Silentwood

Темнеет. Звук периодического стука небольшого мяча об пол начинает раздражать. Вонсок не отводит взгляда от входной двери, беспрерывно дёргая ногой, закинутой на другую. Три часа назад ушли двое, полтора ещё один. Есть ли надежда на их возвращение? Слабо верится. Они истратили много сил в метро, практически сразу же отправившись к очередной неизвестности. В больнице могут быть толпы бандитов, убивающих ради забавы, сумасшедшие, преследующие свои цели или наоборот никого. Если к утру не вернутся, надеяться получить своё снаряжение назад не имеет смысла, а без него передвигаться по городу станет в тысячу раз опасней. — Суён, — мужчина со строгим тоном поворачивает голову к девочке, которая свесив одну ногу с подлокотника дивана ловит мячик, прекращая насиловать им несчастный пол. — Не стоило давать им оружие, — как бы невзначай говорит она, выкидывая его куда-то вперёд. Согласиться с этим стоит, вот только совесть не позволила поступить иначе. Им нужна была помощь, мужчина сделал так, как посчитал нужным, какой бы риск их не преследовал. — Но ты сама дала свой нож, — с которым никогда не расстаёшься. — Почему? Это удивило. Суён могла бы вырасти милой доброй девочкой, ей просто пришлось открыть в себе другого человека. Смерть матери вынудила стать сильной, и она стала. Дерзость, грубость, осторожность, излишние подозрения и колкость – маска. Пока понятия безопасности не существует в полной мере, эти качества никуда не исчезнут. Вздох говорит о нежелании отвечать, поэтому Вонсок отворачивается, вновь продолжая пилить дверь взглядом. — Чонгук показался мне хорошим, — внезапно. Хан от неожиданности застывает. Обычно она... автоматически ненавидит всех. — Напомнил тебя. Ты также защищал маму и... я не хотела, чтобы он кого-то терял. — Теперь ты им доверяешь? — глаза скользят ниже, к полу. — Не знаю, — пожимает плечами. — Я хочу, чтобы бред с гнездом был правдой. Выживать стало бы проще. Вонсок кивает, и в ту же секунду дверь распахивается. Парни заходят не в лучшем виде: Юнги с закинутыми на их плечи руками в помятой синей футболке, такая же, но чёрного цвета у Чимина. Его лицо покрасневшее, на это Вонсок обращает внимание в первую очередь, подбегая помочь, пока Суён сразу находит кровавое пятно на бедре Чонгука. Их серьёзно помотало, вопросов слишком много, чтобы выбрать один, поэтому мужчина закидывает руку Мина себе на плечо и практически волочит к дивану. При каждом шаге он сквозь зубы мычит от боли и держится за бок. — Суён, принеси аптечку, — усаживает парня, пока дочь с кивком убегает в уборную. — Что произошло? — Кажется, наркоз уже не действует, — нервно усмехается, сразу сжимая зубы. Они прошли слишком большой путь для только что перенёсшего операцию человека. — Наркоз? — он убирает руку парня и поднимает ткань футболки, расширяя глаза от шва. — Что за- — Там был псих, — Чонгук ставит винтовку возле стены, а нож кладёт на спинку дивана, садясь рядом и зажимая сочащуюся рану на бедре. Неприятное чувство. — Хирург. Юнги вырезал почку, мне ногу захерачил. С каждым новым словом, Вонсока пробирает дрожь. Он представить не может, что могло быть, окажись там они. Если трое довольно способных постоять за себя парней пришли с серьёзными травмами, его с Суён точно ждала смерть. Как же повезло в тот день, ведь мысли обыскать больницу на что-нибудь полезное могли взять вверх. — А с Чимином что? — поворачивается через плечо. Пак сел на место у костра, где провёл ночь. В ответ не смотрит, чуть наклонив голову вбок. Поза закрытая, услышать что-то получится на вряд ли, поэтому мужчина с повисшим в воздухе вопросом переводит взгляд на Чонгука. От него кажется тоже ничего не последует, в чём Хан ошибся. — Изолента. И несколько порезов на животе. — Чёрт, — вздыхает, замечая вышедшую из двери Суён. — Ничего, есть всё необходимое. Мы вас подлатаем. Наполнения аптечки оказывается на самом деле достаточно. Бинты, лекарства, перекись, даже крем, что очень пригодиться после раздражения для смягчения кожных покровов. Так как инструменты Хвана не обладали намёками на стерилизацию, первым делом Вонсок решает ввести ему антибиотик возле области шва. Сейчас главное предотвратить проникновение инфекции, здесь не настоящая больница и обычные условия последующего лечения, так что рассчитывать на быструю поправку глупо. Только у Мина в приоритете как можно скорее встать на ноги, чтобы выполнить главную задачу. Пока рану тянет с ноющей болью, сделать это сложно, – плюсом добавляется обезболивающее. Ближайшее время весь диван в распоряжении парня. Рану Чонгука обработать легче. Он сам промыл, накрыл марлевой салфеткой и замотал. Чимин подошёл последним, взял крем и по совету Хана направился в уборную. Надо ещё раз ополоснуть лицо, скопившаяся грязь с пустеющих улиц города оседает незаметно. Усталость читается по глазам. Снова желание всё бросить, сдаться. Изначально был уж точно совсем не такой настрой. Может есть какая-то неизменная в Чимине деталь. Когда дела идут хреново, хочется остановиться. Не все съёмки проходили гладко. Отменяли рейс, терялись вещи, даже паспорт. Тогда Тэхён уговаривал дать случаю второй шанс. На удивление всегда срабатывало. Сейчас жизнь идёт иначе. Пак смотрит на себя в зеркало и видит того слабака с зарёванным лицом в школьном туалете, когда избивали, наплевав на просьбы остановиться. Этот образ переборол, хотя стоит признать, в парне он жить будет очень долго. Шесть месяцев тренировок, чтобы прокачать физическую силу, а для психологической могут уйти годы. Он умывается, касается лица смелее: кожа успела немного ослабить жжение, а потом берёт крем, оставляя крышечку на краю раковины. В этот момент входит Чонгук, привлекая к себе внимание. Тюбик так и застывает возле пальца, не двигаясь, даже когда тот сокращает расстояние. — Ты молчалив, — забирает, нанося белое содержимое на кончик указательного. — Непривычно. — И что я должен говорить? — морщит нос, на который парень мажет немного, продолжая на щеках. — Свои чувства, — сосредотачивается на очень важном занятии, как равномерное распределение. Момент для общения не лучший, просто Чон так привык к его голосу, что не может представить понятие тишины в окружении Пака. — Что тебя беспокоит? Тюбик кладёт на раковину, аккуратно начиная размазывать со лба. Запах, кстати, приятный, хочется прикрыть глаза, что старший, собственно говоря, делает. Забота Чонгука всегда ощущается безопасностью. Она исцеляет. — Всё. Гнездо, ваше с Юнги состояние и... что будет дальше. Я подумал, что снимать как раньше уже не смогу, а кроме этого ничего не умею. Родители были правы, стоило устраивать свою жизнь иначе. Пальцы растирают под глазами, скользя к носу. Чонгук не может отговаривать, но и считать слова верными не будет. Для него Чимин человек удивительно интересный, он точно найдёт чем заменить свою работу или просто изменит жанр видео. Преданные фанаты любят не только за содержание, но и за душу самого блогера. Пак устал возвращаться к этой теме, чуть что, сразу придаёт значимый вес словам родителей. Проще ведь опустить руки, поверить. Раньше были бунтарские замашки, ссоры, а сейчас парень иссяк. Хочется провести чистку в голове, настолько эти мысли надоели. — Мы в одной лодке и выплывать нам вместе, — теперь в приоритете скулы. — Всё будет хорошо. Насколько же заезженные эти слова, а всё равно каким-то образом заставляют верить в лучшее. Только на сей раз Чимин не верит. Вместо способных понизить мотивацию выражений, он накрывает чужую руку своей, останавливая и ловя непонимающий в глазах взгляд. Растерянный Чонгук – слабость. Маленький шаг их сближает, а зрительный контакт остаётся беспрерывным. Момент должен быть привычен, они как-никак встречаются, все касания, жесты и взгляды не в новинку. При этом оба не в силах сделать желаемое первыми, словно друг другу чужие. Чон ждёт, когда их жизнь обретёт давно утерянные краски, когда уходя или возвращаясь домой Чимин будет набрасываться с поцелуями и объятиями, будто они чёртова замужняя парочка. Парень имеет право мечтать, потому что человек напротив в самую первую очередь стал ассоциироваться с этим местом. Если раньше Сайлентвуд звучал как что-то болезненное, ужасающее и травмирующее, то сейчас это уходит на второй план. Сайлентвуд – это Чимин, а Чимин – его спасение. — Давай, — шепчет старший, сжимая руку чуть крепче. Одно слово жмёт на курок. Спускает с цепи, освобождая не дикого зверя, а ласкового, нежного. Чонгук действует как умеет: медленно. Данную деталь Чимин подмечает всегда, поэтому скручивающий узел внизу живота или как называют, «бабочки», не удивляет. Ладонь автоматически укладывается на положенное место – затылок, заплетаясь в отросшие волосы. Наклонив голову, их губы соприкасаются. Тело пробивает электрическим током. Прошло всего пару секунд, а Чон уже затаил дыхание, второй рукой прижимая парня вплотную к себе за талию. Даже немного навис: уж слишком не мог оторваться от желаемого за четыре ушедших на сплошные страхи дня. Он сминает, горьковатый привкус попавшего крема не смущает, наоборот, появляется желание переместить руку с щеки и за подбородок наклонить голову парня ещё немного в сторону, дать себе больший доступ, не чувствуя ни капли сопротивления, – только дополнительно тепло его ладони на своём плече. Жарко, будоражиюще и без капли мыслей на остановку. Чонгук подливает масла в огонь, когда запускает руку под футболку, кончиками пальцев проходясь по пояснице. Чимин издал заглушённый стон, что кровь прилила к щекам. Если Чон потеряет рассудок, виновник стоит напротив. Отстраниться приходиться, но не телом и расстоянием. Открыв глаза, первым делом привлекает вид покрасневших губ: уж очень охватывает гордость собственно проделанной работы. Чимин смущённо отводит взгляд в пол, рука парня на пояснице никуда не исчезла, оглаживает кожу, не позволяя сделать шаг назад. Этого и не хочется. Стоять бы так часами, до бесконечности. Смотреть на улыбку, усердно пытающуюся скрыться за свисающими прядями, поддаваться ощущениям фантомного чувства «первого поцелуя» и, забывшись, отдаться во власть тайных желаний. Чимин так красив, что даже не являясь фанатом сигарет, парень бы без раздумий заменил их на его губы. И так делал каждый раз, когда хотелось впустить дым в лёгкие. Чужое дыхание бы учащалось, возможно, ближайшая стена стала опорой, а руки нежно сжимали бока, пока рот отвечал на неторопливые движения губ. Чонгуку не стыдно представлять подобное находясь не в лучшем положении, просто теперь он знает, что времени остаётся меньше. Гнездо ближе, неизвестность тревожит. Они упустили пол года, поэтому сейчас не хочется даже минуты. Если их всех ждёт конец там, в здании с сотнями тварей, то позволить себе повторить прошлую ошибку нельзя. Приподняв лицо старшего за подбородок, Чон проводит по уголку его губ пальцем, очёркивая контур нижней, не в силах оторвать глаз. С тех пор как Чимин ворвался в его жизнь, разбавив однообразно тянущиеся дни хотя бы редкой улыбкой, поверить в существование такой близости Чонгук иногда не может до сих пор. Что оставляя короткий поцелуй на губах знает – не фантазия, а незамедлительный ответ и улыбка – не выдуманная реакция. — Запах крема был лучше вкуса, — посмеивается Пак, смотря на чужую руку. — Отпустишь? — Не хотелось бы, — но отпускает, давая расстоянию в шаг образоваться между ними. Чимин поворачивается к зеркалу, берёт тюбик, решая довести дело до конца, распределив содержимое на оставшихся участках кожи. — Знаешь... ты правда попытайся не быть пессимистом. Это собьёт настрой. Нет, Чонгук, настрой сбился этими словами. Улыбка меркнет, но полностью не исчезает. Остаётся некая тень тоски. — Ты сам понимаешь, что мы не герои фильма или книги. Даже если бы были, автор концовку знает, а я нет. Будем на чистоту, — заканчивает наносить крем, включая воду, дабы помыть руки. — Понадобится как минимум неделя на восстановление Юнги и мы, — опускает глаза на запачканные пропитанным пятном крови бинты, — тоже не в полном расцвете сил, — выключает воду, вытирая руки. — Шансы от силы процентов пять, чтобы выполнить всё удачно. А как же возвращение? — тон повышается, кажется, парнем завладевает паника безысходности. Она читается в глазах, и Чон перебивать не хочет. — Если после взрыва мы чисто физически не сможем передвигаться? Путь назад только через метро, — нервный смешок. — Только через метро, Чонгук. Я реалист. Какими бы херовыми не были мои слова, ты знаешь, что нам не выбраться оттуда. Монолог заканчивается с тяжёлым дыханием. Вот, что его беспокоит на самом деле. Чонгук вроде хочет что-то сказать, но рот не открывается. Да, он сам не верит, что снова увидит лагерь, Хосока, погладит Лаки или вновь проведёт спокойную ночь в обнимку с парнем, при том изо всех сил пытается надеяться найти тот шанс, который поможет совершить невозможное. За него надо вцепиться зубами до боли. В открытую не скажет, может сделать хуже. Юнги, к примеру, вообще молчит: поступает как всегда. А Чонгук сглаживает, выслушивает и принимает. Ему жаль себя. Маленького мальчика, оставшегося в 2010 с напрасными мечтами. Только фраза «кто, если не мы» впечаталась, как и черта вечно помогать другим. В случае неудачи где-то там уже поджидают твари, которые в будущем лишат кого-то смысла жизни. Риск необходимо уменьшить, кошмар длится слишком долго. — Я согласен с каждым твоим словом, — вновь становится ближе, накрывая чужую, оперевшуюся на раковину руку своей. По-другому не получается. Поддержка имеет больший вес, если подкрепляется жестами. С Чимином происходит только так. — Но всё ещё хочу сводить тебя на свидание. — Что? — он ослышался? Если судить по серьёзному выражению лица напротив, нет. — Показать свой любимый фильм, — продолжает. — Отметить любой праздник как обычный человек. Хотя бы свой День рождения впервые за десять лет. Купить квартиру, машину, получить высшее образование, завести кота, по утрам приносить тебе завтрак в постель и ещё сотни вещей, которые для людей там, — указывает в сторону, как бы говоря «за пределами города», — обыденность. Мы тоже заслужили это. И если не попытаемся, никогда не сможем почувствовать. Раз нет выхода, — сжимает руку чуть крепче, — обустроимся здесь. Но уверяю, бездействие лучше не сделает. Когда-то Чонгук не считал себя специалистом в словесной поддержке. Всё шло до данного момента. Мощным потоком они лились изо рта, связывались между собой, открывая перед парнем истинное лицо. Вроде желания за пределами розовых очков, а ведь с самого начала Чон и подумать не мог, что так сильно захочет бороться за жизнь. Метро кажется не великой проблемой, ведь впереди что похуже. Поход за оружием займёт немного времени, Юнги сказал дом в двадцати минутах отсюда, а об возвращении, как бы грустно не звучало, мысли откладываются. Решатся по ходу событий. Возможно этим оправданием младший постоянно заглушает навязчивое: «нет в плане смысла, когда ждёт конец». — Хорошо, — Чимин на тяжёлом выдохе уверенно заглядывает в глаза. — Но в случае твоей смерти, я отправлюсь следом. Чонгук хочет возразить, как в ту же секунду палец на губах останавливает. — Ты как никто другой должен понимать насколько это сломает. Верно, Чон понимает. Половина жизни построена так. Потери, истерики, мысли о суициде и так до новых встреч с теми, кому потом вновь рыть могилы. Парень сам себе глотку вскроет, если Чимину придётся искать место под землёй среди тех тел. Обдумав, всё уже не выглядит так сумасшедше. Наверное... Чон поступил бы также. Убрав палец ото рта за запястье, опускает, слабо кивая в знак согласия. — Понимаю и сделаю то же самое. Слыша желаемое, внутри становится немного спокойней. — Спасибо, — благодарит шепотом, направляясь в сторону выхода. Следует отдохнуть, утром ждёт новое путешествие.

***

— Ему лучше остаться, — Вонсок проверяет температуру Мина тыльной стороной ладони. Горячий и до сих пор не проснулся. А ведь ночью пытался вертеться, сбрасывал плед на пол, кряхтел. Если впереди ждёт серьёзная задача, то с поиском оружия справятся двое. Юнги жизненно необходимо время. Хотя бы один день. — Я вколю жаропонижающее, — в ту же секунду Суён достаёт аптечку из-за дивана. — А вы проверьте тот дом. Никто решением не удивлён, за пол часа до рассвета, Чон сам хотел предложить другу остаться. Сомнений нет, это наилучший вариант из возможных. Вряд ли возникнут возражения, ему-то и спать сложно, а о передвижении речи заводить не стоит. Недавно использованный бинт заменился новым, рана болит несильно, так что парень вполне способен на бег. У Чимина явных проблем не возникнет, порезы на животе обработаны и дадут о себе знать в случае чрезмерной нагрузки. В планах сделать всё быстро, хотя после прошлого раза даже на улицу выйти опасно. День протекает по-другому, только останавливаться они не собираются. По дороге в океанариум, Юнги рассказал где конкретно находится дом Чансу. Чонгук помнит тот райончик, пару раз проезжал мимо, когда после школы хотел зайти в магазин, где продавался любимый молочный коктейль. Был там небольшой с красным забором, если всё осталось неизменным, перелезть труда не составит. Пока Вонсок набирает необходимое лекарство в шприц, на который, к слову, Чимин смотрит не с лучшими воспоминаниями, младший закидывает винтовку на плечо, с кивком направляясь в сторону выхода. Улица встречает прохладой. Пасмурно, ветрено. Вполне обычная картина, только за столько лет Чонгук давно научился понимать, когда стоит ждать дождь. Такая погода угнетает, идя по асфальту с «бегающими» по нему листками, пакетами, всяким малозаметным хламом, сразу чувствуется приближающийся ливень. Давно запах пыли не заполнял нос, Чонгук ускоряет шаг, желая быстрее добраться до дома, дабы не попасть под дождь и если что переждать там. Накатывает ностальгия. Он так давно не гулял по знакомым улицам. В кафе, довольно часто посещаемом родителями, выбиты окна, перевернуты столы, стулья, разбиты прилавки. Вроде недавно были выходные, мама спонтанно предложила вместо домашнего обеда съездить сюда и перекусить. Чонгук никогда не был против, там эклеры самые вкусные во всём городе. Смех, их улыбки, уютная семейная атмосфера. Это исчезло, не вернётся, останется лишь в памяти. Укол боли заменяет приятные чувства, — парень отводит взгляд. Чимину эта часть кажется более спокойной. Магазинов меньше, в основном жилые дома и трёхэтажки. Возле одной из десятков разбитых машин валяется сломанный велосипед. Воспоминания накатывают тоже. Несмотря на плохие отношения с родителями в этом возрасте, детство плохим не назвать. Однажды отец как-то без причины приехал с работы и привёз велосипед. Тратил единственные выходные, чтобы научить кататься, поддерживал при падениях, а когда в очередной раз колени счесались до крови, понёс домой обрабатывать. Тогда казался намного заботливее, понимающим. Данных качеств очень не хватает сейчас. Когда они подходят к вывеске в виде ножниц, Чонгук издаёт тихое «о», заворачивая в сторону открытой двери. Чимин хоть и удивился, но возражать не стал, зашагал следом. Парикмахерская. Вид оставляет желать лучшего: разрушено практически всё, начиная зеркалами и заканчивая креслами со всеми принадлежностями, способными помочь сделать желаемую процедуру. — Захотел изменить имидж на чёрный день? — улыбается Пак, замечая, как парень находит ножницы. Немного ржавые, но всё же. — Ага, устал быть лохматым псом, — осматривается, пытаясь отыскать ещё что-то. — Поищи целое зеркало. Вообще Чону и правда стоило бы избавиться от лишних волос. В бою помешают, даже элементарно целиться и часто загрязняются. Чимину вот, к примеру, не хотелось бы таких изменений. Каким бы на деле он не был лохматым, смотрится мило. Когда после душа выходит, глаза оторвать особенно сложно. Так что замечая, возможно, единственное ручное, оставшееся целым зеркало, он ещё несколько секунд думает: показать или спрятать, пока Чон не переводит внимание к нему сам. Что ж, придётся смириться с великой потерей, главное, чтобы парню было комфортно, это прежде всего. — Только не бери слишком коротко, — Пак складывает руки на груди, наблюдая как тот садится за столик, оставшийся кое-как целым. — Боишься не за что хвататься будет? — усмехается, через отражение переведя взгляд в его глаза, которые сразу побежали в сторону. — Не волнуйся, тебе оставлю. Глаза бы Чимин закатил, но вместо этого чувствует смущение. Его раскусили слишком просто. Не то чтобы это скрывалось, младший отлично знает и даже любит, когда небольшая ладонь вплетается в волосы, сжимает у корней, что мурашки бегут по позвоночнику. Такой детали он действительно придаётся особое значение, когда срезает волосы по бокам, а сзади старается не трогать. — Вижу, ты в этом профи, — решает продолжить разговор, скучно стоять молча. — За десять лет и не такому научишься, — оттягивает часть на макушке, срезая. Чимин вновь осматривается, замечая несколько тюбиков краски для волос на полке. Помнится как в четырнадцать горел желанием стать блондином. В классе постарше учился один парень, приехал из Америки, его цвету Пак всегда завидовал, а потом как-то и забыл. Только сейчас осознаёт, что действительно не был бы прочь сменить надоедливый тёмный. В голове ставит пометку: если выживут, обязательно это сделает. Можно считать чёрная полоса закончится, останется позади, а новый чистый лист займёт своё место. — Тебе бы подошло, — внезапно слышится от Чонгука. Он научился читать мысли? — Ты о чём? — В той стороне краска, — стряхивает лишнее с футболки. — Думаешь поэкспериментировать? Теперь Чимин заминается. Говорят потом волосы становятся жёсткие, сухие, как солома. Есть ли смысл портить? — Хотел бы. В блонд. Чонгук присвистывает, не отводя взгляд от отражения. Осталось немного подровнять. — Могу помочь. — И это умеешь? — Конечно нет, но не прочь попробовать. А старший вообще-то против, только отказаться вслух не получается. Приоткрытый рот закрывается и следует кивок со слабой улыбкой. Почему бы и нет? Звучит как не банальная идея для свидания. — Ладно. Выберемся из города – доверюсь. Или как это слышит Чонгук: «твои шансы практически невозможны». Это расстраивает, но времени становится всё меньше, так что лишние мысли он засовывает куда подальше, последний раз щёлкая ножницами в районе затылка. Готово. С такой причёской Чонгук словно помолодел на пару лет. Встаёт, полностью стряхая с себя уж слишком много отрезанных волос, и поворачивается, желая получить оценку своей работы. У Чимина в застывшем взгляде читается: нравится до безумия. — Вау, — на выдохе опускает руки, не в силах подавить улыбки. Даже в Сеульских парикмахерских так не стригут. — А ты и правда хорош. — Можешь проверить, хвататься удобно, — указывается на затылок, посмеиваясь с закатившихся глаз. — Верю на слово, идём. Чонгук никогда не скажет как обожает видеть эту привычку у парня, поэтому молча двигается к выходу. Чимин также скроет за короткой улыбкой его правоту: проверить бы очень хотелось. Тем не менее, пока небо постепенно заполняют тёмные тучи, ускорив шаг они продолжают двигаться дальше по тротуару, иногда посматривая на оставленные, разбитые или просто покрытые зеленью автомобили. Со временем и машина Тэхёна станет такой. Забавно допускать мысли о страхе перед другом лишь за это. Трудно представить реакцию, слова и жесты, способные последовать после возвращения. Чимин допускает эти мысли. Ким наверное ударит в плечо, как делает обычно, обнимет крепко, что кости сожмёт, а потом накинется с вопросами или обматерит. Почему-то думая об этом Пак не сразу замечает, как нужный дом оказывается перед глазами. Красный забор наполовину завален, так что труда добраться к двери не составляет. Приходится перешагнуть поваленную часть, но сам дом, помимо заброшенного вида, опасений не нагоняет. Снимая с плеча винтовку, ну так, на всякий случай, Чонгук останавливается у окна, ладонью вытирая толстый слой пыли. Здесь стёкла не выбиты, но и внутрь посмотреть не получается: слишком темно или прямо за стеной стоит шкаф, загораживая вид. С другой стороны неизменно, Чимин подтверждает кивком. Придётся заходить в неизвестность, главное не наткнуться на очередную засаду. Не везёт им последнее время. Скрип раздаётся противный: слишком протяжный и бьющий по ушам. Через щель двери Чонгук заглядывает внутрь. На первый взгляд кажется безопасно, – отворяет полностью, делая первые шаги по старым половицам, держа обстановку на прицеле. Пока покоя не даёт второй этаж, его Чимин берёт на себя, доставая мачете из чехла на поясе. Обыск много времени не занимает, после последней проверенной комнаты: ванной, Чон опускает прицел, вешая винтовку обратно на плечо. По звукам с лестницы и спокойному кивку они окончательно убеждаются в полной безопасности помещения. Теперь можно заняться поиском. — Наверху есть запертая дверь, может кабинет его отца? — предполагает Пак, возвращая глаза к лестнице. Мысль логичная, вряд ли бы полицейский оставлял много важных для работы вещей на всеобщий доступ. Чансу, помнится, рядом с Юнги ошивался часто. На матчах они отлично разыгрывали подачи, обдуривали соперников, как детей малых удивительными фишками и приёмами, а потом вырывали победу всей команде. Несмотря на такую сплочённость на поле, вне игр Мин не горел желанием общаться, но и отказать не мог. Чансу скорее набивался в друзья, чего старший, потом рассказал по секрету, терпеть не мог. Стоит отдать должное, не позови он однажды парня просто «пострелять», вариантов поиска сейчас могло и не быть. Дверь заперта на ключ, – дёргать ручку бесполезно, как и выбивать. Выстрел в замок может повредить, что сделает в разы хуже, так что ничего другого, как забрать у поднявшего в удивлении брови Чимина мачете и сунуть в узкую щель, парень не находит. Делает несколько непонятных старшему махинаций, в результате чего слышится щелчок и дверь открывается. Губы сложились в «о», кажется он не рассчитывал, что это могло сработать. — Бинго, — шепчет, протягивая мачете обратно парню. Догадки были верны, кабинет точно принадлежит полицейскому. Серый шкафчик с оружием встречает напротив, помимо него справа располагается стол с кожаным креслом и компьютером. Стена завешана благодарностями, дипломами и сертификатами за разного рода заслуги, в том числе, его сына. Чимин не особо рассматривает интерьер, замок на шкафчике – вот, что вызывает новую проблему. Чонгук наоборот, подходит к столу не торопясь, проводит двумя пальцами, пачкая кончики пылью и останавливает возле рамки, беря фотографию в руки. Целая команда посередине с тренером, в руках которого золотой кубок пробивает на слабую улыбку. Хороший был день. Чонгук присутствовал на матче, победа далась не так просто. Стадион был забит болельщиками, приходили даже родители. Фото на память Юнги не хранил, говорит не понравилось как получился, но только парню была ясна истинная причина. Он скользит глазами в угол, где Чансу, закинув руку ему на плечо как будто лучшему другу, широко улыбается, пока каменное лицо Мина не показало ни единой эмоции несмотря на победу. До матча он рассказывал как хотел оборвать общение с этим парнем. Сделал как раз через пару минут после этой фотографии. Есть люди, с которыми изначально идёт настоящая дружба. Потом по причине каких-то обстоятельств, вокруг меняется обстановка, и общение сокращается. Становится перекидыванием пары слов в день, а потом в неделю, месяц и так далее. Один отпускает, принимает свою жизнь в новой обстановке, пока старое стирается, остаётся за спиной. Знакомство с Чонгуком в некоторой степени заставило Юнги вырасти, открыть глаза на истинное лицо Чансу, от которого вообще стоит держаться подальше. Разорвать все связи сложно, но он справился. «Дружбу» с человеком, любящим издеваться и шутить над слабыми продолжать не стоит. — Это Юнги? — Чимин становится рядом, взглядом указывая на определённого баскетболиста в углу. Кивок служит ответом. — Такой маленький, — посмеивается, заканчивая на выдохе. — Шкафчик на замке, нужно найти ключ. — Посмотри в ящике, — не отрывая взгляда от фото, кивает в сторону стола. Обычно подобное хранят там. — Угадал. Ключ лежал в самом первом на видном месте, теперь Пак открывает им замок, за ручки заставляя дверцы раскрыться. Слова об неудаче стоит забрать назад, здесь встречает всё необходимое. Два чёрных автомата и револьвер с несколькими пачками патронов. Рядом висит полицейская форма, с наручниками и электрошокером на поясе. Присвистывая, Чимин снимает второе, мало ли, пригодится, а также, как истинный любитель пистолетов, забирает револьвер себе сразу с кобурой, вешая на бедро. Несказанная удача, за столько лет дом остался нетронутым, а оружие без новых владельцев. Теперь всё иначе, парни дадут всему этому истинное применение. Все имеющиеся патроны Пак скидывает в чёрную, стоящую в том же шкафчике спортивную сумку. Два автомата укладываются сверху, вес теперь кажется довольно ощутимым. Так как Чонгуку не следует сильно напрягать ногу, задачу носильщика старший берёт на себя, закинув на плечо и поправив удобнее. В помещении темнеет, ночь должна наступить через полтора часа, а ещё издевающийся, никак не начавшийся дождь действует на нервы. Тучи придают особую атмосферу, меняя падающий грубее свет на потрескавшиеся стёкла окон. Кажется ветер способен их выбить. Осталось совсем немного. Вернуться, уничтожить гнездо и добраться до лагеря. На словах всегда просто, только позволять себе думать об этом так спокойно не выходит до сих пор. Чимин прокручивает недавний диалог в уборной, дабы выгнать шепчущие о страхе мысли из головы, но выходит хреново. Он даже пытается замедлить шаг, как-то увеличить время для раздумий, но по лицу Чонгука рядом всё читается слишком просто, – если продолжить медлить, тот разговор возникнет заново, а этого не хочется в самую первую очередь. Пак поступает наоборот – ускоряется, сильнее сжимая ручку сумки во вспотевшей ладони. — Нашли? — Вонсок встречает возле входа, видимо ждал. Когда парни заходят, дверь захлопывается сильнее обычного: погода бушует. — Нашли, — в качестве доказательств Чимин ставит сумку на пол, расстёгивая замок. — Отлично, — хвалит, забирая протянутую винтовку. Наконец вернулась к законному владельцу. — Как Юнги? — вопрос мучил Чонгука всю дорогу назад. Боялся, что вернётся к трупу, а сейчас сам видит, что тот спокойно спит на диване, а рядом, забившись в углу, сидя дремлет Суён. — Ему лучше, — Хан складывает руки на груди, смотря в ту сторону, — жар исчез, да и звуки мученика тоже. Шов держится довольно крепко, но резкие движения и поднятие тяжестей стоит ограничить. А так он способен самостоятельно ходить, пару раз добирался до уборной. Тяжёлый вздох. Звучит он не просто так. Парни сразу поворачиваются к Вонсоку, словно ожидая узнать какую-то информацию: она явно имеется, и тот выкладывает без сомнений. — Ему нужно восстановиться, но как бы я не уговаривал, бесполезно. Утром он собирается идти к гнезду. Мои способности помочь на этом обрываются. Они обрываются и у Чонгука, потому что спорить с Юнги, как с дьяволом – останешься в минусе. Придётся принять важный факт. Утром возможно наступит их последний день в этом городе. Нет, в этой жизни. И иного выхода ждать не следует. Сдаться – показатель проигравшего, а проигрывать Чонгук уж очень не любит.