(Не) один из вас

      Солнце медленно опускалось за горизонт. Постоянный путь утомлял, им нужно было остановиться на ночь. Грейнджер всю дорогу молчала, и все, что она делала, помимо беспрерывной ходьбы, — так это сжимала и разжимала похолодевшие ладони.       Дом, который оказался пригодным для того, чтобы переночевать, был совсем небольшим, а ещё в нём было много фотографий: старые, черно-белые снимки с веселыми и беззаботными лицам, а рядом — цветные, запечатлевшие седые виски и глубокие морщины от смеха. Каждая фотография была отдельной главой истории, свидетельством чужой жизни. Грейнджер несколько десятков минут ходила из стороны в сторону, устанавливая хронологию фотографий, а он со всем соглашался, оперевшись спиной об одну из стен, покрытых зелёными обоями в горошек.       Когда Грейнджер удовлетворила своё любопытство (на самом деле Малфой понимал, что она делала это исключительно для того, чтобы отвлечь свой мозг), они прошли дальше. Кухня-гостиная, санузел и через стену крохотная спальня с диваном-кроватью и телевизором, напротив которого стоял комод.       Мебели по мимо вышеперечисленной в этом доме в принципе было не так много: шкаф на входе, стол и пару навесных шкафов на кухне, два кресла около дивана в зоне гостиной.       Пол поскрипывал от каждого шага, но по мимо этого Грейнджер своими кроссовками поднимала безумно много пыли.       Вся мебель была старой, можно сказать, антикварной. Но несмотря на это у неё было хорошее состояние и Грейнджер с огромным удовольствием, без капли грации завалилась на диван, обитый тканью с цветочным рисунком. Малфой встал в дверях, смотря за тем, как медленно потягивается.       В воздухе витал аромат старой пыли, смешанный с запахом древесины.       — Не думаешь смыть кровь и переодеться? — Малфой подпер плечом дверной косяк.       — К тебе такой же вопрос.       — Извини, Грейнджер. Я не могу принять ванну без твоего прямого вмешательства, — холодно хмыкнул Драко, наблюдая за тем, как она медленно встала с дивана. — Мышцы болят?       — И голова. Но тебя разве это заботит? — она зачесала назад слипшиеся от пота кудри, и Малфой пожал плечами.       Она подошла к комоду и через плечо обернулась к Малфою. Драко снова пожал плечами, будто бы ему было наплевать. Гермиона открыла ящик.       Внутри были идеально сложенные чистые вещи, от которых приятно пахло порошком, пускай и немного застоявшимся.       — Тут много чистой одежды, — сказала Гермиона, поднимая женскую футболку. Под ней лежала клетчатая рубашка.       — Отлично, тебе было бы неплохо сменить свою вонючую водолазку, — с ухмылкой бросил Малфой и подошёл к комоду. Он приподнял свитер и под ним обнаружил мужские джинсы.       — Вонючую? Малфой, да ты сам пахнешь как скунс! — грубо ответила Гермиона, вытаскивая серую клетчатую рубашку на несколько размеров больше её собственного. — Я не поленюсь и наполню тебе ванную.       — Премного благодарен, Грейнджер, а ещё ты ведёшь себя как наседка, — ответил Малфой и вдруг расстегнул ремень. Её взгляд невольно метнулся вниз, к его штанам, а потом к его глазам. Он холодно ухмыльнулся.       — Ты можешь переодеться на кухне, — выпалила Гермиона и изнутри сжалась от мысли, что она могла увидеть его без одежды. Малфой давно перестал быть для неё злой и бесполой фигурой. Он всё-таки был мужчиной. Возможно, даже вполне привлекательным, или её мозг настраивал Гермиону против себя. Невозможно было относиться к Малфою нейтрально, находясь с ним столько времени вместе. — Или в ванной, или где угодно, только не рядом со мной.       — Не переживай, у меня есть на что посмотреть, — Малфой не переставал холодно ухмыляться, смотря в её карие глаза. Зрачки Грейнджер расширились, а на теле встали волоски.       — Не сомневаюсь, — быстро ответила она и схватила из комода женские брюки, уходя в ванную.       Из-за двери она услышала, как Малфой низко рассмеялся.       Красные, оранжевые, фиолетовые краски неба постепенно меркли, уступая место темноте.       После ванной от неё всегда пахло мылом с ароматом груши. Едва ощутимый, но приятный запах. Грейнджер он подходил. Малфой, не отдавая себе отчёта, иногда принюхивался, чтобы снова ощутить этот аромат.       В полумраке кухни, освещенной единственной лампой на тумбочке, царила тишина. Теплый свет лампы падал на стол, на котором стояли две пустые банки из-под консервов, бутылки пива и какие-то снеки.       Гермиона сидела за столом, спиной к Драко, который, сложив ноги по-турецки, сидел на диване. Она старательно раскладывала консервы с томатной пастой и фаршем, пытаясь придать им хоть какой-то вид съедобной еды, но выглядело это отвратно.       В воздухе витал аромат консервов, который смешивался с легким ароматом пыли и древесины, характерным для такого старого дома.       Гермиона чувствовала, как напряжение, сковывавшее её все это время, понемногу отступает. Драко сидел молча, но она чувствовала его присутствие. Он смотрел в её спину.       Его тихий, размеренный вздох нарушил тишину. Гермиона повернулась к нему, и их глаза встретились.       Малфой после ванной надел майку. До этого она даже не смотрела на Драко. Взгляд Гермионы быстро скользнул по его телу, остановившись на его широких открытых плечах. Внутри что-то затрепетало. Под остальной тонкой тканью проступали упругие мышцы. Белая майка, обтянула его фигуру, подчеркнула каждый изгиб, демонстрируя мышцы, обычно скрытые под кофтой. Она никогда не задумывалась о том, насколько сильным он может быть. Гермиона невольно почувствовала, как в груди затрепетала некая неуловимая смесь восхищения и страха.       — Выглядит всё ещё отвратно, но это максимум, — сказала Гермиона про пасту и убрала выбившийся локон из косы за ухо. Малфой встал с дивана.       — Приходилось есть и не такое, — ответил он с холодной усмешкой и взял бутылку пива, открывая её. — Ты тоже будешь?       — Да, — устало выдохнула Гермиона и поправила волосы.       Малфой смотрел на неё, не отводил взгляд. Грейнджер надела на себя белую футболку, а сверху — клетчатую серую рубашку, рукава которой собрала до локтей. Такой небрежный… образ, если его можно было так назвать, подходил ей.       Он открыл вторую банку и поставил напиток напротив Грейнджер.       Драко не замечал ее взгляда, он размышлял о том, что никогда раньше не видел Грейнджер такой. В полумраке её лицо казалось другим. Черты лица Грейнджер, резкие и выразительные, под воздействием теплого света стали мягкими, почти нежными. Даже губы Грейнджер, обычно слегка поджатые от раздражения, были расслаблены, а в уголках проглядывала едва заметная, но усталая улыбка.       — Не думала, что на вкус это окажется сносно, но еда «Цикад» лучше в несколько тысяч раз, — Гермиона, ещё прожёвывая, аккуратно накручивала спагетти на вилку, смотря на Малфоя исподлобья.       — В «ОВИСК» кормят не хуже, чем у вас, — бросил Малфой, повторяя за ней, накручивая спагетти на на вилку.       — Я не могу понять, как ты можешь поддерживать «ОВИСК». В мире, где итак много неравенства и страданий, тебе не кажется, что это неправильно? — Гермиона сжала челюсти и нахмурила брови.       — Грейнджер, это все лишь система, — безразлично ответил Малфой. — Не все могут быть равны, и в «ОВИСК» есть свои плюсы. Мы имеем структуру, четкие правила и возможность получать то, что заслуживаем.       — Но за этой структурой скрывается угнетение и нищета, — отрезала Грейнджер, размазывая вилкой томатную пасту по тарелке. — Люди работают на износ ради карточек, а пять человек управляют всем, наслаждаясь властью. Это не может быть справедливым!       — Но без контроля будет хаос, — грубо ответил Малфой и посмотрел на неё с вызовом исподлобья. — «Цикады» слишком идеалистичны. Как можно гарантировать, что все действительно будут работать над общим благом? Нужна мотивация. Во все времена это была еда.       — В «Цикадах» главная идея — сотрудничество и взаимопомощь. Все живут в безопасности и получают то, что им нужно. Люди вдохновляются общим делом, а не борьбой за еду.       — Но что будет с теми, кто не хочет работать?       — Мы все разные, и каждый может вносить свой вклад по-разному, — парировала она. — Гарри нашёл применение бы каждому.       — Ты говоришь об идеалах, Грейнджер, но мы живем в реальном мире.       — Реальный мир можно изменить! — Гермиона выпустила из рук вилку и встала, опершись руками об стол. Её лицо вдруг изменилось. — Пора задуматься, как ты можем улучшить жизни людей, а не лишь делить их на «достойных» и «недостойных». Мы способны создать общество, где каждый будет иметь право на базовые вещи — еду, безопасность и уважение! А ещё…       — Прекрати, Грейнджер, — грубо ответил Малфой, потирая лоб. Он издал тяжёлый выдох. — Мне наплевать, насколько у вас там хорошо, — Малфой взял банку пива и сделал несколько глотков.       Гермиона проследила за движением его кадыка и резко села.       Они несколько минут ели молча. Гермиона иногда делала небольшие глотки из банки и морщилась — горькое. Но лицо Малфоя оставалось непоколебимым.       Свет от единственной лампы, стоящей на столе, падал на лица, заставляя их казаться одновременно близкими и отстранёнными, словно окутанными лёгким туманом. Гермиона и Драко сидели напротив друг друга, пространство между ними растворилось, оставив лишь немой разговор раздражённых взглядов. Нет, в них не было ненависти. Это было что-то другое, неясное.       Гермиона не могла продолжать ненавидеть человека, который пропал из её жизни на целых шесть лет. Она была склонна к тому, чтобы давать всем вторые шансы. И Малфой не был обделён этим шансом.       — Ты спрашивал про нулевого пациента…       — Удивлён, что ты помнишь, Грейнджер, — холодно бросил он и взглянул на Гермиону исподлобья.       — Нулевого пациента, в плане человека, — не существует.       — И как это вышло? — Малфой вскинул бровь.       — Из-за глобального потепления произошла мутация грибка. Его споры разнеслись по полям ветром, что привело к масштабному заражению пшеницы в Южной Америке, — она сделала глоток пива и поморщилась. — Из этой пшеницы сделали муку и отправили на полку. Также эту муку купили крупные производители и добавили её в свои продукты. К примеру — смесь для блинов. Человек съедал продукцию из заражённой пшеницы и через два дня уже не контролировал себя.       — Поэтому я не смог отследить нулевого пациента… — низко сказал Малфой, накручивая спагетти на вилку.       — Да, поэтому, — кивнула Гермиона.       — Надеюсь, что груушки помогут в создании антидота, — ответил Малфой с непринуждённым и холодным видом.       — Наш учёный считает, что из щитовидной железы груушек может выйти неплохая сыворотка, — ответила Гермиона, смотря в тарелку. — За счёт магии, накапливаемой в организме птицы на протяжении многих лет они способны к регенерации.       — У нас считают, что создание сыворотки не искоренит проблему, — он врал, так искусно врал, что почти сам верил.       — Конечно, это поможет только на начальной стадии, прежде чем кордицепс доберётся до головы. Тогда процесс необратим.       Повисла тишина. Гермиона смотрела в свою тарелку, а Малфой смотрел на неё.       — Почему ты с ними? — вдруг спросила она и подняла глаза. Они встретились взглядами. У Малфоя он был холодный, а у неё чувственный, сожалеющий.       — У меня хороший статус, — Малфой помедлил с ответом, он провёл языком по верхнему ряду зубов и ухмыльнулся, откидываясь на спинку стула.       — Подумай о других — они работают за карточки, разгребают трупы и дерьмо, когда ты пьёшь зеленый чай со своей матерью в отдельном доме, — грубо сказала Гермиона.       — Я удивлен, что ты настолько осведомлена обо мне, Грейнджер. Может, ты ещё знаешь, где я был все эти шесть лет? — Малфой вскинул бровь, сохраняя спокойное лицо. Ему было необходимо перевести тему.       — И даже не хочу узнавать, — ответила Гермиона и сделала глоток пива.       — А я всё равно расскажу тебе, — ухмыльнулся он, сложив руки на груди. Гермиона заметила, как напряглись его дельтовидные мышцы.       — Раз ты не оставляешь мне выбора… — устало пробормотала Гермиона, зачёсывая волосы назад.       — Я жил во Франции. У меня осталось право владения на поместье в Сюрене, милое место. Бывала там?       Он ухмыльнулся.       — Только в Париже, — ответила Гермиона и повторила за ним — сложила руки на груди.       — Тоже результат, — хмыкнул Малфой и взял в руку банку с пивом. — Так вот, там мне удалось устроиться младшим аврором. Где-то год я разгребал архив и дерьмо, прежде чем наконец-то начал работать по-настоящему. Знаешь, — он повертел банкой с холодной ухмылкой. — задания, рейды.       Гермиона молча слушала с нечитаемым лицом.       — В Сюрене всем было насрать кто я, сколько у меня денег и что я сделал в Великобритании. Это был больше плюс, чем минус, — Малфой зачесал волосы рукой назад. — Моей матери нравилось там жить. Знаешь, чаепития, подруги, шоппинг, а я работал, чтобы содержать её. Но я не жалею и считаю, что было правильным решением. Уехать.       — Да, неправильного решения не существует, потому что каждое действие ведёт нас туда, где мы должны быть, — прошептала Гермиона перед тем, как сделала глоток пива и поморщилась. — Ужасно.       — Зачем тогда пьёшь? — ухмыльнулся Малфой и опершись локтями об стол посмотрел на неё исподлобья.       — Расслабляет.       — Тебе не хватило горячей ванны, чтобы расслабиться?       — Боже, Малфой… — тихо усмехнулась Гермиона и убрала с лица прядь кудрявых волос.       — Боже… — повторил он, более серьёзно. — Что это вообще значит? Ты говоришь так каждый день и меня… — Малфой холодно улыбнулся, заглядывая ей в глаза. — начинает это напрягать, Грейнджер.       — У магов есть аналоговое слово «Мерлин», его в основном используют как восклицание, — Гермиона оперлась локтями об стол и они снова оказались на равных. — «Мерлин, какой вкусный кофе!»       — От кофе я бы не отказался       — Не перебивай, Малфой, — Гермиона посмотрела на него исподлобья.       — Désolé, professeur Granger, — Он холодно улыбнулся, смотря ей в глаза. Гермиона приоткрыла рот.       Каждое слово звучало так естественно, так легко, так… красиво, что вдруг ускорился пульс. Гермиона помотала головой.       — Так вот… — ей пришлось прокашляться, чтобы избавиться от кома, образовавшегося в горле. — Магглы используют это слово примерно также, как маги «Мерлин» но некоторые вкладываю в него другой смысл.       — Какой же? — кажется, ему было интересно, несмотря на свой холодный вид.       — Иисус — маггловский Бог, человек, который…       — То есть ты веришь в маггловского Бога? — перебил Малфой, не прекращая ухмыляться.       — Если тебе угодно, — Гермиона разозлилась. Он не мог посидеть и минуты, слушая её.       — Бога не существует, — бросил Малфой с безразличным лицом.       — Мне плевать, что ты думаешь. Это даёт людям надежду, — грубо ответила Гермиона и встала.       — И тебе в том числе?       — И мне.

***

      Грейнджер спала беспокойно всю ночь. Периодически её дыхание учащалось, лицо и шея вдруг покрывались потом, но она не просыпалась.       Малфой некоторое время делал пометки в дневнике, сидя за столом на кухне. Свет лампы на столе едва освещал большую комнату, кухню-гостинную. Он хотел сохранить все те крупицы информации, которые удалось узнать из их диалога.       Её судорожный вздох привлёк внимание Драко. Малфой обернулся через плечо и увидел, как тело Грейнджер мелко трясётся.       Несколько минут он наблюдал за её состоянием: она словно не могла проснуться. Очередной судорожный вдох прервал тишину. Грейнджер спала, но выглядела при этом дерьмово.       Малфой медленно поднялся с дивана, убрал дневник на дно своей сумки и подошёл ближе к дивану, на которой она спала.       Дыхание Грейнджер то прирывалось, то возобновлялось вместе с сильной дрожью.       Что-то внутри заставило его сесть около её постели на пол. Ладонь Грейнджер свисала с дивана и Малфой аккуратно вернул её руку назад. Отток крови привёл бы к онемению конечности, если бы она пролежала так достаточно долго.       Рука Гермионы была холодная. Такая же, как и в момент, когда они проходили мимо несколько десятков щелкунов.       Снаружи вдруг кто-то закричал. Этот звук был далеко и был едва слышен, но Малфой ощутил, как его спина вдруг покрылась холодным потом.       Что ещё собиралась сделать с ними Выручай-комната, прежде чем покажет свой истинный облик?       Грейнджер снова судорожно выдохнула через нос. Это стало последней каплей. Горячая ладонь Малфоя вдруг накрыла руку Грейнджер чуть выше кисти. В какой-то степени он чувствовал за неё ответственность с первого дня, чувствовал кожей, что эта женщина не способна позаботиться о себе сама. Она едва справилась со щелкуном без палочки, но что бы Грейнджер делала, если это была встреча с инфицированным не второй стадии, а допустим, третьей или вообще произошла странная мутация на подобии «крысиного короля», когда несколько заражённых приростали друг к другу.       Он ждал рассвета, который, казалось, не спешил приходить, словно тоже боялся того, что могло произойти. Ночь тянулась бесконечно, превращаясь в кошмар, в котором крики за окном переплетались с тихим дыханием Гермионы, делая ее … Беззащитность еще более заметной.       Малфой просидел рядом всю ночь. В этом не было ничего интимного, просто… Она была инструментом для достижения важных общечеловеческих целей.       А ещё в конце концов довольно хрупкой женщиной.

***

      Солнце едва касалось оконных стекол, заклеенных газетами. Непрозрачные бледные полосы, словно решётки, мешали ему пробиться в кухню, создавая приглушенную, таинственную атмосферу. Но в этом полумраке было что-то очаровательное.       — Ты когда-нибудь вообще принадлежала себе? — Малфой вскинул бровь, намазывая ножом паштет на хлебец.       — Прости? — Гермиона подняла на него глаза и расстерянно посмотрела. Его слова были подобны удару молнии. Они пронзили ее насквозь, заставив содрогнуться от внутренней, давно скрытой боли.       Никогда не принадлежала себе. Никогда не выбирала свой путь. Никогда не жила по собственным правилам.       — Я ночью подумал…       — О, ужасно, что ты на это способен, — бросила Гермиона грубее, чем ожидала и скривилась.       — Грейнджер, — ощетинился и грубо остановил её Малфой, после чего убрал нож в сторону. — В школе ты всегда принадлежала Поттеру, потом Ордену, а сейчас «Цикадам».       — Я никому не принадлежу, Малфой.       — Поэтому ты, маленькая грязнокровка, — несмотря на такое жестокое обращение Гермиона не увидела того смысла, который он раньше вкладывал в эти слова. Она покачала головой с усмешкой на губах. — Несмотря на огромный страх смерти пришла в Выручай-комнату? — Он взял в руку стакан с чаем.       — Прекрати называть меня грязнокровкой, иначе ты станешь чистокровной задницей.       — Грейнджер, я итак чистокровная задница. Ты забыла?       — Точно, этот факт неоспорим как тот, что трава зелёная, — грустно усмехнулась она и опустила голову.       — Сейчас она бледно-зелёная и отливает жёлтым.       — О боже, Малфой, закройся, — разочарованно застонала Гермиона и прикрыла глаза ладонью. Он тяжело выдохнул и из-за этого у Гермионы действительно возникла мысль, что ему жаль.       Дальше они ели молча. Гермиона безумно много думала, что казалось — её голова вот-вот задымиться, а он в свою очередь лениво ковырял тунец в консервной банке.       Малфой очень медленно моргал и иногда замирал на несколько секунд.       — Выглядишь уставшим, — наконец безэмоционально произнесла Гермиона, когда доела. Она обхватила ладонями кружку с чаем.       — Не спал, — спокойно бросил Малфой и потянулся так, что все его мышцы напряглись. Гермиона по необъяснимым причинам свела ноги. — А что, беспокоишься за меня?       — За себя, — парировала Грейнджер и коварно улыбнулась, но сделала это устало. В этой улыбке было что-то такое интимное, что у него сводило скулы. — Переживаю, что некого будет использовать в качестве живого щита.       — О, точно, — холодно хмыкнул Малфой и прохрустел позвонками спины с удовлетворённым лицом. — Мерлин…       — А магглы в таких случаях говорят «Боже», — отметила Гермиона.       — Я понял это с первого раза, — ответил он и покачал головой.       Несколько секунд они смотрели друг на друга.       — Почему ты не спал?       — Тебе честный или менее тревожный ответ?       — Честный, пожалуйста, — ответила Гермиона с важным видом.       — Я слышал крики. Через две улицы от нас, наверное. Человеческие крики.       — Это могла быть первая стадия…       — Не придумывай, Грейнджер. Ты хоть раз видела кричащего бегуна? Я тоже.       Она закусила губу и несколько секунд просто сидела, размышляя. Малфой терпеливо ждал. У Грейнджер были большие мозги. В чём-в чем, но в них он никогда не сомневался.       — Ладно, на этот случай у меня есть… — она призвала легким движением палочки свою миниатюрную сумочку и сунула туда руку по локоть.       — Что у тебя ещё в этой чертовой сумке?       — Подожди, — пробормотала Гермиона, пытаясь глубже засунуть руку в сумочку. Ещё немного и она бы залезла туда сама. — О, отлично!       На её лице было облегчение. Гермиона достала маленького жука.       — Что это?       — Цикада, — сказала Грейнджер, положив её на ладонь. — Если быть точнее — цикада в анабиозе.       — Я вижу, — ответил Малфой без особого энтузиазма и вскинул бровь. — Зачем она тебе нужна?       Гермиона повертела палочкой вокруг тела насекомого и через несколько секунд брюшко цикады засветилось. Драко скривился.       — Это придумал Рон, цикад можно использовать как… — она закусила кончик палочки, раздумывая. Малфой подтолкнул к ней карандаш и она тихо усмехнулась. — Как камеру, Малфой. Я пытаюсь придумать тебе объяснение слова «камера», — и закатила глаза. — Она будет вести неприрывное наблюдение, находясь недалеко от своего хозяина и если появится подозрительная активность, то цикада издаст звуковые импульсы, которые я могу услышать… — Гермиона снова помедлила, рассматривая цикаду. — В своей голове.       — Подожди, и это придумал Уизли? — Малфой встал, опершись руками об стол.       — Концепт — да, — Гермиона подняла голову вверх и встретилась с ним глазами. Стол был таким небольшим, что Гермиона почти оказалась в плену его рук. — Я и Минерва помогли это реализовать. Таких цикад десять штук и их используют ключевые фигуры нашей организации.       — А кто мне говорил про демократию?       — Малфой, — осадила Гермиона. — У нас есть магглы, маги, дети, старики и все они получают всё необходимое и даже больше, они даже участвуют в собраниях, могут выбрать себе деятельность, когда в «ОВИСК»…       — Даже не начинай, — бросил Малфой и отошёл.       — Ты завел этот разговор.       — Разве тебе бы не хотелось получать больше, Грейнджер? — спросил он, подначивая.       — Зная, что от этого страдают другие? Нет, не хотелось бы, — с серьёзным лицом ответила Гермиона. — Во время войны я отдавала свои пайки другим, Малфой. Это были дети, ни в чём не виноватые дети, которые родились в таких же семьях как я, понимаешь?       Её лицо вдруг запачкала грусть.       — Мы не будем разговаривать о войне, — отрезал Малфой и встал, сложив руки на груди, выпрямив спину, словно пытался казаться больше и опаснее.       — Нет, будем! — Гермиона резко встала и повысила голос. — Тебе самому было несладко на войне, верно?       Он промолчал, смотря на Гермиону. Таким взглядом можно было резать стекло. Острый. Холодный.       — Вспомни, какого тебе было, когда тебя угнетали, Малфой, — Гермиона отошла от стола и направилась в его сторону. — И теперь пойми, какого людям в «ОВИСК», они продолжают быть с вами из-за высокой безопасности, потому что в нынешних реалиях обычному, среднестатистическому магу просто не выжить, понимаешь?       Малфой сделал шаг назад и сжал челюсти. Его лицо было искажено злостью и спрятанной обидой.       — Ты не имеешь права говорить про войну, Грейнджер. Там была другая ситуация, — Драко ощетинился, и его голос понизился. Он вдруг заметил, что и её лицо изменилось. Гермиона холодно усмехнулась, в этом была львиная доля разочарования.       — Я голодала, работала до изнеможения, сражалась, хоронила родных и все это из-за одного человека, — отрывисто произнесла Гермиона и сжала челюсти от злости. Её дыхание внезапно участилось.       — А я потерял свою семью, статус и рассудок, Грейнджер! — Малфой вдруг повысил голос и сделал шаг вперед. Он возвышался над ней из-за своего роста, и за этого Гермиона ощутила себя наиболее уязвимо, пускай и не показала этого, не изменилась в лице. Она сохраняла всю свою ярость. — Если ты думаешь, что только Орден пострадал, то это не так, Грейнджер, совсем не так.       Его ноздри быстро раздувались, и горячее дыхание Малфоя почти касалось её щеки.       — Но ты мог пойти другим путём, Малфой, — она вскинула голову, чтобы смотреть в его лицо. — Ты и сейчас можешь, понимаешь?       — Грейнджер, — предупреждающее сказал он хриплым голосом, медленно покачав головой. Голос Малфоя опасно понизился, и от этого Гермиона ощутила, как болезненно свело желудок от накатившего страха. — Включи свои грёбанные мозги. Я — не один из вас.       И в этот момент он выглядел убийственно, смертоносно и болезненно одновременно. Драко вдруг медленно выдохнул и прикрыл глаза рукой.       — Я не хочу тебя видеть, Грейнджер.       — Это более чем взаимно! — выкрикнула Гермиона и резко развернулась, широкими шагами уходя из комнаты. Но остановилась в дверном проеме, быстро оборачиваясь. — Ты чертова жертва хаотической репликации хромосом, Малфой!       Она покинула кухню-гостиную.       Драко упал в кресло и выругался на французском. Грейнджер высасывала из него все соки такими разговорами. Она всегда была на стороне «добра», на удобной стороне, на стороне победителей. Как ему, когда-то подростку без выбора можно было стать частью этой стороны? Драко никогда не был одним из них, он просто соврал в Мэноре, бросил Поттеру палочку и предупредил Грейнджер о пожирателях на чемпионате. Это… Благосклонность. Он так решил, решил помочь этой кучке ублюдков и Грейнджер, которая голодала, сражалась и хоронила близких. Или, что она ещё делала на этой сраной войне?       Драко тоже хоронил близких. И он не жаловался об этом Грейнджер.       Война. Она была неотъемлемой частью его жизни. Всю свою юность он видел лишь ее последствия, совсем не понимая, что натворил. Осознание пришло только после срочного переезда. До этого жизнь казалась ненастоящей, затянутой плотным туманом и он вдруг рассеялся, образы наконец перестали быть эфемерными.       Раньше Драко был частью разрушающего мир механизма. Вредил другим.       И делал это снова.       Драко, конечно же, не хотел быть частью этой разрушительной машины, но, как и все, он искал выгоду. Малфой был эгоистом.       А Грейнджер думала обо всех, кроме себя. Больная сука. Больная сука с красивым лицом.       Малфой мог бы продолжать быть частью «ОВИСК», где он был на вершине, но только это была вершина горы из трупов. Он вполне и сам понимал это, даже без гневных тирад Грейнджер. Или же он мог выбрать свою собственную дорогу, возможно, даже пойти против того, что было ему дорого, но сделать это, основываясь на совести, а не на страхе.       Но какая бы цена была у этого бредового решения?       Он не видел Грейнджер целых четыре часа и не увидел бы, если бы она не прошла мимо, чтобы попасть в ванную.       Гермиона даже не посмотрела в его сторону. Малфой сухо хмыкнул. Больная и упертая сука с красивым лицом.       Началась очередная молчанка. Гермиона разогрела консервы на обед, заварила чай и поев молча, встала. Она призвала свою бисерную сумочку и по всей видимости — собралась продолжать путь.       Малфою пришлось идти за ней, дожёвывая протеиновый батончик на ходу. Магглы делали неплохие вещи в плане питания, хотя некоторые из батончиков очень сильно напоминали пластилин.       Она шла впереди. Дорога бесконечно тянулась по городу и Гермиона боялась представить, сколько им ещё придётся пройти, чтобы Выручай-комната дала ответы на их вопросы.       Гермиона думала. Много думала. Сначала её мысли вертелись вокруг птиц, она представляла их внешний вид по описанию Дамблдора, но в голове что-то не складывалось. Образ постоянно ускользал и не задерживался там.       Потом в мыслях появился Малфой. Она видела лишь вершину айсберга, его холодную, неприступную внешность, скрывающую глубоко под собой тайны, недоступные ее взгляду.       Война, как шторм размыла в разуме Гермионы границу между черным и белым.       В Малфое было что-то, что заставляло её мозг волноваться. Он приносил какую-то нездоровую пищу для размышления.       Из мыслей её вывел громкий звук удара. А потом и второй. Малфой убил бегуна с помощью своей биты. Он ей потряс, чтобы избавиться от крови, но Гермиона бросила лёгкое и невербальное очищающее заклинание.       Когда она снова повернулась вперед то увидела, что асфальтированной дороги больше не было.       — Боже, да когда это всё закончиться? — Гермиона застонала и пошла вперед с новой силой.       — Когда Гермиона Грейнджер, умнейшая ведьма поколения что-нибудь придумает, — в ответ грубо бросил Малфой. — Мы можем ходить тут бесконечно.       Гермиона резко обернулась и вскинула брови.       — О, прости, у меня в сумке где-то завалялся план по эксплуатации Выручай-комнаты, не поможешь найти? — её вид приносил Малфою несказанное удовольствие. Злая Грейнджер была его десертом.       — Думаю, ты сама справишься.       — Вот и закрой рот, Драко Малфой! — выкрикнула Гермиона и яростными шагами пошла вперёд, к бесконечному пожухлому полю.

***

      — Малфой.       — Что?       — Как выглядят груушки? В моей голове… Я не могу представить то, как они выглядят.       — Просто говоря — гибрид кошки и небольшой желтой птицы.       — Боже, — простонала Гермиона и смахнула волосы с лица. — Дамблдор сказал мне тоже самое.       — Эта птица примерно с мою ладонь, — холодно произнес он и выставил руку. Гермиона невольно задумалась, какая её ладонь небольшая, по сравнению с его. — От кошки у них уши и привычка мурлыкать.       — И все?       — И все. В основном это обычная желтая птица, Грейнджер. Я удивлен, что ты этого не знаешь.       — А ты знаешь, как работает автомобиль?       Малфой остановился и повернул голову к ней. Таким взглядом, каким он смотрел на Грейнджер можно было резать стекло.       — Значит, потом я тебе расскажу и мы будем в расчете.       — Отлично, я же всегда мечтал об этом, — с сарказмом холодно усмехнулся Малфой.       — Я несказанно рада, что смогу просветить Драко Малфоя.       — Чистокровную задницу, попрошу, — с важным видом сказал Малфой.       — Точно, как я могла забыть, — с легкой ухмылкой ответила Гермиона. — Ты становишься задницей, когда речь идет об «ОВИСК» и «Цикадах»       — То есть, в остальное время я вполне терпим?       — Я этого не говорила, заметь, — усмехнулась Гермиона и вскинула голову. Из наспех собранной косы выбилось несколько кудрей. Малфой проследил за этим глазами.       Солнце, еще недавно палящее и яркое, склонилось к горизонту, окрашивая небо в багровые тона. Длинные тени от пожухлых стеблей травы, уже успевших пожелтеть и поникнуть под палящим зноем, тянулись к западу.       Воздух начал холодеть. Трава, покрытая росой начала холодить щиколотки. Все звуки дня растворились в преддверье сумерек, оставляя место только редким шорохам.       — Выручай-комната хочет, чтобы мы шли всю ночь по этому ебучему полю? — Малфой заговорил первым.       — А это разве не предел твоих мечтаний? — Ответила Гермиона, даже не обернувшись. Она раздвинула руками высокую траву и пошла дальше.       Малфой сухо хмыкнул.       Поле не прекращалось. Они шли, шли и шли. Кажется, Выручай-комната хотела заморить их этим маршрутом до смерти. Драко никогда не думал, что ступни могут болеть настолько сильно. Сколько они уже были в дороге?       На небе начали появляться первые звезды и Грейнджер наконец остановилась, большими глотками осушая бутылку с водой.       — Мы остановимся, — сказала Гермиона и вытерла рот рукавом серой клетчатой рубашки. Малфой холодно усмехнулся.       — Отлично, ляжем прямо в поле?       — У меня есть палатка, Малфой, — с заметной усталостью в голосе ответила Гермиона и призвала сверток из сумки, который пришлось вытаскивать раскачивающимися движениями, иначе он просто не поддавался.       — К чему ты готовилась? — низко рассмеялся Малфой.       — Она осталась у меня ещё с небольшого похода в две тысяче четвертом, — отмахнулись Гермиона, раскрывая этот сверток. — Гарри любитель кемпинга.