Кэмги

Чонгук притерся членом между крепких половинок, всласть пожамкал одну, оттянул в сторону, пристраиваясь. Тэхён спросонья завозился, проворчал что-то, но послушно подался задом. Чонгук медленно вплыл в горячее нутро, прикусил стон наслаждения теплым плечом и зажмурился в приливе чувств. После долгого сопротивления каждый день невозбранно брать любимого мужа было сродни чуду. Порой не верилось, казалось, что Тэхён сейчас оттолкнет и гневно фыркнет, но тот льнул, ластился и покорно под него ложился. Только норовил превратить любовный процесс в ратную схватку: похоже, зрелище полуборющихся Сокджина и Минхека так на него повлияло, и он думал, что нужно действовать на равных. Несколько раз клал Чонгука на лопатки и наваливался, ногой раздвигая бедра. Чонгук с замиранием сердца ждал развития событий и готовился аргументировать тем, что в сложившихся отношениях роли не меняются. Но Тэхён, поелозив стволом между ног, сдавался и позволял перехватить инициативу. По утрам бывало проще и однозначнее: Чонгук всегда просыпался первым и, еще не продрав толком глаза, нащупывал Тэхёна. А тот, бесконечно сладкий и податливый со сна, поддавался так, как и должен был поддаваться омега. Подставлял губы для поцелуев, протяжно постанывал, двигаясь в такт, расслабленно ласкал кончиками пальцев и пробуждался полностью к узлу. Чонгук вдавливал каменеющий узел глубже — мое в моем — и завороженно любовался теряющим осмысленность красивым лицом. Тэхён был прекрасен, стонущий под ним Тэхён был душераздирающе божественнен. Вот и сейчас, всхлипнув и сведя брови на переносице в страдальческой гримасе, обозначающей удовольствие, а не боль, Тэхён превратился в его личное божество. Перед концом Чонгук всегда переворачивал его на спину, чтобы не лишать себя радости наблюдать за его наслаждением: смаковать, цедить по глоточку драгоценным вином, тонуть в нем. Тэхён перекрестил за спиной ноги, устраиваясь поудобнее, выплеснулся скудными струйками и мягко улыбнулся. — Как узел чувствуется, Гук? Опиши, — убрал с его лба прядь волос. Чонгук поймал губами ладонь, потерся о нее щекой. — Как нечто запредельное, Тэ, но только с тобой. Ощущение, что меня подхватила огромная теплая волна и несет на гребне наслаждения. Все тело превращается в сгусток счастья. — Сгусток, — хмыкнул Тэхён, протянув руку вниз и осторожно пощупав широкий корень. Чонгука продрало судорогой от этого прикосновения, выдавило внутрь еще семя. — Не знаю, как насчет сгустка, но узел скорее похож на маленькую дыньку. Щибаль, и как он во мне умещается? — Прекрасно умещается, — проморгавшись, прохрипел Чонгук и вовремя прикусил язык, чуть не ляпнув, что любой омега может принять узел. Тему омеги они с того дня не затрагивали. Чонгук вообще не понимал, как сейчас Тэхён себя видит: альфой с омежьими признаками или омегой с альфьими. Но, судя по поведению, склонялся к первому варианту. Ощущения были двойственными: с одной стороны, Чонгук пребывал на седьмом небе от того, что проклятый кэмги испарился, с другой — подгрызало опасение, что в долгосрочной перспективе это увиливание от разговора принесет неприятные последствия. Когда-то же им придется вернуться в Хансон, и как там себя будет вести Тэхён: альфой или омегой? — В Минхека же Джинов узел влезает, — Чонгук залепил его рот, готовый задать закономерный вопрос: откуда Чонгуку это известно. Тэхён еще мог напрямую Сокджина спросить, с него бы сталось. Приходилось плясать на цыпочках вокруг и этой темы. Не хотелось обсуждать потенциально вредоносные, способные потопить и разрушить хрупкое новорожденное счастье аспекты, когда можно было просто купаться в сладостном умиротворении. Когда наступит время собирать камни, он их обязательно соберет. Лагерь пробуждался: перекликивался, звенел верблюжьей сбруей и оружием, постукивал половниками о котлы. И под спокойный ритм походной жизни приятно было никуда не торопиться, целуясь с любимым и содрогаясь в коротких пронизывающих насквозь молниях разрядки. Чонгук мог провести так вечность: не рассоединяясь с Тэ ни на мгновение. Однако ничто не было вечным на земле. Узел ослаб, позволяя им разлепиться. Тэхён нетерпеливо выгнулся, понужая, и Чонгук с неохотой сполз с него. Наблюдал с ленивым прищуром, как Тэхён наскоро ополаскивается, смывая с себя пот и сперму, одевается. И поймал за руку, когда тот подался к выходу. — А завтрак? — Я мигом, — Тэхён выкрутил руку, в нетерпении уже гарцуя. — Мне хочется переброситься парой слов с Белем. К завтраку успею. Чонгук отпустил, поджав губы: непонятная дружба с нагловатым низкородным Белем ему совершенно не нравилась. Но оспорить ее было сложно — с кем-то же нужно Тэхёну общаться сейчас. Альфы исчезли с горизонта с перемены статуса, а из омег в лагере присутствовали лишь охотники и шлюхи. Лучше уж охотник, чем шлюха. Пока обмывался и одевался, сосредоточенно думал. Хлопот хватало: уже сегодня к вечеру они загрузятся на корабли, должные их донести до Цзао Чжуана, порта Поднебесной. О провизии, рассадке воинов и погрузке лошадей должны были позаботиться военачальники и хозяйственники, но все равно требовалось проверить. О том, как он сам вынесет противную качку, Чонгук предпочел не задумываться — будет ад, это точно. Запыхавшийся Тэхён не обманул: примчался к завтраку каким-то очень вдохновленным и полным энергии. Его лицо сообщило, что сейчас Чонгука ждет новость и, не факт, что хорошая. — Я хочу себе денщиков, — заявил Тэхён, расправляя полы чогори на подушках. Чонгук, уже засунув ложку с дакджуком в рот, поперхнулся. Тэхён, подскочив, заботливо похлопал по спине, присел обратно, улыбнувшись так холодно, что стало ясно: без боя не сдастся. Оставив заявление без ответа и отчаянно делая вид, что он нисколько не обеспокоен, Чонгук продолжил размеренно есть. И лихорадочно составлял, отметал разные варианты ответа: ни один не подходил. Напрашивающаяся первой формулировка, что омегам не полагаются денщики, могла быть встречена злостью. Ведь подтолкнул «стихами» к зыбкой почве, которая звалась альфьей территорией. Тэхён решился на близость с ним только потому, что увидел: альфы тоже могут быть вместе. То есть, Чонгук с аппетитом вкушал плоды собственных действий, позволивших Тэ переметнуться на альфью половину, а теперь намеревался указать на омежий пол. Щибаль, как же все было сложно! Молча жевавший Тэхён, очевидно, проникся его мукой, потому что мягко сказал: — Гуки, у тебя на лбу написано, что ты изобретаешь отказ, но боишься высказаться слишком резко. Во-первых, не бойся, со мной можно, как прежде, разговаривать попросту. Меня не напугает прямолинейность, напротив, то, что ты со мной юлишь, словно я в одночасье стал сахарным — раздражает. Во-вторых, отказ не приму. Меня, признаюсь, коробит, как на меня смотрят альфы-стражники, зная о прошлом. И будет приятнее, если мое окружение составят омеги, но особые, — Тэхён многозначительно поднял палец. — Я выбрал две четы охотников. Омеги станут моими денщиками, а их мужья — сопровождением. С ними переговорил, они с радостью примкнут ко мне. — Еще бы без радости. Для них — честь стать твоими денщиками, — проворчал Чонгук. И понял, что этим неопределенным ворчанием уже дал согласие. Что за… Поднял бессильный взгляд на Тэхёна, надеясь в глубине души, что к такому выводу пришел он в гордом одиночестве, и тяжело вздохнул. Тэхён сиял, значит, тоже счел ворчание за разрешение. Требовалось все же проявить жесткость и отказать. — Тэхён, прости, но… — Если меня не будут окружать воинственные омеги, умеющие управляться с оружием, то тогда настаиваю на собственном оружии, — Тэхён часто-часто запорхал ресницами, намеренно пародируя кокетничающих омег, просительно сложил губы бантиком. Чонгук, опрометчиво засунув в рот кусок мяса, подавился во второй раз. Перспектива ужаснула. Запил вином, разбавленным водой, выдохнул ужас. Тэхён знал его как облупленного, наперед просчитывал ходы и расставил хитроумную ловушку. Отринуть денщиков или альтернативу, собственное оружие, под предлогом омежьего пола — и получить яростную реакцию. Отвергнуть оба предложения — означало возобновление холодной войны. Последствия хорошо читались в серьезных светлых глазах. Что ж, ему предоставили выбор, можно было склониться к менее отталкивающему предложению. — Я лично проверю твоих денщиков, но зваться они будут иначе, — мрачно подытожил Чонгук. — Стражей. — Как скажешь, Гуки. Спасибо! — Тэхён расплылся в лучезарной улыбке, но не обманул сияющим фасадом: он остался недоволен. Компромиссы на то и компромиссы, чтобы не удовлетворять полностью обе стороны. Чонгук, грозно ступая к ожидавшим его «денщикам», поглядывал искоса на такого же мрачного Тэхёна и с тоской спрашивал себя: будет ли когда-нибудь их совместная жизнь простой, без подводных камней? И бывает ли супружеская жизнь вообще легкой, как, например, у его родителей? Может быть, Тэхён насмотрелся на раздоры в отчем доме, поэтому в своем очаге то и дело размахивал метафорическим мечом… Избранники Тэхёна торжественно опустились на колени, подали на протянутых руках короткие мечи. Их грубовато вытесанные лица светились неподдельным восторгом. И Чонгук внутренне застонал: дьявол, они приняли позы для посвящения в воины! Тэхён и тут его обскакал. — Приветствуем, ваши величества! — недружным хором провозгласили будущие денщики и с таким восхищением воззрились на Тэхёна, что показались сущими детьми. При дворе редко можно было встретить подобную детскую радость. Неиспорченные интригами и подковерными играми охотники внушали доверие. Чонгук невольно смягчился. Дотрагиваясь попеременно до мечей и лбов, не громко, но веско сказал каждому из четверых: — Служи верно, защищай господина до последних вздоха и капли крови. — Благодарствую! — каждый благоговейно прикладывал меч ко лбу — оружие к рассудку — и поднимался. Остолбеневшая армия, застывшая в разных позах, от его гневного взгляда отмерла и принялась рассаживаться на верблюдов. Сокджин предпочел оставить свое мнение при себе, сев в седло и натянув на лицо защищающую от песка повязку, но изумленный Намджун топтался на месте и разводил руками. Да, не часто увидишь, как омег посвящают в воины. Чонгук скрипнул зубами и, даже не поцеловав Тэхёна по обыкновению, взлетел на своего верблюда. Тот, покачиваясь, начал подниматься. И тут Чонгука проняло. Он оглянулся, чтобы удостовериться в пронзительной догадке. Посмотрел на опущенные вниз глаза Тэхёна, жалея, что за повязкой не может увидеть все лицо. Жалея, что не может заглянуть в душу и… пожалеть. Почему-то стало ясно, что Тэхён а алчет посвящения в воины, а вовсе не жаждет обходиться омежьими денщиками. Он рьянее и усерднее других готовился к альфьему испытанию, нервничал и переживал, пройдет ли. Предпринимал все усилия, чтобы одолеть этот необходимый для альфы пик, взять эту высоту. И сразу после взятой высоты он должен был быть посвящен в воины и принести присягу короне. Не так скомканно и тихо, как только что Чонгук обратил в воинскую веру охотников, а с помпой, торжественным боем барабанов, с ликованием родных! Жалость сжала сердце. Чонгук повернулся, пряча теперь свое выражение лица от Тэхёна. Дернул поводья, заставляя верблюда двинуться. И подумал, что не только он увиливает от прямых разговор, Тэ — тоже. Тэхёну, видимо, было невыносимо сложно обсуждать рухнувшие мечты и планы. Поэтому пусть уж хитрит и выламывает руки, выклянчивая определенные поблажки. Ему можно, как никому другому. Переход до порта был изнурительным: на привал не останавливались, верхами жевали вяленое мясо и запаренное ячменное зерно. Слегка замедляли омеги, которым нельзя было, как альфам, справлять нужду прилюдно, но и те действовали собранно: сбивались в одно и то же время гуртом за растянутым полотнищем и тотчас же возвращались к верблюдам. Чонгук старательно избегал смотреть на Тэхёна, опасаясь, что невольно выдаст кипевшую жалость, которая бы того унизила. И тщательно ее давил. К порту она была выметена из закоулков души, выскреблена без остатка. Поэтому Чонгук смог спокойно обнять запылившегося, уставшего Тэхёна, мимолетно поцеловать бархатистую щеку и наполниться теплым воздухом счастья с привкусом горечи. Тот выглядел вполне бодрым, несмотря на усталость: позволив себя пообнимать, выбрался из объятий и принялся командовать своей малой армией. Охотничья четверка истово жрала младшего короля глазами, вытянувшись в струнку. И Чонгук хмыкнул мысли, что эти-то точно будут драться за Тэ до последних капли крови и вздоха. Хорошее решение. Жаль, что Тэхён не выложил все как на духу. Тогда бы Чонгук без заминок со всем согласился. Отвернувшись от мужа, охватил бурную суматоху у лодок, пирса и кораблей. Полуголые грузчики клонились под тяжелыми тюками, проворно занося их на корабль. Лошади отчаянно ржали и упирались, страшась воды. Слышались отборная брань, адский грохот, ржание, чей-то неуместный смех. И поверх этой человеческой возни тихо дышало солью лазурное море. Водный промежуток, должный окончательно отрезать от родных краев. Чонгук беззвучно прочитал молитву, украдкой поцеловал талисман, в котором хранилась свернутая в конус прядь волос Тэхёна. И пообещал себе, что сделает все, чтобы Тэ стал счастливым.