Silentwood

В машинах Чимин всегда любил делать две вещи: слушать музыку и думать. О чём именно? Зависело от пункта назначения и прошедшего дня. За рулём, определённо, иначе. Там на знаки смотришь, сигналишь придуркам, желающим подрезать или выставлять себя знатоками правил, включая правый поворотник, а съезжая влево. Когда водителем был отец: в детстве, Чимин просил включать музыку на магнитоле. Бояться нечего, что такого могут слушать дети? С возрастом, после подаренных наушников, стали в плейлисте появляться песни с руганью, за которые вполне могли отрубить голову. В комнате, перед отъездом куда-либо, он проверял идеальный уровень звука, чтобы тот не дай бог не выбрался за пределы в салон. Лучшее время. С Тэхёном за рулём удавалось поспать. Водит друг осторожно, не превышает, правила соблюдает как миленький, вдобавок бархатистым голосом под нос напевая любимые песни, если наушники Пака вдруг разрядились. Тогда мысли, как электроды в компьютерных проводах, тысячами потоков текли по кругу. Он вспоминал внешний вид предстоящего для съемок здания, его планировку, дабы поставить камеры и ещё много рабочих подробностей. Со временем надоедало и более плавно он переключался на глупости. Начиная желаемой едой с напитком до планов на вечер субботы следующей недели. В эти дни они с Тэхёном обычно стримят разные игры. Сейчас Чимин понимает, что по дороге в лагерь на пассажирском сидении голову разрывают нескончаемые мысли и вопросы. Ему надо отвлечься, но нечем. Закрыть глаза не помогает, вид за стеклом, откровенно говоря, достал: пустые, засохшие, как старый столетний старикан улицы, брошенные ржавые и точно не рабочие машины, которые постоянно приходится объезжать, иногда налипающие на лобовое стекло листовки с земли, от усилившегося ветра. Нет, в этом положении он точно сойдёт с ума. — Остановись, — просит Чонгука, получая удивлённый взгляд. За что ещё он любит парня, так за отсутствие вопросов. Иногда хочется остаться только наедине с собой и он позволяет. Нет настроения для общения – молчит. В общем делает всё, только бы Чимин чувствовал себя хорошо, поэтому машина медленно тормозит у обочины. Он торопливо выбирается из салона, на что Чонгук проделывает то же самое. Кто знает, вдруг плохо стало, помощь с чем нужна? Когда Пак обходит машину спереди, открывая водительскую дверь и залезая как в свою родную, младший приоткрывает рот, как статуя пялясь на внезапную смену ролей. — Хочу вести, ты не против? — укладывает одну руку на руль. Давно не приходилось сидеть на данном месте. Уже боится, что разучился. — Обычно сначала спрашивают, потом делают, — как бы упрекает парень, двигаясь к ранее принадлежавшему Чимину месту. — В этом городе всё необычно, стоило привыкнуть, — пожимает плечами, переключаясь на первую передачу, как только чужая дверь захлопывается. Всё-таки чувствовать габариты джипа, самостоятельно выкручивать руль, регулируя скорость слабым нажатием на педаль газа – то, чего определённо не хватало. Чонгуку вот, видимо, место рядом удобства не приносит: скрестил руки на груди, да съехал по спинке ниже, лениво наклонив голову в сторону. Спидометр стабильно показывает двадцать, а быстрее они и не могут. Эту часть района приходится тщательно объезжать, машин много, дальше станет свободнее. Теперь волноваться о чём-то, кроме дороги нет необходимости, – Чимин спокойно выдыхает. Минуя сорок минут езды, они добираются до ворот лагеря. Те сразу разъезжаются при виде знакомого джипа, впуская в расступившихся от входа выживших территорию. Они будто ждали их возвращения. Неужели дошли слухи о границе? Глупость. Половина из них чуть ли не учёные, мозги имеются. Вполне сами способны догадаться, как следует сопоставив возникнувшие после взрыва гнезда факторы. Чонгук вот уверен, что половина сейчас бы с радостью покинула лагерь, но отсутствие доказательств крепко держит на цепи. Паркуется парень на положенном месте, признать, Чон немного сомневался в его навыках вождения. Наверное позабыл, что расстояние по пустеющей среди лесов трассе от Сеула тянется почти в одиннадцать часов, и что все их он преодолел один, так стремясь заснять «прелести» города. В кабинете Хосока не оказалось, проходящий мимо солдат сообщил, что тот сейчас в тире: убивает ожидание и заодно мишени. Радостная весть точно даст ему направить свой энтузиазм в нужное русло. Даже за несколько метров от входа уже слышится очередь выстрелов. Пистолет. Хороший выбор – думает Пак, – автоматы банальщина. В первую секунду режет слух. Хосок в наушниках: вряд ли звать имеет смысл. Пугать касанием тоже не вариант – пристрелит ещё случайно. Они решают дождаться, пока закончатся патроны или дыра в голове паукообразной мишени настолько вдавится, что станет проходиться насквозь. Только остановит ли это? Ответ приходит через минуту. Раздаются два глухих щелчка, оповещающих о пустом магазине, и Хосок кладёт пистолет на стол, стягивая наушники на затылок. — Граница открыта, — сходу выпаливает Чимин, впервые видя как тот выпучил глаза и приоткрыл рот. То ли испугался их присутствия, то ли опешил от новости. — Открыта? Вы были на той стороне? — он быстро становится рядом, испытывающе перебегая глазами с одного на другого. — Нет, — заминается Пак. — Помнишь, что говорил учёный? Перейдя на ту сторону, назад не попадёшь. А мы хотим помочь выжившим выбраться. Раз вопросов по типу: «как проверили?», не следует, значит генерал верит на слово. — И как им помочь? Машин у нас не так много, как успели заметить. Всех не вывезем. — Да, поэтому нужны автобусы. Школьные, — добавляет Чонгук. — И механик. Придётся постараться заставить их работать. Так вывезем всех в пять заходов. — А это... — генерал задумчиво опускает голову, но начинает кивать, — хорошая идея. Нашим транспортом занимается Кидзуки. Загляните к нему в мастерскую, она чуть дальше парковки, найдёте быстро. Не захочет идти с вами – ведите ко мне, договорюсь. Я доверяю вам, парни, — укладывает руки на их плечи, — берите кого надо, я займусь оповещением. Всем надо быть готовыми. У них есть двухчасовой запас до ночи. Если честно, Чимин вот после той дождливой, с холодными, резкими, словно острые ножи каплями, когда совсем не боялся кричать в темноту, считает, что с пауками покончено. Бесспорно, точно есть те, кто любит пережидать день в других местах. Чего стоит вспомнить торговый центр? Почему те существа были не в общем «убежище»? Ленивые что ли? Звучит смешно. И всё же заядлого, как тогда страха уже нет. Бóльшая опасность держится только на Спайнах. Лес далеко, Шутницы не угрожают. Про тех в метро и говорить не надо. Они вообще хоть остались в живых? В общем всё стало проще, но расслабляться лучше после выхода во внешний мир. О присутствии механика парни догадывались, кто-то же должен следить за единственными, оставшимися работать машинами. Не приходилось заходить дальше стоянки без необходимости, так что, можно смело сказать: впервые за это время они увидят мастерскую Кидзуки и его самого. Впрочем, японцев тут встретишь редко, попадись он на глаза хотя бы в столовой, внимание привлёк точно. Пока свобода так близко, они ухватились за её хвост и отпускать его ни в коем случае нельзя. Сегодня необходимо доставить автобусы в лагерь, а завтра начинать эвакуацию. — У японцев в уважительной форме используется «сан», — вкидывает Чимин, когда они приближаются. — Откуда знаешь? — Да так... в интернете однажды прочитал, — и он не скажет, что пересмотрел кучу аниме, даже успев выучить несколько фраз на японском. После случая в подсобке страна восходящего солнца ассоциируется лишь с именем Рики, но этап уже пройден. Остался только неприятный осадок. Кидзуки оказался сорокалетний мужчина довольно хорошей формы телосложения. В гараже с кучей инструментов стоит автомобиль без колёс, сам он возится с чем-то в капоте, тихо мыча под нос какую-то песню. Чимин уже приметил стоящее на столе машинное масло и антифриз. Заняться своими поломками лучше в последнюю очередь, они ещё не знают сколько запасов уйдёт на автобусы. Парень пытался вспомнить как они выглядели, когда приходилось проходить по школе, обходя завал. Будет проблема, если проезд заблокирован, а транспорт на другой стороне. Пройдя через здание, придётся искать обходной путь, иначе на огромных колёсах доехать не выйдет. — Извините, Кадзуки-сан? — Чонгук пользуется ранним советом, дабы произвести хорошее первое впечатление. Просьба-то у них серьёзная. Мужчина оборачивается с бесстрастным лицом, вытирая тряпкой руки, но завидев владельца голоса оно озаряется, и появляется слабая улыбка. — Надо же кто ко мне пожаловал. Какая честь, — он подходит, протягивая ладонь. — Вы нас знаете? — Чонгук пожимает неуверенно, наблюдая, как тот тянет к Чимину. — Вас знает весь лагерь. И убери формальности, мы все здесь абсолютно равны, несмотря на погоны, — посмеивается, кидая тряпку на край тележки. — Зачем пожаловали? Починить что? — Да... Автобус. Два. Он замолчал. Наверное, думает, ослышался. Будь в лагере два автобуса от него бы точно не скрыли. — Автобус, — повторяет на выходе. Раз ослышался, поправят, только вот никто этого не делает. — Так, лучше по порядку мне всё разъяснить, — захлопывает крышку капота, облокачиваясь на неё и складывая руки на груди. Смотрит ожидающе. Секундно переглянувшись с Чимином, Чонгук понимает: рассказать надо общую суть, кратко, не подробно. Разгуляться в истории можно, но время поджимает. — Мы проверили границу. Теперь выход есть, — глаза напротив расширяются. Бегают от одного лица к другому в недоверии. И всё же, он молчит. — Надо вывезти всех из лагеря, машин не хватит, и я вспомнил про автобусы. Если… Удастся починить, завтра же приступим к эвакуации. Всё это может кончиться. Спустя почти полторы минуты молчания следует что-то непонятное на японском под нос. Чимин эту фразу знает, переводится как: «срань господня». Кидзуки качает головой, опустив её ближе к груди и застывает: думает. Хотя о чём думать? Здесь много мужчин, но никто не разбирается в авто запчастях и автомобилях как он. Джипы-то эти до его прихода не заводились. Он чисто случайно решил попробовать зарядить аккумулятор и заметил в двигателе то, чего не было в остальных, обычных. Благодаря ему у солдат появилась возможность преодолевать дальние расстояния в краткие сроки, а Юнги лично назначил его механиком, полностью отдав гараж в своё распоряжение. — Дайте только инструменты собрать, — наконец, подаёт голос, шагая к заваленному хламом столу. В сером кейсе уже лежат несколько десятков гаечных ключей, три отвёртки, плоскогубцы, пассатижи... в общем всё, необходимое для ремонта. Растерянно осматривает гараж и вздыхает, оборачиваясь к парням. — Подгоните сюда машину с вместимым багажником. Возможно придётся брать сварочный аппарат. И если оставалась взрывчатка, прихватите тоже. Я в стороне школы давно не был, но последний раз там дорога была завалена. Если чудом починим автобусы, проезд надо освободить. Да, тут Кидзуки прав. Чонгук другого пути придумать не мог, самим тогда приходилось идти напролом, через здание. Запасы взрывчатки могли растратиться полностью, но тогда Хосок настоял оставить парочку на крайний случай. Забитые два рюкзака могли без дополнительной помощи разнести здание в щепки. Так, к слову, и произошло. Парни решили разделиться: Чонгук за боеприпасами и С4, а Чимин на парковку за машиной. Выбор не велик, среди двух джипов, ближе к середине, стояла иномарка. Багажник кажется большим, да и при проверке оказалось также. Внутри ничего нет, вместится не только сварочный аппарат, но и остальные инструменты. Чинить махину подручными средствами звучит как анекдот, а их это ждёт через тридцать пять минут. Корпус от количества вещей оседает. Чимин не особо рассматривает содержимое, настолько глубоко в подобном не разбирается. Понимает основы, что за что отвечает и к чему относится. Обычно должно хватать. Знал бы, в какой ситуации окажется, может знаний имелось чуть больше. Вот как у решительно настроенного Кидзуки. Он идёт к стоящему в углу шкафу: достаёт новую сварочную маску и пару перчаток, также складывая в багажник и захлопывая его. К этому моменту как раз возвращается Чонгук с рюкзаком: видимо и в их палатке побывать успел. — Взрывчатку взял? — интересуется мужчина. Ему-то о запасах солдат неизвестно. — В первую очередь. Они им определённо пригодится и, если повезёт, от шума не сбегутся оставшиеся в городе твари. Рюкзак летит на задние сиденья, судя по лёгкому падению, кроме заявленной С4 и нескольких заряженных магазинов, внутри больше ничего не имеется. Брать туда камеру – бесполезно, Чимин считает, что тот раз был последним, когда он ей воспользовался. Поправочка, воспользовался в этом городе. Говорят, нельзя радоваться раньше времени, но как унять нетерпение попробовать шагнуть за знак самому? Не бросить камень или стекляшку, а полноценно вернуться в часть развивающейся цивилизации? Поэтому, чтобы быстрее выбраться, они садятся по местам: Чонгук за рулём, Чимин рядом, а Кидзуки сзади. Даже если наступит ночь, есть шанс переждать в школе. Последний раз там обошлось без тварей, не считая уже убитого Спайна. Оружие имеется, отпор дать смогут. Подъезжая к воротам, Чимин успевает пересечься взглядом с курящим у стены Хосоком: он коротко кивает, сжимая кулак в знак удачи. Да, она определённо им потребуется.

***

Надо же, труп Спайна на месте, даже не изменился. Чон проезжает чуть дальше, останавливаясь ближе к школьной площадке. Заранее разворачивает авто, в случае непредвиденных обстоятельств: вдруг придётся экстренно покидать территорию, и, наконец, глушит, падая на спинку сидушки. Перед глазами вход. Тот самый, откуда пол года назад на собственных руках он выносил вжавшегося в грудь Чимина. Напуганного, дрожащего – полная противоположность нынешнему. Сейчас во взгляде твёрдая уверенность, – наружу он выходит первым. — Не торопись, — бросает вслед Чон, догоняя и останавливая за плечо. Куда так спешит? — Да... — опускает глаза к земле, медленно кивая. — Просто ужасно хочу домой. — Понимаю, но будь осторожен. Не факт, что там безопасно. И кстати, — из рюкзака он вытаскивает то, что парень точно не ожидал увидеть. Плеер с наушниками. — Здесь может пригодиться. У Чимина вырывается смешок. — По крайней мере, теперь я могу за себя постоять, не волнуйся, — но всё же берёт, сразу вставляя их в уши, а плеер суёт в карман, продолжая путь ко входу. Чонгуку остаётся проморгаться, да оклемавшись, последовать за ним. Кидзуки пока не забирает ничего, кроме кейса с инструментами. Он, конечно, хочет надеяться на чудеса, иначе не скажешь, ведь автобусы простояли неподвижно десять лет. В любом случае потребуется бензин — заправка есть неподалёку, а с остальным, возможно, придётся разбираться несколько дней. Он – механик, а не чудотворец. Завести и доставить в лагерь стало бы немалым достижением, а случится ли это, вопрос другой. Подходя к двери, Пак на мгновенье заминается. Пальцы застывают у ручки, но тут же сжимают её и открывают. Сначала включает фонарь, а затем и плеер, заранее настроенный на слегка шумящей радиоволне. Значит, пока пусто. Так странно ощущать это снова. После взрыва всё будто бы наладилось, стало слишком... безопасным? Рано так считать, ведь отчётливо пахнет затишьем перед бурей. Прошедшие сутки в лагере напомнили, что они могут и должны давать телу отдых. Следовало потратить на это намного больше времени, но свобода не ждёт. Чимин правда готов пожертвовать сном, да, в принципе, всем, лишь бы уже оказаться за чертой знака, приехать в первую очередь к Тэхёну, а потом решить, как поступить лучше. Сказать безумную правду или приукрасить ложью, утаив пару десятков фактов. Они двигаются достаточно быстро. Теперь ведёт Чонгук: учился же здесь, каждый уголок знает, а сам иногда оборачивается проверить, хотя слышит каждый шаг, разрезающий тишину. Вот они доходят до шкафчиков, где в прошлый раз Пак нашёл его с Юнги фотографию. Даже замечает, как парень покосился в ту сторону, но твёрдо продолжил держать шаг. Кидзуки особо не осматривается, только когда пару минут назад шли через лабораторию, с висевшими в паутине на потолке костями, его лицо скривилось. Чимин той ошибки не повторил: смотрел под ноги в пол. Главный выход в нескольких метрах, за углом. Чимин заметно начинает сбавлять шаг, вовсе останавливаясь, когда Кидзуки его опережает. Они-то с Чоном продолжают спокойно идти вперёд, и тогда парень понимает, что молчать дальше нельзя. — Чонгук... — сглотнув, поднимает глаза. Младший тут же оборачивается, как и Кидзуки. Рука Чимина крепко сжимает плеер. — Тут сильные помехи. Ровно одно движение в его сторону, и сердце Чонгука замирает, как и он сам. Когтистые длинные пальцы хватают Пака за щиколотки и резким рывком сбивают с ног, отчего он с хлопком ударяется головой об пол, тут же теряя сознание. Тварь быстро утаскивает его в даль коридора, за угол, в темноту, оставляя лишь на месте пропажи сломанный плеер и наушники. Почему Чонгук стоит? Почему его руки дрожат, а ноги отказывают бежать вслед? Он упускает столько времени отдаваясь панике, ведь только что на его глазах грёбаная Шутница, которой место в грёбаном лесу никак не отреагировала на свет его фонаря и забрала единственного, заставляющего держаться на плаву человека в этом таком же грёбаном городе! Кидзуки побледнел, но догадался встряхнуть не менее бледного Чона за плечи. Только тогда он медленно перевёл на него взгляд, тут же ставший серьёзным. — Выход в той стороне, жди нас там! И после этих слов он срывается с места, на ходу стягивая автомат с плеча. Не знает куда бежать, коридоры не имеют много развилок, однако заминка успела лишить его преимущества. Теперь остаётся гадать, молясь выбрать правильное направление на большой скорости. При повороте за угол Чон ударяется плечом, руку пронизывает боль, но сжав зубы, он не замедлившись ни на секунду продолжает бежать, мельком заглядывая через стеклянные двери в кабинеты. Стоит позвать? Не имеет смысла. Чимин без сознания, удар был неслабым, возможно, стоит присмотреться, могла остаться кровь. Это наведёт на след. Дыхание частое, сухость во рту переходит в глотку, заставляя кашлять. Он в самом центре школы, панически вертится по кругу, облизывая губы, хотя щёку уже искусал до металлического привкуса. Не позволит бесследно пропасть. Любая смерть лучше этой. Неизвестность сведёт его с ума, он прямо тут же застрелится на месте, если не найдёт его. Если потеряет, но совсем в другом смысле. Нужно три секунды перевести дух, на горячую голову мысли вкидывают всякий бред. Чонгук делает глубокий судорожный вдох, шумно такой же выдох и заостряет взгляд на стене лестницы. В свете блеснула алая капля на порожке. Утащила наверх, тварь. Так быстро он ещё по ней не взбирался, даже когда звонок на всё здание оповещал о начале занятий. Второй этаж в основном состоит из кабинетов, тянущихся в ряд узкого коридора. Прицелившись, Чон решает проверить потолки. Помнится, как одна сидела на дереве в лесу: в прятки играть они мостаки. Идя мимо четвертого кабинета вдали слышится шум. Словно кто-то провёл когтем по стене или вроде того. Это раздалось за спиной, так что парень тут же развернулся, держа автомат перед лицом. Да, сделал это уж очень вовремя. Улыбающаяся рожа Шутницы вверх ногами очутилась в нескольких сантиметрах перед собственными глазами. Издевательский смех – то, что окончательно вывело Чонгука из себя, наплевав на безопасность заставив нажать на курок. Раздалась очередь громких выстрелов, тварь свалилась с потолка, мгновенно прыгнув в стекло кабинета биологии, и там скрылась через открытую трубу вентиляции. Атаковало множество мыслей, противные холодные капли пота на висках смешались с шумом пульсирующей крови в ушах. Парень вспомнил, что пули бесполезны. Сердце – главный механизм. И почему на неё не действует свет? Неужели новый вид? Мутировавший? Более приспособленный к жизни вне леса? Когда это уже закончится... К данным вопросам пропадает интерес, как только он замечает лежащий на полу у стены силуэт. Чем быстрее подбегает, тем больше убеждается — да, Чимин. Падая рядом на колени, перевернув его на спину, Чонгук сразу проверяет пульс и слушает дыхание. Жив. На душе немного отлегло. Кровь шла из носа, сейчас остались засохшие пятна, которые он аккуратно вытирает краем рукава. Здесь небезопасно, смех существа раздаётся отовсюду: вентиляция тянется почти по всему зданию. Приходится вспомнить планировку, чтобы прийти к выводу: кабинет математики за спиной может дать им время. Выбираться Пак должен на своих двоих, взять на руки сейчас слишком опасно. Подхватив под подмышки, Чонгук тащит его по полу к двери. Отодвигает её в сторону, наконец, затащив внутрь и облокачивает спиной на стену, настороженно оглядываясь по сторонам. Закрывать вход партами бессмысленно, пробить и это стекло Шутнице не составит труда, так что путь отхода обязан быть открытым. Если повезёт, плотно закрытая дверь временно выручит, поможет спрятаться. Кажется пока угроза ненадолго спала: смеха нет уже более двух минут. Автомат пока вешает обратно на плечо. Забавно. Чонгук отчётливо помнит свои тринадцать лет, как оставался здесь во время обеденного перерыва: мама всегда что-то готовила и вмещала в контейнер несколько разных видов блюд. Учитель никогда не был против, сам пил кофе и иногда пытался завести разговор. Все знали, что Чон тихоня, поэтому и друзей не было. Конечно, причина глупая, она всегда роется где-то глубже. Просто есть люди, которых обходят стороной, потому что «не такой, как все». И вот они сейчас, двое в этом кабинете, со схожей, но абсолютно разной судьбой всё равно сведённые в один город, в одно место и одну ситуацию. Чонгук бы посмеялся, если бы беспокойство не пожирало, тщательно обгладывая каждую косточку. — Чимин, ну же, — просит шепотом, похлопывая по чужим щекам. Эту кожу хочется только ласкать, а не бить, но иначе в сознание не привести. — Очнись, очнись. Смех становится звонче. Надеяться на удачу так сильно не стоило и расслабляться тем более. Вспоминается бутылка воды, на которую он махнул рукой, когда собирал рюкзак. Думал всё пройдёт без проблем, зачем лишним забивать? Кто же знал, что так может пригодиться. Следует ещё два удара по щеке с бóльшей силой, и тогда веки парня начинают шевелиться. Он мотает головой, тихо мычит, прикладывая руку ко лбу, и поднимает взгляд в перепуганный напротив, собираясь что-то сказать. Только это не удаётся: ладонь парня накрыла рот, прижав затылком к стене, а вторая закрыла свет фонаря, вовсе его выключив. Причина прямо сейчас неподвижно стоит за стеклом в коридоре, склонив голову набок. От этой улыбки Чонгука всегда пробивает дрожь. Из-за отсутствия у твари глаз он не понимает: она заметила его и издевается или действительно ничего не видит, будто пялясь сквозь. Автомат, чёртов автомат настолько бесполезен. Что им делать? Шутница не двигается почти минуту, Чимин в непонимании цепляется за его запястье, часто дышит, лишь по жесту: приложенному к губам пальцу, понимая, что они в настоящем дерьме. Одно неловкое движение и всё, им конец. Столько раз, будучи в пограничных ситуациях между жизнью и смертью, всегда удавалось каким-то образом справляться. Акция закончилась? Чонгук бы сказал, что привык к постоянному предчувствию приближающейся смерти, но последний раз оно ощущалось перед тем, как попасть в лагерь. Потом всё резко изменилось, закрутилось и возникать этому страху не хотелось. Или не было повода? Нет, точно не последний вариант. Как бы он не боялся в лесу, церкви, гнезде, это осталось позади пройденным этапом. Сейчас он снова готов опустить руки, сдаться, наверное поэтому последнее, что хочет сделать, пока тварь не снесла стекло, а следом и их головы – прислониться потным лбом с прилипшими волосами к чужому, и переместить руку со рта на затылок, прикрыв глаза. Почти сразу он чувствует руку Чимина в своих волосах, сжавшую специально оставленную длину волос для поцелуев. Он ведь так любит оттягивать, перебирать, хвататься, слегка поглаживая пальцами. Жаль, и этого попробовать не успеют. А вот и раздаётся смех. Тварь кладёт две большие ладони на стекло и, откинув голову, с размаху бьёт по нему лбом. Сила нечеловеческая, поэтому расползается первая паутинка треснутого рисунка. Чонгук жмурится сильнее, ухватившись за чужую ладонь: прижимает к своей груди, а сердце там готовится остановиться, с болью отдавая в рёбра. Второй удар сильнее, хруст громче. Теперь рука Чимина сжимает чужие волосы в кулак, приносит очередную боль, на которую младшему наплевать. Перед последним, полностью разбившим стекло ударом, раздаётся почти истерически довольный женский смех Шутницы. Осколки россыпью падают на пол, её пальцы заползают внутрь, ухватываются за край стены, а голова со ставшей ещё шире улыбкой не торопясь, словно наслаждаясь, пробирается в кабинет. Чонгук всё ещё не двигается, но готов поклясться, что слышал едва заметный всхлип Чимина. Нет, он не откроет глаза. Не хочет, чтобы его образ в слезах стал последним, что увидит перед концом. Мысленно он отсчитывает секунду, две, три, четыре... Снаружи звучит громкий продолжительный автобусный сигнал. Шутница незамедлительно поворачивает голову к источнику шума, и тогда Чонгук резко распахивает глаза. Нет, всё же автомат может пригодиться, — он быстро стягивает его с плеча. Выгодная позиция: дуло под подбородком существа – подарок. Нажатый курок всаживает в её голову десять пуль. Болезненный визг заполняет комнату, и, когда Чимин отползает в сторону, Чонгук бросает оружие, за шею затягивая тварь внутрь. Она вваливается на пол, осколки впиваются в серую кожу, из подбородка хлещет синяя жидкость: у этой есть слабость – медленная регенерация. — Чимин, сердце! — он кричит со всех сил, аж летят слюни. Или это слёзы, которым не предаёт значение, пока тем же автоматом пережимает ей глотку. — Быстрее! Пак не бежит, а доползает. Хватает первый попавшийся на ощупь осколок, сжимая в ладони до пореза, и вонзает в грудь, чтобы распороть ещё сильнее, открыть к сердцу более лёгкий путь. Руки существа пытаются отодвинуть его от себя за плечи, причём... по-человечески, как если бы ситуация шла между простыми людьми. Звонкий болезненный визг заставляет перепонки пульсировать, но Чимин заканчивает разрез, за несколько секунд вынимая орган из застывшей вздымающейся груди. Тем же осколком он протыкает его несколько раз, и последние дёрганья превращаются в безвольное падение конечностей вместе с долгожданно наступившей тишиной. В очередной раз им удалось спастись. После услышанного сигнала автобуса Чонгук был готов расцеловать Кидзуки. Они молча сидят в полной тишине и темноте. Чимин не сразу замечает загоревшийся огонёк зажигалки, а после и кончик сигареты, слабо освещающий лицо парня с застывшим в полу взглядом. Его рука дрожит, даже мешая нормально поднести её к губам, но всё же он затягивается: долго, глубоко, шумно, выпуская вонючее облако дыма наружу. После такого грех не прикурить, и Чимин, видимо, считает также. — Дай, — протягивает руку, получая непонимающий, зато отвлёкшийся от пустоты взгляд. Чонгук без слов протягивает свою, хотя тот имел в виду новую. — Курил? — следуют первые монотонные слова. Ответ приходит в виде кашля. Надо же, Чимин святой, раз не пьёт и не курит, такие обычно на вес золота. Всё же он делает новую затяжку: уже лучше, и возвращает, пуская дым под нос. Чонгук догоняет последним заходом и тушит её во рту мёртвой Шутницы, поднимаясь на ноги и отряхаясь. Автомат вновь вешает на место и рюкзак удобней устраивает на спине, подавая парню руку. — Идём отсюда. Теперь их задача снова вернулась на место. Интересно, что там успел сделать Кидзуки?