Silentwood

— Мы с тобой можем договориться. Мужчина поворачивает щеколду на двери, размеренным шагом с заведёнными за спину руками доходя до центра комнаты, где как раз стоит Чимин. Голову не поднимает, глаза устремлены в невидимую на полу точку, двигаются только пальцы: перебирает из-за страха, и язык изредка проходится по засохшим губам. Снаружи Чонгук, ждёт, разрывается изнутри, не в силах остановить бесконечный поток мыслей о том, что происходит в этом помещении. Чимин бы тоже не хотел знать, но сглатывая, чуть приподнимает голову, встречаясь с карими глазами, уже не закрытыми тёмным стеклом. — Скажу прямо, ты симпатичный, — мужчина осматривает каждую часть тела, в особенности останавливаясь на губах. — Многого не попрошу по старой дружбе с Хосоком. Огнемёт, несколько ящиков патронов и три пары спец одежды всего лишь за дрочку. Ничего сложного. Омерзительно. Вот так бы это назвал Чимин. В таких предложениях мало что хорошего, но из всех возможных извращений, которые мог попросить Рики, это на самом деле безобидно. Только вот как переступить через себя, если даже на его пах посмотреть страшно? — Почему Вы не хотите машину? Вопрос мучает на самом деле. Во всём городе шанс найти рабочую невероятно мал. Если у него целый магазин и лагерь Юнги – не единственный покупатель, то и брать товар откуда-то надо. Найти, довезти, обставить. Машина была бы отличной помощью, но почему он, чёрт возьми, не соглашается? — Зачем мне эта морока? За столько лет я привык передвигаться на своих двух. Для здоровья полезно, знаешь? — посмеивается, быстро принимая серьёзный вид. — Принимай решение быстрее, часики тикают. Уничтожить гнездо, перебить практически половину ползучих тварей, попытавшись вернуть повседневную жизнь всем выжившим и, в первую очередь, Чонгуку, за пару минут позора перед самим собой или развернуться, закрыть дверь, с пустыми руками вернувшись в лагерь, а потом ночами винить себя за страх, снова считая бесполезной обузой? Оба варианта Чимина не устраивают, но первый хотя бы даёт шанс двигаться дальше, не поставив мёртвую точку на всём, через что им пришлось пройти. Будет проще. Спайнов и Шутниц намного меньше, заняться охотой на них потом не составит труда, значит ради гнезда придётся переступать через себя, как бы не было противно. — Я согласен. Эти слова спусковой рычаг. Как личная подпись в бумажном договоре, где несоблюдение – конец контракта с приличными штрафами. Один маленький шаг оставляет расстояние между телами в паре сантиметрах. Рики аккуратно касается чужой, вздрогнувшей руки, даже не пытаясь заглянуть в опущенные к полу глаза, и подводит её к своим джинсовым шортам, намекая приступать. Он не заставляет, выбор есть до сих пор, но Чимин сам сквозь отвращение поднимает вторую дрожащую руку, начиная расстёгивать кожаный ремень. Делает медленно, надеясь закончить быстрее. Но ведь это невозможно. Бесконечно оттягивать момент не получится, всё равно придётся доходить до самой ужасной части, поэтому уже расстёгивая ширинку, Чимин вновь застывает, изо всех сил пытаясь убедить себя стать смелее хотя бы на пару минут. Рики конечно замечает неуверенность, решая взять дело и ладони парня в свои руки. Чуть приспускает штаны, чтобы оставались висеть на бёдрах, и укладывает руку парня на свой пах, удерживая от желания одёрнуть. — Не бойся, делай медленно, — словно преподаёт урок, сильнее вжимая руку в постепенно начинающий твердеть член. Несмотря на весь ужас ситуации, спокойный голос мужчины без насмешек, приказов и грубости, немного расслабляет. Покончить с этим как можно скорее получится только одним способом. Оба прекрасно знают каким, придётся постараться. Чимин делает смелее. Уже без посторонней помощи массирует стояк через тонкую ткань боксёров, слыша тихие выдохи удовольствия. Не таким он представлял свой первый раз. Будь это с Чонгуком – вопросов нет, а теперь как ему вообще в глаза смотреть после подобного? Как отмыться, даже если это не считается изнасилованием? Всё делается по собственной воле и от этого снова начинает тошнить. Впрочем, не только от этого, ведь Рики переходит на новый этап, спустив боксёры до уровня штанов, полностью открывая вид на стоячий внушительного размера орган. Реакция очевидна: Пак зажмуривается, поджав губы. Иногда самый главный враг это ты сам, и поэтому, пока мысли вновь не захватили в плен, крича во всё горло прекращать, он на ощупь отыскивает головку, вспотевшей ладонью полностью обхватывая чуть ниже. Смотреть не хочется, жар горячей плоти пронизывает электрическим разрядом. Это неприятное покалывание в пальцах не забудется никогда. Первое движение от головки до основания проходит достаточно уверенно. Чимин осмеливается открыть глаза, но делает это не очень вовремя: мужчина очередным маленьким шажком вперёд полностью уничтожает личное пространство между их бёдрами, вжимаясь в чужой пах. — Спокойно, – сразу говорит он, как только парень собирался открыть рот и отступить. Рука на талии сделать этого не позволяет. — Не прикасайтесь ко мне, — неуверенность пропала. Это не просьба, тон звучит словно приказ, и Рики его сразу же выполняет, не скрывая ухмылки на лице. Движения на члене набирают темп: то вверх, то вниз и так с постепенным ускорением. Закатанные глаза шестидесятилетнего мужика и стоны из-за работы собственных рук сейчас точно заставят вывернуть содержимое вчерашнего ужина наизнанку. По собственному опыту Чимин знает на какие точки стоит надавить, дабы быстрее закончить весь этот спектакль. Вновь поднимая руку до бордовой головки, укладывает большой палец на уретру, круговыми движениями массируя и размазывая предэякулят. Неосознанно акцентирует внимание на размере собственной ладони, в которую еле умещается вся толщина органа. Сколько раз за эти жалкие пять минут ещё нагрянут рвотные позывы? Быстрее бы это закончилось. С такими мыслями Чимин повторяет ранее сделанные действия: быстро водит вверх-вниз, через минуту ощущая как чужое тело содрогается, и вязкое семя заполняет рубашку мужчины, на удивление не попадая на одежду парня. Полустон полувыдох слетает с его губ, негромкий, но очень довольный смех заполняет тишину пустеющей комнаты, пока Рики натягивает штаны обратно, застёгивая ширинку и ремень. То, как неподвижно стоит Чимин не сводя взгляд с дрожащей, запачканной разными жидкостями ладони говорит о многом. В эту секунду его жизнь в который раз сделала разворот на сто восемьдесят, добавив травмирующие события, не способные забываться настолько быстро. — Можете забирать, — мужчина кивает на три ящика возле стены. Там же лежит кейс с огнемётом и целый пакет необходимой одежды. — За дверью прямо и направо ванная, приведи себя в порядок. Опыта у тебя конечно маловато, но за столько лет отсутствия посторонних рук помощи, — посмеивается, снимая свою испачканную рубашку и накидывая новую, — было неплохо. Чимина вот абсолютно никак не интересуют его ощущения. От своих хочется провалиться в бездну, лишь бы не открывать дверь и не смотреть никому в глаза. Первый вопрос: считается ли это изменой? Теоретически да. Был шанс избежать, даже при самом первом касании к чужой коже хотелось достать пистолет и отстрелить ему член. Пак думал об этом на полном серьёзе, но не стоит забывать про страх. На такие резкие действия готовым быть сложно. Второй вопрос: сможет ли простить Чонгук? Даже зная, что сделано это ради общей цели как вообще можно чувствовать себя прежним? Получать ласковые касания, тепло и заботу зная чем занимался в этой блядской подсобке. Голова кругом, нужно время всё обдумать и желательно в полном одиночестве. Как только дверь открывается, Чимин чуть не сносит Рики, быстрее стараясь дойти до ванной. Он игнорирует подлетевшего к нему Чонгука и не слышит вопрос Хосока, дёргая ручку и захлопывая дверь за спиной. Снаружи слышится разговор, кажется на мужчину полетел шквал вопросов. Для сохранения собственной шкуры скорее всего точных ответов ждать не стоит, он продуманный и точно свесит подобные диалоги на плечи Чимина. Всё ещё трудно осознать и принять то, что на руке, противно стекающая между пальцев прозрачная пред семенная жидкость впервые принадлежит не себе. А кто в подростковом возрасте не грешил? Пробовать хочется всё, вот и парень исключением не был. После этого дня желание касаться в интимных местах даже самого себя вызывает отвращение. Прохлада воды из-под крана с жидким мылом, погружающим лёгкие в аромат сочного лимона начинают приводить в себя. Давно Чимин не смотрел в зеркало. Не в камеру, хотя ей тоже стал уделять куда меньше времени, а именно сюда. Говорят, что люди видят нас на тридцать процентов красивее, чем в отражении. Если это так, то почему даже в нём не удаётся разглядеть той красоты, которая раньше помогала «лечить» самооценку? Шрамы, засохшие раны, взъерошенные волосы, противно стекающий по затылку и вискам холодный пот. Чимин больше не видит красивого парня блогера с миллионной аудиторией, от чьего взгляда пищат куча фанаток. Он разбит вдребезги, растоптан по собственной вине, а резкая слабость в ногах тому подтверждение. Настал момент, когда ранее дающие о себе знать позывы вырываются наружу. Зажимая рот ладонью парень сносит дверцу кабинки и падает на колени перед унитазом, выпуская из себя всё, что накопилось за адские восемь минут. Он считал каждую, лишь бы занять мысли чем угодно, только не осознанием собственных действий. Восемь минут его личной пытки ради будущего каждого человека в лагере. Восемь минут... ради возможности сделать Чонгука по-настоящему счастливым. — Чимин? Только не сейчас. Иногда кажется, что парень обладает способностью появляться не в то время ни в том месте. Кое-как оторвавшись от унитаза, Пак вытирает губы тыльной стороной, облокачиваясь затылком об стенку кабинки. Полуприкрытые глаза не сразу замечают присевшего напротив Чона. Как же он напуган. Ладони касаются щёк, но вместо чего-то успокаивающего и приятного появляется ещё больше страха. Чимин уводит голову в сторону, и теперь видит недоумение. — Я в порядке, — шёпотом. — Он трогал тебя? Просто скажи мне, — не останавливается, потому что такое состояние от просто разговора не будет. С ним точно что-то делали. — Я его- — Я сказал, что в порядке! Уйди, просто, блять, оставь меня одного хотя бы на одну ёбаную минуту и не прикасайся! Чимин кричит. Снова выплёскивает всё на невинного, в испуге хлопающего глазами Чонгука. Он ненавидит себя за подобные срывы, но каждый индивидуален и реагирует по-разному. Такой тип: агрессия от стресса – самый непредсказуемый. Можно наговорить много лишнего, сильно задеть, ведь на эмоциях контроль теряется. А слова иногда ранят куда сильнее всех видов оружия. Так почему Чон ещё не ушёл? Почему продолжает сидеть и молча смотреть на разбитое состояние, зная, что помочь сейчас не может? — Если это произойдёт, и ты будешь один против всех, я останусь на твоей стороне. Ты не дополняешь мою жизнь, ты её основа. Ответ находится в голове сам. Чонгук не уйдёт. Будет выслушивать, терпеть, если что принимать удар на себя, потому что так поступают с дорогими людьми. И он всегда поступал с парнем так. Видит, что слова сейчас излишние, касания непозволительны и просто ждёт разрешения оказать поддержку. Готов сидеть сколько угодно лишь бы не видеть как воротит Чимина от взгляда на свою ладонь. Подкатившая к горлу тошнота делает своё дело: парня рвёт в унитаз, на что Чонгук может только с сочувствием прикрыть глаза. Нужно быстрее убираться отсюда, пока вся обойма дробовика не ушла в лицо Рики. Чон правда держится из последних сил. — Прости, Чонгук, прости меня, — дрожащий голос. Таким он становится перед появлением слёз. Пока что удаётся сдерживать. — Не извиняйся, — он всё ещё не касается, соблюдает личное пространство, хотя рука словно молит оказаться на плече, развернуть, прижать к себе и спрятать от всего мира. Эта поездка не должна была стать такой, наоборот, казалась самой безопасной из всех, где они успели побывать. — Нет, ты не понимаешь... — мотает головой в стороны, так и не в силах поднять её, уткнувшись лбом в предплечье. Чонгук правда не понимает за что перед ним извиняются. Не за порыв гнева, постоянно выливающийся на него всем дерьмом, скопившимся внутри, хотя за это стоило в самую первую очередь, а за ошибку. Во многих экстренных ситуациях мозг выбирает из двух зол наихудшее, а мог перейти черту и найти иной путь. Этот путь был. Хосок не позволил бы Рики выходить за грань дозволенного, Чонгук разбил бы ему голову, да и сам Чимин спокойно мог воспользоваться пистолетом. Но не сделал, потому что эти варианты даже не всплыли в мыслях. Поздно думать о случившимся, Пак честно пытается сосредоточиться на результате, ведь оружие теперь их, а значит план с гнездом остаётся в силе, только радости это совсем не вызывает. — Хосок уже всё загрузил. Поехали домой, — младший впервые называет лагерь домом. Потому что с этим словом ассоциируется безопасность. — Прошу тебя. И желательно как можно скорее. С легким кивком Чимин опирается на ободок унитаза, с помощью дрожащих рук поднимаясь на ноги. Чонгук хотел помочь, но одёрнулся. Приятно знать, что просьбы не пустышка и их ценят. Смыв содержимое в унитазе кнопкой, он снова направляется к раковине, избегая зрительного контакта с собственным отражением. Во рту всё ещё горький привкус желчи, от него избавиться быстро не получится, но хотя бы прополоскав уже становится немного легче. Рики за дверью. Интересно, как скоро снова станет плохо просто от его вида? Появилось желание дойти до машины с закрытыми глазами. В лагере предстоит разговор, вопросов точно избежать не получится, и от этого что-то резко колит в сердце. Проблема на проблеме, и они будут продолжать накладываться. Испортить отношения с единственными заботящимися о тебе людьми из-за чёртовой вспыльчивости такая глупость. Собраться необходимо, как бы не было паршиво, как бы стыд не пробирал до мозга костей от секундного взгляда в сторону младшего, но Чимин делает первые шаги к двери, проклиная звук пульсирующей крови, бьющий по ушам. Секунда, две, три. Ручка щёлкает, тихий скрип прерывает тишину, а глаза автоматически устремляются в сторону выхода. Лекарства сделали своё дело, хромота исчезла полностью, что позволяет как можно скорее дойти до главных дверей. Рики был там, стоял со сложенными на груди руками за прилавком и наблюдал. Улыбки не было, не были никаких эмоций. Есть ли в нём хоть капля понимания? Впрочем, уже неважно, таким людям меняться не свойственно. Наконец свежий воздух. Чимин идёт к машине, которую вёл Чонгук, хотя ещё задолго до этого думал с кем будет лучше ехать. Вывод пришёл сам. Хосок только замечает вышедших парней, уже собираясь открыть рот, но видя слабый кивок Чонгука, замолкает, оставляя лишь громкий тяжёлый выдох. Как и следовало догадаться Рики им ничего не рассказал. Оно и к лучшему. Сесть парень решает на заднее. Не выдержит взглядов по дороге, а будут они тысячу процентов. Через зеркало заднего вида тоже ничего смотреть не мешает, но так хотя бы можно скрыться за спинкой сиденья, если прислониться ближе к стеклу, что Пак сразу и делает. Громко захлопнувшаяся дверь даже не заставила дёрнуться. Звук двигателя, постепенно начинающие ускоряться виды за окном никак не привлекали внимания. Картина перед глазами одна и как теперь её стереть Чимин не имеет понятия. Правую ладонь фантомно обжигает знакомый жар чужой плоти. Проще руку отрубить, ведь отмыть получится навряд ли. Вся поездка до главных ворот лагеря наполняла салон напряжённым молчанием, в котором Чимин так и не сдвинулся с места, а Чонгук сто раз обдумывал, стоит ли пытаться что-то сказать или оставить этот разговор до полога палатки. Автомобиль Хосока съезжает в другую от гаражей сторону. Запасов достаточно, ящики увесистые, так что паркуется он рядом с домом, где как раз находится кабинет Юнги. Солдаты поблизости сразу предлагают помощь, начиная разгружать багажник и тащить всё к генералу. Чонгук же останавливается на парковочной площадке глуша двигатель и, повернувшись к задним сиденьям, молча окидывает парня взглядом. — Мы приехали, — решает озвучить. Судя по пустым глазам, тупо сверлящим одну точку за окном, это стоит сделать. Надежда на ответ сразу испаряется. Чимин отлипает от стекла, где остался небольшой отпечаток, и выходит, даже не закрывая за собой дверь. Плетётся вперёд, наплевав на странные взгляды, да на подбежавшего и пристроившегося рядом Чонгука тоже. Их палатка не так далеко, молчание остаётся неизменным, пока несколько шагов до полога прерывает мужчина, ставший перед Чимином лицом. Узнать несложно. Синяк на половину лица уже напоминает покалыванием в кулаке о чём пойдёт разговор. Хотя скорее монолог, потому что холодные глаза Чимина смотрят в ответ без капли интереса, что заставляет мужчину сглотнуть. — Слушай, я ночью переборщил и хотел бы, ну... извиниться. Алкоголь страшная штука, превращает в какого-то зверя, да? — посмеивается с неловким кашлем на конце. Он бы прямо сказал: Чимину плевать. — У тебя хороший удар кстати, — потирает синяк, опуская взгляд на сбитые костяшки. — И ты прости, — обращается к сзади стоящему Чону. — Мне не стоило цепляться за чужие травмы, своих хватает. Просто хочу сказать, что правда благодарен вам за найденную взрывчатку. Вы дарите выжившим надежду на лучшее, — низкий поклон тому подтверждение. На самом деле Чимин удивлён, просто не в силах это показать. Да и зачем оно надо? Всё равно Чонгук отвечает коротким кивком с тихим «забыли», отдавая в плен свою ладонь, которую мужчина резво пожимает прежде, чем удалиться из виду. Взгляд провожает спину в сторону тренировочного полигона, а когда возвращается, Чимина на месте нет. Кусочек шевелящейся ткани говорит о том, что он внутри палатки и что впереди предстоит разговор. Зайдя следом, первым делом удаётся заметить Лаки, пытающегося привлечь внимание хозяина, сидящего на краю кровати. Пёс весело виляет хвостом с высунутым набок языком, поддаваясь не очень активным поглаживаниям по голове. За всё это время он впервые слабо улыбнулся, ощущая мокроту мягкого языка на внутренней стороне запястья. Чонгук подходит нерешительно, сначала сомневается, что может присесть рядом, но не получая никакой реакции в ответ, опускается на край матраса, уложив руки в замке между ног. Открыть рот всё ещё не решается, боится задеть не ту нить и полностью распустить клубок, прячущий парня от внешнего мира. — Я хотел быть полезным, — внезапно тихо подаёт голос Чимин, пропуская мягкую белую шерсть между пальцев. — Ты полезен всегда. — Назови хотя бы один раз, когда я помог, — переводит взгляд, видя как приоткрытые губы Чонгука зависают не выронив ни единого слова. — Видишь, его попросту не было. — Что он попросил? Резчайшая смена темы. Настолько, что рука, да и всё в целом застывает. Как говорить об этом Чонгуку? Как говорить об этом в целом, если даже вспоминать не хочется? Засунуть бы в глубокий бездонный ящик и закопать поглубже. Но нет, выковыривают с режущей болью, засовывают нож и проворачивают – вот как именно ощущается этот вопрос. Только действия выполняются не с телом, а с истерзанной в клочья душой. Держится она и её маленькие части на рваных, окровавленных бинтах. И имя им Чон Чонгук. — То, на что я не должен был соглашаться, — продолжает гладить пса, боясь вот так просто вывалить напрямую. Чонгук не может перестать представлять сотни картинок того, что там могло произойти. Первое и самое страшное – изнасилование. Но будь так, вряд ли бы за дверью раздавалась гробовая тишина. Второе, не менее противное – минет. Здесь подозрений на правду больше, раз Чимина вырвало несколько раз. Последний вариант пришёл совсем недавно. Чимин часто смотрит на свою правую руку, а значит всё дело в ней. Третий вариант – мастурбация и выглядит самым правдоподобным. — Он попросил прикоснуться... там? — осмеливается предположить, в ту же секунду замечая смену настроения: парень прикрыл глаза. Бинго. — В тот момент я хотел исчезнуть, — шепчет, проклиная знакомое чувство. Глаза щиплет. — Понимаешь, отрубить руку лишь бы перестать чувствовать его плоть. Дыхание сбивается. Несколько глубоких вдохов не помогают, да и Чимин устал держаться, устал пытать себя тем, что давно пора выплеснуть наружу. Первые тонкие дорожки бегут по щекам, громкое всхлипывание раздаётся в пустоту, а солоноватый вкус касается поджатых на секунду в тонкую полосу губ. Поднять веки было не самым лучшим решением, так как ещё больше слёз беспрерывно атаковали покрасневшие щёки. Чимин не вытирает, не делает ничего, сидя абсолютно неподвижно, лишь иногда шмыгая носом. Пусть выходят, сейчас это необходимо. Чонгука же убивает беспомощность. Все догадки были ужасными, даже самая безобидная, но ему никогда в полной мере не понять, что в тот момент Чимин ощущал на самом деле. Нельзя обнять, сказать нечего, тогда как помочь? Что сделать, чтобы на один малейший из всех своих сил процент облегчить муку? Он в тупике, в бесконечном лабиринте, где найти выход кажется невозможным: все дорожки – сплошная путаница. — Позволь- — Да. Разрешение получено. Первые спасательные шаги навстречу выступают в виде нежного касания к плечу, помогающему развернуть тело корпусом к себе. Руки парня сами находят укромное место, оплетаясь мёртвой хваткой вокруг чужой талии. Голова прислоняется к груди, кажется это единственное место, где Пак позволяет себе окончательно поддаться истерике и тихо рыдать в чужую футболку. Он слышит стук сердца сквозь рёбра: ускорилось. И как только мог отталкивать заботливые руки, уложившиеся на спину в поглаживающем жесте? Быть может легче стало бы ещё в самом магазине. — Тогда я извинялся за измену, — хрипит Чимин, немного успокоившись. Сжимает ткань футболки в кулак, стараясь побороть внезапно возникнувшую головную боль. — Что? Не смей считать это изменой, — хмурится, касаясь губами волос. — Ты спас наш план, понимаешь? Если всё сработает, жизнь здесь станет проще. Оба знают, что опускают подробности, а они – самые тяжёлые. Впереди долгая и очень опасная дорога через метро, в другой части города не будет автомобиля, следовательно, передвигаться придётся пешком. Само здание среди развалин в центральной части города. Путь крайне тяжёл, сказать честно, выглядит непреодолимым. Неизвестность в метро пока что главная задача, но пока Юнги с Хосоком усердно обдумывают эту часть, Чонгук оставляет все мысли и раздумия на человеке в своих руках. Да, Чимин не убивал тварей, не рисковал жизнью настолько, чтобы в любую секунду её лишиться, не опробовал свои умения на практике, не всадил ни единого патрона в головы любого существа, но это не делает его бесполезным. Пусть считает не столь важным, но Чонгук точно знает, что Чимин – его вторая половина. Не появись он в городе, полноценным себя назвать не повернулся бы язык. — Спасибо, — шмыгает, отстраняясь. Теперь можно вытереть глаза, а чужая футболка вновь отправиться в стирку. — Ужас как хочу теперь спать, — больше жалуется, чем оповещает. — Ложись, — поднимается, стягивая верх и откидывая в сторону. К давним шрамам всё ещё тяжело привыкнуть. — Сначала я в душ. — Тогда побыстрее, я тоже хотел. Чимин пускает смешок. — Можем вместе, — видя, как большие глаза Чонгука застыли, улыбается ещё шире. — В следующий раз, — добавляет, чем вызывает у парня выдох облегчения. — Эй, ты не хочешь? Сам же предлагал. — Во-первых, я шутил, — поднимает палец в воздух. Честное слово, ему только очков и клетчатой рубашки не хватает, был бы вылитый ботан. Хотя рубашки ему не хватает в целом. — Во-вторых, скорее не готов. — А, я понял, ты девственник, — двигается к шкафу, где лежат чистые вещи. — С чего вдруг? — складывает руки на груди, недовольно подняв бровь. И правда, с чего такие выводы? По нему видно что ли? — По тебе видно, — подтверждает догадку, доставая новую майку, шорты и боксёры. — Неловкие касания, боязнь заходить дальше и там по очень большому списку. Вообще, с учётом того, что у Чонгука почти половина жизни была занята мыслями о выживании и затупляла большинство чувств, которые могли принести ужасные последствия становлению новой, сильной личности, претензий насчёт девственности быть не должно. Кто-то и в тридцать даже о поцелуях ничего не знает, так что итог один: всё не так уж плохо. — Плохой у тебя список, — решает соврать, подыграв возникнувшей кокетливости в тоне парня. — Так я не прав? Прав, но сдаваться так просто не хочется. Чонгук подходит достаточно близко. Пока парень усердно пытается отыскать новое полотенце на полках, дверца внезапно захлопывается, а чужая рука хватает за плечо и разворачивает спиной к твёрдому дереву, ограничивая путь побега с двух сторон руками по бокам. И как реагировать, когда твой полуголый парень прижимает к шкафу, выглядя раза в три больше, чем есть на деле? Конечно Чимин покраснел, но проигрывать в этой битве всё ещё не готов. — И что будет дальше? — берёт на слабо. Это слышно в насмешливом тоне, мол, «да-да, блефовать и я умею». Чонгук девственник, который боится идти с парнем в душ, потому что стесняется. Или же Чонгук тот, чья ладонь перемещается на чужую талию, притягивая настолько близко к себе, что жар чужих бёдер ощущается на собственных через ткань одежды, а ладони горят от его широкой мускулистой груди. Сами туда легли, никаких претензий. — Ты хочешь зайти дальше? — шепчет, не сводя глаз с пухлых губ. Когда они целовались последний раз? Прошлым днём кажется. В такие моменты время пролетает за секунду. Лучший способ избавиться от неловкости – перевести в шутку. На самых первых видео Пак жил этой тактикой, так что опыт имеется. — Боюсь твой мозг лопнет от эмоциональной нагрузки, — слегка отталкивает, выползая из хватки. Чонгук не противится, но было в его взгляде что-то, на самом деле показывающее готовность перейти на новый этап. — Постараюсь не задерживаться, — машет, совсем позабыв про полотенце. Ничего, вытрется старым, не пропадёт. Когда Чимин пропадает из виду, Чонгук пускает смешок, подходя к тумбе возле кровати. Достаёт пачку сигарет, долго рассматривая, и всё же решает достать одну, вынув вместе с зажигалкой. Курить нежелательно, но заменить тёплую, тянущую боль внизу живота можно только так. Чон не любитель одноразовой дрочки, тем более на такого человека. Засовывает в рот, поджигая кончик и глубоко затягивается, сразу раздаваясь кашлем. Давно не возвращался к этому. Слишком давно. Второй заход идёт проще. Присев на край матраса, вдыхает не так сильно как в тот раз, чуя знакомые нотки едва уловимого ароматизатора. Эффект появляется после пятой затяжки, больше проблема в штанах не беспокоит. Чонгук понимает свои потребности, но готов обойтись без секса, как и делал все двадцать четыре года. Тем более от травмы Чимин отойдёт нескоро. Может шутить, подыгрывать, скрывая самые жуткие воспоминания за новой маской. Больше она не будет казаться безразличной, с возникнувшим к Чону доверием открывается реальное лицо со своими проблемами, страхами и секретами. Чимин такой, какой есть и его созданная в этом городе личность практически не отличается от настоящей. Она является одной из лучших, что можно было повстречать. В неё Чонгук влюбился до беспамятства.