Silentwood

Голова кружится и раскалывается. Надо же, какое знакомое чувство. Город не перестаёт удивлять, очередная встреча с незнакомцами способна перерасти во что угодно. С учётом ходивших слухов о церкви, очнуться Чонгук не ожидал вообще. Первыми в обзор попадают собственные руки и ноги, толстыми верёвками привязанные к стулу. Подняв голову выше, промаргиваясь, чтобы немного сконцентрировать зрение, парень понимает, что находится уже внутри самого храма. В ряд расположены скамьи, между длинный красный ковёр, ведущий от дверей главного входа до его стула. Если логично подумать, то за спиной должен находиться алтарь. Как раз с этого места читают молитвы. Проблема отыскать храм решена, но появилась новая, и как с ней разобраться Чон пока что не знает. Сначала пробует освободить руки, а туго затянутые веревки не позволяют сдвинуться ни на миллиметр. С ногами даже не пытается, там дела обстоят ещё хуже. Второй интересующий и больше всего волнующий вопрос всплывает о Чимине. Снова исчез и снова так внезапно. Проще уже кажется его к себе привязать, чем постоянно сидеть на иголках от таких ситуаций. Чонгук в Бога перестал верить, так что если с парнем что-то посмеют сделать или уже сделали, он клянётся, что разнесёт это место к чертям собачьим. — Тут кто-нибудь есть? — раздаётся голос за спиной. Голос Чимина. От этого факта на душе становится куда спокойнее. — Я здесь, — тут же отвечает, повернув голову максимально в сторону. Теперь можно заметить парня в такой же ситуации. Ему вид достался скучноватый: большая статуя Богоматери. — Они тебе ничего не сделали? — Нет, нет, я в порядке. А ты? — Тоже, — кивает, вновь дёргая рукой. — Давай попробуем выбраться. Сразу же после слов, в главную дверь со скрипом, разрезающим тишину, входит невысокого роста мужчина, держа в руках дробовик, принадлежащий, между прочим, Чонгуку. Чёрная мантия с капюшоном закрывает лицо и не даёт понять точного телосложения. Виден лишь подбородок, когда тот поднимается по ступенькам к стулу, приставляя дуло оружия к подбородку Чонгука. — Разве убийство не грех? — как-то не в тему шутит, пытаясь разрядить обстановку и желая поднять руки в примирительном жесте, но совсем забывает о небольшом нюансе. Дуло сильнее давит на кожу, вынуждая парня зажмуриться, слегка отвернувшись. — Вы тоже пришли «поразвлечься»? Думаете это смешно, заявляться на нашу территорию, чтобы поглазеть? О, смотрите, здесь живут сумасшедшие, как забавно! — смех мужчины похож на истерический, причём тон голоса как у пубертатного подростка, немного пискляв. — Оставь детей в покое, Лука. Из комнаты в стороне выходит довольно... огромный бородатый мужчина. На нём коричневое кожаное пальто и такого же цвета шляпа. Всё внимание забирают глаза: радужка левого красная, а правого серо-голубая. Он сам по себе выглядит необычно для простого человека. Чимин видел такое телосложение в играх и фильмах, но точно не ожидал в жизни, угодив в ловушку. Страх сдавливает рёбра, какие бы намерения не были у этих двоих, доверять стоит в последнюю очередь. Конечно, если сейчас дробь собственного оружия не продырявит череп. Лука фыркает, но всё же убирает дуло, недовольно снимая капюшон. Сейчас Чонгук немного завидует Чимину, ведь его положение не позволяет видеть лицо с вырезанными крестами на лбу, шее, обеих щеках и даже поверхности правой ладони. Это не шрамы, словно раны сделаны несколько часов назад, успевшие покрыться корочкой. Насчёт здешних обитателей слухи не врали, остаётся надеяться, что про взрывчатку тоже будет правдой. Но для начала надо выбраться. Как бороться с главным громилой пока основной вопрос. Можно попробовать напасть со спины, вернуть дробовик и просто застрелить или- — Развяжи их, — говорит мужчина, становясь напротив стула Чона. Руки убирает за спину, прищурив глаза рассматривая черты чужого лица. Пока Лука послушно выполняет приказ, продолжает: — Меня зовут Калеб Грэвис. А вы что тут ищете? Говорить про взрывчатку разумно? Сложный вопрос, но врать в уязвимом положении не хочется. Чонгук решает рискнуть, вдруг эти сумасшедшие на деле не такие? Недавние вопросы Лука ясно дали понять, что они не первые, кто заявляются к ним с намерением «посмеяться». У них есть право вести себя так, чтобы обезопаситься. Хотели бы — давно убили. Не для этого же развязывают, верно? — Мы ищем... — потирает запястья, замолкая. Нет, раскрывать карты сразу нельзя. — Друга. Уехал прошлой ночью, случайно не видели? Мужчина отводит взгляд в сторону, как раз в ту комнату из которой выходил, и кивает. — Да, нашли вчера одного. Он без сознания, можете проверить там. Чимин сразу обеспокоенно смотрит в сторону младшего, как бы предостерегая и прося оставаться на чеку. Неизвестно, что в этой комнате, но опять же. Хотели бы убить, то сделали сразу. Только эта мысль позволяет сделать первые неуверенные шаги в сторону двери комнаты. Пак сразу оказывается рядом, нет желания оставаться один на один с кем-то из них. Не стоит делать поспешных выводов, только прожив в городе десять лет, научившись правильно пользоваться одиночеством и не видеть в нём одни минусы, организм учится чему-то новому или прогрессирует, улучшая старое. Интуиция подводила Чонгука часто, но это изменилось после нескольких лет выживания. Лживые люди преследуют и будут преследовать всегда. Сочинят любые сказки, ища выгоду в свою пользу, и убеждался в этом парень не раз. Сейчас он не имеет представления почему незнакомцы пытаются вести себя адекватно, когда у одного прямым текстом на лице написано о принадлежности к чёртовой секте. Кто в здравом уме будет вырезать на лице кресты? Это куда больше, чем обычный фанатизм. Но вот что Чонгук знает точно: найти Юнги и взрывчатку необходимо как можно скорее. В комнате за дверью на самом деле не оказывается новых ловушек. Всё обустроено довольно уютно, как обычная спальня в любой квартире. Светильник на стене возле кровати тёплым желтоватым оттенком освещает рядом стоящую тумбу, и самого Юнги, лежащего на спине с компрессом на голове. От входа справа ещё есть шкаф, а свободное пространство стен занимают иконы. Их много. Чонгук не стал считать, сбился ещё на пятой. Несколькими широкими шагами он сразу сокращает расстояние и присаживается на край, поджимая губы от не самого лучшего вида друга. Засохшая кровь заполняет трещину на губе, носу, скуле и брови. Это пытка, видеть Юнги в таком состоянии. — Не похоже на работу пауков, — негромко озвучивает догадку Чимин, останавливаясь напротив. Юнги для него как был, так и остался просто знакомым и лучшим другом Чонгука, но переживать от этого меньше не стал. Важные младшему люди автоматически становятся важны и для него. — Ты прав, это сделал его друг, — Калеб внезапно появляется в проёме, ему приходится пригнуться, чтобы зайти, ведь рост чуть больше двух метров по-другому не позволяет. На услышанное Чон поднимает бровь. — Тот, что без головы остался. Я видел как он избивал, твердил, что этот в чём-то виноват, — переводит взгляд на Мина, в особенности на компресс. — За ними гналось много тварей, я убил, кого смог. Не волнуйтесь, ваш друг должен скоро прийти в норму. Сложно поверить, но... этот человек спас Юнги. Его пугающий образ противоречит поступкам. Судить по одному, конечно, не стоит, просто сейчас Чонгук готов немного спрятать свои иголки и хотя бы за это по-человечески поблагодарить. Молча встав с кровати он протягивает мужчине руку, на которую тот смотрит с бесстрастием. Вообще ему эмоции даются сложно, пока кроме каменного лица ничего другого заметить не удалось. Всё же пожать руку Калеб решает. Ладонь Чонгука вмиг становится крошечной и полностью прячется в чужой. Быть врагом этого человека никому не пожелаешь. — Меня зовут Чонгук. Это Чимин, — кивает в его сторону парня, который на короткий взгляд цветных радужек немного склоняет голову. — Вы спасли Юнги. И за это я очень благодарен. — Оставайтесь, пока он не поправится. Мы всегда рады хорошим гостям, — делает особый упор на слово, убирая руку. — Не будем доставлять друг другу проблем своим... любопытством, верно? Суть слов ставит в тупик, но проскакивает мысль, что мужчина совсем не идиот и знает истинную причину скопления незнакомцев в своём храме. Этим он подтверждает наличие тайн. В любом случае, пока Юнги в бессознательном состоянии, нарываться на проблемы не стоит. Кто-то считает этих людей священниками, а кто-то сатанистами. Оба варианта не симпатизируют, но различия между Лука, у которого точно с головой неполадки, и Калебом, загадочным здоровяком, спасшим их друга, кардинальные. — Да, сэр, — кивает Чонгук, неосознанно опустив взгляд на золотой кулон с изображением стрекозы на его шее. Не выглядит как ювелирное изделие, этот факт автоматически откладывается в голове. — Очень хорошо, — мужчина доходит до двери, но останавливается, через плечо говоря: — Аптечка в тумбе. Будьте паиньками. И уходит. Громкий выдох Чимина привлёк внимание, и только повернувшись в его сторону, Чон заметил как сделал так же. Напряжение рядом с этим человеком никуда не исчезло. Даже его удаляющиеся громкие шаги за дверью отдаются стуком сердца в грудной клетке. Уходить без взрывчатки нельзя, иначе весь проделанный путь, все потери и травмы будут получены зря. Надо искать и пока есть время, Чонгук решает им воспользоваться. Смотрит на Чимина и кивает в сторону двери. Осмотреть главный зал и территорию вокруг опасно, но необходимо. Каждая деталька способна привести к разгадке, так что парни снова делают серьёзный шаг и укладывают задачу на свои плечи. Без оружия запросто свернут шею, а с ним возникнут подозрения. Они не знают остались ли вещи в лесу или Калеб спрятал их в место понадёжней. Пока что приходится оставить Юнги в тишине и выйти за дверь, не замечая в зале ни единой души. Это дарит облегчение и шанс поискать тайные комнаты, если таковые вообще имеются. Сразу напротив комнаты располагается такая же, но закрытая дверь с защёлкой. Обменявшись взглядами было принято общее решение начать с этой комнаты. Внутри оказалось по больше степени пусто. Размеры не отличались от прошлой, в углу на настенной полке стоят иконы, а под ними канон – квадратный подсвечник со множеством лунок для свечей. Видимо, молитвенная комната. В нос ударяет специфический запах недавно погасших свеч, что парни оставляют без внимания, закрывая дверь. Неловко лазить по храму в поисках чего-то, способного забрать жизнь. Ещё с детства верующие вбивают своим детям в головы о существовании высших сил, и Чонгук исключением не стал. Нет, он не скажет, что его насильно заставляли соблюдать все посты или религиозные правила. Люди придерживались Буддизма, но большинство, как и Чон, Христианства. С возрастом возникало всё больше вопросов, а точных ответов не находилось. «Опирайся на Библию» – вот, что получал парнишка на очередные свои мысли. Так если Бог есть, то почему допускает смерти ни в чём неповинных людей? Почему молитвы вмиг прекращают быть полезными, когда ты так отчаянно нуждаешься в его помощи? Когда перестаёшь полагаться на высшие силы, ответы находятся сразу. Человек должен сам разбираться со своими проблемами, выстраивать жизненный путь и класть надежды только на свои плечи. Если повезёт, то поможет стечение обстоятельств, если нет, на всём поставится точка. Из всех десяти лет Чонгук не рассчитывает на Бога около восьми, хотя иногда сам не замечает, что в мыслях умоляет кого-то помочь. Он всё ещё хочет верить, но делает с трудом. У Чимина к этому всему отношение всегда было строгое. Родители ходили на службу каждое воскресенье и водили сына с собой. В детском возрасте Пак мало что понимал, просто следуя словам матери: надо, значит надо. Уже повзрослев он осознал, что это пустая трата времени, чем вызвал самое первое разочарование семьи. Были скандалы, приходилось сбегать по ночам к Тэхёну, а утром возвращаться домой под пожирающими взглядами и наказаниями в виде отключения интернета. Тогда они ещё не знали про хобби сына, пока видео не дошли в руки. Наступило разочарование номер два. Дальше Пак не пытался наладить отношения, а просто снял квартиру и съехал. Сбежать от проблемы было реальней, чем решить. Общение наладилось совсем немного после подаренного автомобиля на День рождения отца, но этого всё равно было мало. Хотелось услышать, что они гордятся, а не очередную шутку в плане: заработал красивым личиком. Так что сейчас в этом месте мысли Чимина творят бардак из воспоминаний и совершённых поступков. Он не виноват, что выбрал жить так, как хочет. Он не виноват в том, что смотря на Чонгука внутри творится то, что может сделать его для семьи настоящем изгоем. — Смотри, — голос Чонгука не пугает, в последнее время он стал тем, что успокаивает. Пак поднимает глаза на белоснежную статую, к которой поспешно шагает Чон. — Здесь чего-то не хватает. — В смысле? — не понимает старший, поднимаясь по ступенькам и становясь рядом. — Видишь? — указывает на круглый вырез в основании статуи. Чимин приоткрывает рот в удивлении. — Думаешь там потайной ход? — Я уверен. И кажется знаю у кого есть ключ, — поворачивается в сторону главного выхода, оставляя взгляд на двери. — Калеб носит золотой кулон, — о, это Пак тоже успел заметить, кивает. — Форма подходит. Надо как-то достать. План хороший, если не считать, что этот громила раздавит одним пальцем. Им дали возможность оставаться здесь, не выгнали в ночной лес и самое главное – не убили. Как-то неправильно поступать так за их спинами. Чимин бы спросил про взрывчатку напрямую, рассказал с какой целью она нужна, ведь вряд ли им самим приятно жить в лесу, наполненном разными тварями, но сомневается получить хорошие результаты. Случай дарит два выбора, и ни один простым не кажется. Зато в обеих нужно дождаться пока Юнги встанет на ноги. Этого придерживается и Чонгук. — Дождёмся подходящего момента, — вздыхает, спускаясь по порожкам к первой скамье на ряду и садится, опираясь локтями на колени и запуская руку в волосы. Чонгук подавлен всем, что разом накинулось на плечи. Новый вид монстров, смерть двух лучших людей Юнги и сам Юнги в таком состоянии. Даже если они сейчас найдут взрывчатку, каким-то образом сбегут из храма незамеченными, то проблема опасностей леса остаётся неизменной. Оружия нет, как и нет времени. Следующим утром истечёт срок, данный Хосоком. Если он поедет в лес, то вряд ли сможет добраться сюда или вовсе умрёт. Столько всего непредвиденного, опасного. Ничего нового, Чонгук должен был привыкнуть, но только не когда обрёл то, что боится потерять больше всего на свете. От потока мыслей голова колит в висках. Массируя пальцами, Чон не замечает, как рядом севший Чимин кладёт ладонь на его плечо, слегка сжимая. Это вынуждает повернуться к нему и слабо улыбнуться, только парень совсем не ожидал, что Пак ляжет головой на его колени, а ноги положит на скамью: как раз доставая до края. Дыхание перехватывает. Такой вид Чонгук даже не представлял ни разу. Он чувствует как горят щёки, а слабая улыбка Чимина ломает остатки разумности, откидывая всё беспокойство на другую планету, нет, другую Вселенную. Тёмные пряди так идеально рассыпались на его бёдрах. Под этим углом Чимин выглядит... мягким. Все попытки казаться суровым и твёрдым за месяц вмиг испаряются. Вот настоящий Чимин. Лежит на коленях Чонгука и не может перестать улыбаться с его реакции: застыл как пугливый заяц. — Не напрягайся, — шепчет, прикрывая глаза, а руки укладывает на груди. Под затылком твёрдо как на камне, но когда младший слышит просьбу и всё же расслабляется, становится удобнее. — Мы в церкви, — как бы невзначай напоминает Чон, позволяя себе облокотиться на спинку скамьи, а руки... не знает куда девать. Они будто стали лишними. Пока что опускает по бокам. — И тебе это мешает? — приоткрывает один глаз, замечая как парень сразу отвёл взгляд в сторону. — Странные у тебя методы поддержки, — посмеивается, сжимая и разжимая вспотевшие ладони. Почему организм так резко реагирует? — Помолчи. Буря эмоций. Рот так и остаётся приоткрытым несколько секунд, прежде, чем закрыться. Чимин снова смотрит в его глаза, и Чонгук застывает. — Мне нравятся твои брови, — указательный палец медленно тянется к ним, очерчивая контур. Оставшийся шрам придаёт изюминки, — и нос, — скользит ниже до кончика, — родинка под губой, — невесомо касается, видя как дёрнулся чужой кадык: сглотнул. — Губы. Но их трогать не решается. Опускает руку обратно на грудь, любуясь каждой частичкой, каждой неровностью лица парня. Чимин не знает, что их ждёт впереди. Он никогда не знал, но продолжал тянуть. Чонгук не успел сказать Бомгю важных слов, поэтому столько времени страдал, держа чувства в себе. После посещения могилы младшим, Пак понял, что может оказаться на этом же месте. Не успеть и окончательно сломаться. Нить, связывающая их судьбы разорвётся, наступит конец так и не успевший подарить начало. Может поэтому охватившей на такие поступки смелости парень не захотел давать отпор. Кто-то должен был перейти черту, и эту задачу Чимин взял на себя. — Что нравится тебе? Какой внезапный вопрос. Чонгук, итак, сидит потерянный, фантомно ощущает мимолётные касания на коже, которые жаждет почувствовать снова. Ему всегда было сложно выражать эмоции должным образом. Бомгю показал, что значит быть для кого-то важным, значимым, дорогим. Чимин добавил к этому ценность жизни. Время, алкоголь, сигареты – это не лечит. С болью наступает саморазрушение, суицидальные мысли, пока окончательно не загонят под землю. Чонгук был очень близок, но ему вовремя протянули руку. Раны заживают из-за парня на коленях, да, шрамы останутся, но и в простом мире без тварей в любую секунду возможно получит травмы. Когда меньше и меньше нравится жить, судьба посылает спасательный круг. Тонуть в ужасах города Чонгук перестал, но чужих глазах хотел бы до бесконечности. — Ты. Простое слово меняет выражение лица, с которого сползает улыбка. Парень не сразу осознаёт свой поступок. Это было резко? Судя по тому, что Чимин даже с колен поднялся, да. Он, кажется, пытается понять реальность происходящего: сдвинувшиеся к переносице брови об этом прекрасно говорят. Тишина заполняет огромное помещение, они смотрят, смотрят, смотрят, пока медленная улыбка не расползается на полных губах. — Постой, серьёзно? — переспрашивает, надеясь получить только положительный ответ. Под землю проще провалиться, чем перестать краснеть, как девчонка. Кивок даёт ответ, и в голове парня ещё согласие на то, что они не успели закончить в один из дней. Горячая ладонь оказывается на затылке, жар прожигает без того горячую кожу, и сердце Чонгука замирает вместе со всем телом. Чимин целует. Нежно прижимается губами к мягким, чуть суховатым, напряжённым. Немного склоняет голову в бок, даря ещё один короткий, но медлительный, чтобы насытиться, а Чонгук точно каменная статуя. Ответа не следует долго, парня пугает мысль открыть глаза и увидеть страх, а ещё хуже – разочарование. Но он решается, с опаской отстраняясь и поднимая веки, тут же с ладонями на щеках вновь оказываясь притянут обратно. Этот поцелуй жгучий. Если Чимин пытался действовать осторожно, то Чонгук напористый. Его губы двигаются уверенно, пропитаны страстью, заставляя Чимина потеряться от настолько дикого желания Чонгука поглощать его рот. Оттягивая нижнюю, чтобы возобновить процесс, младший насыщается упущенным временем, которое они могли проводить таким образом, признайся он первый. Просто... Чёрт возьми, как же губы Чимина хороши. Словно созданы для поцелуев. Для его поцелуев. Дыхание тяжелеет. Чимин сжимает волосы на чужом затылке как бы прося отстраниться, и Чон сразу отрывается, в частом дыхании пуская слабый смешок. Опуская глаза на влажные, покрасневшие и ещё больше опухшие губы, по спине бегут мурашки. От осознания того, что такими они стали из-за него, живот приятно скручивает. Когда рука с затылка перемещается щёку, лаская пальцем уголок, и вытирая остатки слюны, Чонгук вновь наклоняется вперёд, в этот раз получая вместо желаемого указательный палец. — Мы в церкви, — бьёт теми же словами, даже не пытаясь спрятать хитрую улыбку. А Чонгук дарит нежную, беря его руку за запястье и, прикрыв глаза, целует сначала указательный палец, помешавший сотворить задуманное, а потом и внутреннюю часть раскрывшейся ладони. Короткими поцелуями губы двигаются по внутренней стороне запястья, пока не наступает очередь Чимина заливаться краской. Когда чувствуется сильный голод, еда приобретает новый вкус. Лишаясь возможности что-либо делать, люди со страстным насыщением испытывают незабываемые ощущения после шанса получить желаемое. Столько времени Чонгук мечтал переступить через себя, думая, как же глупо было не бояться смерти, ползучих тварей, но бояться раскрыть свои чувства к Чимину. Они накладывались слоями, овладевали всё чаще, но не могли дойти до конечного результата, пока парень не оказался смелее. Поцеловал, срывая все запреты, под крепким замком установленные в голове Чонгука. Может он повёл себя резко, ведь первый поцелуй вышел не таким, как себе представлял. Немного грубым. Признаться, после их близости, когда лицо Чимина, испачканное алыми пятнами было на тончайшей грани до касания его губ, каждую ночь занимали фантазии того, что могло быть дальше. Чон хотел, но обстоятельства и влетевший в палатку Гёкхо послали к чёрту. Не будь они в храме, Чонгук уверен, что не отрывался, пока каждое свободное пространство лёгких не заполнилось чужим воздухом. — Может я эгоист, — горячий воздух от шепота скользит по коже, — но так благодарен, что ты приехал в город. На подбородке появляется ласковое касание. Чонгук открывает глаза, пытается прогнать мысли о том, что хён сейчас испарится, что это не правда, но когда его палец медленно оттягивает нижнюю губу, а ладонь ведёт по коже щеки, поглаживая и со слабой улыбкой показывая полное отсутствие страха в своих действиях, он верит. Кладёт руку поверх чужой и ближе прижимает к лицу, дёргаясь от звука открывшейся двери главного входа. Лука застывает в проходе ненадолго, подходит ближе, с подозрением смотря как парни усердно делают вид, что не занимались тут чем-то непристойным, и хмыкает, стягивая капюшон с головы. В его присутствии почему-то намного тревожней. Калеб в размерах больше, но кажется адекватным. Этот же в глазах отражает неясное безумие. Кресты на лице всё ещё вызывают неприятный комок в горле, движения пропитаны подёргиваниями и поведение... странное. Он садится рядом с Чимином, касаясь своим бедром его, и смотрит в глаза. Близко, без единого слова, даже когда парень, сглатывая, отворачивается в другую сторону. — Судный день проходит как надо, да? — хихикает, опуская взгляд на руки Пака: перебирает пальцы и только Чонгуку известно, что значит этот жест. — О чём Вы? — решает переправить внимание на себя, меняясь с Чимином местами. От мужчины неприятно пахнет. Не хочется признавать, что запах трупный, но так и есть. Этот узнать труда не составляет. — Как это о чём? — искренне не понимает. — Наказание Господа для человечества. Этот город только начало. Сдержаться от смешка удаётся. Как вообще можно верить в этот бред? — Откуда такие выводы? — Я слышу его, — поднимает палец, приставляя к виску, — здесь. Бог говорит со мной. Отлично, перед ними сидит безумец, свято верящий в общение с Богом. Чего ещё не хватало Чонгуку за десять лет? От таких опасности может быть больше, чем от Спайна. Без оружия и продуманного плана ничего не остаётся, кроме как продолжить слушать и возможно подыгрывать. У Чимина например от услышанного на лице написано недоумение. — И что он говорит? — Пока последний грешник не лишится жизни, этому не придёт конец, — растягивает губы в улыбке, чуть наклонив голову вбок. — Какие у вас грехи, ребята? Я мог бы... — его руки медленно тянутся к чужому предплечью, но Чон вовремя одёргивает руку, отодвигаясь, — закончить всё это. Спастись, — запускает руки в волосы, сжимая у корней. Опять эта улыбка, и опять в ней нет ничего адекватного. — Всего лишь нужно найти в вас самое ужасное и принести в жертву. Сжечь в святом пламени, и тогда явится лик, говорящий о конце пришедшего на Землю ада! Уровень опасности возрастает в несколько раз, когда мужчина резко вскакивает со скамьи, доставая из-за пояса лезвие. Узоры его не обычные, Чонгук смело может предположить, что клинок ритуальный. Адреналин бурлит в венах, встав следом, парень задвигает Чимина за спину, подворачивая рукава куртки, как очередной скрип двери прерывает возможную драку, где определённо мог быть смертельный исход. — Что ты творишь, Лука? — Калеб зол. Густые брови сведены к переносице, тяжёлые шаги доводят его до скамьи и грубым движением мужчина выхватывает чужой клинок, отбрасывая в сторону. — Прими уже таблетки и иди спать, — цедит сквозь зубы, указывая пальцем на выход. Вместо ответа он обидчиво натягивает капюшон и уходит в указанном направлении: к главной двери храма. Чонгук до сих пор не может прекратить сжимать кулаки, смотря вслед удаляющейся спине, пока лёгкое касание Чимина к руке снимает напряжение. Он словно очнулся от крепкого сна. Была опасность, значит её необходимо устранить. На таком автопилоте пришлось выживать всё время. Заметив клинок, в голову тут же пришла мысль, что замараться кровью ради Чимина нестрашно. Не первый раз, кажется, она там прижилась. — Прошу простить, — вздыхает Калеб. — Без лекарств он бывает немного не в себе. Я прослежу, чтобы ваша безопасность оставалась не тронутой. — Спасибо, но... — Чон закусывает губу, думая как со стороны прозвучит вопрос. А, впрочем, уже не важно. — Он говорил о жертвоприношении- — Бред, — обрывает. — Иногда он доходит до крайностей, но жертвами становятся пауки и хамелеоны. — Хамелеоны? — Вы должны были встретить. Они водятся только в лесах. Прячутся, сливаясь с местностью и застывают при свете фонаря. Так вот кто это такие. Всё же Шутница подходит больше. Чонгук собственно придуманные имена менять не собирается. — Вы знаете как их убить? — Вырвать сердце, — глаза парней расширяются. Такого варианта они даже не предполагали. — Стрелять можно сколько влезет, но пока оно бьётся, тварь неуязвима. Щель в груди открыта, так что сделать это труда не составит. Неуязвимость исключается, отлично. Обратный путь уже будет чуть проще. — Наши вещи ведь у вас? — вопрос звучит только для уточнения. Чонгук уверен, что они не могли оставить хорошее оружие и запасы в лесу. — Да, получите перед уходом. Поймите, я тоже не до конца вам доверяю. Понимают, только от Лука это не спасёт. Если посреди ночи щелчок в голове заставит его закончить начатое? Даже маленькая заточка могла бы помочь, а в итоге снова придётся полагаться на чуткость сна и силу рук. Чон уже подумал, что не будет давать себе слабину и посторожит. За время отключки успел достаточно отдохнуть. После следующей ночи срок поручения истечет, так что любым способом необходимо добыть кулон Калеба несмотря на его помощь. — До утра пять часов. У вас есть время на отдых, — кивает в сторону комнаты, где лежит Юнги, собираясь уходить. — Доброй ночи. Шаги эхом отдаются в голове, но это наталкивает на мысль. Когда мужчина выходит на улицу, Чонгук спешит к дверям: узнать где те ночуют. В целом обстановка вокруг полностью неизведанная, помимо внутренности храма ничего не видели, а ведь снаружи точно имеется что-то подозрительное. Приоткрыв дверь, встречает вид поляны с невысокой травой. Деревья находятся в нескольких километрах от самого здания, а в стороне стоит похожая на сарай хижина, с обеих сторон двери которой висят два факела. Именно туда входит Калеб, исчезая во тьме помещения. Чонгук делает шаг вперёд, останавливаясь из-за хватки на рукаве. — Собираешься идти без оружия? — шепчет Чимин, глазами прося не делать глупостей. Времени правда мало, но так рисковать – худший вариант. — Попробуем привести Юнги в чувство. Втроём будет проще. Своё необдуманное решение парень сразу забывает. Юнги может помочь, но будет ли в силах? В бессознательном состоянии он провёл немало времени, серьёзные травмы вынудят тащить на руках до самой машины, и вот очередной вопрос. Будет ли это вообще возможно? Иногда появляется чувство нереальной удачи, по другому не объяснить то, как парни до сих пор живы. Кивнув, Чон шагает в сторону комнату, дёргает ручку и застывает, видя Мина, сидящего на кровати, и держащегося за голову. Улыбки от облегчения сдержать не вышло. — Что... — не успевает договорить, сразу оказываясь в тёплых объятиях младшего. Рука не веря, так медленно и аккуратно ложится на чужую спину, а большие глаза не могут оторваться от лица Чимина. — Что вы тут делаете? — Тебя спасаем, — бубнит в куртку. Чонгук слишком волновался, хоть и не показывал открыто. Отстраняется, решая вывалить всё как есть. — Хосок дал нам двое суток, так что время поджимает- — Подслушал значит, — пускает смешок. — Но я просил его не выпускать вас за стены до полного восстановления, — строгий взгляд шквалом сносит все мысли Чонгука, оставляя с приоткрытым ртом стоять и пялиться. — Это я настоял, — вмешивается Чимин, всем видом говорят Чону не встревать. А тот уже собирался. — Вины Хосока тут нет. Только моя. Юнги тяжело вздыхает. Конечно, он не поверил, но поступок парня уважает. — Ладно, — встаёт, пошатываясь, но опора в виде плеча Чона помогает удержаться. — Нашли взрывчатку? — Нет, но есть предположение. В главном зале статуя. Там отверстие, очень схожее с кулоном Калеба. Он тут, кажется главный, — поясняет младший, всё ещё придерживая друга, хоть и основная часть опоры уже перешла на собственные силы. Остальное и самое важное Чон рассказывает про Лука и его... странные наклонности, а так же делает опору на отсутствие оружия и хижину рядом с храмом. Взрывчатка может быть в любом из этих мест, но то, где находится кулон, уже говорит о его важности и намерении что-то скрыть. Сложив полученную информацию в целую картину, Юнги окончательно принял решение, что пробираться в хижину придётся. Как минимум, чтобы найти свои вещи. Дальше станет куда проще. Под покровом ночи сложно сделать шаг наружу без возможности себя обезопасить. Любой шорох нагонит стаю пауков, а сделать всё идеально тихо получится навряд ли. Парни готовы к неожиданностям, поэтому по очереди выходят на улицу и цепочкой крадутся к хижине. Окна заколочены досками, домик в целом не выглядит пригодным для жизни. Словно заброшен. Даже если главная дверь открыта, заходить напрямую опасно, так что они делятся: Юнги идёт в заднюю часть для продолжения поисков, а Чимин и Чонгук прячутся за угол, чуть что готовые бежать. И это решение приняли не зря. Как только Юнги пропадает за углом, дверь открывается. Лука, с опаской оглядываясь по сторонам, начинает идти в сторону храма, что может оборвать весь план за секунду. В этом городе приходится идти на крайние меры в случае угрозы, но до мысли вырубить человека, чтобы обокрасть его имущество, Чонгук никогда не доходил. Мужчина опасен, возможно сейчас его уверенные шаги направлены как раз к ним, чтобы закончить начатое. Принести в жертву? До сих пор трудно в голову вбить подобное. По итогу Чон не успевает принять решение, как видит Юнги, направившегося вслед за Лука. Кивком просит довериться, а сам мысленно прогоняет все возможные приёмы лишить сознания одним ударом. Хосок в этом профи, уроки проходили не зря. И с этого момента главная часть остаётся на парнях. Других проходов нет, заходить придётся только через дверь. Рука сама тянется к ладони Чимина: уже не страшно, а сопротивления, как всегда, не следует. Чонгук сжимает крепко, с резким выдохом толкая скрипучую как в чёртовых ужастиках дверь. Внутри... загон для коров. Помещение небольшое, освещено двумя факелами в держателях на стенах с обеих сторон. Слева от двери множество калиток со ржавыми вёдрами, справа точно такие же, но наполненные разными инструментами. Коса, лопата, топор, вилы. Всё для хозяйства. Переступая через порог, в нос ударяет резкий тухлый запах. Такой знакомый. Чонгук ни с чем не спутает застывшую кровь. Рука уже вспотела, но отпускать всё ещё не собирается. По лицу Чимина можно спокойно понять, что виды здесь пугают. — Что они тут творят? — шепчет Пак, прикрывая нос рукавом. — Сейчас узнаем, — кивает вперёд на большую дверь. Ладонь приходится вытащить, чтобы осмотреть на ней замок. — Но... где Калеб? Он заходил сюда. — А вышел видимо там, — от исчезновения чужой тёплой руки, прохлада вынуждает потереть ладони. Температура тут явно ниже среднего. — Есть чем вскрыть? — Была идея. Идея – топор. Чонгук сразу подметил ручной топорик в ведре. Достаёт и, прося парня отойти на пару шагов в сторону для профилактики, замахивается, нанося чёткий удар по дужке. Одного оказывается не достаточно, но следующий роняет замок на пол. Что ж, открыто и от новой волны запаха хочется вывернуть желудок наизнанку. Чонгук морщится, кое-как подавляя кашель, а Пак не сдерживает одного короткого. Заходить по-настоящему страшно. Но любопытство настолько сильно захватывает разум в плен, что Чонгук осмеливается приоткрыть дверь и просто застыть в шоке. Чимин не сразу понимает эту реакцию, поэтому делает всё за парня, полностью открывая и точно так же не понимая как реагировать на пентаграмму, кровью выведенную на полу. Свечи являются единственным источником света этой комнаты, они расположены точно по контурам линий и больше всего, помимо странного большого деревянного креста в центре, внимание привлекают кучей лежащие в углу трупы Шутницы и паука с отрубленными лапами. Слухи были правдой, эти люди грёбаные психи и нужно бежать, пока собственные конечности не стали украшением пентаграмм. Чонгук быстро выходит и захлопывает дверь, вновь хватая Чимина за руку. Собирается вести к выходу, ногами вростая в землю, когда Калеб оказывается посреди проёма, всем телом перекрывая вход. — Зря вы это затеяли, детишки, — его взгляд опускается на сцепленные руки. Ухмыльнулся. — Ох, ваш ужасный грех однополой любви, — из-за спины появляется Лука, потирая челюсть. На губе виднеется кровь, но Юнги не вернулся. Неужели... — Ничего, мы поможем Господу от вас избавиться. Калеб, сжечь их. — Как скажешь. Оказывается, главным здесь был совсем другой человек.