Silentwood

Фрэнк не соврал, сказав, что выжмет все соки. Парни приводили в порядок единственное помещение, которое будто не трогали веками. Куски пыли, плесени, ужасный запах, грязь... Всего этого теперь нет. Идеальная чистота, только Чонгук не чувствует рук после одиночного перетаскивания стеллажей, а Хосок чуть не задохнулся от внезапно возникшей аллергии на пыль. Повезло более-менее Намджуну: помыл полы, протёр одинокий стол в углу и вынес мусор. После проступка их даже не хотели отпускать на ужин, но под конец Фрэнк сжалился, предупредив, что эта тройка теперь будет точно задействована в дальнейшей постройке теплицы. Тем не менее откладывать побег уже смысла нет. Комната Чимина найдена, путь в кабинет Уинстона тоже. Остаётся самое сложное: незаметно пробраться и подать сигнал. Роли распределены, сейчас Чонгук впервые сидит возле костра среди всех выживших, пока Хосок повествует план. У кого-то в глазах видна заинтересованность, а у парочки человек сомнения. Конечно, звучит как что-то невозможное, но вот с мыслью: «лучше сдохнуть снаружи, попытавшись подарить себе шанс на свободу, чем здесь» согласился каждый, так что через десять минут все распределились по местам, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, а Чонгук с Хосоком пошли к заветному стеллажу. — Будет непросто, — вздыхает старший, смотря на ящик, закрывающий проход. — Да поможет нам Бог. Хотя, — пускает смешок, — после всего пережитого сомневаюсь, что он есть. Чонгук на это опускает глаза в землю, что-то размышляя в голове. Не знает как сказать, что всё вчера решил заранее. Хмурит брови, сжимает кулаки, а затем резко поднимает взгляд в чужой, с уверенностью заявляя: — Пойду я. Лицо парня вытягивается, рот открывается в попытках говорить, только слов не находится. Да и Чон сразу же продолжает: — Тебе нужно быть здесь. Моя пропажа не будет так заметна как твоя. Не волнуйся, за эти дни я успел изучить лагерь, справлюсь. Есть ли смысл спорить? Чонгук настроен решительно, почему-то старший ему доверяет. Не каждый смог выжить после катастрофы; не каждый смог сдержать свои эмоции оказавшись здесь. Чон до сих пор помнит бедного напуганного юношу, пытавшегося сбежать. Пуля в голове предотвратила все попытки, на собственных глазах человек, которого он пытался успокоить около десяти минут за секунду стал мёртвым. Но Чонгук послушал. И то как он беспокоится за Чимина... напоминает некоторые личные моменты. Он прекрасно понимает каково бояться за жизнь дорогого человека. — Ладно, — кладёт руку на плечо, немного сжимая в знак поддержки. — Частота 4731, но могли поменять. Сообщи, что это место на севере города возле здания администрации, они поймут. И... если что, просто назови моё имя. — Понял, — кивает, собираясь развернуться, но чужая рука ещё не отпускает. — Стой. Возьми, — из ботинка Чон вытаскивает небольшую заточку, ручка которой обмотана розовой лентой. — Я хранил на крайний случай. Видимо, он настал. — Спасибо, — принимает, пару секунд рассматривая и засовывает в карман. — Надеюсь не пригодится. — Да, желательно без трупов, иначе мы не доживём до утра. Удачи, Чонгук. Ты наша единственная надежда. Груз последних слов ощутимо опускается на плечи. Он думает о них даже когда пролезает в вентиляцию. На счету много погибших, положившихся на его способности. Была жизнь Чимина, а ещё добавилось с десяток. Может это станет мотивацией не подвести и выложиться на полную? На это Чонгук надеется, хотя за десять лет понял, что надежда – на самом деле последнее, что помогает сохранять свежий ум. Решётка уже виднеется перед глазами, а свет ярко освещает комнату с запасами. Хосок успел рассказать, что дверь здесь запирается на ключ, но проблем в этом не видел, сказав, что запросто взломает. Чонгук с заточкой на руках теперь может сделать не только это, но и тихо открутить один винтик, чтобы решётка повисла на двух оставшихся, открывая проход в помещение без лишнего шума. Тихо приземлившись на пол, Чонгук первым делом смотрит в замочную скважину, дабы оценить обстановку. Двое Воронов разговаривают возле кабинета Чимина, ещё один стоит прямо у двери Уинстона возле последней порожки лестницы. Все с автоматами и что-то подсказывает: при обнаружении надеяться на обычный удар прикладом в живот чертовски глупо. Разве что сразу пулю в голову и это был бы ещё самый милосердный исход. Удаётся заметить обходной путь: возле самой стены. Туда не доходит свет ламп, причём они сами освещают не так ярко. Чон натягивает капюшон чёрной толстовки на голову и достаёт заточку, с её помощью запросто вскрывая дверь. Тихий скрип заполняет тишину помещения, выходил парень с закрытыми глазами и поджатыми в тонкую полосу губами, молясь не натравить на себя стаю охраны. Повезло, они находятся на своих позициях даже когда дверь удаётся более менее тихо закрыть. Быстрым шагом он пробегает на корточках к стене, практически сливаясь в её тёмных красках. Удаётся даже спрятаться за некоторыми стеллажами, и вот лестница наверх уже в нескольких шагах. Только Чонгук хочет пробежать к ступенькам, как двое ранее болтавших Воронов решили взяться за работу и начать патрулировать. Один как назло идёт в его сторону и если сделает хоть один шаг чуть дальше стеллажа, можно считать себя трупом. Сердце замирает, когда звук ботинок становится всё ближе. Чонгук сильнее прижимается, крепче сжимая во вспотевшей руке заточку, боясь, что придётся использовать её в действии, но прямо возле самого угла Ворон заворачивает, продолжая идти прямо и спокойно насвистывать. Фраза: камень упал с плеч стала ещё больше понятна, когда прочувствовал на своей шкуре. Теперь можно тихо пробежать к лестнице, что и делает парень, замечая прислонившегося к стене мужчину, опустившего голову в пол. Видимо, спит. Отличный шанс, который Чон не теряет, шагая через одну ступеньку вверх. Когда остаётся последняя, застывает, ведь мужчина резко поднимает голову и в испуге целится в его сторону. Всё происходит мгновенно. Чонгук сам не успевает заметить как бьёт ногой в его голень, ставя на колени и, схватив за волосы, разбивает голову об стену, вырубая за считанные секунды. Тяжело дышит, видя бессознательное тело на полу, и сразу забирает автомат, вешая за спину. По возвращению его можно будет спрятать, Хосок найдёт где. Во время освобождения лишним не станет. Ситуация вышла из-под контроля, к утру мужчина точно очнётся и доложит о произошедшем. Принять удар на себя не составит труда, возможно и удача станет на его сторону и побег произойдёт до этого момента, а пока необходимо следовать плану. Чонгук заходит в кабинет, на удивление оказавшийся открытым. Внутри пусто, поэтому он сразу подбегает к аппаратуре, пытаясь разобраться где именно находится нужный приёмник с частотами. Вспоминает некоторые фильмы, так что это труда не составляет. — 4731... — повторяет шёпотом, выкручивая нужную частоту, но всё ещё слышит помехи. — Блять, ну же. Одна, две... три. 4734 – эта частота полностью заглушает помехи. Чонгук облизывает губы, оглядываясь на закрытую дверь и, сосредоточившись, наклоняется к микрофону. — Меня слышно? — в ответ тишина. Он закрывает глаза, собираясь повторить заново, но по ту сторону раздаётся голос. — Кто это? Как вышел на эту волну? — На севере города возле здания администрации есть склад. Тут держат людей против воли, нам нужна помощь, — решает выложить всё сразу. Времени слишком мало на долгие разговоры, Ворон может очнуться в любую минуту. — Пожалуйста... Снова молчание. Будто человек по ту сторону думает. — Мы ничего не можем сделать, мне жаль- — Чон Хосок, — перебивает, сразу слыша «что?». — Меня послал Чон Хосок. — Значит он жив, — задумчиво звучит ответ. Тишина наполняет разговор и в этот раз. Долгая, напряжённая. Чонгук успел ещё раз оглянуться, уже нервно дёргая ногой. — Хорошо. Ждите. В этот раз тишина по ту сторону... пустая? Чонгук снова зовёт, но сразу понимает: разговор окончен. Точных сроков не узнать, зато имеется шанс на спасение. Уже неплохой результат. Пора возвращаться, только в голове мелькают мысли о мужчине на полу. Пока он затаскивает тело в кабинет Уинстона и засовывает в абсолютно пустой шкаф. Долго смотрит, обдумывая как поступить лучше, переводит взгляд на заточку, а оттуда на чужую шею. Если убить, удастся выиграть больше времени до того, как узнают правду. Чон помнит как хотел уничтожить каждого Ворона своими руками, а когда даётся шанс... боится. Закрывает глаза, и всплывает картинка. Чимин, которого он тащил по городу на собственной спине из-за травмы ноги, на коленях натирает ботинки этим ублюдкам ради забавы. И теперь, открыв глаза, парень видит перед собой руку, вонзившую лезвие в горло Ворона. Кровь медленно течёт по одежде, заливает воротник, грудь, а кисть как на автомате проворачивает заточку на сто восемьдесят градусов прежде, чем вытащить. Ноль чувств, ноль эмоций. Чонгук вытирает кровь с оружия об чужую одежду, конкретно, нашивку чёрной птицы, плотно закрывая дверцы шкафа и покидая кабинет. Странно, убийство человека далось так просто. Неужели самые первые так сильно повлияли на психику, что сейчас стало плевать? Это пугает. Успокаивает мысль: всё ради защиты других. Ведь так и есть. От этого трупа могло бы стать в три раза больше. — Ну как? Они ответили? — Хосок сразу подбегает, стоит спрыгнуть на землю. — Откуда у тебя автомат? — поднимает брови. Глаза парня выглядят пустыми, но лишь на секунду, как и тормозная реакция на вопрос. Он быстро мотает головой, возвращая прежний вид и кивает. — Он просто сказал ждать как только услышал твоё имя, — отвечает, пропуская последний мимо ушей. Слабая улыбка озаряет губы лидера, но он подавляет. — Отлично. Главное они придут. Думаю меньше, чем через неделю мы сможем сбежать, — поворачивается к остальным, показывая большой палец вверх. Люди сразу разбредаются по кроватям. Ждали результат с замеревшим сердцем. Как только снова возвращает взгляд к Чонгуку, улыбка спадает. — Всё в порядке? Заточка не пригодилась? — Нет, — натягивает улыбку, возвращая её парню. — Автомат нашёл у Уинстона в кабинете, — снимает со спины. — Спрячь, пригодится. — Зря ты взял, — принимает, проверяя обойму. Кивает, убеждаясь, что целая. — Надеюсь нам за это не достанется. Ладно, будем ждать. Иди отдохни, заслужил. С лёгким ударом в плечо Хосок уходит к своей кровати, где прячет оружие под матрасом, а Чонгук всё также стоит на месте, пялясь в одну точку. Фантомное чувство тяжести в руке, вонзившей лезвие в горло охватывает неприятной волной на груди. Значит было не всё равно. Парень ощущает себя картинкой из пазлов. Десять лет назад он был целым, красивым, ярким пейзажем из деталек. А потом... С каждым годом пазлы терялись, ломались, сгнивали, образовывая в картине дыры. Они делали истинную красоту уродливой. Именно такой Чон ощущает свою душу. Потому что убивать людей с абсолютным спокойствием пугает и его самого. Сегодняшняя ночь вновь будет бессонной. Ничего нового.                                    

***

Что в понимании человека смерть? Когда тело физически перестаёт подчиняться собственной воле, но что тогда происходит с душой? И есть ли она вообще? Что болит и так килограммовой гирей тянет в груди при малейшей мысли о чём-то плохом? Человек умирает, сгнивает под землёй в деревянном гробу, оставляя после себя кости, по которым не прочь полазить черви, да мелкие насекомые в поисках остатков плоти. Пустоты быть не может, тогда... реинкарнация? Теорий десятки, но каждый человек придерживается определённой. Какой придерживается Чонгук? Сложно ответить. Точного варианта нет, скорее предположения, а в них надежда. Надежда попасть в новую жизнь, напрочь позабыв об этой. Стать простым ребёнком, ощутить любовь и заботу семьи, хорошо отучиться, а потом вырасти и пойти по стопам своей мечты. Будущей профессии. Немало подростков начинают строить планы заранее, и Чон был одним из них. В школе учился усердно не потому, что родители заставляли или, как не редко бывает, угрожали запретами гулять или просто общаться с друзьями, которые плохо влияют. Мешают получать знания. У него не было таких, да и единственный Юнги даже в чём-то был примером. А потому, что желание помогать людям пришло не по великой случайности, из-за начала всего этого пиздеца, а из-за характера. Бывает, человек видит бездомное животное и сразу испытывает жалость. Осознание того, что не может забрать домой и помочь становится двойным ударом. Чон помнит как бегал по улицам с листовками распечатанной морды пса и расклеивал на столбах, остановках, даже дверях магазинов. Через три дня позвонила женщина, а на утро собаку забрала целая семья. Расплывшееся внутри тепло вызвало улыбку, пёс мило вилял хвостом на прощание, своей мордочкой смотря через зеркало в глаза мальчишки последний раз. Легко предположить, что свою жизнь Чонгук хотел связать с медициной. Или даже правоохранительными органами. Но возникает следующий вопрос. Успев получить образование, став тем, кто самый первый выехал на вызовы, поступившие во всех точках города одновременно, был бы он жив? За первое время удавалось встретить людей, они словно обезумели. Толкали, топтали лежачих на земле, бросали кричащих и моливших о помощи. Это страшно, это дико, это... по-животному. Именно такими видел людей Чонгук, попавших в ужасные лапы обстоятельств. Тогда-то и задумался. А заслуживают ли они помощи? Те, кто забрал последние продукты питания на глазах у целой семьи? Те, кто угрожал осколком стекла зарезать ни в чём неповинного ребёнка, чтобы забрать на кой чёрт никому не сдавшиеся деньги? Те, кто увидел в дневном времени безопасность и сносил витрины магазинов, надеясь обворовать каждый и уехать из города. Да, они боятся, не хотят смерти, тем более той, которую даже во снах нельзя было представить, но разве это даёт повод быть бесчеловечным? Не зря говорят: «только экстренные ситуации откроют истинное лицо человека». И многих Чон успел повидать. Поэтому как бы ни было страшно выживать одному, он считал это намного лучше, чем позже получить нож в спину. Странно думать о смерти, лежа в лагере, который устроили люди, живущее раньше обычной жизнью. Интересно, мог ли, например, даже этот самый Фрэнк десять лет назад взять в руки автомат и безжалостно кого-то застрелить? На его лице и мускул не дёрнулся при избиении Чонгука. Может он всегда таким был? Ведь парень до сих пор грёбаных три часа вертит в голове момент в кабинете, не в силах избавиться от фантомного чувства заточки в руках. Она всё ещё там, в чужой шее. Глубоко, поглощает, зазывает сделать это снова. Прокрутить, вонзить полностью, до конца. Как избавиться от этих мыслей, чёрт возьми? Чонгук так устал. Решив сменить тему своих раздумий, он переключается на Чимина и о том, что им в скором предстоит. Побег будет непрост: предчувствует. Снова волочь парня на спине, когда возможен град пуль повсюду? Смешно. Планы в этом городе редко идут как надо. Выстроить идеально невозможно. Может, не получив травму от Спайна они бы быстрее дошли до другого укрытия, и Вороны не смогли их обнаружить? Но опять же. Не окажись они в этом лагере, не смогли бы помочь людям. Год в «рабстве» – срок немалый. Тут безопасно, пауки не проберутся, но от пуль охраны не защитит ничего. Чимин. Больше не Бомгю. Почему? Неужели парень начинает отпускать? Сколько же он раз забивал этим голову. Нельзя оставаться в темноте, тишине и наедине с собой. Может поглотить – не оторвёшься. Чонгук поворачивается на бок и устремляет взгляд в спину Хосока на кровати. Они во многом схожи, в частности желании помочь. Чёртов синдром спасателя, будь он проклят. Карма здесь не работает. Если уступишь бабушке место в автобусе, не значит, что через шестьдесят лет уступят тебе. Если спасёшь чью-то жизнь, не значит, что спасут твою. Не всё в этом мире связано. Чонгук снова ложится на спину. Тяжёлый вздох, а взгляд отправляется в потолок. В рюкзаке остался блокнот, в котором Бомгю писал свой рассказ. Чон думал продолжить, но боится всё испортить. Он не раз слышал мысли о концовке, подхватывал некоторые детали, которые Чхве так и не успел добавить в рассказ, залив три страницы кровью. Уже засохшей. Через неё можно увидеть ровный почерк, понять сюжет, но не переписать. Чон вообще боится прикасаться к единственному, что от него осталось. Ещё на самом дне валяется давно не тронутая пачка сигарет с зажигалкой. Сколько он не курил, пол года, кажется? Зависимости не было, одна сигарета под вечер раз в месяц давала немного облегчения. Сейчас бы парень не отказался зажать её между пальцами, а в лёгкие пустить густой дым. Заполнить внезапно возникшую внутри пустоту хоть чем-то, прекрасно понимая, что боль всё равно не уйдёт. Она никогда не уйдёт. Впечаталась, как татуировка, а их сводить обычно ещё больнее. Но возможно. Так пусть это «возможно» наступит поскорее. Веки, наконец, тяжелеют. Думать, оказывается тоже работа, энергию забирает. Только Чонгук особо не успел заметить как за высоким маленьким окном начинает светлеть. Нет, он не пропустил всю ночь, тупо пялясь в стены, это те моменты, когда не осознаёшь в какую секунду оказывался отключенным от мира, а открыв глаза, удивляешься времени на часах. Так ведь у всех было, да? Через час должны прийти охранники. Как обычно, принести заслуженный завтрак за прошлый день, дать немного времени умыться, а потом забрать работать. Держат столько людей, а достойной работы нет. Можно было бы понять, пытаясь они восстановить город или найти способ избавиться от тварей снаружи, но они просто таскают эти сраные стеллажи туда-сюда, потому что Уинстон слишком перфекционист и должно стоять идеально ровно. Зачем тратить время, силы, запасы на других людей просто так? Было предположение: они садисты, которые упиваются страхом других. Можно бесконечно смотреть на три вещи. Как горит огонь, как течёт вода, и как кто-то работает. Тоже вариант. Довольно неожиданно и резко ставни открываются с громким скрипом. Выжившие недовольные ранним пробуждением, чем обычно, садятся на кроватях, потирая глаза, и только Чонгук ощущает как незамедлительно начинают потеть ладони и громко стучать сердце. Они бы не пришли раньше просто так. Есть причина. Убеждается он в этом ещё сильнее, когда из-за спин двух охранников выходит Уинстон. В кабинете был любезен, даже пытался строить из себя добряка, а сейчас на лице не видно ничего, кроме мрака и сжатых челюстей. — Быстро встали все в ряд, — холодно, без эмоций. Да, он определённо зол. Хосок секундно пересекается с взволнованным взглядом Чонгука, но послушно поднимается, становясь самым первым. По правую сторону от него выстраиваются остальные. Чонгук оказывается в центре, конец замыкает Намджун. Уинстон достаёт пистолет из кобуры на берде, медленно расхаживая вдоль всего ряда. Доходит до Чонгука, осматривая с головы до ног, но вопрос озвучивает всем. — В шкафу моего кабинета труп. Кто это сделал? И советую ответить сразу, — отходит от парня, продолжая идти дальше. Чон бы выдохнул, но тяжело сглатывает. Страшно смотреть в глаза Хосока. Подвёл, а потом и соврал. — Считаю до трёх. Один. Все молчат. Кто-то поджимает губы от страха, исподлобья кидая на Чонгука взгляд, а он пересекается с Намджуном, который схмурив брови буравит глазами, незаметно качая головой. Показывает не выдавать себя, но Уинстон, видимо, шутить не собирается. — Два, — подходит к Хосоку, дулом пистолета приподнимая его подбородок. — Ну же. Скажи кто это или будут последствия, — шепчет, видя в зрачках напротив лишь толику волнения. Но качества лидера Чон проявляет, делая небольшой шаг вперёд. — Я. У Чонгука стрела с ядом пронизывает сердце. Он хочет возразить, даже выставляет ногу, чтобы выйти, но парень жестом показывает оставаться на месте. Не лезть, не рисковать, иначе погибнут оба. Послушно младший делает шаг назад, виновато опуская голову. Сложно молчать, невозможно слышать как другой человек берёт твою вину на себя. Через несколько секунд Чон слышит шаги со стороны. Рядом стоящий мужчина с щетиной слишком уверенно движется в сторону Уинстона, кажется планируя его остановить, но тут же раздаётся выстрел. Голова его закидывается назад, дыра от пули во лбу выпускает струю крови, а тело падает на спину замертво. Раздаётся женский крик, ряд нарушается, так как все стремятся отойти от тела, рассыпаться или даже сбежать, но Уинстон грозно приказывает стать по местам, что тут же выполняют желающие сохранить свою жизнь. То есть все. Глаза застывают на мёртвом теле, алая жидкость продолжает медленно стекать по лицу, а пустые глаза смотрят в потолок. Чонгук не был знаком с этим человеком лично, ни разу не общался, слышал лишь у костра его истории из жизни, но не углублялся. А теперь... Его больше нет. — Это за ложь, — спокойно говорит Уинстон, опуская пистолет и двигаясь к Чонгуку. В этот раз старший не поможет, так как большими глазами смотрит на лежащее тело. С ним он был хорошо знаком, хоть и не мог назвать другом. — Чонгук, — словно пробует имя на вкус, проходясь языком по верхнему ряду зубов. Кивает сам себе же, грубо хватая за воротник и швыряет на землю. — Новеньким всегда не сидится на месте, а? Удар в живот тяжёлым ботинком. Как банально. Банально, но не менее больно. Чон сжимается в комок, кашляя от следующего в то же место, а когда Хосок хочет вмешаться, оба Ворона, всё это время стоящих рядом, целятся, заставляя остановиться. Печальный взгляд с тихим «прости» срывается с его губ, затем вовсе отворачивается, не желая видеть, как парнишку, успевшего стать частью смертников будут превращать в кровавое месиво. Его убьют. Медленно. Такое уже было несколько месяцев назад. Неизбежно. Дышать чертовски тяжело. Будто все органы внутри скопились в одном месте в гематому, а на неё давят, наступают или вовсе сильнее вжимают в тело. А ведь это только начало. Уинстон поднимает парня за шкирку, ставит на колени и, взяв у Ворона автомат, начинает впечатывать металл приклада в чужую голову. Причём в одно место. Приказывает держать Чона за обе руки, а сам наносит удары безжалостно, с гневом в глазах и скрежетом сжатых зубов. На Чонгука смотреть страшно. Через четыре удара с макушки течёт кровь: стекает по лбу, быстро добирается ниже, к брови, заливает правый глаз и так до самого подбородка. Парень в полусознательном состоянии, но чувствует уже не боль. Умиротворение. Лёгкая эйфория перед тем, как отключиться. Она бывает если переборщить с алкоголем или, например, не спав несколько ночей подряд, лечь в удобную постель и на минуту прикрыть глаза. Тело такое ватное, слабое, а иные звуки внешнего мира становятся так неважны. Но эту эйфорию прерывает падение на землю. Больше не бьют, на удивление, остаются даже силы на трясущихся руках приподняться, уперевшись коленом в пол, а ладонями рядом. Одна, две, три небрежные капли оставляют свои следы на грязном полу. Чон сплёвывает туда же скопившуюся кровь, еле поднимая голову, но чтобы посмотреть не на Уинстона, а Хосока. Только ни черта не видно. Правый глаз залит, а в левом всё плывёт. Для чего Уинстон остановился и не добил, ответ приходит сразу. — Фрэнки, тащи сюда хромого. Ему тоже личико подкрасим. — Н-нет... — слабо хрипит Чонгук, всё-таки падая на грудь, дыша через рот. Звон в ушах сильный, но главную суть уловить удалось. — Меня не волнует мнение будущего трупа, — всё, что говорит Уинстон, пока Фрэнк удаляется за Паком. — Не трогай его, — кровь заливает глотку, говорить трудно, но Чонгук сглатывает, продолжая: — Умоляю. Умоляет. Почему он умоляет не сохранить жизнь себе, а именно Чимину? Казалось бы, что может быть в этом мире дороже? Здоровье? Семья? Без жизни этого всего не будет. Абсолютно. Пустота. В таком состоянии на себя становится плевать. Чон понимает, что уже не жилец, а у Чимина есть шанс. Да, он не сбежит из города, не вернётся домой, но как Чонгук узнает? Его тут уже не будет. Зато будет Хосок, Намджун и остальные. Они сбегут, смогут что-то сделать. Всё это сейчас происходит не зря, да и парень, по-правде, уже надеется сегодня больше не очнуться. — Понимаешь ли, — он поднимает его голову за волосы, — я ценю своих людей. Жизнь одного, как три ваших. До твоего с дружком появления всё шло гладко. Я просто верну это на свои места, — отпускает, отчего Чон бьётся щекой об пол, морщась от боли. — Что-то он долго- Не успевает Уинстон закончить фразу, как бронированный автомобиль въезжает внутрь склада, снося рольставни главного входа, словно они были бумажными. Начинается суматоха. Из авто вылезают люди в форме ФСБ с масками и бронежилетами. Их около пяти и все с автоматами. Вороны открывают огонь, что неплохо отвлекает Уинстона, позволяя Хосоку наброситься на него со спины, а Намджуну хорошенько врезать ему по лицу, заставляя выронить автомат на пол. Что ж, помощь приехала быстро. Выжившие разбредаются по укрытиям, один достаёт автомат из-под матраса Хосока и вступает в бой, с радостью желая мести. С Уинстоном хочется поиграться. Заставить страдать так, как он заставлял их целый грёбаный год, но на это нет времени. Его хватает только на то, чтобы достать пистолет с его кобуры и выстрелить в голову, отбросив труп с такой брезгливостью, словно это мешок навоза. Хотя вообще-то так и есть. Намджун по кивку Хосока бежит помогать зачищать лагерь. Звуки выстрелов и криков не прекращаются, да и ворота пробиты насквозь. Повезло, что сейчас светло, иначе с пауками шансы выбраться дошли до минимальных. Старший тут же бежит к Чонгуку, так и не сдвинувшемуся с места, он даже не понимает сути происходящего, сосредоточившись на попытках оставаться в сознании. Его тяжело поднять, так что Хосок тащит в укрытие под подмышки, на корточках пытаясь рассмотреть рану. — Всё очень плохо, чёрт, — замечает значительного размера глубину. Придётся зашивать и как можно скорее, иначе будет слишком поздно. — Чимин... — он пытается подняться, но давление на плечи возвращает в сидячее положение. — Чимин, — как в бреду, но ещё тише. Чонгук как вялая туша продолжает пытаться встать, но старший не позволяет. — Помолчи. Ему помогут, ты о себе сейчас думай. Зачем нужен я, если он не в безопасности? — озвучил бы Чонгук, но не в силах. Настолько не в силах, что сдаётся, прекращая попытки встать и расслабляется, уронив руки по бокам на пол. Вот теперь он ощущает последствия, и об эйфории речи идти не может. Жутко тошнит, голова едет кругом, ещё и темнота в глазах. Признаки сотрясения, точно. — Держись, ладно? Ты ему нужен... — добавляет чуть тише. Он не видел их отношений в живую. Просто то, как Чонгук на пороге смерти пытается помочь не себе, а Чимину, заставляет больно колоть в груди. — Он хочет посмотреть мультфильм с Тэхёном, — бубнит, заваливая голову на бок, но Хосок придерживает. Как же это сейчас несуразно. — Тише-тише, ты бредишь. — Он должен мне желание, — внезапно вспоминает и кажется видит в этом причину бороться. — Позаботься о нём, хорошо? — от Чонгука сейчас мало что зависит, голова тяжелеет, и всё-таки он теряет сознание. — Блять, — шепотом вырывается у Хосока. — Нет, это не будет последней просьбой, приятель. Он аккуратно облокачивает его голову на стену, выглядывая в надежде разведать обстановку, но сразу засовывает обратно: пуля пролетела совсем рядом. Чимин недалеко, можно добежать, но какой сейчас смысл? Только подписать себе смертный приговор. Оставлять Чонгука здесь одного опасно, но и сидеть сложа руки, ожидая победы тоже глупо, тем более возле машины уже лежал труп одного из своих. Трупов Воронов, конечно, больше, но надо помочь. Осталось совсем немного. Резко выдохнув, Чон срывается с места, прикрыв голову руками добегая до укрытия Намджуна. Падает на живот, и только потом садится, видя как друг отстреливается в ответ, как раз убивая ещё одного ублюдка. — Где Чонгук? — на удивление интересуется Ким, перезаряжаясь. — В безопасности. Он в отключке, рана серьёзная, да и сотрясением второй степени пахнет. Нужно поторопиться. Ким кивает, и когда воцаряется тишина, без предупреждения выходит из укрытия, нацелившись перед собой в поисках оставшихся Воронов. Скоро они станут обычными птицами с вырванными крыльями. Странно, но эти убийства не приносят долгожданного удовольствия. Да и вообще, с каких пор в общей катастрофе люди стали убивать не монстров, а друг друга? Убийства не должны приносить радость. Для абсолютно здравомыслящего человека это не является нормальным. Может поэтому смотря на трупы Хосок кривится, а не злорадствует за всё то, что успел тут натерпеться. Проходит минута тишины, вторая. Намджун обследовал каждый угол, люди, приехавшие помочь так же не отстают в поисках оставшихся. Уже так непривычно не слышать выстрелы. Гул в ушах постепенно начинает затихать и тогда Ким выдыхает, опуская автомат, когда последний угол оказывается пуст. — Кажется все сдохли, — делает вердикт, закинув автомат на плечо. Впервые у него вырывается слабая улыбка. Люди в форме тоже опускают оружие, а один из них кивком указывает своим помочь выжившим залезть в машину, пока подходит к вылезшему из-за ящика Хосоку. Чон выдыхает со слабой улыбкой, кивком показывая, что рад снова встретиться, а тот убирает автомат за спину и обнимает. Неважно, что парень застыл, неважно, что медленно, еле касаясь приобнял в ответ спустя минуту, пока тот сжимал так крепко, будто разлука была несколько лет назад. Ну, год тоже дата приличная, ничего не скажешь. Хосок просто... отвык. — Я скучал, — вырывается у человека в форме. Так тоскливо. Время идёт медленно, когда чего-то ждёшь. А он ждал возвращения Хосока вечность. — Я тоже, — уже крепче сжимает в объятиях прежде, чем отстраниться. — Там раненый, ему нужно помочь в первую очередь, — кивает в сторону стены, где оставил Чонгука. — Скажу парням. Идём. — Погоди, — Чон смотрит в сторону дверей Чимина. — Иди, я схожу за ещё одним. Хосок сразу бежит к кабинету. Дёргает ручку: конечно, заперто. Ну, выбить ногой труда не составляет. Дверь выносится со второго раза, и тогда он заходит внутрь, видя Чимина, сидящего в углу стены со своим рюкзаком в руках. Он дрожит от страха, но при виде знакомого лица застывает. Успел заметить этого парня вместе с Чонгуком в тот самый день. Значит ему можно верить. — Там всё чисто, идём, — помогает встать, запрокинув его руку на своё плечо, а рюкзак берет в свою, и оба шагают на выход к машине. — Где Чонгук? Они друг друга стоят. Но говорить о состоянии парня не особо хочется. Хосок молчит. — Он же не- — Нет, — обрывает. — Не мёртв, но ранен. На плече чувствуется крепкая хватка. Кажется Чимин... зол? Не понять его эмоции. Глаза опущены в пол, нижняя губа закусана, а через секунду взгляд уже целенаправленно устремился в броневик, к которому он почти дохромал ускоряя шаг. Все выжившие уже внутри, двое в форме стоят по бокам от двери, ожидая пока последние зайдут, и тогда они смогут отправиться в безопасное место. Чимин еле забирается по ступенькам, сразу замечая на сиденье в конце машины облокотившегося перебинтованной головой об стенку бессознательного Чонгука. Наплевав на боль в ноге шагает к нему, падая на место рядом и беря его лицо в руки, чтобы осмотреть. На нём так много ран. Кожа прохладная, на губе потрескавшаяся рана с засохшей кровью, а ещё такой бледный, что родинка под нижней кажется грязью. И всё это несмотря на залитое алой жидкостью лицо. Чимин подавляет ком в горле, вжимаясь в чужую шею головой, пытаясь обнимать крепко, но стараясь не причинить ещё большей боли, хоть тот и без сознания. Звук двигателя разбавляется первыми движениями колес. Они едут... на машине. Чимин только сейчас это заметил. Чонгук вроде говорил, что все в этом городе не заводятся. Неужели у военных были особенные? Или... Всё было продуманно. Он не хочет сейчас углубляться в эти мысли. Волнует только состояние парня и ничего больше. — Он переживал за тебя, — Хосок подсаживается напротив, слегка покачиваясь от кочек, которые они проезжали на дороге. Чимин отстраняется, как-то смущённо опустив глаза на его кроссовки. Старые Найки, интересно, он сюда в таких же приехал. Любая деталь отвлекает, не хочется забивать голову плохими мыслями. — Это из-за меня с ним такое сделали? — шепчет, начиная перебирать пальцы. — Нет, твои вины тут нет. Он спас нас. Всех, — переводит взгляд на идущего к ним парня в форме. Тот садится рядом, снимая шлем, но пока не опуская маску. Ставит ещё один рюкзак возле ног: Пак знает, что этот принадлежит Чонгуку, и взлохмачивает тёмные волнистые волосы, опираясь локтями на колени. Его глаза рассматривают Чонгука, брови слегка хмурятся, а после он вскакивает, кладя ладонь на его лоб и приподнимает голову, ещё пристальней с бегающими зрачками изучая. Чимин не понимает реакции, но сам видит в этом парне что-то... знакомое. — Чонгук? — он стягивает маску, всё это время скрывающую лицо ниже глаз, и ожидающе смотрит на Чимина, чтобы получить подтверждение. А Пак с приоткрытым ртом медленно кивает, окончательно убеждаясь, что перед ним никто иной, как парень с совместных фото, лежащих в школьном шкафчике. Мин Юнги.