Silentwood

За время пребывания в городе, Чимин понял, что всё-таки день – это не так уж плохо. Обычно он предпочитал вечер. В летний период было по-особенному атмосферно сесть у полуоткрытого окна с ноутбуком на коленях и монтировать видео, с улыбкой пересматривая отснятый буквально пару часов назад материал. Часы летели незаметно, отвлекали лишь первые солнечные лучи, когда стрелка переваливала за три. Прошло почти полтора месяца, а есть ощущение, что целая вечность. Теперь он живёт в мире, где тишина ночи имеет совсем другое значение, а дневное время становится союзником при выживании. Всё могло быть иначе, но будь выбор, Чимин поступил точно также: поехал в город только ради спасения потерявшего смысл жить парня. И ведь упрекая Чонгука в постоянном желании рисковать собой, чтобы защитить, он сам не успел заметить, что идёт по его же пятам. Ощущения смешанные. Чимин идёт сзади всех, почти каждую минуту замечая как Чонгук оборачивается его проверить. У самого на шее стерильная повязка и такая же обматывает грудь. На первое время поможет хотя бы не занести инфекцию, а там Сокджин полностью поставит на ноги. Чонгук несказанный счастливчик, ведь до серьёзного дойти не успело. Ожог второй степени, даже почти граничил бы с третьей, помедли Калеб хоть секунду. Юнги тоже обработал свою рану на лбу и вытер засохшую кровь. Это наверное единственное, чем они смогли себя подготовить перед выходом. Вылазка за взрывчаткой, которая увесисто напрягает спину Мина и Чонгука, оказалась непростой. Травм достаточно, Пак бы сказал, что кроме психологической ничего больше не получил, но совсем не вовремя вскрываются прошлые. Надо торопиться, а нога решила дать о себе знать. Возможно после резкой смены режима двигательной активности на неё пришлось много физической нагрузки, ведь реабилитация по сути только началась. Теперь старая рана значительно замедляет, хотя Пак очень старается не показывать этого, через силу перебарывая хромоту. Не хочет снова вызывать жалость своим видом, ведь Чонгук, в чём парень уверен на все сто, сразу предложит нести на спине, а в случае отказа закатит глаза и всё равно сделает по своему. Честно сказать, Чимин никогда не получал к себе настолько сильной привязанности и заботы. Это приятно. Повышает самооценку? Ещё как. Но всё равно что-то гложет, заставляя считать себя недостойным такого отношения. Он ведь обычный идиот, искавший признания и славы в интернете, вследствие чего оказался на тонком льду среди глубокого моря. Прокручивая в голове всю дорогу до этого момента, Пак не помнит ни единого раза, когда показал насколько для него важен Чонгук. Рядом с ним пропадает маска вечного весельчака, страхи перестают быть слабостью и хочется просто быть настоящим собой. Он знает, что Чонгук после пройденного Ада заслуживает только самого лучшего. Безопасного дома, помощи в психологическом плане, непрерывной поддержки. Чимину хочется кричать, что он тоже может быть опорой, что готов быть для него всем, но снова зажимается, молча сжав зубы от усиливающейся боли в ноге. Лучше бы она появилась в любое другое время, чем в самый ответственный момент. — Чимин? — Чон останавливается, кивая Юнги и Калебу продолжать путь, мол, догонят, а сам подходит к остановившемуся парню, сразу приседая на корточки возле ног. Ещё перед выходом заметил подозрительное поведение, но решил промолчать. Теперь доказательств достаточно. — Болит? — задирает штанину, слегка ощупывая место раны. Чимин мычит, одёргивая, но из-за удерживающих рук до конца этого сделать не удаётся. — Есть припухлость. Ударялся? — Нет. Наверное слишком напрягал. Без ответа Чон опускает ткань обратно и поднимается, под удивлённый взгляд забирая лук со стрелами и вешая себе на спину. С абсолютным спокойствием подхватывает вскрикнувшего парня под колени и плечи, вынуждая автоматически обхватить его шею. — Чонгук, я сам дойду, — хмурит брови, смотря в глаза. Рюкзак, итак, весит немало, а ещё и его тащить. Силы перед наступлением ночи нужны огромные, старший не хочет, чтобы все ушли на его тушу. — Ко следующему дню может и да, — начинает идти вслед за спинами неподалёку. — Тебе определённо нравится носить меня на руках, — усмехается, видя на долю секунды проскочившую улыбку, которую подавляют. — Помолчи. Это Чимин выполняет закатив глаза, расслабляясь и укладывая руки на животе, а щеку в изгиб чужой шеи. В этот момент Чон сглотнул. Взгляд неосознанно переходит на другую сторону, закрывающую бинтом повреждённую часть. Вид красной, волнистой и пузырчатой кожи трудно выбросить из головы. Без должного лечения может стать хуже, Пак понятия не имеет каким образом Чонгук находит силы вести себя как обычно, хотя почти каждые десять шагов можно заметить напряжение челюсти и усиливающуюся хватку под коленями. Терпеть уже привычка. Чон не жалуется, а Чимин не задаёт вопросов. Они прошли через многое, чтобы просто сдасться. Взрывчатка найдена, а остальное решится позже. Сейчас главное найти выход из леса, вернуться в лагерь и заняться своим состоянием. Времени на подготовку к атаке гнезда в любом случае потребуется очень много, к такому выводу придёт даже дурак, так что привести себя в норму будет не так уж и сложно. Минута за минутой и так пролетает час. Деревья мозолят глаза, в каждом Пак автоматически пытается отыскать тех улыбающихся тварей, прекрасно понимая насколько это бессмысленно. Интересно, а оставленная под светом фонаря всё ещё на месте? Никто не видел, что случается с монстрами в дневное время. Если для них это является смертельной опасностью, то может сыграть на руку. Надо... выманить. А вот как – очередная загадка. Ближе к концу второго часа Чонгук начинает всячески разминать плечи. Устал, но нести продолжает. Это старшего совсем не устраивает. — Всё, уже легче, дальше могу сам, — отлипает от пригретого местечка, потирая глаза. Было так тепло и уютно. Чимин бы никогда не отстранялся. — Мне не сложно- — Чонгук, — строгий тон мгновенно заставляет парня остановиться. Такого взгляда не удавалось видеть... никогда. В ярости наверное вообще лучше прятаться, а пока до этого не дошло, Чон кивает и аккуратно, будто Золушку, ставит парня на ноги, помогая удержаться первые секунды с помощью руки. После тихого «спасибо», вытаскивает из ладони, забирая лук со стрелами, и всё так же прихрамывая продолжая путь вперёд. Небольшая боль в конечностях имеется, но не сравнится с ожоговой. Очень бы не помешал какой-нибудь противовоспалительный препарат. Жжение, покалывание и непрекращающаяся пульсация раздражает. Чонгук старается снова запереть понятия боли в металлический ящик и, перетерпев, шагает за друзьями, время от времени посматривая на чужую ногу. Тревога накрывает вместе с постепенно наступающей вокруг темнотой. Половина пути почти пройдена и как сообщил Калеб, эта территория у Шутниц самая любимая. Они часто выходили к церкви, за всё время насчиталось около двадцати и ведь неизвестно сколько ещё бродят по огромному участку леса. Огонь, пули, холодное оружие были бесполезны. Мужчина переставал верить, что твари смертны, пока щель в груди не привлекла внимание. Когда сердце оказалось в руках, наступил её конец. В общей сложности они избавились от пятерых, а потом те вовсе исчезли с поляны храма, обосновавшись здесь. Четыре человека – четыре фонаря, а Шутниц может быть в два раза больше. Ночь наступила слишком быстро, пора прибегать к помощи света. Зная насколько бесполезным является топор Калеба, мачете Юнги, лук Чимина и собственный дробовик, в груди сжимает от мыслей, что шансы выбраться по-прежнему очень малы. Хруст веток под ногами до сих пор непривычен, Пак старается держаться подальше от стволов деревьев, к счастью, расположены они не так близко друг к другу. Вдруг это повторится снова? Горло неприятно сжимает, и ведь парень помнит с какой силой. Шутница может запросто сломать шею, когтями проткнуть кожу, зубами разорвать плоть и это только та часть, которая умещается в фантазии. Реально неизвестна и это до ужаса пугает. Пугает так же, как и возникший в глубине леса смех. Шаги одновременно застывают, а у Чимина цепью мурашки бегут по позвоночнику. Он никогда не забудет ту улыбку, видеть её снова последнее, что хотелось бы в этой жизни. Перед выходом была обговорена тактика: стать спинами друг к другу, чтобы полностью освещать периметр. В другой стороне раздаётся хихиканье, оно чередуется с первым, давая понять, что врагов теперь уж точно больше одного. Все сосредоточены. Каждый осматривает свою сторону на малейшее движение, мозг издевается, вырисовывая из обычных кустов и листьев человеческие фигуры, лица. Это как в детстве. Час ночи, родители спят в другой комнате, а ты по неизвестной причине открываешь глаза. Полная тьма, но в ней ощущается чьё-то присутствие. И в этот момент фантазия дорисовывает сама. Слышатся звуки, двигаться страшно. Зарываешься под одеяло, словно это защитный барьер, будто твой «воображаемый монстр» прекратит и исчезнет. Дышать становится тяжело, духота невыносима, но даже ногу высунуть страшно: вдруг за неё утянет под кровать. Чимин засыпал в детстве именно так. Однажды родители сказали, что он уже достаточно взрослый, чтобы бояться всяких несуществующих глупостей. Якобы стыдно в шесть лет бегать к ним в комнату и просить проверить шкаф или, допустим, кровать. На следующую ночь перестал. Трясся со слезами на глазах под этим чёртовым одеялом, смахивал со лба пот, лишь в крайнем случае высовываясь подышать, когда совсем становилось плохо. Позже на Рождество подарили ночник, и страхи закопались глубоко под землю. Иронично, что больше всего боясь темноты, Пак выбрал связанную с ней работу. Это помогло приспособиться, преодолеть то, что мешало двигаться, стоило очутиться запертым один на один с собой без света. После пережитого в этом городе и того, что происходит сейчас, парень сомневается, что когда-нибудь сможет победить этот страх на сто процентов. Слишком уж многое заставляет сдаться. Например, высунувшаяся из-за ствола дерева голова с неизменно широчайшей улыбкой до ушей. Тонкие ногти царапают кору с характерным звуком, пока Пак не направляет свет в её лицо. Тварь замирает и парень вместе с ней. С губ слетает тихое «там», слышит это только Юнги, резко повернувшись в указанном направлении. Изначально он сам не мог поверить, что упустил такой вид существ. По рассказам звучало абсурдно, но если так подумать, а что в этом городе не звучит так? Пауки, двухметровый бегун с острыми лезвиями вместо рук, теперь ещё и улыбающаяся практически бессмертная рожа. Фестиваль уродов, честное слово. Пока никаких движений — безопасно. Мина удивляет рост, приходится задрать голову, чтобы рассмотреть ближе, а ведь это она стоит не на полностью выпрямленных ногах. Отлично, хотя бы поможет дотянуться. Всё туловище спрятано за деревом, только голова выгнута в сторону, позволяя изучать свои жертвы отсутствующими глазами. Видит ли она вообще? И все эти ладони имеют какую-нибудь функцию? Юнги вспоминает, что сейчас не самое лучшее время для таких вопросов, так что перекладывает мачете в левую руку и, завернув рукав, медленно подносит к грудной щели. — Я нашёл ещё одну, — сообщает Калеб, кивая на дерево, где расположилась Шутница словно обезьяна. Обхватила руками и ногами ствол, смотря точно на скопившуюся кучку выживших. — И как её достать? — Сначала разберусь с этой. Внутри холодно. Да, это странно, но там ощущается пустота и прохлада. Как мороз в зимний вечер или опущенная в снег рука. Помимо холода там мокро и склизко. Мин морщится, погружая дальше запястья, пальцы что-то нащупывают только на половине предплечья, но по ритмичным пульсациям ясно, что сердце найдено. Брезгливость всегда была врагом парня, сейчас он спокойно посылает её на три буквы и обхватывает внушительных размеров орган, начиная вытягивать. Чем больше выходит рука, заполненная зеленоватой склизкой жидкостью, тем меньше становится улыбка твари, смешиваясь с болезненным скулежом. Надо же, ей больно. Юнги не садист, хотя слышать и видеть как она слабеет довольно приятное зрелище. Стуки учащаются. Оно схоже с человеческим, но чёрного цвета. Сосуды жёлто-зелёный и их очень много. Мерзко. Бросив на землю, парень пронзает его лезвием, сразу отскакивая назад, когда тело твари тряпичной куклой валится рядом. Улыбки больше нет. Напряжение несколько ослабло, но не стоит забывать, что точно такая же сидит на дереве и достать уничтожить её сердце будет намного сложнее. Юнги возвращается в их спроецированный «круг», по глазам парней видя насколько противным было зрелище. Повторять желания нет. — Можем дать ей сдвинуться, но если я уберу свет, будет всего секунда, чтобы поймать нужный момент, — рассказывает план мужчина, не отводя глаз с Шутницы. — А ей этой секунды хватит кого-нибудь сожрать, — добавляет с тяжёлым вздохом. — Она питается людьми? — подаёт голос Чонгук. Пауки откладывают внутри яйца или разрывают на части, Спайн по сути промышляет тем же, но никто из них не ест человеческое мясо. — Да. Прячется, чтобы незаметно напасть. Руки на теле обхватывают жертву, а зубы прогрызают череп. Ей легко добраться до мозга, сила челюсти впечатляет, — наступившая тишина разбавляется тихим «оу» Чонгука. — Ещё она любит играть. Оторвать руку, например и отпустить. Дать надежду на попытки спастись, а потом преследует. Смеется ещё, — хмурится, — это видите ли забавно. В голосе проседает злость. Слышат все, делая довольно логичный вывод: он видел это своими глазами. Его знакомых убили также. Слухи о церкви ходили разные, менялись не самые важные факты, но неизменно было одно: количество живущих там людей. Их должно быть двенадцать. Судя по тому, что при первой встрече осталось двое, а теперь и вовсе один, лес унёс за собой немало жизней. Но если они были такими же как Лука, даже не жалко, как бы грубо не звучала мысль. — Выбора нет, по-другому она не слезет. Попробуем убрать свет, — Юнги быстро меняет тему, так как буквально десять минут назад смог заткнуть навязчивые мысли о потере своих солдат. Разговор с Чонгуком правда помог, осталось просто перебороть и отпустить. — Тогда лучше не стоять толпой, может сбить всех одним ударом. План плохой, чертовски опасный, но единственный, дающий шанс избавиться от твари. Парни отходят друг от друга на расстояние пары метров, встав в шахматном порядке. Пересекаются глазами и коротким кивком Юнги даёт сигнал начинать. Проходит, как и планировалось ровно секунда. Калеб убирает руку от луча и теперь на коре... пусто. Проходит вторая, и громкий грохот с коротким вскриком раздаётся со стороны Чимина. Все три луча теперь направлены в землю, где Пак лежит под застывшей тварью, насевшей на него сверху. Он загнанно дышит, боясь пошевелиться, ведь противные пальцы удерживают за щёки крепкой хваткой, а раскрывшийся близко рот говорит об одном: если бы не фонарь, она сожрала его лицо. Ширина достаточная, чтобы полностью поглотить часть головы. Ужас пробирает до мозга костей. — Чимин, всё хорошо, она не сдвинется, — Чонгук медленно подходит ближе, приседая на корточки рядом. Так как голова парня находится во власти Шутницы, повернуться не удаётся, как бы не хотелось получить утешение в чужих глазах. — Тебе нужно достать сердце. Иногда необходимо делать отвратительные вещи просто потому, что надо. Сейчас на кону стоят четыре жизни. Как бы противно не ощущал себя Чимин, как бы не хотел снова полностью отдаться в руки паники, вспоминается изначальная задача, поставленная им же перед уходом. Стать тем, на кого можно положиться. В данной позиции никто не сможет дотянуться до груди, она практически прижата к его собственной. Всё ложится только на его плечи и подводить ни в коем случае нельзя. Дрожащая рука двигается в сторону их тел. На ощупь тварь сама по себе холодная, будто давно мёртвая. Закрыв глаза, парень находит необходимую щель и просовывает ладонь внутрь, поджимая губы от противных ощущений слизи. Теперь понятно, что испытывал Юнги. Видимо придётся также просовывать до середины предплечья, что он и делает, наконец касаясь бьющегося органа кончиками пальцев. С желанием быстрее избавить себя от не очень удачного положения, Чимин хватает сердце и быстро вытаскивает, заполняя футболку вытекшей зеленоватой жидкостью. Рука падает в сторону, часто бьющийся орган вываливается на землю, где Чонгук растаптывает ногой, тут же заставляя тварь издать последние звуки, замертво упав на Пака. Он всё бы отдал ради душа. Чувствует, по возвращению не вылезет оттуда часа три. Туша тяжёлая. Чонгук вместе с Юнги стаскивает труп, сразу помогая парню подняться на ноги. Вид не из лучших. Слизь не отряхается, он собирается обтереть об штаны, но Чон хватает за запястье и, расстегнув куртку, натягивает край своей футболки, обтирая ладонь, между пальцев и сами пальцы. — Ты молодец. Отлично справился, — шепчет, останавливаясь на мизинце. Проскакивает лёгкая улыбка. Он такой... маленький и милый? — Спасибо. Но я от страха чуть не умер, — посмеивается, поднимая глаза в большие карие. Теперь удалось вспомнить, что они напоминают. Тапиоку в любимом «Bubble Tea». Может это не совпадение? — Надо двигаться, — говорит Юнги, заострив внимание на руке друга, ласково держащей чужое запястье. Из-за этого Чон быстро отпускает, неловко отвернув голову. — Уже идём, — кивает Чимин, легонько ударяя младшего по плечу. Так называемое «путешествие» продолжается, только сзади теперь держится Чонгук. Он мог бы меньше контактировать с парнем на глазах других, но это так сложно. Почти невыносимо. Их чуть за это не сожгли и до сих пор неизвестно отношение Калеба к подобному. Его взгляды незаметны: то ли специально, то ли на самом деле плевать. А вот Юнги... Перед ним стыдно. Чонгук отдалялся, чтобы не проявлять взаимность из-за страха осуждения. И сейчас ему приходится смотреть как человек, который когда-то нравился с нежностью в глазах смотрит на другого, а на него никогда так не смотрел. Возможно Чон себя накручивает. Как однажды сказал Пак, у него «лицо с субтитрами», и субтитры эти пока что молчат. Тяга к Чимину непреодолима. Мягкость губ, тёплая ладонь на покрывшемся мурашками затылке, его желание быть ближе, пробовать касаться иначе: не так, как при обычной поддержке. Это настолько интимно, что даже в полном тварей лесу думая об этом Чонгук не может угомонить бешеные стуки сердца. Четыре миллиона подписчиков, большинство уж точно девушки, и их легко понять. Устоять перед его обаянием невозможно. Чонгук не может скрыть свою влюбленность, так же как пламя не может скрыть свое тепло. И ведь он даже не пытается этого сделать. Пусть Чимин видит, пусть знает, какое влияние оказывает просто своим присутствием рядом. И пусть понимает, что спасти от внутренней разрушающей боли удаётся. Выйти из мыслей приходится резко. Они дошли до оставленного на земле фонаря, всё так же непрерывно освещающего замеревшую тварь. Поза не изменилась, но в глаза бросается цвет. От раннее серого абсолютно ничего не осталось, теперь каждая частичка пепельно угольного, обгорелая, с отслаивающимися ошмётками кожи. Вывод напрашивается сам. В дневном свете, под лучами слабого солнца, твари сгорают заживо. Способность, спасающая от серьёзных травм в неподвижной форме не способна дать возможность восстановиться. Если пройдёт ещё день, три, неделя, месяц? Есть ли вероятность наступления смерти? Интересная теория, но проверять её времени и желания нет. Калеб подходит к обгоревшей твари, ни секунды не медлив засовывая руку в щель. На его лице нет отвращения, ведь те пять убитых были его работой. Сердце уже через пять секунд оказывается на земле, развалившись на две части от удара острого лезвия топора. Минус третья, можно немного выдохнуть. Больше половины пройдено, предположительно через час они дойдут к тропинке, которая в свою очередь, приведёт к машинам. Вроде всё не так плохо, да и Чимин, свыкшийся с болью, хромать стал реже, но это не даёт право терять бдительность и сосредоточенность. Быть всегда начеку Чонгук развил в себе через год. Со временем чувство защищенности и безопасности исчезало. Каково спать спокойно без мыслей о наступлении смерти в любой момент? Спросите любого, не живущего в этом городе человека. Раньше Чон ответил бы на этот вопрос, но правда забыл. Найти в ком-то отголоски покоя возможно, хотя полноценно не выйдет кажется никогда. Всё же он намного сильнее продолжает верить, что обретёт свободу и не будет как пещерный человек в центре цивилизации нового города. В подозрительной тишине потеряв счёт времени, они добираются до тропинки. Шутниц не было слышно и тем более видно. Словно... испугались. Что ж, так даже лучше, не придётся беспокоиться за внезапные атаки и снова засовывать руку в противную щель. Удача явно приняла их сторону на эту ночь не только из-за маленького количества врагов, но и уже виднеющихся в поле зрения автомобилей. Глаза Чонгука загораются. Он ускоряет шаг, обогнав даже Калеба с Юнги, и спешит наконец закинуть тяжеленный рюкзак на заднее сиденье, а потом и себя следом. Ноги устали, сон бы не помешал тоже, зато сидя на мягком кресле слабая волна удовольствия пробегает по телу. Сколько они шли в общей сложности? Часов шесть? Уже не так важно. Живы, с взрывчаткой и возможностью вернуться в лагерь по наступлению дня. Всё куда лучше, чем ожидалось. — Поедем утром, — оповещает Мин, закидывая рюкзак с оружием в свой автомобиль. — Сейчас лучше отдохнуть. Когда подходит Чимин, Чон сразу вскакивает, шире открывая дверь, и подавая руку, чтобы помочь сесть. — Да, но кому-то придётся посторожить. Мы на открытой территории, — предлагает младший, положив локоть на крышу. — Я могу. Голос Калеба сбивает Юнги с толку. Он хмурится, хотя правда пытается изо всех сил убрать предвзятость к мужчине. Нужно время, очень много времени и больше фактов, способных убедить в намерениях помогать. Только на стороне парня нет никого. Чонгук верит, а Чимину кажется плевать, лишь бы нога болеть перестала. В общем, он снова один и идти против толпы на этот раз не собирается. — Я сменю через пару часов, — ставит условие указывая пальцем, а после забирается в свою машину на пассажирское сиденье. Заснуть вряд ли выйдет. По большей части отдых нужен ногам. — Без проблем, — соглашается мужчина, поворачиваясь к Чону. — Вам помочь разложить? — Эм, нет, мы- — Вдвоём не вместитесь. Не желая слушать оправдания по типу «и так сойдёт», Калеб открывает багажник и убирает заднюю часть стенки, говоря Чимину встать. По выполнению просьбы, вытягивает сидушку, превращая в большое, довольно удобное место для сна. Как двухспальная кровать. Он сразу знал, что парни будут в одной машине, это и под сомнения ставить не стоит. Чон закусывает губу, несколько секунд обдумывая прежде, чем подойти и задать вопрос. Чисто для того, чтобы кое-что прояснить. — Тебе не противно? — шепчет, чтобы Чимин не слышал. — Мне плевать. Лука был гомофобом, и уж точно не придерживался Библии, когда хотел вас сжечь. Больше использовал как прикрытие. — Но ты верующий. — Уже давно нет, — на удивлённый взгляд пускает тихий смешок. — Отдыхайте. Он уходит к капоту другого автомобиля, опираясь на него копчиком, а топор оставляет на крыше, сложив руки на груди. Калеб действительно неизученный океан. Хочется нырнуть глубже, узнать скрывающиеся тайны, но волнительно. Иногда вмешиваться в жизни других просто не стоит. Их секреты должны оставаться только в собственной голове. К утру он вернётся или найдёт новый дом. Касаться Чонгука это точно уже не будет. С такими мыслями, слабо кивая на взгляд разноцветных зрачков, парень поворачивается к Чимину, уже лежащему на боку с локтем под ухом, разуваясь. Ветерок ночной прохлады пускает мурашки по коже, но он сдерживается, хотя сейчас бы не прочь укутаться в куртку, которую Чонгук как раз снимает, залезая и укладываясь рядом. Двигается максимально близко, что дыхание щекочет кожу лица, хотя сделано это больше для того, чтобы полностью накрыть курткой обоих. Улыбка напротив вымученная, усталая, но благодарная. — Мне всё ещё холодно, — закрыв глаза, шепчет, немного дрожа. Чонгуку постепенно становится знакомо это ощущение мурашек по спине. Или они не от этого? Всё-таки видеть парня настолько близко до сих пор непривычно. Есть возможность рассматривать. Маленький рой веснушек под его глазами Чон замечает только сейчас. Грязь после нападения Шутницы закрывает бóльшую часть, но и парочки достаточно, чтобы снова заставить мозг забыть как функционировать. Рука медленно высовывается из-под воротника куртки, пальцы ласково касаются лица, следуя контурам маленьких пятнышек под глазами, которые тот открывает. Смелость испаряется сразу. Чонгук хочет одёрнуть, но Чимин хватает за запястье, с тихим «нет», поднося обратно и прижимая, накрывая поверх своей ладонью. — Веснушки, — голос слаб. Чонгук не может оторваться от глаз. Банально говорить, что он в них тонет, скорее является пленником их красоты очарования. — М? — Мне нравятся твои веснушки, — проводит большим пальцем, стирая кусочек грязи. Так неожиданно вспомнился момент в храме. Чимин называл привлекательные черты, изучал, заставляя младшего онемелой статуей сидеть неподвижно. — Они как созвездия из тысяч маленьких звёзд, — смущённая улыбка расплывается по лицу. Ради неё Чонгук готов даже на глупости. — Я не могу выделить в твоей внешности что-то одно. Без каждой частички не было бы полноценного тебя. Вы когда-нибудь ощущали себя героем книги? Несмотря на ситуацию в городе, Чимин чувствует себя именно так. — Почему ты такой... — идеальный. Других слов подобрать не получается, но быть слишком резким в этом плане как-то неправильно. Ни год, ни два, ни пять. Они знакомы достаточно мало, но прошли через то, что сблизило на десять вперёд. И даже в таком случае не существует идеальных. Но смотря на Чонгука хочется в этом сильно усомниться. — Потому что с тобой по-другому не хочется. Холода больше нет. Тепло, вырвавшееся из грудной клетки добирается до кончиков пальцев, расплывается по всему организму и в особенности прибегает к щекам. Чимин не понимал, что ощущают подписчики, строча любовные комментарии и письма на почту, которая вообще-то указана для рекламы. Взгляды на улице от простых людей, не знакомых с его творчеством, были не менее притягательными. Иногда он позволял себе подмигнуть или слабо улыбнуться, снова выступая тем, кто заставляет смущаться. В этой машине рядом с Чонгуком, рука которого скользит ниже: к линии челюсти, он тот, кого смущают. — Ещё твой профиль. Я правда забываю как дышать. Романтика есть в фильмах, сериалах, даже играх и, естественно, в жизни. Но Чимин не рассчитывал, что так скоро столкнётся с этим лично. Причём с представителем своего пола в городе, кишащем смертоносными тварями. Большинство, и родители Пака не исключение, считают, что в двадцать шесть пора уже детей иметь, а их никогда не хотелось. То поколение мыслит по-старому. Будто смысл жизни – найти жену, продолжить род и спокойно умереть. Мыслишь иначе, хочешь посвятить время только себе и своим желаниям – сразу приписываются два статуса: перерастёшь или не той ориентации. Вот Чимин и думал до двадцати одного, что правда перерастёт, ведь девушки привлекали, а хотели от него в основном секса, чтобы хвастаться перед подружками. Переспать с блогером миллионником, конечно, достижение, но встречаться с фанатами, насобиравших о нём информацию, которую он и сам не знал, пугало. Они стучались в квартиру посреди ночи ради селфи, по просьбе не говорить никому адрес активно кивали и через пол часа приходила новая порция подростков на фотографии. Чимин любит свою аудиторию, но стоит признать: большинство из них не знают понятия личных границ, а другая половина встречается намного реже. Отношения не для него, проявление чувств к кому-то тоже. Никто не привлекал так, как описывают в сюжетах книг, никто не доводил до бархатного трепета внизу живота одним своим взглядом, никто, кроме Чонгука, не мог касаться его так нежно, растапливая последние кусочки льда, хранившиеся для защиты сердца, способного разбиться. Чимин сглатывает, глаза перемещаются на чужие губы, воспоминания их вкуса ударяет в голову. Так сильно хочется поцеловать, прижаться, чтобы до потери воздуха. Чтобы бабочек стало в сотни раз больше. К сожалению, положение не выгодное, да и при посторонних заниматься таким... даже больше не культурно, чем неправильно. Со слабой улыбкой Пак снова смотрит в глаза и за запястье уводит под куртку, укладывая чужую ладонь на свою талию. Ощущается она там не менее идеально, чем сам Чонгук. — Давай спать, пока ты не свёл меня с ума. Уголок губ приподнимается в улыбке, пока рука немного сжимает горячую даже сквозь футболку кожу. — Тогда мы были бы в расчёте. Мы уже в расчёте, Чонгук, — думает Пак, опустив веки и отдаваясь наступившей слабости, позволяя сну полностью им овладеть.