Silentwood

Эта ночь тянется бесконечно. То самое ожидание знаменательного дня, только его наступление никто не желает. Юнги всё ещё спит, будучи ранее бледным лицо приобрело естественный оттенок. Объективно ему лучше, спросить самочувствие пока возможности нет. Пришлось развести костёр: погода никак не утихомирится. Ветер продолжает гонять мусор, тот иногда врезается в стёкла, издавая пугающие звуки, но, к примеру, Чимина, заснувшего несколько минут назад, это не беспокоит. Суён сидит рядом, доедает последние кусочки тушёнки, выскребая ложкой со дна банки, а Вонсок с Чонгуком молча пялятся в костёр. Как-то нет желания на разговоры. Так прошло около часа. Суён ушла в полюбившийся угол дивана, пришлось побороться с ногами Мина, уж слишком разложился на всю длину. От нескольких касаний к голени автоматически повернулся на бок, прижав их к себе. Место освободилось. Вонсок решил не продолжать бесполезно просиживать время, сна нет ни в одном глазу, так что он просто поднимается и шагает в сторону лестницы на второй этаж. Чонгук вопросами не задаётся, даже посмотреть не оборачивается, он слишком задумался. В голове беспорядок. Не хочется допускать мысли, противоречащие желаниям, но от того идёт вопрос: а на самом ли деле это желания? Выбраться, вернуться к прежней жизни? День назад он стоял перед Чимином, утверждая чего хочет. Повседневности, как у всех людей за границами города. Что теперь? Пожирает страх, что это наступит. Деньги станут иметь ценность, образование статус, работа целыми днями, чтобы обеспечить хотелки и ведь перечислена самая малая часть. Как спокойно спать, не опасаясь за любое движение в тени? Как не бояться ночи, гуляя по улице с желанием ощутить запах свежей с нотками сладковатой, допустим, выпечки в кафе поблизости? Просто каким образом, чёрт возьми, жить как раньше? Чонгук не хочет так думать, звучит эгоистично. Вряд ли составит труда вернуться к спокойствию, безопасность важнее. Пока оставит надежды, что в случае данного исхода не будет являться угрозой сам. Скелетов предостаточно, не считая совсем недавно появившихся в голове звуков. Он знает – галлюцинации, как последствие неправильного лечения, поэтому резкие вбросы голосов, паучьих визгов оттуда, где никого нет – выдумка. Никому не стоит об этом знать. Пока. Просьбы Сокджина не пустышка, просто никто другой справиться лучше не сможет. Гнездо будет уничтожено уже сегодня и какие-то «сбои» должны остаться глубоко на дне. — Будешь? — перед лицом появляется бутылка пива. Чонгук бы удивился, возможно, отказался, но берёт без раздумий с кивком благодарности. Безалкогольное, отлично. — Ты кстати Суён понравился, — садясь напротив мужчина говорит негромко. Мало ли дочь услышит, что-то подсказывает такому раскрытию карт она не готова. — Понравился... в каком смысле? — приподнимает бровь, открывая крышку с характерным шипящим звуком. Информация интересная, для человека, несколько раз угрожающего их здоровью, она немного не так выражает симпатию. — Ну пока в самом обычном, — пожимает плечами, делая глоток и морщась. Пары капель алкоголя бы не помешало. — Как человек. Твоё желание помочь близким, в особенности. С понимающим кивком следует глоток. Вкус неплохой, до сих пор удивительно как пища смогла сохранить свежесть, да и товарный вид в целом. Чонгука в этом моменте разговора беспокоило одно, и когда у Вонсока вырывается продолжение, он прикрывает глаза. — Может и в другом смысле, не знаю. Ты первый, о ком она так говорила. Сколько тебе лет, кстати? — Я не рассматриваю отношения, — тем более с ребёнком – предпочитает не договаривать, сразу ставя на разговоре точку. Глаза открывает, но не смотрит напротив, наоборот, опускает в пол. — Прости, я не имел в виду ничего такого, — прочищает горло, также отводя взгляд. Общение не задаётся. Обычно на этом диалог заканчивается, но не выпитые бутылки говорят за себя. Спать не лягут, как минимум, пока не исчезнет половина. — Так вы местные или с других городов? Я встречал парочку с Пусана, пауки их на две части разорвали. Смена темы уж точно лучше молчания. Чон делает новый глоток, так и не отрывая глаз от пола. Место показалась притягательным. — Мы отсюда, Чимин из Сеула. Месяцев семь назад приехал и не спрашивай почему, — нет желания слышать что-то о блогерстве. Последнее время Пак сам начинает топить себя, оставив все достижения позади. Это давит, а Чон в последнюю очередь хочет, чтобы изюминка парня исчезла. В главной детали он должен остаться собой. — Мой дом в северной части. — Ты выбрал ту сторону города, чтобы не было больно? — очевидно, парень кивает. — Тоже, — пускает унылый смешок. Их судьба схожа. Изначально многие не верили, пытались сбежать от реальности, надеясь, что закончится и можно вернуться. Словно всё починится само собой, тела родственников внезапно излечатся, твари по щелчку пальцев испарятся, но сказок не бывает. Убежать было невозможно, Чонгук искал способы, и единственным адекватным показался – поиск укрытия подальше от дома. Чтобы забыть, оставить там прошлую жизнь и окончательно не сойти с ума. Пустота заполнила не только комнаты и коридоры, внутри четырнадцатилетнего парня также ничего не осталось. Тела родителей он не нашёл, может к лучшему. Кто знает каким человеком мог стать после подобного вида. — Тебе бы отдохнуть перед важным днём. В чём-то Хан прав, лучше не терять время в пустую, пока есть шанс на отдых. Будь в бутылке хоть процент алкоголя, заткнуть навязчивые мысли было бы проще. Чонгук взбалтывает содержимое: не дошло и до половины, однако лучше заставить глаза закрыться, тело расслабиться, сознанию отключиться, чем к утру чувствовать вялость с отсутствием сил. Прежде, чем поставить бутылку на пол, он делает несколько глотков залпом, как раз доходя к середине и, сморщив лоб, ставит рядом, укладываясь возле Чимина. Повёрнут спиной как всегда, сейчас бы закинуть руку и, к собственному удивлению, Чону становится плевать на чужое мнение: делает именно так. Вонсоку нет дела, лёгкая улыбка трогает губы, а сам продолжает наслаждаться вкусом пива. Сейчас ощущается лучше, горьковатость привычна, так что внимание уделяется в основном бутылке, и никак не сильнее прижавшемуся к чужой спине Чонгуку.

***

— Ты подстригся что ли? — первый вопрос, услышанный утром от Юнги. Стоит признать, выглядел он тогда намного лучше. Мог спокойно стоять, даже ходил почти не хромая: действие обезболивающих было не слабым. Вонсок дал им ещё три шприца в дорогу, колоть парень умеет, а потом вместо прощаний, подбадривающих речей, как бы они глупо не звучали, сказал: «ещё увидимся», крепко пожав каждому руку, пока Суён присоединилась с тихим «до скорого». Был ли намёк на встречу в том же месте после взрыва гнезда или что-то более важное уже не имело значения. Теперь они под длящуюся почти сутки непогоду двигаются в сторону высокого здания, иногда срезая путь через узкие переулки улиц. Хорошо догадались сразу переодеться в спец одежду, стало теплее. Сложно поверить, близится что-то... нестандартное. Приподняв голову к зданию, Чонгук только сейчас осознаёт масштабы. Расстояние приличное, идти несколько часов так точно, придётся вновь где-то оставаться на ночь, плюс Юнги не способен передвигаться с обычной скоростью, как раньше. Боли пока нет, но глубоко внутри всё равно что-то замедляет. Срок подходит к концу, после сегодняшней ночи весь лагерь останется с тяжестью мыслей об истинной причине не возвращения отряда. Многие, очевидно, подумают о смерти, и в общей сложности будут правы. Юнги изначально планировал дать в запас неделю, не торопить события на неизвестной в этой части города обстановке, а в итоге слишком поверил в силы справиться так быстро. Автомобиль, который вернут в лагерь — не главное беспокойство. Страшнее, что последняя надежда выживших бесследно угаснет. Полтора часа в дороге разбавляются разными темами, начиная с повторного проговаривания плана и заканчивая случайными диалогами на не связанные с гнездом вопросы, однако один на языке Чонгука всё-таки вертелся. Когда они заворачивали за угол магазина, он вырвался сам, мгновенно заставив Юнги поменяться в лице. «Что будет дальше?». Снова разговор в уборной с Чимином эхом проскочил в голове. Интересно знать мнение Мина, был ли расчёт на что-то после осуществления задачи или всё пойдёт своим чередом? В момент длительной тишины Чимин тоже решил поинтересоваться способом возвращения, получив короткое «посмотрим». Стоило догадаться. Никто не в силах предвидеть будущее, да и вешать абсолютно всю ответственность на его плечи несправедливо. Ещё одна черта, не изменившаяся в парне с подросткового возраста: даже в идеально продуманном плане всегда будет импровизация. Тактика в баскетболе со временем перерастала в рискованные решения. Сделать выпад в другом месте, вместо паса члену команды сразу, практически с центра поля, закинуть в кольцо и многое другое. Это приносило победу не один раз, потому что в таких играх чёткой последовательности быть и не должно. Действия других никак не предвидеть. Сейчас происходит также. Юнги готов признаться: понятия не имеет каким образом они втроём пройдут метро, чтобы добраться хотя бы на их часть города. Что ждёт там, в чёртовом высоченном здании, не знает тоже. Каждый имеет право на ошибку, но здесь её быть не должно. Мин поставил слишком многое на догадки, не позволит, чтобы всё ушло в пустую. Теперь они приближаются, к своему удивлению, стремительно. Надоедливая ночь наступит через пол часа, – путь пройден не малый. Ноги ноют, возможно на задней части пятки Чонгук натёр мозоль. Пульсации раны в бедре прекратилась ещё утром, он, конечно, поменял повязку, но по дороге успевал замечать как навязчивые мысли не напрягать ногу вылились в смену обыкновенного режима ходьбы. К примеру, шаги учащались, лёгкая, еле заметная хромота подарила парню одно – желание отдохнуть. Увесистый рюкзак с взрывчаткой сыграл свою роль не меньше: затекла шея. Погода продолжала стоять на своём: ветер бушевал, но пускать с неба первые капли не планировал. Будто всё настраивается против них. Это беспокоит. — Скоро ночь, — оповещает Юнги, остановившись возле старой двухэтажки. На вид отталкивает, хотя о чём может идти речь, если весь город находится в таком состоянии? — Остановимся здесь, — кивает в сторону двери подъезда: ветер проникает в узкую щель, пошатывая её. — Да, не помешает, — Чонгук соглашается, разминая подошву больной ноги. Подъезд встречает не только мерзким видом, но и запахом. Сколько бы не прошло лет, самый худший словно пропитывает потолки и стены, даря гнилостную с нотками плесени и влаги вонь, которую выдержать удаётся с трудом, и то благодаря быстрой задержке дыхания. Причина её лежит на первых порожках лестницы: от человека остались кости, рваная, со слоями пыли одежда и возле стены полностью заржавевший нож. Там виднеется красное пятно, возможно владелец совершил суицид. — Может поищем другое место? — Чонгук прерывается кашлем, сильнее зарываясь носом в локтевой сгиб. — Нет времени, — Юнги идёт к лестнице, брезгливо обходит останки, поднимаясь на первый этаж. Дверь первой квартиры оказывается приоткрытой, он заглядывает внутрь, оценивая обстановку. — Выглядит лучше, за мной. Зайдя на порог, встречает вид небольшого коридора. С запахом дела обстоят немного лучше, Мин двигается вглубь: там зал. Чимин с Чонгуком заходят следом, осматриваются незаинтересованно, сейчас беспокоит уж точно не внешний вид стен, мебели и каждой комнаты. Пока Юнги стряхает пыль с дивана, Чон замечает открытую нараспашку дверь в спальню, с зашторенным окном, погрузившим всё в темноту. С улицы, итак, проникает мало, тучи затянули каждую, способную дать хоть луч света часть. Выключатель дарит слабый свет лампочки, удивительно, что ещё работает. По крайней мере парень знает, что ночь пройдёт не на полу, нужно скинуть грязное постельное, оставив матрас, — этим они занимаются в ту же секунду. — Наконец человеческий сон, — Чимин ставит рюкзак возле тумбы, также туда отправляется пистолет и шокер. Повесив куртку формы на спинку стоящего в углу стула и стянув ботинки, падает на матрас: перед этим они выбили из него приличный слой пыли, устремляя глаза в потолок. Вес Чонгука ощущается рядом через несколько секунд. Свет несет мало пользы, но и спать мешать не будет, уж слишком тускло лампочка освещает даже малую часть комнаты. Впервые за прошедшие дни появится возможность проснуться без болей в спине. Чимин умалчивает, когда словно пушечный выстрел пронизывает шею или среднюю часть поясницы. Эти проблемы по сравнению с остальными – мелочь. Но сейчас пробегают некоторые мысли относительно кое-какой просьбы. Всё равно ближайшие пять-семь часов уйдут на бессмысленное изучение белого в паутине потолка, — Чимин решает рискнуть. — Чонгук? — зовёт тихо, вдруг он единственный, кто практически не устал. Ногам отдых пригодится, а спать если честно надоело. — М? — мычание довольно... сонное. — Помнишь ты делал мне массаж? Раздаётся тихий смешок. — Ещё бы я забыл. Спина болит? — шуршание, и вот он уже сидит по-турецки, жестом указывая повернуться. — Давай вылечу. Казалось, что нужно для счастья? Многое на самом деле, особенно в их положении, но парень рад даже такой мелочи. Улыбку довольного кота прячет, пока не садится также, стягивая футболку. Взгляд Чонгука на чужом прессе уловить легко, но он взволнованный. Точно, полосы от ран никуда не исчезли, хотя Чимин сильной боли давно не ощущает. Неловкое переглядывание длится пару секунд, после чего Пак прочищает горло, вспоминая про крем. Вонсок тогда впихнул в руки, порекомендовав мазать лицо ещё как минимум день. Именно его Чимин достаёт из кармашка рюкзака, протягивая Чонгуку, а сам удобно укладывается на живот. — Только не усни, — посмеивается младший, нанося достаточное количество на ладонь и растирая. Просьба показалась чем-то вроде спасения, пялится на лампочку половину ночи – план не из лучших. — Пф, я бодр как бык, — голос немного заглушён частью матраса, но пока стоит признать, что говорит правду. Надолго ли? Чонгук в своих силах уверен, мама всегда засыпала, не успевало пройти десяти минут. Спорить не будет, лучше покажет в действии. Чимин ждёт нетерпеливо, а потом задерживает дыхание, когда неожиданно тяжёлый вес опускается на его тело. Кажется Чонгук сел ему на бёдра. Дополнительно добивают его руки, начинающие размазывать крем по всей спине. Больше внимания уходит к позвоночнику: ребро ладони ведёт вдоль, начиная от самого затылка к пояснице. На табун мурашек младший уже внимания не обращает, обычно так часто реагируют, а вот с закрывшихся глаз и поджатых губ улыбки не упускает, продолжая растирать низ спины до появления первых ощущений теплоты. Запах крема перебивает пыльный, вот найден очередной плюс этого спонтанного занятия. — Я хотел спросить про тату, — ладони растирают выше, уже доходя до плеч. Лёгкими движениями массирует шею, улавливая, как напряжение начинает постепенно спадать. — Значение? — немного вытягивает шею, выпуская тихий вдох. Трудно сдержаться, когда такие руки творят чудеса. — Ничего особенного. Я остро реагировал на слова родителей, подумал так смогу вбить в голову, что их мнение неважно. — Помогло? — К сожалению тату для этого недостаточно, — на тяжёлом выдохе. — Нужно прорабатывать, но после стольких ссор я сильно устал. Хотелось всё бросить, когда отец в очередной раз завёл скандал, повезло вовремя съехать в отдельную квартиру. Там успел обдумать, взвесить все «за» и «против», так сказать. В общем не хотелось отказываться от мечты из-за каких-то слов, поэтому я здесь. Чонгук молчалив. Ладони сильнее массируют плечи, но в то же время нежно. Наконец боль в шее начинает испаряться, даря долгожданное расслабление мышцам. Такая слабость приятна, ей хочется поддаться, и теперь возникают сомнения по поводу собственных слов. Веки слипаются, тяжелеют, говорить даётся с трудом. Даже рот открыть звучит непосильной задачей. — Ты смог их простить? — выдаёт младший почти через две минуты. Чимин уже нить разговора забыл: слишком поддался приятным ощущениям. — Думаю да. Я бы всё отдал, чтобы увидеть их снова, — шепчет надломленным голосом. Впервые тема о родителях ставит ком поперёк горла не из-за злости, а чувства недостатка. До приезда сюда они присутствовали в жизни лишь нахождением в одном городе. Но этого хватало. В любой момент была возможность навестить, несмотря на годами сидящую внутри обиду. С ними Чимин не лицемерил: улыбался, когда действительно чувствовал что-то приятное и высказывал мнение в лицо, если снова звучали оскорбления сделанного выбора. Он же не преступник, почему принять обычное хобби, ставшее частью жизни, работой, так сложно? Ох, уж эти чёртовы установки старого поколения. — Я уверен твоё исчезновение не прошло для них бесследно, — Чонгук пытается подбодрить. Слова звучат искренне, словно льются из души. Он проникся, ведь со своими больше никогда не встретится. — Что бы они не говорили, ты их сын. Они любят тебя, и ты узнаешь насколько, когда вернёшься домой. Чимин понял, что действительно проработал слабость характера. Плакать стал реже, сдержаться теперь проще, но данная тема бьёт слишком сильно: нос уже щиплет. Он старается проглотить неприятные, режущие от выдержки боли в горле, и способа лучше, чем сменить тему не находит. — Прошло достаточно времени, ты всё ещё не придумал желание? — самым первым вспомнилась ночь игры в карты. Не следовало напоминать, впрочем, думать уже поздно. — Только что пришла мысль, — спускается ближе к лопаткам. — Пообещай, что не перестанешь снимать. Последнее время ты совсем забыл о камере и считаешь слова родителей правдой. Просто... даже если выхода не будет, не останавливайся. Я твой самый верный фанат. Снимай только для меня, — говорит с улыбкой, замечая как спина подёргивается от смеха. — Даю слово. Теперь стало спокойней. Стоит признать, Чонгук сам никогда не относился к блогерам серьёзно. В начале года пик их популярности достиг запредельных цифр, снимать мечтал чуть ли не каждый третий подросток. Раздражали эти камеры, дурачества, отсутствие стыда творить любую хрень ради просмотров и лайков. Повстречав Чимина, он убедился: люди абсолютно разные. Определённо, среди такой индустрии есть неадекваты. А где их нет? Общее впечатление о чём-то может сложиться лишь из одного образа или навязанного мнения других. Так с музыкой, играми, сериалами. Лишь погрузившись в это с истинной заинтересованностью, придёт осознание. Чимин открыл ему глаза: не все блогеры – детская клоунада. Каждый несёт в мир что-то полезное, и это ценно. Комнату вновь наполняет молчание, теперь профессионализму рук Чонгука подвергается полностью вся спина. Кожа красная, горячая, но Чимин не думает жаловаться. Он считал, что совсем забыл о существовании подобного способа получить расслабление. Юнги уже возможно спит, обезболивающее действует на него не хуже снотворных. Чимин, если честно, успел забыть про ещё одного человека в квартире. Мину не в обиду, навыки Чонгука выбывают память. Даже нет, полностью чистят голову от всех мыслей. — Кстати, когда у тебя День рождения? — Чонгук в течение десяти минут раздумывал над вопросом, пока не вспомнил самое банальное. Стыдно встречаться и не знать. Тихое сопение служит хорошим ответом. Кто бы сомневался, гордая победная улыбка трогает губы. В очевидном Чонгук всегда прав, а уснуть под магию его рук – верх очевидности. Последние три минуты отводятся на лёгкий массаж поясницы, после чего он слезает с парня, на корточки приседая напротив его спящего лица. Губы немного надуты, волосы спали на лоб, задевая глаза. Сейчас Чон как по уши влюблённая школьница из фильмов положил подбородок на сцепленные на матрасе в замок руки, любуясь видом слишком дорого сердцу человека. — Бодр как бык... — негромко повторяет с усмешкой, убирая пальцем локоны в сторону. И будет смотреть хоть всю ночь, потому что завтрашний день способен за секунду поставить на их будущем жирный крест.

***

Чонгука начало клонить в сон за четыре часа до утра. Перед этим он успел проведать спящего на диване Юнги, порылся в кухонных столешницах, наткнувшись на несколько пачек хлопьев, а в шкафу зала отыскал плед, предварительно стряхнув всю пыль в ванной комнате. Заметил как Чимин начинал сжиматься, но оказавшись под тёплой тканью, сразу расслабился, натянув на себя полностью всё. Чон не был против, на нём-то по крайней мере футболка есть. Закрытые около двадцати минут глаза, причём достаточно уставшие, никак не могут погрузить парня в сон, — поворачивается на бок, сменив положение. Тишина как-то беспокоит, он не может понять почему, скидывая на обычную паранойю. Объясняется логически словами Вонсока: днём здесь правят психи и никто не обезопасен от них в ночное время. Второе объяснение наступает в первые секунды услышанного на потолке шуршания. Будто острый ноготь скребёт по ту сторону, пытаясь сделать отверстие. Должно быть мыши, что с них взять. Чонгук старается выкинуть мысли, просто голова кипеть начинает от становящегося всё громче скрипа. Исходит он на этот раз из собственной головы, а именно — внутренней части черепа. Возможно стоит рассказать парням о появившемся недавно осложнении. Чон считает так, ведь не давал себе рекомендуемого отдыха, нагружаясь как физически, так и эмоционально. Снова слишком пренебрёг здоровьем. Рано или поздно это выльется наружу в худшем виде, слуховые галлюцинации кажутся лишь началом. Сейчас бы не помешал осмотр у Сокджина, хотя преодолеть стыд, попросить помощи может быть непросто. Ким опускает руки, потому что нет смысла тратить нервы на людей, не желающих пытаться что-то изменить. Чонгук упрям, слишком настроен закончить начатое и только сам виноват в сводящем с ума звуке. Раздражение приобретает максимальный уровень. Он резко садится, свесив ноги с края матраса, и зажимает уши, начиная шепотом считать до десяти. Недавно сделал открытие, что это помогает немного заглушить лишнее. Всё начинается поэтапно. Тихие шуршания, по которым есть шанс определить начало, так называемого, приступа, потом это перерастает в непонятные пропадающие на конце голоса. Последними разрывают мозг паучьи визги. Они настолько натуральные, что паника охватывает в ту же секунду. — Один, два, три, — стремительно продолжает повторять, зажмурив глаза. Ладони сильно сжимают уши, аж пронизывает боль. Просто как не поддаться? — Четыре, пять, шесть. Чонгук, – зовут слева.

Чонгук, – справа.

Чонгук, – за спиной.

Чонгук, – наверху.

— Семь, восемь, девять, десять, один, два, три... Визг пронизывает череп. Он сжимается, как и челюсть до скрипа зубов. Перед глазами картинки: каждая встреча с пугающими тварями, забравшими десятки жизней дорогих людей. Убивать их – не значит перестать бояться. Лучше скроет, чтобы никто рядом не испытывал того же чувства. — Чонгук? — Четыре, пять шесть, семь- Касание к плечу, приносит в ответ мгновенный удар в руку. Чимина это не останавливает, Чон продолжат шептать, как в бреду, так что настала его очередь приводить в чувства. — Чонгук, послушай меня, — за запястье пытается оторвать руку от уха, слегка повернув лицом в свою сторону. Глаза закрыты, чёрт. — Чонгук! А затем находится действенный способ. Садится рядом, ладони помещаются на щёки, и тогда он застывает. Чимин всматривается в надежде понять истинную причину странного поведения. Снова кошмары? Новый вид монстра? Что могло напугать его до выступающих в уголках глаз слёз? Рваное дыхание разрывает. Видеть Чонгука напуганным – огромная редкость. — Слышишь меня? — вопрос следует сразу после заметного прекращения рук давить на уши. Медленный кивок уже хоть какое-то продвижение с мёртвой точки. — Тогда открой глаза. На это долго уговаривать не пришлось, кофейные зрачки тут же устремились в такие же напротив. Чон не моргает, но две солёные дорожки вытекают по щекам, стираясь почти в середине чужими пальцами. Показаться слабым перед Чимином который раз – то, что он хотел унести с собой в могилу. Голоса значительно затихли, даже, кажется, исчезли, так что руки безвольно падают на бёдра. — Тебе становится хуже, — не вопрос, это видно. Чонгуку требуется стационарное лечение и уж точно не в Сайлентвуде. У Сокджина просто нет необходимых препаратов. — Галлюцинации, — шепчет, сглатывая. Руки парня на щеках – их особый жест. Спасительный. — Как давно? — День назад. — И ты не сказал? — Не сказал. Коротко, без подробностей и лишних слов. Чимин замолкает: понимает, разговор не обретёт продолжение. Он уважает границы в определённых вопросах, да и ответ скорее всего знает. Чонгук боится стать обузой, снова остаться в ожидании, пока парни выполнят задачу самостоятельно. Из-за этого под кожу лезет мерзкое чувство неполноценности. Он как сломанная игрушка, заброшенная на пыльной полке без способности что-либо сделать. Лишь сидеть и ждать неизвестности. — Пил таблетки? — убирает руки с щёк, спускаясь к рюкзаку на пол. Уверен, ответ последует отрицательным. — Они мало помогают, — опускает голову, тяжело выдыхая. Информация не радует, но всё же Пак достаёт баночку и воду, высыпая капсулу на ладонь. Протягивает Чонгуку, несколько секунд приходится подождать прежде, чем всё забирают. Полностью не выручит, возможно облегчит, в любом случае иных вариантов сейчас нет. Содержимое бутылки подходит к концу, Хан очень вовремя перед уходом предложил пополнить запасы воды, дав в путь три небольшие из своего склада. — Попытайся уснуть, — Чимин забирается обратно, как раз находит время натянуть футболку, обращая внимание на плед. Младший снова о нём позаботился, невозможно не улыбнуться. Они снова оказываются лёжа на спинах с пустым взглядом в потолок. Вернее только Чонгук, Чимину в принципе стоило закрыть глаза, чтобы ощутить постепенное возвращение ко сну. Сердце за короткий промежуток времени сложно успокоить, тремор рук замечается только сейчас: складывает в замок на животе. Так было с кошмарами, при необходимости заставить себя спать парень мог двумя способами: мучиться, закрыв глаза и кусая губы, пока пелена не затуманит сознание, либо сигареты. Пачка до сих пор лежит на дне рюкзака, а Чимин рядом. Рисковать нежелательно, тем более только что появился третий способ. Хватка за запястье отводит руку в сторону, Пак залезает под неё, укладываясь на чужое плечо, отчего у Чонгука брови ползут вверх. Теперь тёплое дыхание охватывает шею, не менее такая же ладонь покоится на груди, а собственная временно застыла. Так вправду спокойней, теплее. Глубоко вдохнув, Чон сильнее прижимает его тело к себе, наконец ощущая, как спокойствие течением ручья плавно разливается в конечностях. Рядом с Чимином очень просто забыться, наверное это причина, по которой младший мирно сопит спустя недолгих десять минут.

***

Вот и оно. Около сорока минут не изменившегося погодой дня пришлось потратить, дабы собственными глазами увидеть здание так близко. Чонгук прикрывает лицо от ветра, задирая голову к небу. Двенадцать этажей недостроенного офиса. Не пошло бы всё так плохо, сейчас там сидели сотни работяг, перебирая бумаги и портя зрение постоянным нахождением перед компьютерными мониторами. Представлять, что всё случилось иначе уже как хобби. Парни останавливаются возле прохода внутрь. Дверей, ожидаемо, нет, как и окон: только выделенные под них квадратные рамы. Так везде, поэтому выпасть, начиная с этажа так третьего, вряд ли станет приятным. Выше шестого сплошные стены, а значит одно – будет темно, комфортно для тварей. Как раз это и натолкнуло Юнги поставить постройку под сомнение. Когда они дойдут до пятого, дальше путь назад станет затруднителен. Помочь может главное оружие, — Мин ставит рюкзак на землю, извлекает огнемёт, собирая две части вместе, и вешает на плечо. Первые три взрывчатки как раз поместятся на две толстые колонны перед глазами. На них держится всё здание до последнего этажа, было бы проще обвалить первый, чтобы оно посыпалось, словно карточный домик, но не бывает всё так просто. Нужны доказательства, нужно убедиться в том, что гнездо действительно уничтожено, а не осталось под бетонными завалами. Путь в любом случае лежит до двенадцатого, а оттуда будет время спуститься на лифте. — Прежде чем зайдём, запомните, — Мин привлекает своей серьёзностью внимание обеих пар глаз. — Окон нет, мы автоматически окажемся зажаты со всех сторон. Я не профи в использовании огнемётов, так что держитесь от меня дальше. И наденьте на всякий случай противогазы, безопасней будет. Просьба выполняется в ту же секунду. Чимин достаёт... не свой, Калеба, смотрит несколько секунд поджав губы и, наконец, надевает, защёлкивая ремни на затылке. Охватывает чувство тревоги. В таком виде он попал в самую ужасную ситуацию за все семь месяцев нахождения здесь. С метро не сравнится ничто. Лагерь Уинстона, лес, кишащий Шутницами, безумец Лука, а потом и Хван. Как бы каждое из этих событий не оставило глубочайший след, потеря девяносто процентов отряда лучших солдат за раз бьёт рекорды. Задыхаясь под стеклянные, умоляющие держаться глаза и крики Чонгука, он поверил в свой конец. И в этом огромном здании удачи может не быть. Ожидать стоит всего. Абсолютно. — Готовы? — Юнги поправляет свою маску, кивая в сторону проёма. — Знаете, мы тоже своего рода безумцы, — Чонгук подходит ближе, останавливаясь в десятках шагах от входа. Отсюда виден лифт и лестница возле стены слева. Первые колонны сейчас в приоритете, а ещё догадки подтверждает наличие паутины в углах. Количество и плотность указывают, что принадлежит не простым маленьким паучкам. Это определённо те существа. — Скорее сумасшедшие, — добавляет Чимин за его спиной, крепче сжимая автомат в руках. Вспотели. — Или те, кто может спасти тысячи жизней, — а у Юнги мысли позитивней. — Сожжём их до тла. Первые шаги внутрь впечатывают в голову одну правдивую мысль. Твари достаточно повеселились за десять лет, им пора обратно в Ад.