воробушек над морем

      Эрвин прислушался.       Кто-то стонал?       От боли. Обернулся было на Леви, которого оставил под дубом, ― там глухо.       Глянул прочь — там ворочался Билл.       Ночь придавила?       С собой несёт не только добрые сны.       Какие видит Леви?       Эрвин своими поделился бы ― а не светлее здешнего неба. Окунёшь в них голову ― заклюют, будто тутошние птицы.       Молчали до утра.       Во сны порой заглядывал отец ― как путник, забредший в чужой дом за приютом.       Эрвин шире распахивал дверь ― а он не делал ни шага.       И лицо у него, кажется, изменилось. Постарел?       Там, на чужбине ― куда улетают все тутошние птицы.       Подрежь крылья Леви ― чтобы не умчался вослед своим двоим.       Обернулся вновь       не трогай меня       а в его сторону не сделал и шага.       Тянуло?       Тянуло. Себе признался, хоть и не вслух.       Всё мерещился ему диким зверем, а сам себе ― охотником. Изучить повадки, напасть на следы, записать привычки.       Ловушек только не ставил.       Знал, может, ― обойдёт или вырвется.       Этот зверь опытный. Вначале сгрызёт лапу себе, потом ― другим.       Присев у ручья на корточки, Эрвин зачерпнул воды ― умылся и отёр ладонями шею и за ушами.       Вдохнул ― воздух здесь стылый.       За стенами ― теплее?       Казалось, гнали его прочь ― будто толпа ополчилась.       В целых три полка.       ― Не думал, что вы тут, сэр, ― раздался голос позади.       Шорхнула трава под сапогами ― и притихла.       В отражении ручья Эрвин углядел лишь небо да маковки деревьев ― что младенцы в колыбелях.       Кабы не разбудить.       ― Не спится? ― спросил Эрвин, повернув голову к плечу.       Боковым зрением засёк Раста.       ― Вроде того. А вы чё бродите? Могли бы прилечь, пока этот задохлик не прикидывается, ― мотнул он головой к их лагерю.       Эрвин поглядел перед собой ― поднявшись, повернулся к нему.       Повадки этого зверёныша давно известны ― роет логово, едва почуяв беду, и не кидается на охотников.       Ставь ловушку.       ― Чем тебе не угодил Леви, Раст? ― спросил Эрвин, взглянув ему в глаза.       Попадётся?       Он дёрнул было плечом ― покривился, будто речь зашла о мёртвых крысах.       Болезни, говорят, распространяют.       ― Ему не место здесь, ― почти прошептал Раст и потеснился ― в логово? ― когда Эрвин прошёл мимо и присел на валун.       ― Но ведь это не всё?       Он пожевал губу ― будто не уверенный, что станут слушать.       ― Не всё, ― согласился.       Нос показавши из логова на приманку.       ― А что ещё?       ― Вы его взяли ж по блату, м? ― надавил Раст.       ― По блату? ― вскинул брови Эрвин. ― Что ты имеешь в виду?       ― Да все знают… ― Он замялся было ― стоит ли? ― да продолжил: ― Все знают, что вы за него замолвили словечко в столице. Чем он такой особенный-то?       ― У него талант.       ― Поэтому он даже не прошёл кадетский курс и…       ― Он участвовал в других тренировках, ― осёк его Эрвин. ― Они были направлены на улучшение его навыков. Их укрепление. Но ты ведь спрашиваешь не из интереса.       Раст отвёл взор прочь ― подгадывал будто, успеет ли ещё сбежать в своё логово.       Застонал вновь в лагере Билл.       ― Зачем ты вступил в отряд по спасению Леви, Раст? ― спросил Эрвин.       Ловушка лязгнула.       Он, показалось, вздрогнул ― как от щелчка капкана.       Что, болит?       ― Не похоже, что ты печёшься о его благополучии, ― продолжил Эрвин, устремив взор на поверхность ручья. ― Даже наоборот. Предпочёл бы, чтоб он погиб. Сдох, как ты говоришь.       Раст молчал ― может, тоже подсказки искал на поверхности воды.       Не вливались в голову.       Засуха?       Эрвин и сам ей порой поддавался.       Когда глядел на Леви?       И когда глядел на Леви ― тоже.       ― А к тому же, ― вздохнул он, ― силюсь понять. Отчего тебя так задевает его существование? Может, потому что он сильнее? Крепче? Талан…       ― Деньги, ― выплюнул Раст.       ― А?       ― Я-пшёл-из-за-днег. Вознаграждения, ― цыкнул он языком. ― Вы ж сами сказали насчёт… А разведчики… Да чё разведчики? Большое, что ль, шибко жалование?       ― Тогда тебе нужно было в полицию, ― рассудил Эрвин, пожав плечами. ― Сюда не идут за материальным обеспечением.       ― И за идеей ― тоже, ― хмыкнул Раст. ― Как вы.       Он помолчал ― Эрвин вслед за ним обвёл взглядом лес.       Тени?       Заливали каждый ствол ― стекали к корням.       Если пропитают землю, обмочит и ноги.       Так что берегись. Кто знает, что у них, теней-то, на уме.       ― Единственная ваша цель ― сдохнуть, ― сказал Раст и покивал ― словно Эрвин взялся спорить. ― Жаль, я поздно это понял.       Да не собирался, вообще-то.       Сам знал, ещё кадетом, ― у разведчиков незавидная судьба.       Ни одна книга жизни не дописана до финала.       Пролистаешь свою?       Вдруг дойдёшь до эпилога.       Да не взялся бы. Вроде как обнадёжишь себя ― и тени в лесу подбираются ближе.       ― У тебя есть мечта? ― спросил Эрвин, упёршись в колени локтями, и взглянул на него.       Ветер остудил влажную кожу шеи ― царапнул       куснул?       под воротом плаща.       Посланник теней.       ― Нет у меня никакой мечты, ― отрезал Раст, впихнув руки в карманы брюк. ― Ни у кого здесь нет. Может, разве что добраться до стен ― но это ведь не сраная мечта. Это жизнь скота ― перебираться с пастбища в загон, чтоб не сожрали волки.       Эрвин поднялся на ноги, взглянув на него, ― Раст упёрся взором ему в грудь.       Увидал что?       Словно в тебе разверзлась пропасть.       Падай.       ― Жизнь скота ― это жизнь без мечты, ― сказал он. ― Подумай над этим.       Шагнул было прочь ― обернулся на миг:       ― А если мечтаешь о чьей-то смерти, ты не лучше волка.       Оставил его ― пришёл к свету огня, в лагере вокруг которого посипывал Билл.       Леви нащупал взором под дубом ― укутанного в плащ, что птенец ― ворохом материнских перьев.       Последнее, что от неё осталось?       О большем Эрвин не знал. А спросить ― язык не ворочался.       Может, и к лучшему ― дождаться, пока птенец оперится сам.

* * *

      Следующим вечером двинулись в путь в тишине.       Леви оглянулся ― на их бывший лагерь, в котором оставили свои следы и золу.       Хорошо, что по ним ― не выследить.       Первое время думал ― титаны умнее.       Оказалось ― глупее слепых кутят.       Всех перетопить.       Переметнул взгляд в спины впереди идущих ― ни один не обернулся на него.       Поспеваешь?       Волокусь. Подальше ― от предводителя.       Наступающая тьма скрадывала боль ― словно обчистила сокровищницу.       Не всю. Что-то       подделка под драгоценные камни       ещё сверкало в ларях.       Настоящие Леви прятал тщательнее ― будто, как фамильная реликвия, достались ему от мамы.       Хмыкнул самому себе под нос ― от неё, конечно, ничего.       Может, волосы. Может, глаза. Может       да крупицы боли ― втёртые в глубь сердца.       Сможешь выковырять?       Может, Эрвин бы и попытался ― сам от отца, видно, взявший наследство не богаче.       Обменяемся?       Сдадим друг другу ― как на митрасовском аукционе.       Леви повёл носом ― ветер здесь холоднее, и лес понемногу редел.       Обернулся ― распахнула пасть тьма.       Впереди на спинах маячил свет пары факелов.       ― П-почему они спят? ― прошептал Генри ― Леви понял по заиканию.       Будто страшился       ну вдруг?       разбудить хоть одного.       ― Ты ж тоже спишь ночами, ― огрызнулся Раст. ― Спал бы, точнее. Если б не…       Примолк ― договорить словно не решившись.       Эрвин не дёрнул под плащом и локтем.       ― Особенность, ― ответил он, на миг глянув через плечо. ― Пока неизвестная. Для этого мы и бросаемся в экспедиции.       ― Ага, ― хмыкнул Раст, ― и жизней не жалеем.       В недолгой тишине посипывал носом Билл.       ― В том числе, ― ответил наконец Эрвин.       Взглядом пронзил?       Кажется.       Главное, не меня.       С каких-то пор это стало казаться важным. Будто характеристики лошади, какую седлаешь за стенами.       Умчи меня от смерти. Не то улечу вслед паре птиц.       Там холодно.       ― Это может казаться бессмысленным, ― негромко продолжил Эрвин. ― Но с каждой вылазкой мы узнаём больше об их повадках. Хорошо бы и вовсе заарканить одного.       ― Внутрь с-стен?       ― Провести на нём пару опытов. Сделать наблюде…       ― Да, ― перебил Раст, ― пусть жрёт людей внутри стен и разгуливает там, как бешеная псина.       Эрвин помолчал ― будто что-то обдумывая.       Леви присмотрелся ― не беспокойно ли море.       Тише. Я брошу якорь.       ― Неосмотрительно запускать хищника внутрь загона, ― наконец изрёк он. Пламя факела колыхнулось прочь ― от ветра? от бушующих волн? ― Нужно держать их на привязи.       ― С-сэр…       Леви встрепенулся       поднять якорь!       заслышал сипение впереди       я прочитал об этом в твоих книжках       остановился.       ― Б-билл… ― прошептал Генри.       ― Кладите его, ― распорядился Эрвин ― метнул свет, вытянув руку, к рябому стволу сосны. ― Билл. Слышишь меня?       С его головы скинули капюшон ― лицо блестело.       От пота или слёз?       Леви не приблизился. И на рану его, разверзшуюся на боку, не смотрел.       Вдруг приснится.       Вдруг воскреснет воспоминание       леви       о прочь улетевших птицах.       Его окликнули?       Вроде бы нет. Он наблюдал за суетой ― и как Генри копается в их дорожной аптечке.       Хоть что-то в ней способно помочь нам всем?       Или даже одному.       ― У него жар, ― сказал Эрвин, отнявши руку от лба Билла. Тот привалился к дереву затылком ― глаз не размыкал и воздух прищипывал губами. ― Нужно снадобье, которое его собьёт. Генри?       Грохнуло       разбилось?       что-то о землю.       Генри уставился на аптечку на земле ― пасть её разверзлась, выблевав все склянки.       Мы навсегда останемся здесь.       Боль нашёптывала?       Засыпая на самом затылке ― будто ребёнок, бормочущий в полудрёме.       Как только её укачал?       Дошло вдруг       при взгляде на Билла?       просто с ней сжился ― словно квартиранты, оба снимающие тесную комнатку.       У меня в душе ― холодно. Совсем необжитая.       Генри наклонился ― дрожащими руками сбирал то, что уцелело, не поднимая головы. Леви подошёл ― опустился рядом на корточки.       ― Оставь. Ты порежешься, ― отвёл прочь его запястье костяшками пальцев.       ― Жаропонижающее, ― повторил Эрвин.       Голос не дрогнул.       От чего тогда подрагивает воздух?       Показалось, может быть.       Поднял глаза ― оказалось, всхлипывал Генри, отведя глаза прочь.       Леви пошарился ― нащупал уцелевшую склянку внутри холщовой сумки.       Жаропонижающее?       Не разобрать ― ни в полутьме, ни косого почерка Ханджи.       Он выпрямился       сквозь сипоту ― чужую       поднёс к факелу в Эрвиновой руке.       ― Мы дадим это Биллу, Генри, ― произнёс Леви, переведя взор на его дрожащие плечи. ― Дадим, и он поспит. Слышишь? А за стенами его поставят на ноги или как там…       правильно у вас говорится?       Глянул на Эрвина ― тот встретил его взор.       Единственный не признавал в нём чужестранца.       ― Опять привал, выходит? ― спросил Раст, стоящий поодаль. ― Вроде ночью сговорились идти…       ― Вряд ли Билл может передвигаться в таком состоянии, ― покачал Эрвин головой. ― Разве что на лошади.       ― Ему нужно поспать, ― промолвил Леви, вновь сев на корточки ― рядом с Биллом.       Лицо       пересохли губы ― треснут, если надавить горловиной склянки       отвёрнуто прочь.       Повернул к себе, едва коснувшись калёной щеки, ― и показалось, в его приоткрытых глазах густится темнота.       Уволакивает с собой?       Будто на речное дно.       Обернулся на Эрвина ― будто своим морем он способен увести прочь её устье.       Да нет, конечно.       Леви, придерживая мокрый затылок Билла, наклонил склянку к его рту ― услышал слабый глоток.       Где-то позади ещё всхлипывал Генри.       ― Сп-пси… ― просипел Билл, сомкнув глаза.       Даже ты не назовёшь       плесень подвальная       меня по имени.       ― Леви, ― окликнул Эрвин ― голос его, почудилось, вторил щёлканью огня факела. ― Мы разведём огонь.       Обернулся вслед шороху травы и стука лошадиных копыт.       Вздрогнул ― у Билла ледяная рука.       Будто свою ― окунул на глубину реки.       ― Сп-па… пас-си… ― вновь попытался он, разлепив глаза.       От него пахло, как от матери ― за день до того, как оборвалось дыхание.       Её за руку ― Леви тоже крепко держал.

* * *

      У него тепло под боком.       Только не спалось.       Леви слушал ― то сипение Билла       сп-па-пас-си       то потрескивание костра. Дыхание Эрвина где-то сверху?       Совсем неразличимо.       Не притворяйся, что спишь.       И я не стану.       Леви давно оставил эту привычку ― с тех пор, как умерла мама. А до того ― смыкал глаза, едва за дверью слышались       мужские       шаги.       Сколько их было?       Как-то       по голосам       он насчитал сразу троих.       Может, среди них был и отец?       Она никогда о нём не говорила ― будто зачала от легендарного существа.       Скажешь хоть слово ― его забьют палками, настигнув по следам.       И отродье, отродье-то его не забудьте.       Леви разомкнул глаза ― нет, дыхание Эрвина не стало ни громче, ни спокойнее.       Поднять якорь?       ― Ты встревожен? ― спросил Леви вполголоса.       Шепнул что-то в ответ       сп-па-пас-си       костёр неподалёку.       ― Почему ты не спишь? ― вздохнул Эрвин.       ― Ты встревожен.       Сойдёт за ответ?       Эрвин помолчал ― будто прислушивался, спит ли кто ― кроме, пожалуй, леса.       Может быть, и Билла. Сипение стало глуше       почему ты не спишь?       а подойти проверить никто не отважился.       Леви потёр изнанку ладони ― навсегда впечатало то ли его прикосновение, то ли материнское.       Она даже как-то гадала по руке перед сном       почему ты не спишь?       обещала ему долгую счастливую жизнь.       Здесь? ― думалось Леви.       В другом месте, ― улыбалась она.       Где, говорят, птицы могут распахнуть вширь крылья, а в чьей-то груди бушует целое море.       ― Думаешь, он вытянет? ― спросил Эрвин, головой мотнув в сторону старой сосны.       ― Думаю, нет. Ты сам знаешь. И хочешь честного ответа.       ― Поэтому ты так сказал.       ― Сказал что?       ― Что ему нужно поспать.       Эрвин вновь примолк ― рисовал, верно, картины ― от которых отдаёт оттенками да запахами сырой земли.       Леви вздрогнул бы ― а прибился       точно?       к его боку теснее. Будто плеснуло дневное солнце.       Берегись его лучей.       ― Я всякое видел, ― начал Леви. ― Там, в Подземье. Он не выглядит как… тот, кто завтра проснётся.       ― Нам нужно поторопиться.       ― Эрвин…       ― Мы успеем ему помочь. А внутри стен…       ― Эрвин, ― чуть громче позвал Леви.       Взглянул, приподнявшись, ― пристальнее, будто заклинал одичалого зверя.       В глазах разглядел блики костра ― пронизали до самого дна радужек.       ― Это из-за меня, ― наконец промолвил Эрвин, уставившись на огонь.       ― Чушь.       ― Нет, из-за меня. Если бы я был осмотрительнее. Если бы распоряжался ресурсами ум…       ― Ищешь причину? Она перед тобой, ― кивнул ему Леви. ― Только хорош причитать. Думал, ты умнее, чтобы… Короче, этим не заниматься.       Вновь опустился рядом ― в солнечное тепло.       От костра совсем иное ― злее.       Завидует, верно, ― что даже во тьме ты ярче.       ― Когда мамы не стало, я понял ― в жизни случается разное, ― сказал Леви, не отмыкая взгляда от тьмы ― прореженной стволами деревьев. ― И ты с этим ничего не сделаешь.       Может быть, я видел много смертей.       Слишком много.       Рядом со мной бродит их повелительница ― а меня ещё не сделала своим пажом.       Глянул на Эрвина ― он годился ей в рыцари?       ― Что с ней случилось? ― спросил он едва слышно.       ― Не знаю. Она болела. Она болела, ― повторил Леви, потерев переносицу, ― и я плохо помню.       ― Маленький? Был.       Я и сейчас не шибко вытянулся.       Хмыкнул бы ― а отчего-то не стал.       Море в Эрвиновой груди спокойно ― не стал волновать.       ― Да. Маленький, ― ответил Леви.       ― Мне жаль.       ― Ей было трудно.       ― Мне правда очень жаль, Леви.       Колыхнулась в его груди первая волна.       ― Только не… ― начал он, облизнув губы. ― Она-прдвала-сбя.       ― Что? Продава…       ― Я же попросил ― только не…       гляди на меня, как другие.       Привык в Подземье ― вот и решил упрятать эту тайну на дно сундука.       Пусть её схоронят другие.       И принадлежащие другим       тебе       это я его убил       тоже.       ― Ей было трудно, ― повторил Леви.       Прислушался, глаза сомкнув, ― волны       вторая-третья-пя       вскинулась, накатывая.       Пусть смоют       отмоют       меня с головой.       В лес кинуться?       Прочь, куда не последует его       что? продава       взор.       Плесень подвальная.       ― Тебе ведь, получается, тоже, ― обронил Эрвин.       Постарался       слышно же       мягче ― словно утешал ребёнка       почему ты не спишь?       пробуждённого кошмаром средь ночи.       Ты встревожен.       ― Я об этом не думал, ― выдохнул Леви, не глядя на него.       Если вглядеться в блики огня, пронзившие его радужки, ― припечёт в затылке вновь.       Так что берёгся. Пробовал касаниями ― но откликнется ли боль на них.       Помалкивала. Зверь, боящийся людских рук.       У него ― горячая ладонь, будто пеплом обсыпанная.       Леви вверил ему касания чужих рук ― ледяных       матери, Билла, смерти       день их ― хоть куда-нибудь ― прочь.       Пусть они горят в твоей руке ― будто в пламени.       Стало легче, будто обронил горсть камней, ― а руку Эрвин не выпустил.       ― Я тебя покараулю. Пока ты спишь, ― промолвил он.       Что-то напел едва слышно ― может, то море вышёптывало?       Леви не отнял голову от его груди.       ― Что это? ― спросил.       ― А? Это песня. Про одного разведчика по имени Антар. Старая-старая, ― ответил Эрвин ― не громче шелеста листьев. ― О том, как он остался один среди титанов.       — А дальше?       — Умер.       Облёк взглядом их касание ― и вдруг усмехнулся ― будто мальчишка, увидавший неведомый конструкт.       ― У тебя очень маленькая рука.       Мы ведь его зачем-то собрали.       ― Это ты ― здоровый, ― хмыкнул Леви, пристроившись к его левому боку.       Руки не вынул.       Поглядывая, сам тайком удивлялся ― до чего удивительный конструкт.