(Не) один из вас

      Есть понятия растяжимые, а есть время, оно — действительно.       Малфой сбился со счета, если бы не вёл дневник.       Так беспомощно он себя не ощущал никогда в жизни. Складывалось ощущение, что вместе с палочкой у него забрали и руки. Было тяжело.       Грейнджер лихорадило около трех дней, и только тогда начал действовать антибиотик. Драко был готов начать молиться её маггловскому Богу, чтобы это всё прекратилось.       В особо тяжелые моменты, когда Грейнджер была мокрой и горячей, словно пробежавшей марафон, Драко ложился рядом и обнимал её.       И просил. Мысленно просил.       Её трясло от лихорадки так сильно, что Малфой был зол. Был зол на неё, на себя, на весь мир. Драко мечтал, чтобы на месте Грейнджер был он сам.       Гермиона не была инструментом для достижения цели. Она являлась хрупкой женщиной, дрожащей от лихорадки в его объятиях.       Малфой не знал, когда в последний раз он был настолько уязвлён из-за женщины. Она буквально пустила корни в его сердце, взрастив внутри какую-то нездоровую привязанность, идущей рука об руку с болью.       Время несомненно потеряло всякий смысл. Драко едва замечал смену времени суток; он мало спал, а когда удавалось задремать, сон всегда был поверхностным и тревожным.       Но ему было наплевать. Малфой в принципе перестал нормально спать после начала второй магической войны.       Невозможно было расслабиться полностью, когда в через несколько дверей лежал змееподобный мужчина, знающий тысячу способов, чтобы убить тебя.       Тогда его окклюменция, кажется, дошла до самой вершины айсберга. Драко не давал себе думать ни о чем, кроме войны: только сражения, смерти членов Ордена и победа пожирателей.       Спать было действительно невозможно: даже если Драко устало закрывал глаза, его мысли продолжали кружить вокруг событий, которые он не мог контролировать.       Малфой не был благодарен судьбе за то, что он выжил во время войны. Малфой бы предпочёл умереть от наотмашь кинутой «Авады» и свалиться на землю без боли во время кровавой битвы.       Но нет. Драко продолжал выживать.       Он завидовал мёртвым: они не видели того, что ему приходилось видеть на войне. Членов Ордена феникса вылавливали. Если это была женщина, то сначала ей пользовались самые нисшие пожиратели — новенькие, которым было наплевать, куда сунуть свой член, главное сунуть. После этого пленница ждала приговор, приходил кто-то на ступень выше и решал, что с ней делать.       Рудольфус, например, любил зрелища. Самое запоминающееся, что он делал, по мнению Драко было то, что с помощью «Империуса» он заставил девушку отрубить себе ногу и съесть. Съесть сырой, конечно же.       Драко вырвало через десять минут после начала. Его ждало заклинание «Круцио» за то, что он посмел прервать «Шоу», чертов акт повиновения перед смертью.       На войне никому не было хорошо, если не считать высшие чины пожирателей.       Малфой честно не представлял, как чувствовал себя Орден Феникса в самые трудные моменты. Но наверняка это состояние было близким к тому, в каком он сам находился все те дни, пока Грейнджер лихорадило.       Складывалось ощущение, что он не способен даже на самые простые вещи без Грейнджер. И это убивало, так сильно убивало, что Драко выходил ночью, чтобы справиться со злостью.       Он использовал щелкунов в качестве живой груши. Помогало, но не в долгосрочной перспективе. Злость возвращалась.       В один из вечеров Драко пришлось перенести Грейнджер в другую комнату. Как бы это не было унизительно для неё самой — Грейнджер обмочилась в кровать.       Малфой не ощущал отвращения, потому что он не ощущал ничего. Драко протёр тканью её бедра, буквально закрыв глаза, и на место старой влажной одежды и белья, он надел на Грейнджер какие-то широкие мужские штаны, найденные в спальне.       Драко уже представлял её реакцию на это всё. Грейнджер бы разозлилась, да так сильно, что её лицо покрылось красными пятнами.       Но Малфой рассчитывал, что она будет благодарна.       Со временем Грейнджер становилось лучше. Антибиотики начали действовать. До того, как сделать первый укол, Малфой прочёл инструкцию раз десять и мог пересказать её уже на второй, настолько внимательно он с ней ознакомлялся.       Драко вводил антибиотики в бедро. Грейнджер была недовольна, если бы он смотрел на её зад. Удивительно, что его это волновало.       Все это время он ел холодные консервы и запивал газировкой. Странно, но это не было чем-то важным для человека, выросшего бок о бок с Фуа-Гра.       Он всегда ел на кухне, чтобы лишний раз не беспокоить Грейнджер, громко открывая ножом консервы. Выручай-комната отнюдь не баловала каким-то разнообразием: в магазинах поблизости Драко находил только фасоль в томатном соусе, сардины и паштет из птицы.       Малфой думал, что ещё немного и он начнёт сходить с ума.       Было тихо, безумно тихо. Всё это «спокойствие» напоминало слишком тяжелое одеяло, которое душило. Он ненавидел одиночество, это осознание пришло во время войны, когда Драко действительно понял — никто ему не поможет.       Малфой остался один на один с воспоминаниями о прошедшей войне. Его постоянно окружал запах горелой плоти и крики женщин.       Война сломала его. Просто Драко считал необходимым не показывать этого.       Он спал на полу возле кровати, где лежала Грейнджер. Малфой позаимствовал её огромный спальный мешок, и эта чертова вещь насквозь пропахла грушей.       Так пахло мыло, которым пользовалась она.

***

      Гермиона медленно открыла глаза, словно боясь, что окружающая её реальность окажется плодом воспалённого сознания. Малфой сидел рядом, устало опустив плечи. Ему казалось, что за последние дни он стал частью этого кресла.       Поначалу Грейнджер почти не двигалась. Просто смотрела в потолок, собирая осколки себя по кусочкам. Кажется, она даже не моргала, пока не закрывала глаза окончательно — снова засыпала.       Малфой готов был взорваться от собственного бессилия. В нём всё кипело. Он привык решать проблемы, привык действовать, привык, что всё в его руках. Но Драко мог только сидеть, менять холодные компрессы и наблюдать.       Он всё ещё помнил её лихорадочные бредни, её горячую кожу под своими пальцами, ту хрупкость, что могла убить его самого.       В голове прокручивался взгляд Грейнджер — тот самый, затуманенный болью и страхом, когда он держал её на руках. Драко думал о том, что время лечит, но иногда оно делало это слишком медленно. Слишком мучительно.       Вечером, когда Малфой бездумно смотрел в потолок, дыхание Гермионы снова участилось. Он моментально поднялся и сел на колени около кровати.       Грейнджер приоткрыла глаза, и повернула голову в его сторону. Драко заметил, что в зрачках Гермионы заплескался ужас. Через мгновение она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла.       Её ладонь судорожно начала что-то искать на постели, но Драко грубо взял руку Гермионы в свою.       — Грейнджер? — спросил он, и Мерлин, не смог сдержать беспокойства в своем голосе.       Он был рад, что Гермиона была в сознании.       — Не приближайся…. — сипло и едва слышно прошептала Грейнджер и медленно покачала головой, словно отрицая увиденное. — Нет… Нет.       Её лицо исказила гримаса страха. Дыхание Гермионы были прерывистым, но частым. Напуганным.       Драко застыл перед ней, молча изучая её измученное и напуганное лицо. Гермиона медленно моргнула. Малфой повторил.       У Грейнджер были галлюцинации.       Малфой медленно выставил руки в капитулирующем жесте. Она глазами проследила за этим движением, напоминая напуганного зверя больше, чем женщину.       — Это Малфой, — сказал он низким голосом. — Малфой, который находится вместе с тобой в Выручай-комнате уже хрен знает сколько дней.       Гермиона несколько минут смотрела в лицо Малфоя с опасением и тревогой. Драко тяжело выдохнул и вдруг приложился лбом к её ладони, на что Грейнджер судорожно вздрогнула. Он был бессилен.       — Я — Драко Малфой, — негромко повторил он и удержался, чтобы не прижаться к её руке ближе. Он так привык к этому за все те дни, пока у неё была сильная лихорадка. — Не признала, Грейнджер?       Гермиона кажется, не дышала, смотря на него. Драко не знал, сколько он так просидел, прежде чем её дыхание замедлилось — Грейнджер успокоилась. Через несколько минут она снова невольно провалилась в сон.       Он тихо хмыкнул.

***

      — Хочешь пить? — спросил низким шёпотом Драко.       Грейнджер неуверенно кивнула.       Он взял бутылку с водой, стоявшую около кровати и стакан, медленно наполнив его наполовину.       Драко приставил стакан с водой к её губам, Грейнджер попыталась поднять руку, но Малфой грубо остановил это.       — Мне ещё нужны твои силы, Грейнджер, — Малфой убрал стакан, когда она кивнула.       Через секунду Гермиона закрыла глаза и медленно выдохнула. По-крайней мере, она была в себе.       Ближе к ночи Малфой поставил ей ещё один укол антибиотиков. Грейнджер в этот момент снова спала, и делала это настолько крепко, что только даже не вздрогнула, когда игла вошла под кожу.       После этого он поменял повязку на руке и занял основную позицию — рядом с её кроватью, сгорбив плечи. Мать бы ударила бы его по спине за такую ужасную осанку.       Но какая была разница?       Смотря на эту женщину перед собой, Драко понимал, что за неё он готов принять пулю.       И с каждым часом проведённым у её кровати это желание становилось только больше. Его словно что-то толкало защищать Грейнджер.       — Малфой… — сиплым шепотом произнесла Гермиона и аккуратно повернула голову в его сторону. Она хотя бы начала узнавать его. Несомненно, что Драко ощутил невероятное облегчение, когда Гермиона позвала его.       Он потёр лицо ладонью, чтобы сон отступил.       — Тебе лучше? — спросил он низким голосом и прокашлялся, чтобы убрать ком из горла.       Грейнджер едва заметно кивнула. У неё все ещё было мало сил, но откладывать было нельзя. Грейнджер нужна была более квалифицированная помощь. Драко признавал, что он сам бы никогда не справился.       — Ты должна сотворить пару заклинаний. Сможешь? — он взял её сумку и вытащил от туда волшебную палочку. Древко отозвалось на прикосновение и мягко завибрировало.       — Смогу… — через минуту размышлений ответила шепотом Гермиона.       Малфой медленно снял бинты с её руки, и Гермиона раскрыла рот, когда увидела рану, и даже несмотря на то, что она была чистой и невоспалённой выглядело это ужасно.       — Боже…       — Два заклинания. Не больше, — покачал головой Малфой и вложил в её кисть палочку. — Ты точно в состоянии?       — А что, Драко Малфой переживает за меня? — сипло спросила Гермиона и её уголки губ дёрнулись.       Драко хмыкнул. Точно в состоянии.       Грейнджер поджала губы и аккуратно взмахнула палочкой. Через мгновение кожа на месте раны порозовела и начала медленно стягиваться.       Лицо Гермионы покраснело от напряжения, и она откинула голову на подушку, выпустив палочку из рук.       — Перебинтуй… — сиплым голосом сказала Грейнджер и стиснула зубы от боли.       Малфой не медлил.

***

      Грейнджер медленно восстанавливалась, с каждым днём она всё больше бодрствовала, а не спала. Драко продолжал находиться рядом все то время, что мог.       Утром он выходил из дома, чтобы найти что-то из еды, но Выручай-комната словно издевалась. Утром шестого дня после происшествия Драко нашел только банку овощного рагу, тушенки и бутылку воды. В остальных магазинах было абсолютно пусто, только журналы, какие-то аксессуары для машин, предметы для барбекю — пледы, термосумки и солнцезащитные крема.       Грейнджер сидела на кровати, когда он пришел. Она колдовала над своим предплечьем, стиснув зубы от боли.       — То, что ты сразу начал ставить антибиотики помогло мне, — вдруг сказала она и взяв чистые бинты, начала делать плотные туры. — По-крайней мере, мне не грозила смерть от сепсиса… У нас нет бадьяна, но благодаря заклинаниям, которые меня научила делать миссис Помфри… — Грейнджер закусила губу и помедлила. — Ещё два дня и мы сможем идти.       — Ещё пять и мы пойдем, — ответил Малфой и поставил на тумбочку консервы и воду. — Позавтракай.       — А ты?       — Я уже поел, — сухо ответил Малфой и оперся спиной об стену. Несколько минут он просто смотрел на неё, сложив руки на груди, а потом решил продолжить, потому что воздух в комнате стал слишком напряжённым от их молчания. — Ты в курсе, что ты бредила? Видела во мне Поттера, а потом… Не знаю, что.       — Помню, — ответила Гермиона и с помощью палочки открыла банку с консервами. — Во второй раз мне казалось, что ты щелкун, который хочет меня сожрать.       Малфой прыснул.       — Как позавтракаешь — набери мне ванную, Грейнджер.       — Никакого сочувствия, — она повела плечом и сбросила с него волосы, заплетённые в косу.       — Я сидел около твоей кровати все время, проверяя, дышишь ли ты, — безэмоционально ответил Малфой и сжал челюсти. — И ты говоришь о том, что у меня нет никакого сочувствия к тебе?       Гермиона замерла и приоткрыла рот. Малфой расправил спину и прохрустел позвонками.       — Правда?       — А мне есть резон врать? — горько усмехнулся Малфой, и Гермиона поджала губы с грустным лицом.

***

      Во время завтрака Грейнджер не прекращаемо думала.       Что-то произошло, между ними, но впервую очередь это случилось непосредственно с Драко.       Тот самый Малфой, который смеялся над ней в школе и был воплощением всего, что она презирала изменился. Гермиона знала это давно.       Теперь он был тем, кто держал её за руку, когда ей было страшно. Тем, кто менял повязки, и Мерлин, убирал за ней. Малфой молчал. Но в его молчании было больше заботы, чем в словах всех остальных.       Гермиона не могла избавиться от мысли: что с ним произошло? Когда он стал таким?       Её сердце буквально отказывалось подчиняться разуму. Она чувствовала тепло его руки даже после того, как он отпускал её. Вспоминала, как Драко нахмурившись, проверял её температуру.       И в этих воспоминаниях не было злости. Только что-то тёплое, странное. То, что она пыталась игнорировать, но не могла.       Малфой изменился. Не просто внешне — это она видела сразу, ещё до всего этого. Но сейчас это была ещё одна перемена, которую также нельзя было не заметить. Он был другим. И это его изменение захватывало Грейнджер.       Гермиона хотелось узнать его полностью. Понять, что заставило его стать таким. Она не могла отделаться от ощущения, что этот Малфой — настоящий, что тот мальчик из Хогвартса был лишь маской, выжженной страхом и ожиданиями его семьи.       Он нравился ей.       Это осознание было как удар молнии. Ей нравился Драко Малфой.       Когда-то для Грейнджер он был злой и бесполой фигурой, способной совершать только ужасные и аморальные поступки. Сейчас же он являлся человеком, способным к состраданию. Гермиона несколько раз прокручивала у себя в голове то, что Малфой мог бросить её без зазрения совести при первом удобном случае: в полицейском участке, в метро, на улице, когда она потеряла сознание, но он этого не сделал.       Малфой продолжал этот путь с ней.       У Гермионы крепко засела мысль того, что у неё были шансы заставить Малфоя отказаться от «ОВИСК».

***

      Два дня превратились в три. Три в четыре.       Но они не уходили. Гермиона делала вид, что ещё восстанавливалась, а Малфой старательно сохранял иллюзию того, что он в это верил.       Они оба боялись идти дальше, просто не говорили об этом. Условия в Выручай-комнате становились всё тяжелее. Что она ещё могла сделать с ними, проверяя «чистоту намерений»? Гермиона была уверена, что комната проверяла больше Малфоя, чем её саму.       Каждый вечер они играли в карты, где проигравший рассказывал что-то интимное из своей жизни. Простое правило, которое опасно сближало их.       — Первый раз? — Драко вскинул бровь, а через секунду его губы расплылись в хищной улыбке, свойственной только ему. Гермиона ощутила, как внизу живота стало тепло. — Грейнджер, у меня точно всё в порядке со слухом?       — Ты до этого спросил у меня тоже самое, Драко! — Гермиона с наигранной злость забрала карты, перетасовывая их, а потом резко замерла.       Она назвала его по имени, больше сделала это рефлекторно, чем по собственному желанию.       Малфой не переставал хищно улыбаться, наблюдая за тем, как она застыла, пытаясь придумать что-то в свое оправдание. А Гермиона не могла даже связать и двух слов, смотря в его глаза. Голубые. Кажется, она почти забыла про это за то время, пока мучалась от сильнейшей лихорадки.       — Ты назвала меня Драко, — начал он первым. Медленно, хищно.       — Это твоё имя, — фыркнула Грейнджер и наконец ощутила, как к конечностям начала возвращаться кровь. Гермиона была удивлена тому, что её голос даже не изменился от накатившего волнения.       — Ты всегда звала меня по фамилии, — продолжал давить Малфой, и Гермиона была уверена в том, что он физически приблизился к ней.       Кровать была такой небольшой для них двоих. Малфой сидел по-турецки, а Гермиона опершись об стенку, подложив под поясницу подушку.       — Ты тоже всегда звал меня по фамилии, — защищалась она, активно перетасовывая карты.       В каждом её жесте была львиная доля неловкости.       — Знаешь, в чем был смысл? — Малфой расправил плечи и из-за этого стал казаться больше. Грейнджер свела бедра и была уверена в том, что он этого не заметил.       Но Драко был наблюдательным. Его кадык дёрнулся от того, что он сглотнул вязкую слюну, наполнившую его рот. Грейнджер умудрялась выглядеть сексуально в больших мужских клетчатых штанах и футболке с принтом какой-то футбольной команды.       — В том, чтобы разграничить нас по социальному статусу. Ты — Малфой, все знают твою фамилию, потому что твой род — чистокровный, — бросила Гермиона и начала раздавать карты. Ладони были неприятно влажными. Она попыталась незаметно вытереть их об штаны.       — А сейчас все знают твою фамилию, Гермиона, — ответил он, и Гермиона постаралась удержаться, чтобы не распахнуть глаза. Это звучало невероятно.       Никто до этого не называл её по имени настолько красиво и естественно.       Живот свело в спазме. Она закусила щеку изнутри, несколько мгновений молча.       — Когда наше сотрудничество стало «этим»? — Гермиона обратила взгляд к нему. Малфой медленно приподнял брови, размышляя.       — А что ты подразумеваешь под «этим»? — хмыкнул Малфой в ответ. — Когда Выручай-комната примет свой истинный облик мы поделим птиц и разойдемся. Разве не в этом был план?       Грейнджер закусила щеку изнутри.       — Ты бы мог пойти со мной.       Сказала. Наконец-то сказала это, смогла пересилить себя.       — Нет, — сухо ответил Драко и выложил первую карту. — Ты не понимаешь.       Это было похоже на зарождение мощного урагана.       — Я все понимаю! — возразила Гермиона и покачала головой. Она свела брови и наклонилась вперед, чтобы быть ближе к Драко. — Но ты правда хочешь, чтобы общество восстановила «ОВИСК»? Чтобы миром правила очередная идеология и пищевые карточки?       — Я хочу, чтобы миром правил я, Грейнджер, — Малфой положил карты на кровать и через несколько секунд встал. — Я выйду прогуляюсь.       — Уже темно, — бросила Гермиона с недовольным лицом.       — Мне невероятно приятно, что ты обо мне заботишься, — таким же холодным тоном бросил Драко и взял с кресла свой анорак, накинул его на плечи, а потом схватил биту.       Гермиона, закусив щеку изнутри, наблюдала за ним.       — Ты чертов эгоист, Малфой! — крикнула Грейнджер в самый последний момент, перед тем, как он вышел из комнаты.       — Если бы я был эгоистом, то воспользовался тобой войдя в Выручай-комнату, а после — бросил где-нибудь, — жёстко ответил Малфой с напряжёнными плечами. — А я спасал тебя, Грейнджер.       — Наверняка чтобы потешить своё самолюбие, — с надрывом ответила Гермиона и демонстративно отвернулась.       Малфой безразлично хмыкнул.       — Мне нравятся твои мозги, Грейнджер.       А мне нравишься ты. Гермиона ощутила слабый металический вкус крови во рту — всё-таки прокусила щеку.       Он ушёл намеренно громко хлопнув входной дверью. Малфоя смело можно было назвать королём драмы. Грейнджер горько усмехнулась и запустила ладонь в волосы.        Его отказ был резким, почти отстранённым, как будто он хотел поскорее избавиться от разговора, не вдаваясь в объяснения. Гермиона физически чувствовала, как растёт разочарование — тяжёлое, вязкое, тянущее её вниз. Грейнджер старалась понять его, честно пыталась оправдать упорное нежелание Малфой идти навстречу всем предложениям, но каждый раз Гермиона натыкалась на глухую стену, на которой не было даже намёка на ответ.       Она медленно встала с кровати и подошла к окну. Грейнджер медленно раздвинула плотные шторы и оперлась ладонями об подоконник.       Улицы пустовали. Где-то стояли брошенные машины, рядом лежали поваленные деревья.       Малфой вырос в мире, где одни приказывали, а другие подчинялись. Мир, где возможность выбора никогда не была само собой разумеющейся. Возможно, он просто не мог представить себе другой реальности, которую Гермиона была обязана создать для других, потому что сил терпеть другое нет. Грейнджер так отчаянно мечтала, чтобы ребенок Джинни смог увидеть новую реальность, свободную от предрассудков.       Мир, который предлагала она — равенство, ответственность перед самим собой и друг за друга. Гермиона чувствовала, как между ними образовался новый разрыв, в котором смешивались его упёртость и её отчаянное желание изменить всё.       Грейнджер была обманута сама собой. Как она могла допустить мысль того, что Малфою нужно всеобщее благополучие? Это был бред.       Она прикоснулась лбом к холодному стеклу и тихо выдохнула.       — Как ты можешь быть таким умным и таким слепым одновременно? — разочарование медленно уступило место печали. Грейнджер не хотела сдаваться, но она впервые засомневалась, сможет ли действительно достучаться до него.       Гермиона сжала пальцами подоконник.

***

      Четыре дня превратились в пять.       Малфой вернулся ранним утром и сразу встал около двери в ванной. Гермиона намеренно старалась его не замечать, но через три минуты её милосердие взяло верх. Драко был перепачкан в крови и грязи.       — Пахнешь ужасно, — сказала Гермиона и взмахнула палочкой, чтобы наполнить ванную.       — Спасибо за комплимент, — сухо бросил Малфой, снимая с себя анорак.       Грейнджер даже не смотря на него чувствовала разницу в росте — Драко был таким… большим.       Но они вернулись к тому, с чего начинали.       Гермиона опершись об раковину поясницей медленно подогревала воду. Сначала она старалась не смотреть на Малфоя, но не удержалась.       Только в этот момент она действительно заметила то, насколько отросли его волосы. Гермиона закусила изнутри щеку, пока взгляд проскользил по его лицу. Отросли не только волосы на голове — Малфой оброс щетиной. Острые черты его лица смягчались из-за светлых коротких волос.       — Вода кипит.       — Что?       — Грейнджер, ты хочешь чтобы я почувствовал насколько горячо бывает в аду? — с саркастическим тоном спросил он, а потом оскалился.       Гермиона резко отменила заклинание и посмотрела на Малфоя с растерянностью.       — Я могу… Наколдовать немного льда?       — Подожду, пока остынет.       Грейнджер быстро ушла из ванной.

***

      Малфой надел чистую одежду и зачесал волосы назад. Гермиона даже не могла провести параллель между ним в двадцать пять и в одиннадцать.       Драко был совсем не похож на себя в детстве: мягкие черты лица стали более явными, острыми. Плечи стали в несколько раз шире. Да и сам Малфой вырос не на один дюйм.       Гермиона чувствовала себя уязвимой, когда стояла рядом с ним.       — У тебя отросли волосы.       — Я даже не заметил, — с сарказмом ответил Малфой, а Грейнджер закатила глаза.       — Я могу подстричь тебя. Я стригла Гарри… И Рона тоже.       — Боюсь, мои чистокровные волосы не выдержат такого позора, — в этих словах было столько усмешки, что Гермионе захотелось закрыть уш.       Малфой отодвинул стул и опустился на него. Гермиона встала напротив него и сложила руки на груди. Драко посмотрел исподлобья, потом сжал челюсти так сильно, что Грейнджер могла поклясться — она услышала как скрипят его зубы.       — Хорошо.       — Хорошо?       — Грейнджер, я согласен с тем, чтобы ты меня подстригла, — он не надолго замолчал, после чего уголки его губ дёрнулись в чем-то на подобии улыбки в его манере — холодной и отстранённой. — Спасибо за предложение.       — Несомненные чистокровные манеры… — ответила Гермиона и вытянула руку, чтобы призвать сумку.       — Как предплечье?       Грейнджер поджала губы. Она медленно закатала свитер до локтя и показала Малфою руку. На месте пореза был только шрам. Гермиона полностью восстановилась благодаря магии и могла продолжать путь.       Малфой кивнул, но этим не выразил никаких эмоций.       Гермиона подхватила сумочку, которая провалисировала к ней из спальни. С помощью «Акцио» она нашла ножницы.       Кухня была наполнена мягким светом — рассвет проникал сквозь небольшое окошко над раковиной, играя на деревянных поверхностях. На выцветших бежевых стенах с мелкими трещинками висели фотографии, а старый деревянный стол с потрёпанной поверхностью выглядел так, будто бы помнил слишком много ужинов. На нем стояла керамическая кружка, в которой остывал чай. Драко сидел на стуле спиной к окну, напряжённо сжав челюсти. Гермиона стояла за ним.       Грейнджер мягко завела пальцы в его корни, пытаясь распутать некоторые пряди. Малфой тяжело сглотнул и прикрыл глаза. Гермиона была уверенна в том, что услышала его удовлетворённый вздох.       Когда Гермиона повторила это действие плечи Малфоя дёрнулись.       — Не двигайся.       — Если ты отрежешь мне ухо, Грейнджер, я это запомню, — отозвался он сухо, но в его голосе не было злости.       Её губы дрогнули улыбке. Волосы Драко были мягкими, шёлковистыми, но немного спутанными. Грейнджер не могла не заметить, как свет от окна ложился на его плечи, подчёркивая его мышцы. Гермиона тихо выдохнула, чувствуя приятное удовлетворение от его вида.       Она взяла ножницы и вытянув прядь, состригла несколько сантиметров. Потом повторила. И ещё раз.       — Нормально? — Драко повернул голову, но она тут же остановила его, прижав пальцы вискам.       — Сиди спокойно, Малфой, — предупреждающе сказала Гермиона.       Грейнджер бросила быстрый взгляд на обшарпанный шкафчик, где она недавно нашла коробку с солью, и на старую плиту в углу, покрытую ржавчиной. Всё здесь было таким простым, домашним, и оттого контрастировало с напряжением, которое витало между ними.       Она методично убирала пряди волос, состригая все лишнее. Малфой сидел с настолько прямой спиной, что Гермиона подозревала то, что внутри позвоночника у Малфоя были металлические штыки.       Гермиона смахнула с шеи волосы и завела в них ладонь. Малфой тяжело сглотнул, когда она это сделала.       Грейнджер была уверена, что слышала это.       Она ещё пару секунд осматривала прическу, а потом сказала:       — Всё, готово. Можешь посмотреть.       Драко встал, стряхивая оставшиеся с себя волосы на пол. Он сморщился и Гермиона поняла, что пряди попали за шиворот его темно-синей рубашки.       Грейнджер незаметно сделала круговое движение палочкой, и Малфой обернулся к ней. Гермиона невинно пожала плечами, а Малфой, тихо хмыкнув, подошёл к маленькому зеркалу, висящему на стене рядом с кухонным шкафом. Он склонил голову набок, оценивая её работу.       — Ну, не так уж и плохо, Грейнджер. Ты, наверное, в этом профессионал.       Она тихо посмеялась, убирая ножницы обратно в сумку.       — Да, Драко, это мой скрытый талант, — вскинув подбородок ответила Гермиона, называя его по имени специально. — Стрижка врагов в условиях апокалипсиса.       Губы Малфоя расплылись в хищной улыбке. Она вызывала в нём грёбанный восторг, когда называла его по имени. В этом было что-то интимное, сродни сексу.       Через мгновение улыбка Драко исчезала. Он рассматривал её как… сексуальную женщину. Грейнджер несомненно была красивой: острые плечи, покрытые веснушками, привлекательные бедра, не сильно большая грудь, но этого было достаточно, чтобы от одного представления, какая она могла быть на ощупь, у него потеплело внизу живота.       Афродита была бледной копией красоты Грейнджер.       Прежде чем уйти из кухни, он бросил на неё короткий взгляд, а Гермиона быстро отвела глаза, делая вид, что её действительно больше интересовала кружка с остывшим чаем.

***

      Стол был до ужаса маленьким. За ним было невозможно сидеть так, чтобы не касаться своими щиколотками её.       Закатное солнце проникало через маленькое окошко над раковиной, и освещало лицо Грейнджер. Оно было покрыто веснушками. Не заметить её красоту было тяжело, практически невозможно.       Лицо Грейнджер обрамляли выбившиеся из прически кудри, завиваясь около уши и шеи. В этом было что-то красивое, небрежное и даже нежное.       Взгляд Малфоя проскользил по линии челюсти, он заметил там несколько веснушек, и уголки его губ дёрнулись.       Драко чувствовал удовлетворение, смотря на неё и никак не мог объяснить природу этого… удовлетворения.       Гермиона медленно разминала с помощью вилки на тарелке очередное овощное рагу, а Малфой с отвращением ел сардины.       Выбор без выбора.       — Знаешь я тут подумала, — её уголки губ дёрнулись в улыбке. Чертова сука явно продумывала этот диалог у себя в голове несколько сотен раз, Драко был уверен. — …Ты когда нибудь принадлежал себе? — Гермиона сделала паузу, обратившись взглядом к Малфою. — Сначала пожиратели, потом «ОВИСК»       Он пожал плечами. Его лицо оставалось беспристрастным.       — Мы в этом похожи — никогда не пренадлежали себе.       Гермиона не ожидала такого ответа. Она физически ощутила, как её ударили в живот, от чего кровь потоком отхлынула от головы.       — Завтра утром продолжим путь, — бросила Грейнджер с холодным выражением лица и воткнула вилку в томат, который едва сохранил свою форму после её издевательств над ним.       — Как скажешь.       Гермиона не была уверена, что между ними, но назвать это «сотрудничеством» было невозможно.

***

      Комната утопала в полумраке, освещённая только двумя высокими свечами, которые дрожали на прикроватной тумбе. Их свет отбрасывал длинные тени на стены и потолок.       Большую часть комнаты занимала кровать, застеленная синим пледом в черную клеточку.       На которой лежал Малфой. Поверх него лежала Грейнджер, которая настойчиво терлась своими бёдрами об его.       Драко был уверен, что он забыл как дышать из-за этой ведьмы.       Низ живота свело в приятном спазме, и Драко прикрыл глаза. Он положил ладонь на линию её челюсти и медленно провёл до основания шеи, а потом и до ключицы, поглаживая кожу большим пальцем.       Малфой уже давно перестал видеть в ней кого-то «чужого». Все чертовы принципы Грейнджер, её убеждения и этот вечный спор с его собственными взглядами на мир не имело значения в рамках этой кровати. Драко был готов соглашаться с каждым словом, если бы она продолжала сидеть на его бёдрах, потираясь об его стоящий член.       Она дразнила его. Малфой и не мог представить того, что Грейнджер может быть такой распутной. В его предположениях она предпочитала только традиционный секс в миссионерской позе, конечно же без света, иначе — грех.       Но Гермиона являлась воплощением всех его желаний.       Грейнджер могла хоть каждый день произносить речи о равенстве и справедливости. Ему было наплевать, потому что это все существовало за пределами этой кровати, но на ней — нет.       Драко заметил, как она медленно отстранилась, чтобы потянуть его штаны вниз. Малфой не медля приподнял бёдра.       Горячая ладонь Грейнджер накрыла его член сквозь белье. По телу прокатилась волна тепла, напряглись плечи, и Малфой низко простонал, сжав в руках её небольшую грудь.       Это было и желание, и спокойствие, и напряжение одновременно, как будто её близость обнажала не только его тело, но и душу.       Он не мог отрицать очевидного: Гермиона Грейнджер была для него всем, чем быть не должна. Но теперь, когда она была настолько близко, ему уже не хотелось с этим бороться.       Грейнджер не медля наклонилась к нему, и её губы оказались поверх его.       Представление того, какая могла быть Грейнджер оказались ничтожными по сравнению с реальностью.       Все в ней, абсолютно все было создано, чтобы касаться его, целовать, быть рядом и ощущать близость на межпланетном уровне.       Гермиона поддела резинку его белья и Малфой отстранился, тяжело дыша ей в губы.       Его ладони медленно проскользили по её телу до бёдер. Она удовлетворённо выдохнула, когда Драко сжал в ладонях упругие ягодицы, а после, шлёпнул.       — Драко, — Грейнджер поджала губы, и он оставил ещё один легкий шлепок на ягодицах. Гермиона судорожно выдохнула через рот.       Он скользнул ладонью под её белье и ладонью накрыл промежность. Пальцы покрылись теплой влагой, а Грейнджер запрокинула голову и положила ладонь на его член, сжимая в своей руке.       Драко простонал, второй рукой надавливая Грейнджер на спину, чтобы она оказалась ближе.       Было ужасно неудобно, но они не обращали на это внимание.       Пальцы Малфоя проскользили от входа во влагалище до клитора и остановились на нём. Грейнджер замерла, даже не двигая рукой. Малфой сжал челюсти, тяжело дыша через нос.       Он сделал несколько круговых движений вокруг клитора и Гермиона уронила голову к нему на плечо с громким стоном. Она повела бедрами на встречу этим касаниям, и Драко удовлетворённо замычал.       Грейнджер начала быстрее двигать рукой, сжимая в своей ладони его член. Драко оставлял короткие поцелуи ей в висок, тяжело дыша, а она развязно стонала, подстраиваясь движениями бедер под его касания.       Малфой не сомневался, что ей было ужасно неудобно.       Ему не составило труда перекатиться в большой кровати вместе с ней, чтобы надвиснуть над Грейнджер совершенно обнажённым.       — Ты играешь в нечестную игру, — низко прошептал Малфой, опершись локтем об кровать рядом с её головой.       Второй рукой Драко подцепил её простое серое бельё и спустил с бедер. Гермиона не успела свести ноги, как он снова положил ладонь на её влажную промежность.       Его пальцы с хлюпающим звуком про скользили от клитора до влагалища, и Грейнджер закрыла глаза, раскрыв рот в немом стоне.       Её ноги задрожали.       Малфой оставил несколько коротких поцелуев на её щеке, а Грейнджер медленно провела ладонями по его торсу.       Драко напрягся, когда она остановилась около стоящего члена. Он был возбужден настолько, что головка практически касалась живота.       Грейнджер несколько секунд выводила пальцами круги на его торсе, прежде чем снова обхватила ими член.       Малфой уронил голову ей на плечо и гортанно застонал. Гермиона что-то прошептала ему на ухо, но в голове стоял такой сильный шум, что Драко не смог разобрать и не слова.       С каждым движением Грейнджер он все больше приближался к оргазму. Тело содрогалось в мелких спазмах и судорогах.       Гермиона ускорилась, а её тело начало судорожно подрагивать.       Драко медленно ввел в её влагалище два пальца.       — Не так быстро, Грейнджер, я с тобой ещё не закончил… — прошептал Малфой ей куда-то в висок и ощутил, что она приподняла бедра, шире раздвинув ноги.       Ведьма. Наверняка это выглядело невероятно сексуально.       — Драко… — с надрывом прошептала Гермиона, когда он начал совершать медленные фрикции, то полностью выходя из неё, проводя влажными пальцами по половым губам и клитору, то погружая их внутрь, так, что Грейнджер начинала заходиться в громких стонах.       Это было блаженное состояние души. С ним такого не было никогда.       — Sorcière, — гортанно простонал Малфой, когда она сжала его член у основания.       От такого даже потемнело в глазах.       Через несколько её движений Малфой ощутил, как в районе низа живота стало тяжело.       — Мерлин, Гермиона, — с усилием сказал он, выводя круги вокруг её клитора, пока Грейнджер задыхалась из-за собственных стонов приближающегося оргазма. — Блять…       Тело свело в сильном спазме и Драко едва удержался, чтобы не свалиться на Грейнджер. Настолько он был близко.       Пару прядей выбились из лениво собранной прически, Малфой завёл ладонь в её кудрявые волосы, кожей ощущая только холодную простынь.       — Гермиона, — низко прошипел от удовольствия Малфой, а после распахнул глаза.       Сердце раз за разом ударялось об грудную клетку, в ушах шумел собственный пульс, а стоящий член упирался в штаны.       Грейнджер спала на другом конце комнаты, накрывшись одеялом с головой.       Ему это приснилось.       Драко привстал на локтях, смотря на Грейнджер в противоположном конце комнаты несколько минут, а после, снова упал на подушку.       Сон больше так и не пришел к нему ночью.