Silentwood

Хосок изменился. Несмотря на прошедшую неделю с последней встречи, написанную на лице усталость нельзя спутать ни с чем другим. Так было у Юнги за несколько лет и так стало у Хосока за столь короткий срок. Мешки под глазами – признак бессоницы, угасший взгляд – потеря надежды, пустая бутылка виски у ножки стола и заполненная окурками пепельница – попытки справиться с навалившимися проблемами. Чонгук его понимает. Вся жизнь была словно натянутая струна, одно неверное, резкое движение и лопнет. После последнего дня Хосок мог опустить руки, хотя знал – ответственность за всех должен взять на себя. Именно должен, не иначе. — Ты способен занять моё место, — ладонь Мина крепко сжала чужое плечо. Чон не мог оторвать глаз: боялся, что касание, его лицо, голос, абсолютно всё – последнее, что видит перед собой так близко. Или... видит вообще. — Скажи, ты справишься, если я не вернусь? Тогда Хосок застыл. Он знал насколько путь к гнезду будет опасен, но не желал думать о последствиях. Хотел сказать, что справится, как бы успокаивая в первую очередь себя, ведь не мог представить, как стоящий напротив человек может проиграть. Юнги всегда выглядел знатоком своего дела, брался за непосильные задачи, с которыми не могли справиться даже в понимании общества «настоящие мужчины». А кто они такие? Кучка мускулов, наколки по всему телу и борода по кадык? Многие, попавшие в лагерь новички первое время смеялись, мол, как выглядящий на девятнадцать парнишка держит под крылом целый военный лагерь? Действительно, забавно. Только на деле забавно то, что при первом нападении двух Спайнов, именно эти самые «мужчины» с криками, выронив автоматы, носились по углам, как напуганные крысы, пока он, как шептались, простой сопляк, всадил в быстро пролетающие мимо головы десятки пуль. Время способно менять людей до неузнаваемости. У Юнги было десять лет, чтобы превратиться из просто школьника-баскетболиста в понятие мужчины по его мнению. Ответственный, организованный, готовый отдать жизнь за благополучие других. Хосок восхищался им с первого дня знакомства. Будучи в панике, непонимании происходящего, в парне он видел спокойствие. Да, по мимике, сжатым челюстям и губам можно сказать как обстановка держала в напряжении, но он не поддавался эмоциям. Это стало отправной точкой. «С ним я буду в безопасности» – Хосок повторял так каждую пережитую ночь. К чему всё привело? Пути разошлись по воле случайности? Нет. По выбору Юнги. Упрямого, стоящего на своём, иногда грубого. Всё это по сей день остаётся для Чона драгоценным. И, к сожалению, утерянным. Как только закрывается дверь, из-под стола появляется новая бутылка, с громким стуком оказываясь на деревянной поверхности. Незамедлительно присоединяются три стопки, а после короткого взгляда на Чонгука, одна уходит обратно. Чон помнит его состояние, как раз собирался после разговора отправить к Сокджину для профилактики. Чимина бы тоже следовало, выглядят подбитыми. — Я не буду, — Пак отказывается, замечая, как бутылка после заполнения стопки перемещается ко второй. — Налей мне, — Чонгук делает шаг вперёд, под два твёрдых взгляда останавливаясь на пол пути. Чувствует себя ребёнком, попросившим у взрослых впервые попробовать алкоголь. — Думаете станет хуже? Я вот сомневаюсь, что хуже может быть. — Эй, не говори так, — усталый голос Чимина сопровождается слабым касанием к пальцам чужой руки. Тема его здоровья часто напрягает. — Тебе ещё можно помочь- — Но не здесь. — Вы про что? — Хосок громко ставит бутылку на стол. Вторая стопка пуста: решил больше никому не наливать. Вот как вышло. Среди стольких вопросов по заданию они начинают с не столь важных вещей. Чонгук правда считает своё состояние ерундой. Избавиться от голосов, адских болей, конечно, хочется, но ни секунды тратить на диалоги об этом точно, когда в той части города есть выжившие, а граница может быть открыта. Он машет рукой, мол, забей, и падает на диван, где в один день разговаривал с Юнги. Даже неосознанно поворачивает голову, словно он должен сидеть рядом и рассказывать про обустройство лагеря. Его здесь нет и не будет – это ранит глубже всего. — Ладно, потом зайдёте к Сокджину, — прослеживает за севшим рядом с младшим Чимином, и сам располагается на стуле, постукивая пальцем по стеклу полной стопки. — Как... как он погиб? Все в этом кабинете знают о ком речь. Пак чувствует: ответ стоить взять на себя. — Во время взрыва. Он остался, чтобы заложить этаж взрывчаткой. — Рисковать собой ради других, — пускает смешок, потупив взгляд в стол. — Да, в его стиле. «И не только в его» – думает парень, коротко смотря в сторону. На Чонгука. — А остальные? Гнездо кишило тварями, да? Когда я увидел молнию, подумал, что схожу с ума. Пять дней от вас не было вестей, так что на дальнейшие изменения почти не обращал внимания. — Там... всё сложнее. Чимин чешет затылок, стаскивая рюкзак со спины. Напоминает недавний разговор с Вонсоком. Это как заводить знакомства. Вроде хочется видеть в окружении новые лица, а потом бьёт осознание, что надо проходить через десятки этапов заново. Доверяться, открываться, рассказывать о себе. Будто кнопка «новая игра» в жизни. Последний пункт пугает больше всех. Так и здесь. Неизвестно как Чон отреагирует на информацию, а её им придётся потом прокручивать по сотому кругу ещё не один раз. Правду обязан узнать каждый. В ладони появляется камера – самый первый шаг к открытию истины. На словах некоторые моменты объяснить сложно, чего стоит только ситуация в метро? Когда Чимин передаёт камеру с поставленным на паузу видео, Чонгук вспоминает про выживших, прочищая горло, чтобы привлечь к себе внимание. Удалось, полковник, или уже вернее сказать, генерал, сразу перевёл взгляд. — На той стороне в океанариуме остались отец с дочерью. Они нам очень помогли, я хотел бы... отплатить. Можешь послать туда солдат? Пусть приведут в лагерь, здесь им будет безопаснее. Он знает, Хосок не откажет, но обязательно вкинет вопрос: — Почему вы сразу не взяли их с собой? И Чонгуку приходится рассказать всё от и до. Как неожиданно налетели твари, разбивали маски, лишая возможности вдохнуть в отсутствующем кислороде метро, поубивали половину отряда, превращая их лица в кровавую кашу и как Калеб, рискуя собственной жизнью остался бороться с ними один. Лицо Чона надо было видеть. Будь его дни наполнены повседневной рутиной обычного среднестатистического человека, то посчитал бы их безумцами и позвонил в скорую. Если бы собственными глазами не застал существ хоть раз, поступил также. Сейчас же ему остаётся медленно прикрыть рот и коротко кивнуть. По окончанию рассказа он понял, что это лишь малая часть их «весёлых приключений». — Хочешь сказать на данный момент там безопасно? — поднимает в подозрении бровь, доставая из ящика рацию. Уж очень она похожа на ту в машине. Выходит надежда на возвращение хоть кого-то не угасала. Рацию забрали, а авто оставили. За это парни благодарны. Чонгук кивает, сцепив руки в замок и оперевшись локтями на колени. Океанариум ненадёжен, Вонсок сам говорил, что в той части почти на каждом шагу можно встретить безумцев, желающих крови. Да, они наткнулись всего лишь на хирурга, но и его деяний хватило для сильной взбучки психики. Кто знает какие личности могут им встретиться со временем. Поэтому хочется их оттуда вытащить. Как минимум, у Суён есть шанс отыскать ровесников и завести друзей. Потерять детство – единственное светлое время в жизни, она уже успела. Пусть хотя бы не упустит подростковый период. Без колебаний Хосок даёт приказ на завтра: отправить двух солдат за выжившими, а потом суёт рацию обратно в ящик. Любопытство к записям камеры увеличивается. На стоп-кадре уже виднеется картинка какого-то белого, обставленного компьютерами помещения, в центре, странного вида субстанция, по бокам две огромные капсулы со спящими внутри тварями. Словно кадр из фильма, но никак не добытая за неделю информация. Информация, которая стоила очень многих жизней. Он смотрит десять, пятнадцать, двадцать минут. На лице застыло одно выражение: опущенные к переносице брови и внимательный изучающий взгляд. Сосредоточен. Чимин успел до крови истерзать нижнюю губу, вкус железа на языке отдаёт знакомым воспоминанием о первых драках. Иногда вырываются нервные смешки, ладонь прикрывает рот, почёсывая под носом, Хосок явно держится, чтобы не бросить камеру в стену. Слова Хёнмука по новой прокручивают шестерёнки. Как будто бы до этого они заржавели, со скрипом сталкиваясь между собой. Чимин не из тех, кто разочарован в человечестве. Столько открытий, архитектуры, музыки, произведений искусства, литературы, кинематографии создано людьми. Это же удивительно. И с каждым годом старое сменяется новым, ещё лучшим, совершенным. Но сколько создано хорошего, не меньше существует плохого. Как можно быть настолько бессердечным, променяв целый город, в котором могла быть обычная жизнь, на... что? Снова кучу денег? Ох, Пак бы с радостью послушал сколько вложили в уничтожение невинных граждан. Кажется только сейчас он начинает чувствовать гнев несправедливости. Да, не он родился здесь, не он пережил десятилетний кошмар, видел смерти тех, за кого цеплялся до последнего, но ощущает всё абсолютно так же за короткий по сравнению с тем срок. Долго доходило, зато в голову ударило знатно. Чимин лишь сейчас заметил как сильно собственная рука сжала колено. Голос с видео замолкает. Хосок пялится в экран ещё около двадцати секунд, прежде чем бесстрастно отложить камеру в сторону. Следует протяжный, тяжёлый выдох. Надо же, Вонсок реагировал почти также, да и Чонгук вспоминает как изначально не мог найти слов. Их просто нет. Даже спустя бесконечно долго тянущихся три минуты Чон так и не поднял взгляд: видимо на подкорке своего сознания пытается понять, осмыслить, как поступать дальше, и что существа вовсе не обитатели инопланетной расы. Впрочем, это он всегда считал сказками неугомонных стариков, обучающих выживших жизни у костра по дням сбора. — Завтра мы хотим проверить границу, — затянувшуюся тишину Чонгук решил прервать сам: уж слишком глубоко в себя закопался Хосок. Зато теперь, наконец, посмотрел. — Вы только вернулись, я отправлю кого-нибудь ещё, — берёт стопку, опрокидывая внутрь. Не поморщился. Слабовато после такого количества данных. — Нет, хён. Нам это нужно. Прошу. А вот Чонгук не изменился, всё такой же боевой, и рвущийся в пекло, будь хоть арматура в брюшине. Ценное качество. Серьёзность читается на лице, – спорить Хосок не стал. Бесполезно пытаться остановить хищника, когда жертва попала в поле зрения. Сравнительно так и выглядит со стороны Чонгук. Что-то ему запрещать – глупость. Всё равно сделает по-своему и всё равно окажется прав. Генерал ещё не видел людей, прошедших все круги ада и выбравшись со всего лишь запачканной пеплом одеждой. — Хорошо, утром можете взять машину. Сходи к Сокджину, — обращается к Чонгуку, следом переводя глаза на Чимина. — А ты останься, хочу поговорить. Просьба вызвала вопросы, но Чимин коротко кивнул на взволнованный взгляд, и тогда младший вышел за дверь. Как только раздался щелчок, Чон подождал около десяти секунд, а потом откинул голову на спинку стула, устало опустив тяжёлые веки. — Ты передал ему? Парень быстро догадался о чём идёт речь. Стоит ли сейчас рассказывать? Информации из видео вполне хватило для пищи на последующую ночь или десятки ночей. В любом случае держать в себе Пак не сможет. Он хотел бы остаться, высказаться, до каждой детали подробно рассказать пережитую неделю, но может лишь отвести глаза в сторону и слабо кивнуть. Конечно напротив ожидается более точный, конкретный ответ. Скрывать он не в праве. — Он сказал, что знает. И... ты ему тоже. Слова, как пулевой выстрел в грудину: отшатнул, прибив к стене и залил всё кровью. Хосока словно облили ледяной водой. Каково знать, что шанс на взаимность всегда был, но из-за страха так и остался обычным шансом, окончательно исчезнув? У Чонгука была такая история и вот она повторяется вновь. С одной стороны, Пак чувствует себя паршиво, хотя сказано довольно мягко. С другой, он благодарен сам себе за появившуюся тогда в церкви смелость. Не будь той возможности, вполне могла возникнуть другая, но с таким же успехом провалиться. Тех моментов, отдельно хранящихся в памяти бы не существовало, и они так же глупо просто наблюдали друг за другом вне чужого взгляда и старались якобы «нечаянно» задевать друг друга, лишь бы ощущать тепло кожи к коже. — Я, пожалуй, пойду, — неловко оповещает парень, направляясь к двери. Атмосфера слишком давит. Хосок даже не поднял с мёртвой точки глаза. Его правда лучше оставить одного. Пока имеется время, Чимин держит путь к Сокджину: поздороваться и узнать о состоянии младшего не помешает. И... попросить отложить генералу успокоительного тоже. Лагерь выжившими заполнен мало, некоторые стоят возле своих палаток: перешёптываются, бросая на него взгляды, а некоторые без страха проходя мимо здороваются и удивляются, мол, «Ого, живой? Как прошло?». Ответа «Долгая история», хватает. У полога ноги врастают в землю. Судя по голосам Ким активно ведёт, прямо говоря, допрос, вынуждая Чонгука безоговорочно давать ответы. Через узкую щель можно заметить как белый халат мельтешит из стороны в сторону: мужчина обрабатывает рану на бедре. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Чимин входит внутрь, на что Джин никак не отреагировал, заклеивая заживающий порез пластырем. — Вот и второй явился, — поворачивается к парню, бегло сканируя взглядом. Видимых травм нет, поэтому снимает перчатки, кидая в урну. Неудивительно, что после пережитого, медикаменты, маски, халаты и шприцы вызывают тревогу. — Хорошо, что вы целы. Чонгук рассказал про Юнги. Я... не ожидал. — Никто не ожидал, — добавляет Чон, похлопывая по месту на койке рядом с собой. Дальше разговоры обошлись малыми подробностями о произошедших изменениях и больше затронули состояние младшего. Как-никак Сокджин – врач, остальные штуки наподобие взрывов, убийств и разрухи его мало интересуют. Услышав про галлюцинации выражение лица не на шутку изменилось. Обычно таким оно становилось, когда собирался начать поучать. «Я говорил туда не ходить, это не делать, а меня, как обычно, проигнорировали». На сей раз он себя одёрнул. Парни совершили невозможное, умудрились вернуться без критических травм и возобновили надежду к спасению. Как можно в чём-то их винить? Долго тут задерживаться они не хотели. Ким выдал дополнительные таблетки, хотя суть кроется не в терапии, а поддержании здравого ума. Без покоя – которого не будет точно – и стационарного лечения ожидать хороших результатов глупо. Они вернулись в свою палатку, мечтая выбрать чистую одежду и, наконец, принять душ, как белая, пушистая и, спящая до этого на кровати, макушка, как по щелчку соскочила на пол, активно виляя хвостом стремясь снести долгожданных хозяев с ног. Лаки не знал на кого наброситься для начала: любит их одинаково, однако в момент шестимесячной разлуки, пока Чимин убивал всё время в зале или тире, Чонгук приходил просто полежать, попялиться в потолок и погладить пса. В связи с этим он запрыгивает лапами на живот Чона, слюнявя наклонившееся навстречу улыбающееся лицо. Пак присоединяться сразу, поглаживая мягкую шерсть. Корм в миске есть, запах мёда: скорее всего кто-то помыл, и нет катышков со сбитыми клочками. Возможно Хосок часто заглядывал навестить пса, да и после стресса бесполезно ушедших четырёх дней, собака – действительно друг, способный молчаливо поддержать. — Чур я первый, — щёлкает пальцами Чимин, оставляя рюкзак у ножек кровати и идя к шкафу, пока бедное лицо младшего подвергается слюнявой атаке. — Или можешь пойти со мной. Он зажмуривает один глаз, отодвигая Лаки от себя, становится рядом и, вытерев в области щёк с носом, уже представляет, как пахнущая порошком одежда окутает свежее тело. Порой не хватает самых обыденных вещей, которые во внешнем мире сейчас считают рутиной. Кому-то утром даже лень зубы почистить, а он бы всё отдал ради нормальной пасты, щётки и раковины с зеркалом напротив. — Не в этот раз, — дотягивается до футболки с принтом «never stop» и чёрных пижамных штанов, вкладывая в руки парня. — Если не дотягиваешься, клади ниже. — Но это же твои- — Клади ниже, — повторяет чуть строже, удаляясь к кровати. Кажется собирается поставить камеру на зарядку. Телефон бы тоже следовало, но, по-правде, видеть все сообщения, тысячи комментариев и звонков уже нет желания. Загоняться насчёт внешнего мира Чимин просто-напросто устал. Ничего не изменить. Смысл тратить нервы, сбивать мотивацию непонятным страхом, если точка там уже поставлена. Необходимо ещё две, чтобы вышло многоточие, тогда продолжение могло бы быть. Сейчас светит только новая история, новая страница и абзац, в которой Пак Чимин вправит свои мозги на место и перестанет трястись от навязчивых насчёт Тэхёна мыслей. С ним всё хорошо, граница перекрывает проход внутрь, должно быть так и тогда с ним ничего не случится. Не должно... Горячий душ принимать больно. Кипяток разбивается об нежную кожу, – делает воду тише. Запах фруктового шампуня заполняет кабинку, Чимин проводит рукой по влажным волосам, втирая пенящуюся жидкость в корни, а сам запрокидывает голову, опуская тяжёлые веки. Массировать у висков приятно, сейчас бы укутаться в тёплое полотенце и лечь спать, ни о чём не думая. Когда он последний раз мечтал о подобном? Наверное в школе после урока физкультуры с лыжами. Снег тогда забился за воротником, ещё и пара придурков кинули крупные твёрдые снежки в лицо. Чимин потом пришёл домой к Тэхёну, пригрелся в горячей ванной и там же уснул. Разбудила быстро дёргающаяся ручка и, наверное, в третий раз панический голос друга: «Ты в порядке?!». Тогда он действительно был в порядке. Воспоминания наталкивают на слабую улыбку. Он чувствует как тепло тех дней разливается в грудной клетке, как слабость окутывает тело и... как чьи-то ладони касаются голой талии. Чимин не пугается, наоборот, обхватывает их своими, пока сзади прижимается широкая грудь, и подбородок укладывается на плечо. Чонгуку плевать, что вода попадает в глаза, нос, неприятно стекает с волос, крупными каплями падая на чужой торс. Ему просто... хорошо. Стоять вот так, голыми под струями воды, молчать, но и вместе с тем как бы говорить одними касаниями. Дальше его руки окутывают живот, прижимают ближе. Ни о какой интимности не идёт речь, они не испытывают возбуждения или желания перейти на новый этап, как это часто бывает в фильмах или иных произведениях. Чонгук хочет спокойствия, хочет забыть о тревогах, убрать образ Юнги из головы, иногда сменяющийся Бомгю и к чёрту вычеркнуть вновь появившиеся голоса. Идя к душевой кабине он думал, что Чимин действительно шутил и лишь от одного взгляда, с криками выгонит его наружу. Каково удивление, они всё ещё стоят, и Пак не оказывает ни малейшего сопротивления. Он тянется выключить воду, струи сменяются слабыми каплями, отбивающими ритм на полу кабинки и только тогда Чимин поворачивается, укладывая руки на его щёки. Как же сильно любит чувствовать его кожу под пальцами, подушечками слабо обводить круги и неотрывно смотреть в глаза. У Чонгука они гипнотизирующие, посмотришь раз и оторваться невозможно. Парень часто попадает в их плен, вернее, сдаётся добровольно, с поднятыми руками и белым флагом шагая навстречу. Пролетает минута, затем вторая. На третьей Чимин проходит зрачками через нос, с маленькой родинкой и находит губы. Их вкус менялся ни раз: свежий после зубной пасты, горький после сигарет(конечно Пак знает, что тот курит, просто так пачка лежать на видном месте не будет), и металлический, когда одолевает стресс, и кусать нижнюю нередко выручает. Сейчас появился новый: ментоловый. Таблетки Сокджина не слабо наполнили их поцелуй непривычными красками. Спина падает на прохладный кафель стенки душевой, руки окольцовывают чужую шею, а губы в медленном такте отвечают на рваные поцелуи. Тело дрожит от мурашек, но Чимин не скажет как замёрз, ведь внутри всё греется со стремительной силой. Чонгук не опускает ладони ниже, они всё также нежно оглаживают талию, будто без разрешения не посмеет. А оно ведь уже есть. Парень полностью доверяет ему своё тело, как когда-то в торговом центре доверил жизнь. Отстраняясь, Чон переключается двумя короткими поцелуями на линию челюсти, а оттуда переходит к шее. Голова автоматически откидывается затылком к стене, глаза закрываются, позволяя парню творить что заблагорассудится. Он не торопится, покусывает кожу, в некоторых частях задерживаясь особо долго, а доходя до ямки между ключицами отстраняется, вызывая немые вопросы в нетрезвой от удовольствия голове. — Моя очередь, — опускает руки, выбираясь из чужой растерянной хватки. Кажется он намекает выйти, дав возможность насладиться душем. Чимин смотрит слишком потеряно, чтобы оставить его без ответов. — Мы продолжим, но не сейчас. Сейчас... — опускает глаза ниже рёбер, сразу возвращая назад. — Я не готов. Прости. Чимин понимает. Врать не станет, зайти дальше очень хотелось. Он не в праве заставлять, тем более совсем недавно, стоя в дождливую ночь перед телом Юнги, они чуть не рассорились. Поэтому не лучший вариант делать такой широкий шаг в отношениях. Правильно сказал Чонгук. Не сейчас. С медленным кивком Пак выходит из кабинки, одно полотенце подвязывает на бёдрах, а другим вытирает голову, слыша как вода внутри снова включилась. Клонит в сон, передохнуть перед очередным важным днём необходимо. Когда-нибудь они смогут вспомнить, что такое настоящий отдых. Вещи Чонгука по размеру больше, предполагается, что ему просто нравится, когда широкая футболка свисает с чужих плеч и открывает вид на ключицы. Либо же Чимин настолько замечтался в душе, пока его шея подвергалась поцелуям, что голова забилась совсем не тем. Он возвращается в палатку, располагаясь на кровати и решая убить время ожидания младшего пушистой шёрсткой спящего на краю Лаки. Тело дышит, слабый запах чёрной смородины витает в помещении, а глаза постепенно слипаются. Начинает темнеть, очень даже вовремя. — Привет, — со стороны полога раздаётся знакомый голос. Парень резко смотрит в сторону: чуть отодвинутая ткань показывает Намджуна. — Могу войти? — Привет, да, — кивает, опуская руки между ног. Ким слабо улыбается, ступая в центр комнаты. Осматривается, словно видит интерьер в первый раз, а смотреть в глаза будто бы стесняется, как ребёнок убрав ладони за спину в замок. Значит ночная патрульная смена сегодня его. — Я слышал вернулись только вы двое. Хосок попросил съездить к границе с вами. Волнуется, сам понимаешь. — В планах не было брать кого-то ещё, извини. Передай ему, что это только наше дело. Странно присвоить себе важную для каждого выжившего в городе часть, да? Просто Чимин усвоил урок: чем больше людей, тем больше жертв. Надо убедиться в достоверности догадок, чтобы делать их фактами. Их риск – цена свободы. Если граница на самом деле открыта, то сообщат Хосоку, а организационные моменты уже другое дело. Может посеяться разруха, разойдись слухи раньше времени. Явно найдутся желающие сбежать в порыве жажды ожидаемой свободы. Твари не могли исчезнуть полноценно, опасность остаётся на прежнем уровне. — Ладно, понял, — поджимает губы, отступая на два шага. — А где Чонгук? — В душе. — Ясно. Разговор не задаётся. Будь Чон здесь, сказал, что в лагере Уинстона Ким казался более смелым. — Тогда... удачи завтра. Пойду патрулировать, — салютует, уходя на улицу. Неловко получилось. Чимин не эгоист, но и нельзя сказать, что прямо-таки скучал. Нынешняя суета, распространяющиеся со скоростью света слухи, гвоздём забитое волнение в груди – слишком на него давит. Бывает, случается что-то настолько хорошее, аж начинает казаться не настоящим. Пока лично не убедишься, осмотрев несколько раз, дабы удостовериться на больше ста процентов, тогда и начинаешь верить. Чимин боится завтрашнего дня, ведь успел поселить надежду на выход, а его может не оказаться. Как поступать дальше? Точно такой же вопрос мучает и при ином исходе. Раз граница открыта, как вернуться домой? Цунами мыслей слишком глубокое. Пока он думал, тупо пялясь в стену, Чонгук успел появиться в проходе. Застыл на секунду: уж слишком неожиданно видеть парня в таком состоянии, а потом сел рядом, новой волной нежного запаха фруктов окутывая лёгкие. Наверное это стало главной причиной прийти в себя, натянув слабую улыбку. — Ты не обиделся? Вот так вопрос, Пак даже бровь выгнул. Какая глупость. — Потому что у нас не было секса? — бьёт словами в лоб, пуская смешок. Чонгук неловко опускает глаза в ноги. — Нет, конечно, нет. — Хорошо, — быстро кивает, будто хочет закрыть эту тему. — Давай спать. Действительно мило, что убивший кучу тварей, прошедший через ад, но оставшийся живым, ещё и не потеряв рассудок парень, стесняется обсуждать подобные темы. Чимин бы не прочь подразнить, разрядить напряжённую обстановку, однако усталость в мышцах и тяжелеющих веках подводит. Выключая свет, они располагаются на кровати, о которой не раз мечтали, засыпая на твёрдом полу океанариума. Лаки внезапно считает место в ногах не удобным и устраивается между ними, лишая возможности прижаться друг к другу. Это не расстраивает, погода после дождя стала заметно теплее. В объятиях будет жарко. Чимин успел переночевать много где за семь месяцев, но это место всегда утягивает в сон особенно быстро.

***

С чего всё началось? Сбор необходимых для съемок вещей в коробки, постоянное «ты уверен?» Тэхёна за спиной и этот старенький никем не тронутый автомобиль. Честно, ещё ранним утром Чимин долго думал, стоит ли брать от него ключи. Шанс угона катастрофически мал, но мародёров никто не отменял. Подъезжая к знакомым местам у парня сжимается сердце. На нём правда нет ни царапинки, ни следов вскрытия. Хоть за что-то Тэхён не выкрутит голову. Чонгук тормозит рядом, не успевает поднять ручник, как Пак вылезает, быстрым шагом спеша всё проверить. Пол года назад он заехал в город с улыбкой до ушей, надеясь снять первое в мире полноценное видео про скрытые тайны, разруху и мифы. Кем он стал? Где побывал? Через что прошёл? Чёрт, если бы только знал и видел себя в будущем, отпала бы челюсть. Два коротких сигнала открывают автомобиль. На задних сидушках неизменно лежат забранные с других магазинов «сувениры», хотя салон покрыт пылью. Запах неприятный, пропитанный старостью. Ароматизаторы Кима сейчас бы очень пригодились. Хочется испытать удачу. Чимин показывает Чону жестом подождать, а сам садится за водительское, вставляя ключ в замок зажигания. — Не подведи, родная, — шепчет под нос, прокручивая первый раз. Раздаются глухие щелчки. Вторая попытка успехом также не венчается, как и третья. Парень настолько увлёкся, что не сразу заметил, как за стеклом появился Чонгук, костяшкой указательного пальца постукивая по крыше. Кивает на капот, и когда Чимин дёргает рычажок под сидушкой, открывая крышку, тот начинает осматривать. — Всё плохо? — старший становится рядом, упираясь руками в бока. Видимые нарушения заметны сразу. — Аккамулятор- — Масло, антифриз, тормозная жидкость, да-да, — наклоняется, поближе рассматривая двигатель. — Пыли много, надо прочистить, плюс немало забит воздушный фильтр. Последний раз из-под капота шёл дым, я даже проверять не стал. — Работа для механика, — делает вывод Чон, захлопывая капот. — Думаю в лагере найдётся доброволец взяться за эту малышку. Пока займёмся главным. И его взгляд устремляется вдаль. Отсюда всё ещё виднеется туман, но не такой густой как раньше. Оставшиеся два километра до границы они доезжают на джипе. Чонгук останавливается в нескольких метрах, глушит двигатель и просто смотрит перед собой, выискивая слабые черты дороги, ведущие дальше. Момент истины, выходит? Чимин не торопится покинуть джип, но крепко сжимает ручку двери во вспотевшей ладони. Даже погода приняла прежнее пасмурное состояние. Привыкнуть к бóльшим часам дня было достаточно просто, как и к поднявшемуся на несколько градусов теплу. Всё не просто намекало, а кричало, что и здесь обязаны произойти изменения. Поэтому, набрав больше воздуха в лёгкие, они выходят на улицу, доходя ровно до черты пересечения границы – знака в стороне. Хотя на деле Чонгук столько раз пытался выбраться, что знает её расположение наизусть. Чимин делает шаг и... за рукав хватает рука, оттягивая назад. Он непонимающе смотрит в глаза, а через несколько секунд осознаёт сам. Если выйдет за пределы, назад войти не сможет. Города же нет, должен был исчезнуть. Так что когда Чон находит камень на асфальте, вопросов лишних не возникает. После сотни попыток сбежать во внешний мир он пробовал кидать туда разные предметы, которые с такой же силой и скоростью летели обратно в него. — Отойди в сторону, — чуть отодвигает рукой вбок. Тогда камень прилетел в грудь, было достаточно больно. Чимин послушно отступает, и парень слабо бросает вперёд. Должен вернуться через несколько секунд, но ничего не происходит. Для достоверности они ждут минуту, а потом Чонгук, в поисках новой вещи для броска, осматривает землю, замечая валяющийся кусок стекла от разбитой витрины аптеки. Хочет сыграть на звуке, ведь до этого никогда не слышал, чтобы за пределами раздавалось что-то, похожее на падение кидаемых туда вещей. Бросок. Секунда. Две. Он слышит лязг разбитого стекла. Сначала застывает, пытаясь понять: правда или послышалось, но когда Чимин подтверждает кивком, на лице расползается медленная, глупая улыбка. Граница открыта, и они всего в одном шаге от долгожданной свободы. Вес Пака от крепких объятий до сих пор не способен привести в чувство. Чонгук будто во сне, другой реальности, вселенной. Он, чёрт возьми, готов упасть прямо сейчас на колени и рыдать, ведь практически одиннадцать лет пережитого кошмара могут остаться позади. — Мы сделали это! — руки Чимина уже онемели сжимать тело не двигающегося парня. — Смогли, Чонгук, мы смогли. — Смогли... — тихо повторяет он, чувствуя как солёная пелена собирается перед глазами. — Смогли, — уже громче. Он неосознанно тянется к талии, обхватывает и прижимает к себе. Слёзы удаётся сморгнуть: не время проявлять слабости, хотя должно быть всё равно. Просто понимание того, что город похоронил в себе тысячи жизней, а его унести не сможет, делает сильнее. Борьба шла не зря. — Надо доложить Хосоку, — шмыгает носом младший, отстраняясь. — В лагере столько людей, даже не представляю как их вывозить. Машин явно не хватит. Чонгук задумывается. Сейчас мозг работает определённо во всю силу. — Есть мысль. На территории школы два автобуса, общая вместимость составит около ста двадцати. Остальные могут на машинах. У нас только одна возможность, потом вернуться не сможем, так что придётся довозить до границы и ехать в несколько кругов. Признать, Чимин удивлён планом. Было интересно, что придумает Хосок, а парень и сам справился с задачей на отлично. — Проблема в том, что автобусы сломаны и могли сгнить важные запчасти. Корпус, кстати, тоже, — такая новость сбивает настрой, но Пак сдаваться не желает. Его мозг тоже вкидывает идею. — Как ты там сказал? Работа для механика? — кивок сопровождается понимающей улыбкой. Кажется, дошло. — Тогда сделаем всё возможное, чтобы заставить эти рухляди заработать.