Silentwood

Снова слабость. Не такая, как в тот раз. Намного сильнее. Пошевелиться... не получается. На лице ощущение чего-то тяжёлого, будто маски, а тело дрожит от соприкосновения голой кожи спины с металлом холодных частей стула. Пытаясь осмотреться и что-то сказать Чимин понимает: это скотч. Рот, глаза, уши, всё в несколько слоёв заклеено изолентой, кроме носа. Запястья и лодыжки примотаны к стулу. Кажется Хван совсем не шутил, только для чего снял верхнюю часть одежды пока остаётся загадкой. Внутренний жар накаляется не только в области груди, но и мозга. Отходить от препарата видимо придётся ещё долго, но парень всё равно предпринимает слабые, бесполезные попытки выбраться. Давать о себе знать некому, он даже не имеет представления где находится. То же это помещение или перетащили в другое? И... что в итоге случилось с Юнги? Охватывает слишком много ненужных панических мыслей. Чимин старается прислушаться, задерживает дыхание, ведь скотч полностью заглушает даже маленькие, незначительные звуки, получая в итоге тишину. Если в планах Хвана было лишить всех сенсорных органов, то удалось отлично. Настолько, что он подскакивает на стуле от внезапного касания чего-то острого к плечу. Определённо скальпель. — Что такое? Теперь ты не можешь сказать мне пару ласковых, верно? — мужчина говорит насмешливо, достаточно громко, чтобы слышать, скользя кончиком инструмента к ключице. Пак сглотнул, чувствуя полную спину неприятных мурашек. Положение унизительное, предстоять перед психом в таком виде ужасно раздражает. В чём-то Хван прав, если бы не скотч, Чимин завалил его матами, но может только неразборчиво промычать в ответ. Имелось ввиду «пошёл ты». — А ты забавный, — изучает чужое тело, с любопытством заостряя внимание на татуировке под ребром. — «Nevermind»... Неважно? Ох, ты наверное про эту маленькую царапину. Лезвие перемещается к надписи и ровно под ней входит в кожу со сдавленным, болезненным мычанием, протягиваясь тонкой, заполняющейся кровью полосой до последней буквы. Больно, а оказаться беспомощным во власти психопата – страшно. Теперь Чимин осознаёт насколько серьёзно влип. Надежды выбраться мало, разве что вся оставшаяся удача каким-то образом сможет помочь, а каким – вопрос тяжёлый. Будучи полностью обездвиженным без шанса пошевелиться, под пристальным взглядом Хвана, побег кажется невозможным. — Твой дружок уже перенёс первую операцию. Сердце замирает. Что он, чёрт возьми, сделал с Юнги? Испуганное, вопросительное мычание сопровождается частым дыханием. Грудь вздымается и опускается несколько раз в секунду, накатывает что-то большее, чем простая паника. Давно Пак не чувствовал себя так отвратительно. И главное – понятие не имеет как вернуться к Чонгуку. Это беспокоит больше всего. Может тогда стоило принять предложение Юнги, но не возникало и мысли оставить его одного. Выбрав иной путь, Мин скорее всего был бы уже мёртв. О какой операции идёт речь спросить возможности нет, так что остаётся одно – бороться с подкатившей к горлу тошнотой, пока режущая боль пронизывает низ живота. Ногти впиваются в ручки стула, сжимая до побеления костяшек. — Его почка идеальна, — мечтательно тянет, закругляя разрез выше, чтобы продолжить вести по прессу. — А вот что я первым извлеку из тебя, пока не знаю, — останавливается в середине живота, поднимая глаза чуть выше. — Сердце. Два новых пункта информации бьют одинаково сильно. Сначала парень пытается переварить услышанное о Юнги. Почка? Он серьёзно сделал ему эксцизию почки? Просто посреди чёртового апокалипсиса в подвале заброшенной десять лет назад больницы старыми инструментами, хоть при том большинство из них сохранились на удивление достаточно острыми? Звучит как бред, в который тяжело поверить, если не увидеть своими глазами. Но вот Чимин здесь, а до сих пор не может принять, что следующим окажется на операционном столе, где сразу же наступит конец. Сердце дрожит, оно явно не хочет оказаться в руках этого психа. Он дёргается, пытаясь найти слабое место: вдруг, например, рука окажется плохо привязана или скотч разорвётся. В целом что-то, любую мелочь, пока последствия данных действий не так важны. На эмоциях люди совершают глупости, Чимин во власти страха, сдался, поэтому продолжает тщетно стараться высвободить любую конечность, пока острый кончик у подбородка вынуждает застыть. — Не трать силы, я замотал крепко, — обводит линию подбородка, не скрывая улыбки от заметного страха. — Уже так хочется сделать глубокий надрез здесь, — вновь опускает скальпель к груди, надавливая в области сердца. Чимин дрожит. — Хм, придётся удалить парочку рёбер, ну, — посмеивается, — чтобы не мешали. Хотя тебе будет потом всё равно. Подступают слёзы. Как реагировать на слова безумца, готового вырезать твоё сердце ещё и рассказывая каким образом это будет происходить? Запястья неприятно стягивает при очередных попытках что-то сделать, но, конечно же, безуспешно. Пак знает – если позволит себе заплакать, сделает в разы хуже. Во-первых, Хван похож на садиста, это может вызвать для него ещё больше удовольствия, а, во-вторых, скотч на глазах добавит положению новых неудобств. Пока что Чимин держится, стараясь выгнать произнесённые ранее слова мужчины. Но как думать о хорошем? Впервые мысли о Чонгуке не спасают. Когда лезвие исчезает и наступает тишина, предположительно говоря, что Хван ушёл, парень снова остаётся наедине с собой. Двигаться – равно с новой силой натирать запястья. Чимин психует, так злится на себя за невнимательность, а теперь ещё вдобавок из-за чёртовых ограничений. Не хочется признавать, но ждать неизбежного – самое отвратительное, что он когда-либо испытывал. А ведь впереди может быть намного хуже.

***

Долгая ночь. Просыпаться без Чимина под своим боком непривычно, а не закидывать на его бедро ногу, уложив руку на талии, тем более. Из-за посторонних глаз пришлось лишиться возможности взаимодействовать по желанию, касаться так, как делали всегда. Но несмотря на это, Чонгук устал достаточно, чтобы вырубился за считанные минуты на полу, наплевав на твёрдость и неудобство. Разбудили шаги и негромкие голоса. Всего два: Вонсока и Суён. Они обсуждали дальнейший маршрут, видимо оставаться здесь надолго тоже не планируют. Потянувшись, Чонгук сразу принял сидячее положение, зачесав мешающие волосы пятернёй назад. Вообще, стоило бы подстричься, а то скоро придётся завязывать в хвост. Год с прошлого раз пролетел быстро, всё-таки надо уделить этому время. Вонсок останавливает диалог, переведя взгляд в его сторону. Они сидят на диване, а остальные... неизвестно где. Чон осматривается по сторонам, поднимается, немного пошатываясь и держась за поясницу: без последствий ночь не прошла, и потирает затёкшую шею, обращая внимание на наручные часы. Давно не накатывал сон под тринадцать часов, удивительно. Интересующий вопрос вертится на языке, но спросонья даже лень разговаривать, поэтому он молча направляется сначала к своему рюкзаку, доставая щётку, а потом в уборную. Бóльшая часть слабости исчезла, теперь её остатки – последствия долгого сна. Прохладная вода выручает. Чон ополаскивает лицо, свежесть наполняет дыханием каждую частичку кожи. Неприятный вкус во рту убирает с помощью зубной пасты, поласкает и тогда перед зеркалом предстаёт человек, способный для начала сказать хоть одно слово, а не бороться с мыслями как заставить себя говорить. Внутри непонятное ощущение. Волнение? Похоже на то. Вытираясь полотенцем, с тяжёлым вздохом парень возвращается в зал, краем глаза замечая нервное поведение Вонсока, из-за чего останавливается на пол пути к рюкзаку, сжимая щётку в руках. — Где Юнги и Чимин? Суён отводит глаза в сторону, а мужчина решает не врать. Он долго продумывал как выполнить просьбу Мина и не дать парню пойти следом, так что вариант лжи откинул сразу. Не похож Чонгук на доверчивого. — Ушли искать оружие, — замечает как чужое спокойствие переходит в непонимание из-за изогнутой брови. — Куда? — делает несколько широких шагов вперёд, останавливаясь в метре от дивана. — Не могу сказать, они попросили проследить, чтобы ты остался здесь. — Ах, вот как, — пускает смешок, задрав голову вверх и хаотично кивая. — С каких пор вы успели так сблизиться? Я вам никто, скрывать не имеет смысла. Просто скажите место. Вонсок прикрывает веки, поджимает губы, но отрицательным кивком говорит о многом. — Мне жаль, но нет. Лучше сядь и дождись их. Если захочешь уйти, мне придётся применить силу. — Попробуй, — без капли раздумий вбрасывает в ответ. И кажется это неплохо взбесило Суён. Поднявшись с дивана, она также несколькими шагами сократила расстояние, только теперь от Чонгука её разделяло около двух шагов. Из-за небольшого роста пришлось поднять голову, но выставленный перед собой нож, практически касающийся кончиком живота парня, должен был эту разницу минимизировать. Как говорится: мал, да удал, но только по её мнению. Стоило заметить, что винтовки рядом нет, Чон одним быстрым движением поднимает её за запястье, а второй рукой выхватывает нож, высоко поднимая над головой. — Эй, верни, придурок! — она пытается дотянуться, но слабый толчок в плечо останавливает все попытки. — Твою же задницу спасти пытаемся. — А мне кое чья дороже, — складывает нож, кидая ей в руки. Поймать успевает. — Прошу, скажите где, — понимает, заставлять бессмысленно, но и опускаться до жестокости к простым людям не посмеет. Придётся немного унижаться. — Я умоляю. Они всё, что у меня осталось, — добавляет тише. Повисает молчание. Тяжело разрываться между двумя просьбами, но вид Чонгука вызывает жалость. Незнакомый по сути человек, но и Юнги такой же. Прошло не так много времени после их ухода, хотя ночь близится в геометрической прогрессии. Только, что сможет сделать Чон без оружия? Вонсок заранее смирился с мыслью о возможной потере винтовки, и это не значит, что беспокойства за парней нет. Как-никак хотят провернуть невозможное. Просто... не хочется быть виноватым сразу в трёх смертях. В то же время понимает – не имеет права оставлять Чонгука без ведений. Это его близкие, по словам всё, что осталось. Вонсок человек добрый сердцем и душой. Не может поступить иначе, – кивает, поднимая глаза в чужой взгляд. — В больнице. Это недалеко от- — Я знаю где, — прерывает, направляясь к рюкзаку, чтобы засунуть щётку обратно. — Спасибо, — осматривает место возле статуи, где последний раз было мачете. Пазлы складываются быстро, кажется придётся идти с пустыми руками. — Чонгук? — зовёт, на удивление, Суён, заставив обернуться. В руки прилетает складной нож. — Вернёшь, даже если убьют, — указывает пальцем, замечая как поднимаются уголки его губ. — Ради этого воскресну, — шутит, засовывая в карман. Жест со стороны девчонки довольно... неожиданный. Он не знает сколько врагов может ожидать в больнице. Имея на руках обычный нож, план выстраивается автоматически. Внутрь придётся пробираться тихо, иначе шанс получить пулю в голову неизбежен, если, конечно, там уже не творится разгром. Чонгук ещё раз благодарит кивком, смотрит на часы: до ночи полтора, и идёт к дверям, надеясь, что уже не опоздал. Парни сильные, просто так не сдадутся, вот в этом уверен. Хотя сомнения будут возникать даже за самых лучших.

***

Не изменилось ничего. Чимин потерял счёт времени. Вроде прошло десять минут, а кажется словно час. Хочется пить: горло ужасно сушит, волосы вспотели, маленькие капельки стекают по затылку. Неизвестность пытает. Куда исчез Хван? Что делает? Как скоро вернётся? Он ничего не знает и вряд ли сможет выяснить. Предполагать самое худшее – обычно не в стиле парня, но здесь не пахнет выходом. Юнги может быть мёртв, его тело – подопытный кролик, а судя по словам Хвана, органы собираются в коллекцию для дальнейшей продажи. Про деньги бред. Скорее рассудок настолько потерян, что нет осознания реальности. Никому в этом городе зелёные бумажки счастья не принесут. Мужчина понял отсутствие безнаказанности, выливая безумные идеи в реальность. Чимин снова поддаётся чувству ненависти, опустив голову и сжав ручки стула в кулаках. Из горла вырывается заглушённый рык. Хочется кричать, но чёртов скотч не позволяет. — Какой ты злой, — посмеивается мужчина, внезапно появившийся в комнате. На этот раз Чимин как потерянный котёнок вертит головой по сторонам, пытаясь понять откуда точно шёл звук. — Прости за задержку, у меня был обеденный перерыв. За спиной. Становится вдвойне не по себе. Шаги слышны слабо, так что трудно понять, что именно задумано на душу и тело бедной жертвы. Свежие раны всё ещё горят, кровь засохла, оставив после себя тонкие дорожки до резинки штанов. Может Чимин даже благодарен, что не способен видеть последствия издевательств. Дальше будет больше, больнее, страшнее. Издалека труп девушки со швами по всему животу казался жутким, а теперь они сами могут оказаться такими же. — Твой друг долго отходит от наркоза. Пока всё своё время хочу уделить тебе, — скрипят ножки стула. Кажется от сел напротив. — Чимин, — протягивает имя, пробуя на вкус. Явно нравится. А вот у парня сразу возникает немой вопрос. — Откуда знаю? Услышал перед тем, как вырубить твоего друга. Знаешь, если бы имена стоили денег, я бы тоже хотел их коллекционировать. Твоё... звучит вкусно, — костяшки пальцев невесомо проводят по щеке, парень чувствует подкатившую тошноту, одёргиваясь в сторону. У мужчины проскакивает ухмылка. — Было бы в приоритете. Вторая попытка отвратительных касаний происходит грубее. Он хватает за лицо, повернув прямо и замечает как снова участилось дыхание. Пак не только злится, он боится именно так, как позволяет Хван. Контроль в его руках, будет желание довести до панической атаки – сделает. Всему своё время. У мужчины на этих двоих огромные планы. Давно пациенты не приходили самостоятельно, бедная Минджу отбыла своё. Тело негодно для операций, было необходимо новое, а эти явились как посланные судьбой. Грех не взяться. — Хм, может прямо сейчас мне заняться твоим сердцем? Нет, рановато. Что насчёт селезёнки? — рука сползает к голому телу, покрывая кожу очередной волной морозящих мурашек. Он прислоняется ухом к груди, слыша частые колебания. Звучит намного лучше старой надоедливой музыки. — Я придумал, — отстраняется поднимаясь. — Для тебя это будет сюрприз. Схожу за инструментами, оставайся здесь, — снова смех, удаляющийся и полностью исчезающий по мере шагов. Действительно, это ведь так смешно, что у парня нет возможности пошевелить ни единой конечностью. Издевается. По правде, у Чимина уже начинают возникать тайные желания снова оказаться в отключке, чтобы не чувствовать абсолютно ничего. Развяжут навряд ли, может и операция пройдёт в таком положении. Неясно. Доказательств того, что Хван любит приносить страх и боль достаточно, а значит стоит ожидать подвох. Сколько раз этот город заставляет балансировать на грани жизни и смерти? Не прошло и года, а Чонгук в таком котле варился десять лет. Каждый пытается найти способ успокоиться по своему. Раньше Чимин пользовался либо дружеским плечом Тэхёна, либо одиночеством в комнате с ноутбуком. Перед другими своих слабостей не показывал. Сейчас он способен думать только о Чонгуке, каким бы бесполезным не казался способ. О его бесподобных глазах, слабой ухмылке, от которой что-то пропускает в груди, той маленькой родинке под губой, нежной коже ладоней, стоит им появиться на лице или голосе, ведь напряжение в голове стирает его из памяти. Прошла ни неделя, месяц, год или десятки лет. Они виделись недавно, буквально пару часов назад, но Чимин уже скучает. Такая разлука может лишить их всех построенных на свободе планов и когда отдалённо слышатся шаги, все органы сжимаются, будто желая спрятаться, хотя от острого скальпеля не в силах спрятаться даже сам парень. — Чимин? — голос... не принадлежит Хвану. Он тихий, сперва больше похож на иллюзию, но ощущение рук на щеках мгновенно выстраивает в голове картинку. Эти ладони узнает из тысячи даже с закрытыми глазами. — Что за херня... Чонгук в панике рассматривает чужое тело: порезы, засохшие полосы крови, дрожащие руки крепко сжимают края ручек стула, пока сам Чимин пытается что-то сказать, выдавая только неразборчивый набор звуков. Он словно... пытается предупредить. То, насколько внезапно появился Чонгук говорит о его неведении. Если Хван прямо сейчас заявится в комнату, их ждёт конец. — Подожди, — он заходит парню за спину, разрываясь на мельчайшие части от слышимых звуков. Теперь Пак держаться не может, давая волю слезам. То ли от облегчения, то ли от волнения за дорогого человека. Он всё ещё не может предупредить об опасности, а это беспокоит больше всего. — Будет неприятно. Сказано мягко. Скотч иногда оторвать от кожи может пробрать до мурашек, а тут на лице в нескольких слоях. Как бы он не пытался просить освободить для начала руки и ноги, Чон решает начать с совершенного другого. Может и правильно, если появится Хван, конечности в борьбе без ориентации в пространстве бесполезны, поэтому Чимин перестаёт мычать, лишь шмыгая носом, стараясь подготовиться к предстоящей жгучей боли, хотя знает, что младший постарается сделать максимально безболезненно. Найти край чёрной изоленты удаётся посередине затылка. Он ковыряет ногтем, пытаясь задеть уголок и вместе с тем второй рукой аккуратно придерживает голову. Так сразу не поддаётся, приходится применить план Б. Достав нож, поддевает краешек, наконец полностью схватив пальцами и медленно начиная разматывать первый слой с глаз. Кто бы это не сделал, в мыслях Чонгука вертится дикое желание убить собственными руками. Ещё неизвестно, где Юнги и спрашивать у Чимина скорее всего нет смысла, если в таком состоянии находился с самого начала. Второй слой отходит проще, впереди ещё столько же. Как парень хотел узнать виновника, так и получил его во всей красе, только столь неожиданно, что изначально ощущение чего-то острого в шее не придало подозрений, пока рука с белым рукавом халата не схватила сзади. Чонгук обычно не терял бдительность даже в самых, казалось, пустых местах города. Первым правилом было осмотреться полностью, а только потом выполнять главную цель. Ошибки могли стоить жизни. Он хотел изначально осмотреть всю больницу, но какая-то чуйка сразу завела в подвал. И вот в не лучшем состоянии привязанный к стулу Чимин послал осторожность куда подальше. Ноги сами принесли к нему, рука автоматически схватили за щёки, сердце сжалось. Следовало проверить весь подвал, прежде, чем пытаться его освободить. Сейчас стоит признать, что в глупой заминке Чонгук виноват сам и он признаёт. Ошибки всегда можно исправить, если найти верный подход, так что на этот раз реакция сделала всё за себя. Затылок встречается с носом мужчины, заставляя отшатнуться, что позволяет вытащить полупустой шприц из шеи, отбросив назад. Часть снотворного вошла в организм, действовать начинает постепенно. Они стоят напротив друг друга и оба в потрёпанной форме: Хван держится за нос, прожигая парня ненавистным взглядом, а он, в свою очередь, засеянными туманом глазами, приложив ладонь в недавнему месту укола, слабо держится на ногах, борясь с желанием опереться на стену. Даст слабину – отключится. Этого позволить нельзя. — У меня сегодня слишком большой наплыв дерзких пациентов, — вытирает каплю крови с носа, занимая стойку перед дракой. — Я научу вас манерам. Чонгук пускает слабый смешок, доставая нож и вытягивая перед собой. В глазах двоится, тело шатает, но он в силах противостоять. Эффект отойдёт, а драка будет от него неплохим лекарством. Возможно превосходство мужчины в несколько раз больше как минимум из-за трезвого ума, отсутствия даже капли страха перед ножом и хитрого взгляда в сторону напряжённого Чимина. Остановит ли это? Чонгук бы сказал, что убить человека приравнивается к обычному истреблению монстра. Первый удар прилетает неожиданно: толчок ногой в грудь. Парень заваливается на спину, единственное оружие, придавающее немного больше уверенности скользит назад, и теперь подошва чужой туфли давит каблуком на грудь. Сжав зубы и его ногу обеими руками за голень, Чонгук чувствует с какой силой продавливает рёбра. Болезненный крик вырывается из горла, сдержать было невозможно, хотя всеми силами не хотелось заставлять Чимина волноваться. Теперь он ёрзает на стуле чаще, в новых попытках освободиться. Помочь любым способом, самым незначительным, да даже просто привлечь к себе внимание лишь бы Чонгуку не делали больно. Он вновь бесполезен, как в самые первые дни, всё, ради чего тренировался, обесценивается из-за положения. Надо выбираться, и первый пришедший в голову способ кажется идеей. Звуки доносятся справа, если завалиться на пол, есть шанс отвлечь Хвана и дать возможность младшему выбраться. Именно так Пак решает поступить. Раскачивая стул, пытается сильнее наклониться в нужную сторону, только неудача попытки следует сразу. Вместо падения, например, на чужую ногу, спину или просто рядом, валится он совершенно в другую сторону. Мужчина понял план и опрокинул стул в противоположную, отчего Чимин сразу после удара рукой и головой об пол получил звон в ушах. В любом случае план удался. Хван отвлёкся, а Чонгук за это время успел не только приподняться, но и с гневом сорваться с места, направляя весь вес тела на противника. Адреналин. Его не хватало. Чон готов убить каждого, кто посмеет сделать Чимину больно. Этот ублюдок натворил слишком много, чтобы уйти отсюда живым, поэтому в каждом новом ударе в живот появляется сила. Парень плюёт на голосовые связки, в яростном крике разрывая горло, пока вытряхивает из Хвана воздух. Он слабеет, но играет не по правилам, внезапно доставая из кармана скальпель и вонзая в бедро, к счастью не глубоко, хотя достаточно, чтобы Чон остановился. Дальше отрывками. Кулак в челюсть, очередное падение и невозможность встать. Такое чувство последний раз возникало в лагере Уинстона при избиении. Лёгкость, перемешанная с кровавыми, наполнившими глотку красками. Будто сотни гирь положили на конечности, шею, без позволения встать. Так ощущается поражение. — Из тебя... — мужчина тяжело дышит после изматывающей драки, держится за живот, еле дохрамывая до своего шприца. — Из тебя я вытащу все органы. Прямо сейчас. Сложно поверить в такой конец. Город заполнен тварями, а умереть у психа хирурга даже звучит смешно. Позади слышится почти умоляющее мычание Чимина, бесполезно дёргающегося на стуле, на что звучит грубое: — Заткнись на хрен! — пропитанный раздражением голос. — Сегодня, — падает на одно колено возле Чонгука, из последних сил занося шприц над головой, — вы все сдохните как- Выстрел. Дыра в голове со стремительно вытекающей по лицу кровью замертво валит тело в сторону, оставляя окрашивать пол алой лужицей. — Ты в первых рядах, ублюдок, — хрипит Юнги, бросая винтовку с тонкой струёй дыма из дула, опираясь на стену плечом. Голый торс, небольшой шов в правом боку, который прикрывает ладонью, и жутко усталый внешний вид. Второй раз Юнги спасает ситуацию, это что-то большее обычных совпадений. Чонгук всё ещё неподвижно лежит на полу, грудь тяжело вздымается, также медленно опускаясь. Чимин затих, после выстрела не знает о чём думать, неподвижно оставаясь в ужасно неудобном положении. Один человек за несколько часов помотал их больше, чем все твари за десять лет. Наверное, он бы гордился, не будь сейчас с дырой в черепе. Находясь под действием наркоза, Мин не в силах сделать даже два шага вперёд, не то, что приблизиться и помочь кому-то из парней. На данный момент он сделал всё, что было в силах. Ноги ватные, приходится сползти по стене, присесть на холодный пол и прикрыть глаза. Скоро должно стать лучше. Смириться с фактом потерянной почки, конечно, тяжело, но ведь живут и с одной. Правда с учётом всех дальнейших планов на гнездо Мин совершенно не знает как поступить дальше. Дни летят, они стоят. Времени мало, так или иначе выход придётся искать. Юнги так делал, делает и будет делать всегда. — Отличный выстрел, хён, — подаёт тихий голос Чонгук, переворачиваясь на бок, чтобы легче встать. — Спасибо, — добавляет тише, заостряя внимание на его ране. Этот псих успел провести какую-то операцию? — Ага, — облокачивается затылком на стену, указывая вперёд пальцем, тем самым отвлекая от своих, скажем так, проблем. — Чимина развяжи, пока его инфаркт не хватил. Как бы одинаково не досталось всем, Паку немного больше. Не в плане физической боли, а недоступности полной картины происходящего. Всё это время он складывал пазлы исходя из звуков, к которым часто приходилось прислушиваться. Это сильно давило на психику. Он бы вырвал себе глаза и сердце лично, если бы Хван смог избавиться от Чонгука, решив похвастаться этим перед своей главной жертвой. Садист, – такое вполне могло быть в его характере и мыслях. Всё обошлось, это главное. Чонгук чувствует сонливость, им всем придётся потратить очередную ночь на нормальный отдых и «починку» новых ран. Элементарные шаги даются через силу, но он всё же добирается до Чимина, хватаясь за два конца спинки стула и возвращая в первоначальное положение. Следует вопросительное мычание, ответом которого становятся ладони на плечах. Жест, вмиг унявший всю дрожь и боль. — Он мёртв, всё в порядке, — успокаивает нежным голосом возле уха Чонгук, прижимаясь губами к влажным от пота волосам. Задерживается там на несколько секунд с прикрытыми глазами и отстраняется, приступая отклеивать скотч с лица на оставленном в тот раз месте. — Сейчас освобожу, потерпи. Лента снимается тяжело. На последнем главном слое, расположившемся на коже, Чимин чуть не превращает ручки стула в щепки – сжал до боли в ногтях и мышцах. Полностью безболезненно снять не выйдет, это знают все, так что получив доступ хотя бы к зрению, парень уже благодарен возможности видеть лежащий в крови труп, да и обстановку в целом. Хван оставил его в той же комнате, где было тело девушки. Куда оно делось – неизвестно. Юнги же был за стеной позади. Кожа горит, жжёт до солёных капель в уголках глаз. Позже присоединяются уши, а там и губы вместе с щеками. Вся изолента снялась за десять минут. Мучительных, долгих, болезненных. Чонгуку самому страшно выходить вперёд и видеть результат. Молчание парня напрягает не на шутку. Бросая ненужный скотч на пол, младший обходит слегка опустившего голову парня, уже замечая красноту по всем участкам лица. Трогать не решается, приходится собраться с мыслями, чтобы попросить его поднять голову. Лечение займёт дня два, а вся полученная психологически давка может целую жизнь. — Чимин, — зовёт как ребёнка. Чтобы не спугнуть, поругать или обидеть. Наоборот, что-то объяснить или поддержать. Но головы тот не поднимает. Видны лишь капающие с подбородка слёзы. — Я знаю как тебе тяжело. Но мы сделали слишком многое, чтобы сейчас остановиться. Пройдено больше половины пути, — накрывает его кулак своей ладонью, чувствуя слабую дрожь. — Ты нам нужен. Без слов Чимин медленно поднимает голову. Красная кожа встречает не только возле глаз, продолжающих вываливать слёзы наружу, но и по абсолютно всему лицу, отдавая неприятную пульсирующую боль. О ней парень промолчит, внутри творится намного хуже. Слабым кивком даёт понять, что услышал. Услышал и мысленно сделал свои выводы. Чонгук ведь прав. Они пережили настоящий экшен фильм без подготовленного заранее сценария, монтажа и спецэффектов. Бросать всё сейчас – крайне глупо. Наконец руки с ногами ощущают свободу. Он потирает запястья, вставая с помощью протянутой руки, пару секунд шатаясь от затёкших ног. Разминает плечо, которым ударился при падении и поворачивается в сторону Юнги, кидая тихое «спасибо». Эта благодарность направлена на убийство Хвана. Бесспорно, Пак бы очень хотел прикончить его сам, но остаётся лишь довольствоваться тем, что есть. — Тебе следует ополоснуть лицо прохладной водой, — советует Мин. — Там есть раковина, — кивает в сторону комнаты, в которой провёл немало времени. Ах, да, ещё и перенёс операцию. Помещение выглядит не менее отвратительно, как и весь подвал в целом. Стены обшарпаны, потолки с мигающим светом, зато оборудование самое новое. Скорее всего мужчина перенёс всё сюда из кабинетов. Операционный стол в центре заляпан пятнами крови, на столике рядом стоит лоток с использованными ватными шариками и салфетками. Инструменты покоятся там же. Значит вот в каких обстоятельствах находился Юнги. Думать о том, что это его кровь, жутковато. Раковина стоит между двумя медицинскими холодильниками. Их огромные размеры впечатляют. Чимин медленно решается подойти к ближайшему, сглатывает, укладывая руку на ручку и открывает, с приоткрытым ртом застывая от вида. Практически все полки забиты пакетами и контейнерами с органами. Находящийся в центре сразу бросается в глаза. Там почка с маркером в углу написанной датой. Сегодняшнее число. Она принадлежит Юнги. И таких же сердец, лёгких, селезёнок, даже глаз и пальцев десятки. Тошнота подкатывает к горлу, Пак сразу накрывает рот ладонью и захлопывает дверцу, срываясь к раковине. Холодная вода на всю. Она не успевает набраться в ладони, как сразу оказывается на лице. После трёх таких попыток становится легче. Не только в желудке, но и лице. Раздражение смягчилось, не помешало бы помазать кремом. Да, Сокджин сто процентов сейчас вновь читал лекции, а Чимин бы ответил, что терпеть не может врачей. И больницы. Также о себе дают знать раны на животе. Подсохшую кровь он стирает водой, замечая стоящую на втором холодильнике перекись. Очень вовремя, обработка забирает ещё несколько минут. — Нам надо вернуться, ночь переждём в океанариуме. Время есть, — первое, что слышит Чимин от играющего с ножом Чонгука, зайдя в комнату. — И какой смысл? Мы не нашли оружия, — впервые подаёт голос Пак, усаживаясь на пол рядом с Юнги. Тот, к слову, соглашается кивком. Они снова в тупике. — Как минимум вернуть то, что взяли у тех, кто согласился нам помочь, — подбрасывает нож, ловя. — Не люблю оставаться в долгу, — пожимает плечами. Кажется эффект начинает отходить. Снотворное было недолго действенным. — Ну, а потом что? — усмехается Мин, смотря в стену перед собой. — Мы пришли за оружием, его здесь нет. Так и через год до гнезда не дойдём. Юнги говорит внятнее, значит и ему становится легче. Уже что-то. — Неужели нет мест, где могут хранить оружие? — Чон запускает руку в волосы, переменаясь с ноги на ногу. Раненая болит, но не критично. Такое можно назвать царапиной. — Подумай лучше, хён. Отличная фраза, чтобы разбудить в голове парня одни давние слова. Они свалились настолько неожиданно, что он застыл, большими глазами смотря в пол. — Приходи как-нибудь пострелять, а? Мой отец коп, у него целый оружейный шкаф дома. И принадлежали они другу из баскетбольной команды. Тому самому дурачку, подкалывающего Мина насчёт Чонгука «бойфренда». Впервые его острый язык стал так полезен. Юнги поворачивает голову, устремляя взгляд в глаза Чонгука. — Я знаю где можно проверить.