воробушек над морем

      Следующим утром он уже не дышал.       Может, и раньше. Когда Леви подошёл       сп-па-пас-си       у него уже остыла шея, скрытая воротом плаща.       Оглядел лица тех, кто остался, ― Генри склонил голову, вытираясь рукавом куртки, Раст поджал губы.       Эрвин молчал.       Отпускал ещё одну душу?       Пусть она обратится птицей.       Леви обернулся, словно её проводив, ― к набрякшим за ночь тучам.       ― Всё из-за подвальной плесени, ― обронил вполголоса Раст ― словно закончив панихиду.       Вместо аминь.       Брось. Я ― не верующий.       Кто из нас вообще таков?       ― Раст, ― отрезал Эрвин ― не успел Леви и рта разомкнуть, ― хватит. Твой товарищ умер. Стоишь над его телом и ругаешь всех на чём свет стоит.       ― Вы тоже причастны, ― шепнул он.       Думал, гром умыкнёт?       Или птица ― махнувшая ввысь, напоследок не оставив ни пера.       Эрвин встретил его взгляд ― море в нём не бушевало.       Отчего?       Во мне вот ― закипел       это из-за меня       целый океан.       Правда, что он больше моря?       ― Заткнись, ― швырнул Расту Леви, не сделав ― пока ― и шага. ― Не то и тебе помогу.       ― И что сделаешь? А? Чё ты сделаешь?       ― Достаточно, ― громче сказал Эрвин, подняв подбородок.       Стал, казалось, выше.       Леви ― тоже поторопился выпрямиться.       Видишь, я ведь       не подвальная плесень       не такой уж маленький.       ― Да, Раст. Причастен, ― продолжил Эрвин. Хоть и не отвёл взгляда, а в наклоне головы виделась усталость ― будто у ярмарочного зверя за прутьями клетки.       Пальцы только не суй ― не поддастся       разве?       ласке.       Леви сжал правую ладонь в кулак ― чтобы их прикосновение ничто не умыкнуло прочь.       ― Я подам на вас рапорт, ― заявил Раст ― тоже приосанившись, ― и вас отстранят. Да, отстранят. За пренебрежение нашими жизнями. За…       ― Поступай как знаешь.       ― Вам не отвертеться! Вам…       Он пальцы просунул за прутья клетки.       Не Эрвиновой       леви!       костяшки пальцев обожгло.       Следом ― предплечья.       Его руками?       Леви вчера испробовал ― будто окунул в пепел       леви левилеви       не в ладонь.       Сам воспламенился.       Видишь вот? Горю.       Перед глазами полыхало ― от боли в костяшках, от боли в голове от       у меня целый океан.       Ты утонешь.       ― Леви, ― голос Эрвина просочился громче ― вслед запаху остывшего костра и золы. ― Что же ты делаешь, ну…       Говорил что-то ещё?       Может, в макушку. Леви       за ним       не видел ничего.       Из-за него?       Кажется, кряхтел Раст ― шуршала под ним трава.       Далековато ― понял по звукам. Эрвин отвёл его в глубину их лагеря.       ― Леви… ― позвал ― вынудил, ладонями обхватив плечи крепче, на себя взглянуть.       ― Он тебя оскорбил.       ― Он того не стоит.       ― Я не позво…       ― Леви, ― качнул Эрвин головой ― склонился ниже.       Видать щетину на лице ― будто въевшееся битое стекло.       Леви шмыгнул носом.       ― Не растрачивайся на подобных Расту, ― промолвил Эрвин. ― Не нужно.       ― А ты не отталкивай меня!       Крикнул ― пронзило тучи.       Прольются дождём?       И лес, кажется, притих.       Леви вгляделся в него       не вслушивался ― штиль       и в Эрвиновых глазах мелькнуло что-то незнакомое.       Будто битое стекло.       Весь он ― как фреска древнего воина, в арсенале которого ни лезвия ― только древко копья.       А коснёшься ― не холодит, как камень.       И как тебя разгадать?       Эрвин вгляделся в него ― будто выискивал новые симптомы       их не видать глазу       и отпустил ― выпрямившись.       Леви в этот раз ― не тянулся вослед, спрятав пылающий кулак в холодной ладони.       Куда мне до тебя.       Он ничего не сказал ― вернулся к Биллу, чьё лицо серело ― под стать спящим тучам.       ― Возьмём его с собой. В наших интересах достичь стен быстрее. Генри, приведи лошадь. Раст, ― имя рубануло в тишине леса, что топором, ― помоги его переместить.       А я?       Леви сомкнул покрепче рот ― лишь бы не вырвалось.       Не отталкивай меня.

* * *

      Шёл       плёлся?       позади.       Эрвин не оборачивался.       Боялся потопить в своём море? Утонуть ― в моём океане?       Я дам тебе судёнышко.       Леви вытерся рукавом куртки ― от неё солоно пахло сыростью. Тут даже упрятанный обмылок не спасёт.       Да и весь ты ― сплошная грязь. Не оттереть.       Пятна липли с детства ― вместе с мамиными поцелуями в лоб и подзатыльниками ― от Кенни.       Глядел на Эрвина ― видел и на нём.       Как вступил в разведкорпус ― верно, разрослись.       А говорят, крылья ― символ свободы.       Пара лошадей неспешно шагала впереди ― взятые под уздцы Растом и Генри. С одной свесился их небогатый скарб, с другой       сп-па-пас-си       Билл.       И про себя не мог произнести ― тело. Что уж там вслух.       Ладонь упрятал под плащ.       Поможешь согреться?       Снова осыпать её пеплом ― до самого запястья.       Шли по открытой местности ― не упрятаться. Ни самому, ни чувств, ни взглядов.       Ему в спину ― цепких, словно орлиные когти.       Снимет одежду ― верно, проело до самой кожи.       ― Если будем идти и ночью, достигнем Марии завтра, ― промолвил Эрвин, едва обернувшись через плечо.       ― Ночью… ― эхом отозвался Генри.       Что-то из его голоса испарилось ― юношеский, что ли, задор.       Заикание затолкало его в глубь ― с каждым словом.       ― Нужно собрать все силы. Скоро будем дома, ― ответил Эрвин.       Что у тебя на уме?       Голос вроде бы не выдавал.       А море ― внутри?       Молчало.       Неужели отпустили прочь моё судёнышко ― а я сошёл на берег?       Боль покалывала, переползши на виски, ― словно толкала в спину       вернись вернись вернись       даже если потонешь.       Не отталкивай меня.       Наверно он пустит кого-то другого на морское дно.       Того, чьи пятна с души и тела можно смыть солёной водой.       А у меня, видишь, въелись.       ― Чуете? Вонь, ― просипел Раст, примкнувши лицом к согнутому локтю.       На Леви не обернулся.       Как же ― не от подвальной ведь плесени.       До кисловатого запаха сквозь боль, как через толщу воды, пробились хлопки по земле.       Вздымали пятами комья?       Леви огляделся ― спрятаться негде.       Глянул на Раста ― что станешь делать?       За кем прятаться.       Подвальная плесень живучая, в отличие от чистюлей с поверхности, ― не ототрёшь.       Припустили было ― а бежать нет смысла.       Раст       он?       скинул их скарб с лошадиной спины.       Взобрался было ― и съехал вбок по седлу.       ― Подымайся давай, ― ухватился Леви за ворот его плаща и       обдало сыростью.       Или это ― кровь?       Словно лопнул мыльный пузырь ― глаза зажмурь, лишь бы не щипало.       Титан       вроде ― трёхметровый       не поднимал пяты.       Будто дитя, раздавившее майского жука.       На харе ― жуткий оскал.       Что-то       чьи-то кости?       застряло у него в зубах.       В руке холодила рукоять лезвия.       А Эрвин       не отталкивай меня!       это ведь не его кости?       Его узнал бы сразу. Крупные и белые ― будто омыты морем.       В другой руке ещё теплился кусок плаща Раста.       Может       плесень подвальная       надо было с ним поговорить       всё из-за тебя       втолковать       это ты виноват       согласиться.       Леви поднял голову ― тучи заслонила окровавленная нога       словно у самого ― в детстве       наступил на осколок её чашки       кости хрустнут ― как фарфор?       Не услышал ― боль его спасла?       Чьи-то руки.       Едва отпустили поодаль, на правой узнал прогалинку шрама поперёк.       ― Садись на лошадь и… ― Эрвин.       Говорил что-то ещё.       Докричаться хотел?       Заслонила боль боль боль       засыпала голову ― будто песком в уши       а чего ты хотел ― на берегу моря, верно, всегда так, когда поднимается буря в его глазах отголоски словно заслонило тучами небо       солнце скрылось.       Не отталкивай меня.       ― Леви! ― проорал Эрвин ему в лицо ― встряхнул.       Что с другими?       Губы пересохли.       ― Седлай уже эту тупую кобылу, ну!       Я сам не умнее.       Эрвин толкнул его ― сквозь туман       в глазах?       и Леви нащупал тёплый лошадиный бок.       Это пот? Липкий.       Вгляделся ― кровь.       Пристальнее ― когда взобрался на неё животом       зачем       позади ― вал вонючих трупов.       Эрвин коршуном дербанил выживших.       Не отталкивай меня.       Лошадь припустила прочь ― не дозволив выровняться. С трудом, прорываясь через боль       руками? ногами?       в стремена ― как к свету из материнской плаценты.       Не отталкивай меня.       Обернулся ― не увидел зелёного оперения Эрвинова плаща.       Не отталкивай.       Леви потянул поводья на себя ― вскинувшись на дыбы       визг? титанов?       лошадь кинулась обратно ― к кишащему рёвом пару от поверженных тел.       Брызнула слюной ― Леви выпрыгнул       вспорхнул на УПМ       из стремян.       К самому затылку того, косматого, ― у которого кости забились в зубы.       Эти ― точно не Эрвиновы?       Не крепкие. Не омыты морем.       За бошками ещё пятерых его не разглядел       а что, если       прижмурился крепче ― и рассёк лезвием одного другого тре       не отталкивай меня       звал его вслух?       губы пересохли билось сердце билась       боль в голове.       Она не зверь вовсе ― пичужка.       И я тоже ― вовсе не зверь.       Пыхал газ в баллонах ― сдыхали вслед поваленным титанам. Кислый запах обагрился ― будто ржавчина.       Намело её хлопьями на волосы и лицо.       Леви вытерся изнанкой плаща ― сплюнул.       Это ведь не своя кровь?       Нет. Тех       где Эрвин?       что легли к ногам.       Он стоял на окровавленной голове ― волосы свалялись, будто нечёсаная собачья шерсть.       Отступил ― макнулся в рану на затылке.       Под сапогом       эрвин       что-то скрипнуло.       Наверное, кости.       ― Эрвин… ― прохрипел Леви.       Нащупал по голове ― боль ― ладонью.       Улетела ― словно пичужка из клетки.       Кто открыл ей створку?       Уж не Эрвинова ли смерть.       Шагнул ― к покатому плечу трёхметрового, ― повалился было       ноги не держали?       руки зато ― не дали макнуть носом в кровавое болотце.       В глазах зарябило-защипало ― набрёл взглядом на полоску шрама на правой ладони.       И кто-то       ты выпустил пичужку?       подхватил его на руки.