было, чтобы они позлились, а перед рэйвенкловцами просто ради того, чтобы они не зазнавались слишком сильно. Но перед хаффлпафецами... Мало кто знал, но практически все вороны были повёрнуты на своём «умственном» превосходстве. Парень вспомнил некоторые взгляды ворон на грязнокровку Грейнджер: даже он так на неё не пялился в свои лучшие годы ненависти, а это о чём-то да говорило, – Отодвинем всю эту никому не нужную любезность, на которую у меня нет ни сил, ни желания тратить время. На кой чёрт ты тут сидишь? – Захотелось, – пожал плечами Диггори, открывая свой учебник по Уходу. Драко отнял свою голову от стола, не переставая лежать на том. Он прожигал Седрика взглядом, пытаясь понять, но всё же не смог пробиться. Почему жизнь дала ему навыки окклюменции, но не легилименции? – Хорошо. Почему тебе захотелось? – прошипел Малфой, чувствуя в груди волну раздражения. Честно, его уже начинало подбешивать поведение Диггори и это не чёртово половое созревание, которое вертит его эмоциями как клубком ниток. – Ты выглядел так, будто нуждаешься в компании, – Седрик отнял взгляд от учебника по Уходу. Он посмотрел на Драко таким честным и искренним взглядом, что тот даже опешил. Хаффлпаф — это Хаффлпаф. Если раньше парень задавался вопросом, почему Седрика не распределили на Гриффиндор за его храбрость на Турнире, то теперь все вопросы резко отпали. Гриффиндорцы просто не будут такими всепрощающими, честными и желающими помочь. Все знали репутацию Драко Малфоя: язвительный подросток, все время дерущийся со Святым Поттером и досаждающий всем остальным. Рэйвенкловцы могли бы проигнорировать его, гриффиндорцы наоборот высмеять, но только хаффлпафцы протянуть искреннюю и безвозмездную руку помощи. Теперь, кстати, понятно кто доложил Седрику — Боунс отвела свой смущённый взгляд в сторону, уткнувшись в книгу. – Слушай, мне правда не нужна какая-либо компания. Если ты хочешь сидеть здесь, то сиди, только не начинай разговоры, – Малфой прожёг дыру в Седрике, поднимаясь со стола и выпрямляя спину. Его осанка сразу исправилась, становясь прямой и гордой. Он протянул руку к книге, с говорящим названием «Картины, изменившие мир», которая на самом деле была сборником темных артефактов с изменённой обложкой. Драко перевернул страницу, а потом снова обратил взгляд на Диггори, довольно сидящего и улыбающегося типичной хаффлпафской улыбкой, – Через час ты должен будешь уйти в любом случае. У меня запланирована встреча. – Без проблем, – парень пожал плечами, и Драко, будь он проклят, ему поверил. Потому что он ебучий хаффлпафец. ∆|• Удивительно, но иногда слизеринцы дурачились и устраивали Чистокровные Гала в своей Гостиной. Они были по разнообразным поводам, обычно по окончанию времени года или семестра, но иногда и просто, ради веселья. Главное в этих Чистокровных Гала – обучение грязнокровок-слизеринцев манерам высшего общества. Обычно, когда взрослый грязнокровка-слизеринец встречает взрослого незнакомого чистокровного-слизеринца, то он мог выбраться из неловкой ситуации просто действуя исходя из этикета чистокровных и выражая свое почтение таким образом. Конечно, со старыми оплотами чистоты крови это могло не прокатить, но отноше́ние всё равно было бы другим. Главная фишка — каждый приходил в богатых нарядных мантиях (старшие трансфигурировали для младших, которые не могли себе их позволить), следовал этикету высшего общества и вёл себя подобающе. Удивительно, но это было весело. Этакая закрытая вечеринка, на которой слизеринцы веселились в своем стиле. Наверняка гриффиндорцы ничего бы не поняли в том наслаждении, когда ты и твой друг, который до этого едва ли секреты своей родословной не рассказывал в вашей спальне, теперь обращается к тебе с уважением и словесными оборотами уровня Министра. А вода, зачарованная выглядеть как вино? А множество закусок, которые слизеринцы предварительно воровали с кухни, пока эльфы не видели? Это было весело, и Малфой чертовски любил Гала. Они отличались от официальных приемов в мэноре и были странно родными. Сегодняшний Гала был посвящен первокурсникам и первой недели в Хогвартсе. – Наследник рода Малфой, пусть Мерлин осветит ваш путь, а Моргана заберёт все ваши порчи и проклятия на себя. Ваша кровь как всегда чиста, и её значение превышает всё остальное, – Пэнси, которая легко вошла в амплуа молодой леди Паркинсон, сделала глубокий реверанс, взмахнув своим расшитым лилиями веером. Драко, или молодой наследник рода Малфой, ответил таким же глубоким поклоном, который мало чем отличался от реверанса на самом деле. На Пэнси было прекрасное чёрное платье, расшитое серебряными нитями, формирующими герб её семьи, кабана. Оно облегало стройную фигуру девушки, держась на тонких бретельках. На плечах Паркинсон носила лёгкую мантию, закрепленную яркими серебряными застёжками, а руки были обернуты в длинные перчатки, практически доходящие ей до плеч. На лице слизеринки играла лёгкая улыбка, она смотрела на Малфоя из-под завесы ресниц, практически крыльев бабочки, – Эта Наследница рода Паркинсон хотела бы выразить радость от лицезрения вас здесь. Этот вечер стал лучше, стоило мне заметить вашу выделяющуюся фигуру в наших залах. – Наследник рода Малфой отвечает на тёплые приветствия Наследницы рода Паркинсон с той же признательностью, – на Драко был более традиционный чистокровный наряд: рубашка с оборками и кружевами, на рукавах блестели запонки, а ногах сидели строгие брюки. Всю его фигуру облегала белая мантия, с вышитыми на ней золотыми павлинами. На спине ярко выделялся герб Малфоев, такой же притягивающий взгляд, как и сам наследник, – Вы желаете отведать со мной здешние блюда́, или продолжите приветствовать гостей нашего Гала? – Я бы предпочла с тяжёлым сердцем покинуть столь вежливого джентльмена и увидеться с молодой свитой семьи Гриннграсс. Надеюсь, мой голос ещё раз встретится с вашим, благородный Наследник. Пусть ваша кровь будет чиста, – Пэнси поклонилась реверансом ещё раз. Драко ничего не сказал ей в ответ. Внутри он, как и сама девушка, смеялся во весь голос. Такой контраст с тем, что Малфой слышал час назад в общей Гостиной, когда Паркинсон подготавливала её для Гала... ∆|• – Сука, если эта пизда не передвинет свою толстую задницу, я выебу её прямо на этом столе перед всеми слизеринцами и нахуй Дамблдором! – Пэнси неистово махала палочкой, проклиная картины и незадачливую студентку шестого курса, которая случайно попала под гневный обстрел магии Паркинсон. Блейз фыркал в углу вместе с Драко, передразнивая сокурсницу. Подготовка была такой интересной, что каждый слизеринец, который хотел помочь, участвовал. Первокурсники, впервые столкнувшиеся с этой традицией, были освобождены, а вот второкурсники делали то, что могут только они: ходили по коридорам и докладывали какие факультеты чем занимаются. Третьекурсники вместе с пятикурсниками воровали еду с кухни, а шестикурсники занимались трансфигурацией одежды и превращением воды в «вино». Семикурсники также как и первокурсники были освобождены от планирования и просто готовились к Гала, хотя некоторые всё же помогали. Курс Драко, в отличии от других, занимался одним из самых важных заданий: украшение зала для Гала. Рядом крутились девочка и мальчик с третьего курса, которые впитывали все советы Пэнси о дизайне, как губки. В следующем году это будет их задача. Профессор Снейп, их декан, совершенно не был против развлечений слизеринцев. Скорее напротив — тот даже помогал им из года в год, расширяя пространство Гостиной какой-то продвинутой магией. Хотя, на этом его помощь и заканчивалась. Профессор никогда не приходил на Гала, что Малфой вполне понимал. Зачем тридцатилетнему мужчине присутствовать на «вечеринке» детей-подростков? Самому Драко это просто нравилось, спасибо. Да, ему двадцать, плюс три последних года он прожил в однокомнатной квартире в мире магглов, но это не отменяет его любви к прекрасному. Вкус не пропадает просто так. Итак, Драко подошёл к столам с закусками. Гостиная Слизерина преобразилась: кроме того, что пространство комнаты увеличилось, цвет камней изменился с могильно-чёрного до тёмно-серого, а за окнами была подсветка, которая заставляла их сиять красивым мутно-голубым. Окна обрамляли зелёные шторы с рюшами. По всему периметру Гостиной были выставлены длинные столы, на которых расположилась вся еда, которую слизеринцы смогли утащить. Холодный каменный пол превратился в блестящий, приглушенной темнотой, серый паркет. На столах также стояли граммофоны, через которые чистокровные обычно ставили маггловскую классику. Справедливости ради, классический вальс был уважаем даже в негативно-настроенном обществе чистокровных. Искусство оно и в Лютном Переулке искусство. Драко подхватил бокал с водой со стола и пошел в сторону окон. Они были практически в полный рост, и за ними можно было увидеть величину Чёрного озера, сейчас немного освещённую. Парень знал, что́ увидит, и когда русалка проплыла рядом с окном, зубасто ухмыльнувшись, он удовлетворённо поднял бокал. Русалкам нравилось наблюдать за их Гала, проплывая рядом с окнами и наполняя воду грязью дна. Это совершенно не было «некрасиво», наоборот, их игра казалась странно подходящей этой приглушенной атмосфере тёмного Бала змеиного факультета. – Наследник Малфой, эм, этот- этот Даркклиф приветствует Наследника Малфоя, – сбивчивый голос проговорил сзади, и не сложно было узнать в нём Итона. Драко практически фыркнул, когда обернулся и уставился на двух мальчиков, один из которых ярко улыбался, а другой неловко стоял и поглядывал в его сторону. Удивительно, но Итон всё ещё иногда его смущался, хотя быстро раскрепощался, стоило перекинуться парой фраз. Даркклиф кинул взгляд на своего спутника, который определенно над ним издевался и прошипел, – Окдэлл, я убью тебя. Я тебя убью, а потом скажу, что ты упал с Башни как идиот. – Наследник рода Роули приветствует Наследника рода Малфоя и выражает глубокое почтение за приглашение на это удивительное событие, – Окдэлл Роули, который определенно знал больше, чем бедняга Итон, глубоко поклонился. Малфой ответил ему тем же, а потом посмотрел на смущённого Итона, который переводил взгляд то на своего друга, то на Драко. Окдэлл вздохнул, на его лице совершенно не было жалости, поэтому он продолжил, – Я приношу извинения за моего спутника, он ещё не слишком знаком с нашими обычаями. Окдэлл Роули выглядел как наследник чистокровной семьи: зубастый, с короткими чёрными волосами и тощим телосложением. У него была тонкая бледная кожа, на которой ярко выделялись многочисленные родинки, испещряющие его лицо, как звёзды ночное небо. У него были шоколадные глаза и удивительной красоты мантии, которые видимо купили его родители. Синяя богатая ткань с вышитыми гортензиями, а на спине герб рода. Понятно, что мальчик готовился, поэтому выглядел уверено, как рыба в воде. Хотя судя по его взгляду на бедного Итона, он скорее был акулой учуявшей кровь в воде. Драко раньше тоже был таким, высмеивал некоторые пороки друзей, когда был на первом и втором курсе. Сейчас он предпочитал этого не делать. На Даркклифе были немного простые, но красивые бронзовые мантии, гармонирующие с его внешностью. Чёрные волосы ярко выделялись на фоне одежд, а бледные зеленые глаза сочетались с совой, вышитой на их подоле. Понятно, что Итон был одним из тех, кому трансфигурировали одежду, но тем не менее выглядело очень красиво, это парень отметил. Он неловко осматривал всё, но в основном пытался не краснеть и похоже не пялится на Малфоя. Да, он знал, что белый и золотой – его цвета. Лучше только зелёный и чёрный. – Извинения отклонены, – Наследник взмахнул рукой, в которой держал бокал с водой и посмотрел на мальчиков сверху-вниз. Даже Роули немного напрягся, он отражал беспокойство, которое он вполне мог бы скрыть от первокурсников или второкурсников, но точно не от Драко. На Итоне вообще лица не было. Он настолько разволновался, что Малфой подумал о том, чтобы выплеснуть воду в лицо мальчика. Тот медленно наклонился к ним и заговорчески ухмыльнулся, – Наследник рода Малфой простит вас, только если Наследник Роули и мистер Даркклиф придут в следующую субботу в библиотеку и отработают свою вину в лице эссе по Зельеварению. – Конечно! Мы придем, Драк- Я имею ввиду, мы обязательно придём, Наследник рода Малфой, а эссе какого плана нам ожидать? – когда диалог переключился на учебы, мальчик расцвел и заулыбался. Никаких манер. Драко вежливо улыбнулся, внутри ворча. Окдэлл поджал губу, было видно, что он не из тех, кто учится, – Пошли, Дэлл, я хочу попробовать ту устрицу, которую я тебе показывал! Пока, Драко! Малфой тихо рассмеялся, когда Итон потащил своего друга в сторону столов. Парень снова перевёл взгляд на русалок, проплывающих за окнами и показывающими ему язык. Они передразнивали Драко и детей, мило воркуя друг с другом и делая глупые рожицы. Он фыркнул и взмахнул рукой в сторону, изображая пение. Русалки, поняв, что это некоторый прощальный жест, поступили также. Наследник развернулся, подмигнув одной из них и та захихикала, обнажая свою уродливую зубастую челюсть. Иногда они напоминали парню Пэнси, только ей об этом знать не нужно. Драко весело сузил глаза, сравнивая поведение русалок и девушки, находя ещё больше схожести, чем до этого. Через минут тридцать, когда все уже наговорились, Блейз взмахнул палочкой и из граммофона полилась нежная мелодия рояля, флейты и скрипки. Драко, конечно, не мог не участвовать в танцах. Он научился вальсу в семь. Мама любила танцевать когда никто не видел (кроме подглядывающего Драко) и напевать себе под нос, поэтому в какой-то момент, мальчик просто раскрыл себя и попросил маму научить его. Она посмотрела на него своими нежными глазами и притянула к себе, поставив маленькую руку сына себе на талию. Мама была одной из лучших учителей в его жизни: она никогда его не ругала, скорее мягко журила, когда мальчик наступал ей на ноги или неуклюже заваливался на поворотах. Основной проблемой, конечно, была их разница в росте, которую мама компенсировала Пэнси. В какой-то момент она начала приглашать его подругу в Малфой-мэнор на уроки танцев, после чего они с Пэнси прогуливались (носились за павлинами) в саду. Удивительно, но девочка быстро освоилась в вальсе, и скорее у Драко было больше с ним проблем, чем у Паркинсон. Собственно сейчас, когда Малфой уже с закрытыми глазами мог вальсировать по залу, тот все ещё предпочитал Пэнси в качестве своего танцевального партнёра. У них было слишком много практики вместе, поэтому было легко окунуться в тёплые знакомые воды их плавного танца и не думать. Тем не менее, Паркинсон танцевала с Миллисентой, чьё тёмно-бордовое платье блестело в свечах зала. Драко встретился глазами с девушки и та весело ему подмигнула. Он подавил желание закатить глаза, но его она всё равно прочитала его лицо и хихикнула. Корова. Наследник оглянул зал быстрым взглядом и выцепил в углу фигурку, сидевшую на диване в полнейшем одиночестве. Конечно тот не мог не узнать завивающуюся чёлку и мягкие черты лица, присущие только Астории, которые ещё больше смягчал её лёгкий характер. Девочка крутила в руке бокал с «вином» и смотрела на вальсирующих товарищей по факультету. Драко направился прямо к ней, вежливо отказывая каждой девушке, которая просила его потанцевать. Второй раз за вечер он почувствовал огонь, разгорающийся в его сердце. Астория выглядела ужасно одинокой: она с лёгкой грустью следила за Гала, но не принимала участие. Казалось, она считала, что здесь ей не место и Малфой мог её понять. Гринграсс всегда испытывала удивительную любовь к магглам и открыто высказывалась в защиту грязнокровок, что делало ту практически изгоем для своего курса. С таким положением, никто кроме Дафны с ней и не общался, поэтому она и привязалась к сестре так болезненно сильно. Но Драко собирался это исправить, потому что маленькая сидящая в одиночестве девочка помогла ему больше всех в те минуты, когда единственное, что он хотел сделать — перестать бороться и просто отдаться на встречу судьбе. Сдаться. Именно она устроила первую «вечеринку» для парня, когда тот поступил в университет Бостона на бюджет. Именно она потребовала, чтобы Малфой хотя бы задумался о посещении психотерапевта или целителя разума. Именно в её глазах плавало беспокойство о Драко, когда всему миру было на него наплевать. Он хотел отплатить ей тем же. Драко хотел открыто ей помочь. – Молодая Госпожа Гриннграсс, не удостоите ли меня чести сопровождать вас в танце? – Наследник мягко улыбнулся, в душе будто расцвели тысячи пионов. Астория распахнула свои глаза в удивлении и посмотрела на него. Малфой поклонился, выражая глубочайшее почтение, и протянул ей свою бледную костлявую руку. В груди всё затрепетало, когда маленькая рука девочки коснулась его. Мерлин, он так по ней скучал. Скучал по её объятьям, по сжатию его руки, когда он снова и снова говорил о Поттере, по ненавязчивым шлепкам по щекам, когда она была им недовольна или особенно игрива. – Наследник рода Малфой, я с честью приму ваше предложение, – Гринграсс, как она всегда умела, быстро сориентировалась и встала с дивана. На ней было красивое тёмно-зеленое платье, на котором не было никаких орнаментов. Астория любила простоту и минимализм, парень это знал и находил удивительно милым. Тот сам всегда старался загромоздить всё пространство вокруг себя, делая исключение разве что для квартиры в Бостоне. А так, вся его комната была забита вещами под завязку. Они с Асторией кружили в танце, отдаваясь музыке. На лице девочки играла благодарная улыбка и что-то ещё, что-то, что появилось на лице, когда они впервые поговорили о своей помолвке. Драко бы назвал это пониманием, хотя невозможно передать словами весь спектр чувств, которые излучала маленькая Гринграсс. Парень просто снова почувствовал, что его друг наконец-то вернулся и больше его не покинет. Они снова были вместе, даже в этом времени, и Малфой собирался использовать данное им время максимуму. Астория сияла в свете зала, и ему вдруг почудилось, будто всё вокруг пропало. Вот они снова: просто Драко и просто Астория. ∆|• Драко было трудно. Он мог бы даже использовать такое слово по отношению к своей жизни как «отчаянно». Его драгоценное поместье отобрали, он сидел в однокомнатной квартире в Лондоне, на краю города, и мёрз под тонким одеялом. Прошло всего пару месяцев с того дня, как парня отпустили, но тот чувствовал себя так, будто сидел на этой скрипучей кровати несколько лет. Малфой не знал, что делать. Его деньги долго бы ещё не закончились, он мог просто сидеть в этой комнате на протяжении следующих лет и ничего не делать. А потом оказаться на улице и умереть как скотина. Этого же все хотели, да? Чтобы такой Пожиратель Смерти, как он, умер жалкой и безвестной смертью от холода или голода. Метка на руке зажглась огнем, и он застонал, чувствуя как на глазах выступают слёзы. Она ужасно болела, хотя все вокруг уверяли его, что она неактивна. Как она может быть неактивной и всё равно так болеть? Малфой мог бы поклясться, что видел, как змея извивается, выползая изо рта черепа. Почему никто другой этого не видел? Почему только Драко видел, как его черная кровь расплавляет вены и вытекает из рук как тушь или чернила? Перед тем, как Драко временно заключили в Азкабан, он успел забрать некоторые вещи из Малфой-мэнора и аппарировать их. Не зря они сбежали с Битвы за Хогвартс раньше всех, Малфои всегда были более предприимчивы, чем большинство. С ним было несколько дорогих мантий, пара колдографий, которые он успел закинуть в сундук, украшения, сто́ящие минимум тысячу галлеонов за каждое, и книги. Драко перенес этот сундук в загородный дом Блейза, который не использовался семьёй Забини уже несколько десятков лет и служил для семьи скорее складом. Блейз сказал, что они могут отправлять туда вещи на втором курсе, чтобы спрятать их от любопытных глаз и парень это использовал. Он никогда прежде не был благодарен Блейзу и своим импульсивным действиям, потому что буквально через пять минут в Малфой-мэнор вторглись авроры и арестовали всю его семью. Драко сполз с кровати, подползая к сундуку, на котором были выгравированы листья вьюнка и папоротника. Тот порылся в тёмном пространстве и достал колдографии. Малфой снова юркнул в свою кровать, которая жалобно заскрипела под весом его тощего тела. Он не помнит когда в последний раз нормально ел, но сейчас это не важно. Важны колдографии. Мама стояла за его спиной и мило улыбалась в камеру, на её лице была маска вежливости, которая спадала, стоило ей кинуть взгляд на маленького Драко или на своего мужа. Отец как всегда высоко поднял подбородок и практически не двигался, изредка моргая своими голубыми глазами. Его точёные скулы и жёсткая хватка на трости выражала крайнюю степень сдержанности, которую он всегда носил за стенами мэнора и вне семьи. Сам парень, ещё совсем зелёный маленький мальчик, стоял между родителями, нахально ухмыляясь и часто-часто моргая. Было видно, что он пытался встать как отец: с этим высокомерием и расправленными плечами, но как бы он не старался, больше походил на маму. В их глазах была искра, в то время как в глазах отца были бревна, которые подпитывали эту искру, этот огонь. Отец всегда был тем самым плечом, на которое Драко и мама могли опереться. Он казался закрытым, у него всегда было все под контролем и именно это заставляло Малфоя-младшего держаться, когда в их доме появились чужаки. Когда тётя Белла скрежетала своим голосом в его комнате, спрашивая о его успехе в окклюменции или используя на нём Круциатус. Однажды, когда они были одни, мама сказала ему: – Дорогой, твой отец не знает, что он делает, – её пальцы, тонкие и длинные, гладили его волосы и зарывались в них, слегка царапая кожу головы. Они сидели в покоях родителей, в их спальне, в которой Малфой не бывал до своего шестнадцатилетия. Он застыл, его голова на коленях матери откинулась назад и тот посмотрел в мягкие глаза женщины. Такие честные и открытые, которые она не показывала никому, кроме своего сына и его отца, – Твой отец пытается играть в игру, в которой он не видит правил. Он пытается казаться себя сильным. Для нас. Он старается нас защитить, но совершенно не может сориентироваться. Дорогой, не надейся на своего отца. Люциус... Люциус не может помочь тебе. Тогда, в тот самый вечер, он не поверил своей матери. Как его отец, самый стойкий и гордый человек в его мире, который знал все, мог чего-то не понимать? Чего-то не осознавать? Не иметь над чем-то власти? Когда Тёмный Лорд поручил ему миссию, которую Драко не мог физически выполнить, он посмотрел на отца и не увидел в нём помощи. Когда его заставили пытать учеников на седьмом курсе Круциатусом, даже малейшие сомнения в словах матери были потеряны. Парень провел пальцами по лицу отца, подушечками прикасаясь к светлым локонам и точёным скулам. Малфой не смог удержать слёзы, которые навернулись на его глаза. – Папа... что мне делать дальше? – он беспомощно прошептал в пустоту комнаты, вглядываясь в фотографию своих родителей и молодого себя. Его вдруг наполнила странная тоска по этому своему виду: полные розоватые щеки, слегка прикрытые семейной Малфоевской остротой, яркий взгляд, в котором горел огонь, открытая поза. Сгорблено сидя в старой кровати и рыдая над колдографией семьи, Драко не мог сдержать смеха. Как всё так обернулось? Метка снова обожгла его руку, заставив замычать от боли, – Блять... Прости, мам. Язык, я знаю. Он с сожалением посмотрел на маму с фотографии. Было так много того, что он хотел ей сказать сейчас, но больше всего Малфой хотел бы просто её увидеть. Живую, целую, невредимую. Интересно, если проклятие безумия Блэков передавалось по наследству, был ли Драко к нему предрасположен? Он ощущал себя сумасшедшим, как будто его мозг вдруг перестал работать нормально. Раньше тот никогда не сомневался в своём отце, раньше тот никогда не позволил бы себе жить в нищей маггловской комнатушке. Это безумие, да? А может ли сумасшедший человек признать, что он сумасшедший? Драко заснул, прижимаясь к фотографии своей семьи. На следующее утро, первое, что парень увидел — это взгляд матери и лицо отца. Колдография была зажата в его руке, а рядом с ней лежала другая, более новая. Малфой провел пальцем по платью матери, и посмотрел на другую, ту, к которой он испытывал приглушенную тоску. На колдографии стояла компания слизеринцев. В середине Драко с вздернутым острым носом, рядом с ним Пэнси, обнимая его руку и улыбаясь своими острыми зубами. По другую сторону от Малфоя стоял Блейз, который показывал неприличный жест рукой и корчил рожицы. Тогда, колдографный Драко ударил его по затылку, и после Забини уже нормально весело улыбнулся, положив руку ему на плечо. Впереди Малфоя, Паркинсон и Блейза сидели на траве Тео и Дафна. Гринграсс положила свою голову на плечо Нотта, в то время как он сам с непроницаемым лицом смотрел в камеру. Винс и Грег стояли рядом друг с другом, обнимаясь за плечи со стороны Забини, а со стороны Пэнси и Дафны стояла Миллисента, которая, судя по её выражению, совсем не хотела здесь быть. Позади них Чёрное Озеро и вид на Запретный Лес. Это был третий курс, весна, когда Поттер и его шайка во всю старались спасти гиппогрифа, практически сломавшего Малфою руку. В какой-то момент Пэнси выцепила маленького гриффиндорца, Колина Криви, который все время ходил с камерой, и попросила его сфотографировать их компанию на память. Конечно, не без оплаты. А как вы думаете стал бы гриффиндорец помогать слизеринцам просто за «спасибо»? Конечно нет. Смотреть на такие лица своих друзей было одновременно и больно, и тепло. Как раз когда он собирался ткнуть мизинцем в спутанные волосы Тео, за его окном, пыльном и мутном, что-то прогремело. Драко не обратил на это внимание, слишком часто на улице ездили так называемые магглами «машины» и все время дребезжали на весь дом. Но спустя несколько десятков секунд за окном снова прогремело. А потом ещё и ещё. Малфой повёл своей бледной бровью, но проигнорировал, пока его окно не стали буквально «выбивать» из старой рамы. Он взвесил: получить нагоняй от хозяйки и возможное выселение или наконец посмотреть что там происходит и возможно получить письмо от совы. Министерство или не Министерство? Внутренне рассудив, что его друзья никуда не денутся с колдографии, Драко медленно встал с кровати и подошёл к окну. Было странно, что кто-то в здравом уме ему пишет. В голове вдруг промелькнула мысль: А вдруг это Блейз прислал ему весточку? Малфой сразу распахнул окно, в которое сразу влетела сова-сипуха, клюнув его макушку несколько раз. Драко поморщился, его плечи поникли. Нет, сова определенно была не Блейза, он помнил того черного, как густая тушь профессора МакГонагалл, филина и это был не он. По руке вновь ударила жгучая боль, из-за которой лицо Драко нахмурилось, а из рта вылетел вздох. Чёртова сова, чёртова метка, чёртов оно-не-может-болеть-оно-не-активно того колдомедика. А ведь он свиду показался Малфою придурком; кто, работая в Мунго, будет таким собранным и одновременно нервным? Сова клюнула его в руку, обратив внимание на себя. Драко зашипел и дернулся, а после ненавидящим взглядом прожег на наглое животное. Поэтому у Малфоев был семейный филин. Знакомый герб тигра ярко выделялся на красной печати, Драко сразу нахмурился ещё сильнее. Почему ему послали сову именно Гринграссы? «Дорогой Драко Малфой, Вы наверняка знаете обо мне, вашей невестке и будущей жене – Астории Гринграсс. Я бы хотела выразить своё соболезнование вашей утрате. Вы могли слышать, что моя сестра, Дафна Гринграсс, которая училась с вами на одном курсе, трагически скончалась. Как наследница рода Гринграсс, я бы хотела выразить вам своё понимание, но, к сожалению, не нахожу слов. Я бы хотела пригласить вас встретиться и обсудить нашу помолвку. Вечно ваша, Астория Гринграсс.» «Трагически скончалась» значило — «была убита светлыми волшебниками, как одна из Пожирателей Смерти». Драко не помнит её похороны, в это время он был заключён и не мог посетить её в этих месяцах могилу, потому что был занят... своими проблемами. Малфой подошёл к кровати и взял в руки колдографии, рассматривая неловко сидящую рядом с Тео, Дафну. Волосы девушки, яркий блонд, блестели на солнце, а нежная улыбка была светом среди ухмыляющийся лиц. Хотя семья Гринграсс и поддерживала нейтралитет во время войны, Дафна была клеймённым Пожирателем Смерти. Она- От неё отреклась её семья, отец и мать. Её портрет был выжжен с семейного холста, Драко знал это. Дафна рассказала ему, задыхаясь от непролитых слёз в углу кабинета Защиты на седьмом курсе. Гринграсс тоже заставляли пытать учеников, она была его извечной напарницей в Круциатусе, которая ненавидела это также, как и Малфой. В глазах девушки не было искры тёти Беллы, когда та с безумным смехом смотрела на корчащееся тело, а сам Круциатус Дафны был едва ли сильнее Круциатуса Драко. Она всегда была холодна снаружи, её плечи сгорблены, портя идеальную осанку, а волосы всклокочены, когда она шептала заклинание. Однажды, Драко спросил её, почему. – Они бы забрали её, если бы не забрали меня. Они бы захватили наш дом и забрали мою сестру в свои ряды, Драко, – Дафна грустно улыбнулась, вертя в руках свою белую палочку с золотыми завитками узоров. Волос вейлы, берёза, девять дюймов. Она заправила выбившийся волос из своей прически за ухо, оборачиваясь на парту позади. Они совсем недавно проводили второкурсника с Гриффиндора, который чем-то насолил Кэрроу, – В этой войне нет нейтралитета, Драко. Они знали, что наша семья не поддерживает ни светлых, ни тёмных. Как заставить нас действовать не против них? Заставить нас работать на них или убить нас. Если бы не я, это была бы Астория. Я не желаю своей сестре такой жизни, ты понимаешь? Малфой хотел ответить, сказать, что они — чистокровные, и должны выжить по всем идеалам Тёмного Лорда. Но он сам понимал, что это глупо. Все эти идеалы никому не сдались, когда в его доме бродили оборотни и оборванные Пожиратели Смерти. Это был последний разговор с Дафной, прежде чем она навсегда покинула их мир, растворившись в потоке времени. «Дорогая Астория Гринграсс, Я хотел бы извиниться за то, что пишу вам на бумаге. Мое положение не располагает к наличию пергамента, и я надеюсь, что вы меня простите за эту ужасную оплошность. Выражаю свое глубочайшее соболезнование вашей утрате. Дафна не была моим близким другом, но мы хорошо знали друг друга. Особенно во время войны. Я смогу встретиться с вами, вы не против забрать меня в ваше поместье с Этон-авеню дом 13? После своего суда я не могу пользоваться палочковой магией, а мои невербальные заклинания не слишком хороши, как бы мне не хотелось вас разочаровывать. С глубочайшим уважением, Драко Люциус Малфой.»