воробушек над морем

      Его покачивало.       Наверное, как в лодке. А под самым днищем ― ласковые волны.       Чьи-то руки       Эрвин?       так ощущались.       Вынесешь меня к берегу?       Леви приоткрыл глаза ― его несли. Где-то далеко простирались заревом наплывающие сумерки.       И ржавчиной       от себя?       не пахло.       Разве что сыростью ― от Эрвинова плаща.       Поднявши вгляд, признал его крепкий подбородок ― покрытый щетиной, будто скошенной травой.       Если дотронуться ― уколешься, как об осоку.       Как же. Лезвия ему нужны ― только чтоб вспарывать титанов.       А Леви за то, что приспособил своё под бритвенный станок, ― не осуждал чего-то.       С чего бы?       Леви облизнул губы ― во рту пересохло, как после крепкого сна.       Долго спал?       Сны ― не пришли. Значит, вновь отключился?       Погрузился на самое дно моря в его груди. Вон оно ― чуть шумит, словно привечает грядущий шторм.       Сколько в нём уже утопленников?       ― Эрвин, ― позвал Леви, не отведя от него взгляда.       Попроситься отпустить?       Отчего-то не смог.       ― Рад, что ты пришёл в себя, ― промолвил он, склонив голову. Вроде бы остановился.       Леви вновь огляделся ― небо забрызгало жидким янтарём ― от солнца.       Сколько ты меня нёс?       ― Оп-пусти мен…       ― Ты повредил ногу. Дай о тебе позаботиться.       Не отталкивай меня.       Леви моргнул, попробовав шевельнуть обеими ногами, ― правую покалывало.       Будто в колено вогнали штырь.       Так что дозволил волнам нести его к берегу.       Эрвин отыскал привал под раскидистым дубом ― где тени дотягивались до его ног ещё метра за два.       Поглотили Леви ― когда усадил его на прохладную землю.       Было тихо.       ― Где остальные? ― спросил Леви, подняв на него взгляд.       Глаза кольнуло ― солнце бросило последний блик на фибулу Эрвинова плаща.       Сам напитывался лучами?       Не говори, сколько на тебе теней. Вижу ведь позади ― дли-инная.       Моя не короче. Всё уползти норовит в Подземье ― через канализационные люки.       ― Их нет, ― ответил Эрвин, опустившись рядом, ― о землю грохнуло его УПМ. ― Генри съели. Я видел сам. Лошадь с телом Билла раздавили. Вторая ― сбежала. Что стало с Растом…       ― Я видел, ― оборвал Леви, уставившись перед собой.       Стиснул край своего       своего ли?       плаща ― ладонь запомнила зелёный огрызок ткани.       Холодная.       Что они передадут его       их       матери?       Когда сдохнешь ты, крысиный хвост показать будет некому.       ― От него… ничего не осталось, ― промолвил, вторя мыслям.       В Эрвиновой голове ― те же?       Попробуй тут разглядеть ― взгляд не выдаст.       Говорил о чём-то другом ― когда Леви расцепил пальцы с плаща.       Всё-таки его.       ― Нам нужно осмотреть твою ногу, ― сказал Эрвин приглушённым тоном. ― Давай я…       ― Как ты можешь быть так спокоен? ― вскинул на него взор Леви. ― Как будто… Как будто все живы, а до стены нам пару грёбаных шагов.       Он промолчал ― вместо ответа снял с пояса бурдюк и протянул ему.       Вода гретая. На горлышке ― тепло его слюны.       Вздрогнул ― а пить не перестал.       Вздрогнул ― и вода влилась, казалось, ниже живота.       Эрвин принял бурдюк из его рук и, глотнув следом, погонял воду во рту.       Не поморщился.       И когда, сев на корточки напротив, осматривал его правую ногу ― тоже. Только лоб исполосовало морщинами — будто он глубокий старик.       Будто их выела соль моря ― того, что внутри и хоронило людей.       ― Я понял, ― вновь попытался привлечь его внимание Леви. ― Тебе просто насрать. Ты уже свыкся.       ― Здесь болит? ― ощупал он, сняв сапог Леви, щиколотку.       ― Нет. Ты свыкся с тем…       ― Здесь?       ― …что вокруг тебя помирают тут и там люди. Тоже.       Он сжал выше ― отёкшие икры.       ― Ты бы много кому приглянулся в Подземье, Эрвин, ― заметил Леви ― взглядом хотел было встретиться с его, а Эрвин взором провожал свои касания ― выше. ― Хладнокровный, расчётливый муда-аА!       Леви защипнул было ладонью рот ― боль, казалось, проела до самого сустава.       ― У тебя вывих, ― сказал Эрвин ― морщинки на его лбу углубились. ― Неприятная штука. Немного отдохнём. Я понесу…       ― Эрвин, ― надавил ― тоже, может, что в его нутре проест? ― тоном Леви. ― Ты вообще меня слышал?       Он поднял взор ― Леви не отвёл своего.       Не отталкивай меня.       Словно море в его груди зарастало помаленьку льдом.       Оставь для меня прорубь.       ― Я слышу, Леви, ― наконец ответил он, вновь натягивая на его ногу сапог. Леви вздрогнул ― от ветра? Здесь, неподалёку от стены, ни дуновения. ― Но я ведь не могу оплакивать каждого. Их слишком много. Кого-то я знал лично, кого-то нет. Одного ― давно, второго ― никогда. У меня нет никаких сил концентрироваться на каждом.       Он примолк ― поднялся на миг и опустился рядом. Плечом не коснулся плеча Леви ― и почудилось, вмиг стало холодно, как ночами в Подземье.       Я уже не прячусь под мамину кровать.       ― Если я стану об этом думать, ― продолжил Эрвин вполголоса, ― это не даст сил идти вперёд. Лошади не оглядываются, когда несутся во всю прыть.       Леви глянул на него ― чёлка свесилась на лоб, что грива, шея ― под стать конской.       Крепкая и, наверное, взмыленная.       ― Скажешь, у меня нет сердца? ― посмотрел он на Леви. ― Что ж… Может быть, и нет.       Тогда где мне искать пристанища?       Он вдохнул ― выдоха Леви не услышал. Примолк ― видно, надолго.       Словно ждал подтверждения своего диагноза.       Леви оглядел его ― не находил симптомов.       ― Если бы у тебя не было сердца, мы бы об этом не болтали, Эрвин, ― промолвил он. ― И ты бы не пошёл за мной. Выкинь эту хрень из головы.       Приложил к его плечу ладонь ― будто успокаивал коня после долгого бега.       Огладил, вздымая прикосновение, пальцем ― у самого ворота плаща. Почти достав взмыленной шеи.       Наверное, есть то, к чему ты привыкаешь.       Хмуришься поперву ― а потом без ропота прячешься под кровать.       ― Что случилось с твоим отцом? ― спросил Леви, не отмыкая от него взгляда. ― Ты обещал…       ― Он погиб.       ― Я понял. А что…       ― Из-за меня.       ― Эрвин, давай ты не буде…       ― За ним как-то пришли. Я просто болтал всякие глупости, в которые он верил. ― Он обвёл пространство рукой. ― О внешнем мире.       ― Только и всего?       Он взглянул в ответ ― словно намерившись отбиться       от рук       от прикосновения.       Что-то ему не позволило.       ― Я навлёк на него беду, ― надавил он. ― Думал, об этом всем известно. О мире за стенами.       ― Ты просто был мальчишкой. Не старше, может, меня, когда я тырил из карманов и вихлял перочинным ножичком в кармане, ― фыркнул Леви.       А может, и младше.       Почудилось, к прикосновению он прильнул теснее.       Убеждаясь словно ― можно.       Не отталкивай меня.       ― По-моему, мы оба натворили дерьма и о нём жалеем, ― промолвил Леви. ― Только иногда его нужно выгребать из головы. К тому же хрен знает сколько лет прошло.       Он молчал, глядя перед собой ― словно доверившись этой мысли.       Тому, о чём когда-то       о внешнем мире       рассказывал отец?       Не шибко он радужный, скажи?       Пока в него не выберешься, чудится необъятным и тёплым, что мамины объятия.       А потом ― загоняет под кровать.       ― И к тому же лошади, когда бегут вперёд, не оглядываются назад. Не помню, кто сказал… ― напустил Леви на себя задумчивый вид.       Эрвин усмехнулся, кивнув вместо ответа.       Дал, что гриву, заправить чёлку пятернёй.       И даже не взбрыкнул.

* * *

      Когда солнце затонуло во тьме, двинулись в путь.       Поперву Леви упирался ― словно птенец, задумавший покинуть гнездо.       Маленько погодя ― дозволил усадить его на спину.       Куда тебе, ещё не оперился.       Двигались неспешно ― затекли немного руки. Вздулась на правой ладони пара мозолей.       Не страшно.       С тобой ― ничего.       Только ― за тебя.       В разговоры о прошлом Леви не пускался ― будто боялся призвать воспоминания.       Выстроил меж ними и настоящим, верно, ветхую плотину.       Того гляди прорвёт.       Пусть. Я не дам тебе захлебнуться.       То и дело кончики его волос       носа?       чиркали по затылку Эрвина ― и призрачное касание это вновь исчезало.       ― Можешь подремать, ― наконец сказал он, чуть повернув голову к плечу. ― Ничего не случится.       Пока я с тобой.       Осмелился бы подумать так о ком       о ком?       ещё?       Вырос давно. А мысли в голове гнездились ― совсем юношеские.       Словно вновь на щеках ― ни следа щетины, а морщины не затаились глубоко под кожей.       ― Нт, ― пробормотал Леви, шевельнувшись ― потёр, может быть, глаза. ― Ты не должен был. Я мог бы…       ― Не мог бы.       Он примолк ― сил, что ли, не нашлось на ответ?       Или мыслей.       Эрвин его не подталкивал. Только ― подсадил, обхватив крепче бёдра, повыше.       И показалось, вдохнул он громче.       ― Мама прятала меня под кровать, когда к ней… приходили, ― промолвил он. ― Наверное, я знал всех тамошних пауков и их потомство… Всяко, знаешь, компания поприятнее.       ― Почему не выходил?       ― Там опаснее. Снаружи. Мама так говорила.       Не ошиблась.       Гляди ― совсем ничего       никого       не осталось. Только ты да я.       Не повод прятаться под кроватью.       Ночной ветер прогулялся рядом ― принёс Эрвину запах его волос       мыло? сало? хвоя?       да был таков.       Повернул ему вслед голову ― покосившись, наткнулся взглядом на Леви.       ― Что насчёт твоей? ― спросил он.       ― М?       ― Мамы. Она небось красавица, да?       ― Даже не знаю… С чего бы?       Он помычал над ухом ― будто задумавшись.       ― Сыновья обычно похожи на матерей, ― обронил наконец вполголоса.       Подумал, верно, ― вдруг ветер украдёт и это?       Оставил Эрвину.       Твоя добыча.       ― Я её не знал, вообще-то, ― ответил Эрвин. ― Умерла после родов.       Ты убил их обоих.       Сомкнул глаза на миг ― силясь воскресить голос Леви в голове.       Ты просто был мальчишкой.       Как и я ― ворочал перочинный ножик в кармане и       вдохнул ― глаза разомкнулись.       ― Надо же нам было с тобой повстречаться, ― усмехнулся Эрвин, качнув головой.       И выжить вдвоём за стенами.       Только этого не обронил ― услышал       едва-едва       от Леви ― он коснулся губами холодной кромки уха.       Задремал?       Теперь не узнавал ― если повернёшь голову, спугнёшь, будто птицу.       Впереди высилась Мария ― взирала словно свысока, под стать королеве.       Колено пред ней Эрвин не преклонил.       Хоть мы с тобой, верно, и её фавориты.       ― Здесь звёзды ярче, ― проговорил Леви ― вновь едва слыхать.       Будто он снова ― мальчуган, за сном следующий под кровать бордельной комнатушки.       Чего       наслушался?       навидался?       Не прорвало бы и эту плотину. Затопит, верно, обоих.       ― И созвездия, ― кивнул Эрвин, повернув к нему голову. ― Знаешь, что это?       Он помотал головой.       ― Это когда звёзды складываются в чей-нибудь силуэт, ― поднял Эрвин в небо взгляд, остановившись. Блуждал им ― словно нить продевая через полотно. ― Вон там, на севере, созвездие Лисы. Видишь?       Глянул на него ― и Леви, всмотревшись, повёл носом:       ― Что-то оно не шибко похоже на лису. Ту, что я видел в твоих книгах.       ― Можешь нарисовать её взглядом сам. Какую угодно, ― усмехнулся Эрвин.       Вздрогнул едва ― почуяв тёплое касание под самым затылком.       Нос?       Палец.       Словно он чертил на изнанке бордельной кровати.       ― На тебе тоже сложатся. Вот тут, из родинок, ― промолвил он.       Голосом укутал ― будто обдало летним ветром.       Спустился посланником солнца.