(Не) один из вас

      Он заметил, что у Грейнджер не осталось сил бороться. Это было в каждом её шаге, движении, взгляде, стоило только присмотреться, чтобы разглядеть. А Малфой был довольно наблюдательным. Ему нравилось замечать такие небольшие детали и записывать их в дневник. Просто для себя. Малфой делал это, пока она спала.       Грейнджер, на удивление, быстро засыпала, также, как и он. Вот оно, поколение, прошедшее войну. Ей на это требовалось всего три минуты — среднее арифметическое из всех чисел за те дни, сколько они ночевали вместе. Одну деталь он счёл забавной и даже сделал небольшую зарисовку на последней странице, когда уже надоело набрасывать карандашом стулья и кресла. Во время сна Грейнджер всегда подкладывала руку под голову и максимально поджимала ноги к туловищу. В такие моменты она выглядела особенно беззащитно, напоминая всем его мать во время второй магической войны.       Рисовать он умел с самого детства. Мать настаивала на культурном образовании сына и, помимо знания трех языков, игры на фортепиано и скрипке, Малфой неплохо рисовал. С годами этот навык то утрачивался, то возобновлялся с новой силой.       Всё-таки люди меняются с годами, даже те, о которых ты никогда не думаешь. У неё изменились даже повадки. Проведя с ней даже немного времени, Малфой смог заметить много вещей. Грейнджер едва оставалась тем же человеком, который помогал Гарри Поттеру вести Орден Феникса в бой. Это война сделала с ней?       Во время суда Грейнджер ещё была в порядке или делала вид, что она в порядке, Драко не знал.       Несмотря на всё, у этой чёртовой суки хватало сил дерзить. Когда завершилась стадия игры в молчанку началась другая, более изматывающая. Грейнджер начала показывать зубы. Малфой был в шаге от того, чтобы бросить её на улице, полной бегунов, но потом вспомнил, зачем он тут.       Через время он научился проявлять к ней терпимость, потому что её знание было важным и Малфою было просто необходимо подобраться ближе, узнать, что можно сделать с груушками и зачем Грейнджер так отчаянно их искала.       По мимо всех проблем, о которых ему приходилось думать появилась новая — Выручай-комната начала высасывать из него магию в обмен на пребывание тут. Первая деталь, которую он заметил была «авада кедавра», которая едва выскочила из палочки и устремилась не в цель, а в чертов асфальт, оставив на нём немного пепла. Со временем ему всё меньше и меньше поддавались заклинания, не требующей особой концентрации. Наутро третьего дня он даже не смог разогреть консервы и спихнул это дело на Грейнджер.       Объяснение этому было только одно. Малфою быстро удалось сложить один плюс один. Выручай-комната брала с него плату за нахождение в ней. Грейнджер она пустила без проблем, можно даже сказать — с удовольствием, когда Малфой находился внутри незаконно. На утро четвертого дня у него даже не вышло совершить даже простое «агуаменти». Последними его чарами стало заклинание трансфинурации. Палочка так и осталась битой.       Дни тут проходили быстро, наверняка быстрее, чем вне Выручай-комнаты, Малфой не сомневался, оставалось только понять, насколько время было быстрее. Он отмечал дни в дороге каждый вечер, оставлял небольшую заметку в своём дневнике.       Прошлой ночью они остановились в магазине сапожника, и им повезло найти на втором этаже мастерской его спальню и ванную. Грейнджер провела там целых полтора часа, сначала набирая её с помощью «Агуаменти», а после подогревая с помощью слабого «Инсендио». Потом она намыливалась, напевая «For once in my life». Это, кстати, было ужасно.       Он не стал просить её наполнить ванную и для него. Так бы Грейнджер сразу поняла неладное, у неё были большие мозги, и Малфою было интересно, как они помещались в такую маленькую черепную коробку.       Драко не знал, это он настолько вырос или просто Грейнджер уменьшилась. Когда они находились рядом, разница в росте ощущалась безумно остро. Грейнджер всегда поднималась на носки, чтобы прошептать ему что-то на ухо в моменты, когда была необходима предельная тишина.       После заката они находили место, где можно было спокойно поесть и поспать. Обычно это были квартиры или дома, в которых были все необходимые условия — кровати, одежда, возможно немного еды. Но в этот день им не повезло. Все, абсолютно все квартиры были практически лишены мебели.       Грейнджер предложила остановиться только после того, как он выбил пятую дверь. Плечо Малфоя болело ещё весь вечер.       — Чтобы обойти завал, нам нужно пройти через здание насквозь, там должно быть четыре выхода, — Грейнджер кусала карандаш всегда, когда его видела. Это наверняка помогало Гермионе думать активнее. Её огромные мозги точно давили на череп.       Она обвела на карте полицейский участок и пододвинула её на столе в сторону Малфоя. Он потёр плечо.       — Хорошо, сделаем по твоему, — бесцветно ответил Малфой и сложил руки в замок. — Я пойду первым, ты следуй за мной.       — То есть, как всегда? — Грейнджер подняла голову на него, и ее губы тронула слабая улыбка. Малфой в ответ холодно хмыкнул.       — Если ты хочешь, валяй, — бросил он и холодно улыбнулся. — Иди первой, но если тебя сожрут сталкеры это будет не моя вина, — Малфой продолжал холодно улыбаться, но Гермиона несмотря на внутренние неудобства не отвела взгляд и посмотрела ему в глаза.       Немая борьба.       Несмотря на общее состояние Грейнджер, она продолжала бороться. Это было видно по её взгляду, который сохранился с начальной школы — воинственный и предупреждающий.       — Я тебя прикрою, — ответила Гермиона и собрала карту, убирая ее в свою сумку. — Если их будет слишком много, я могу смешать уксус и отбеливатель, для людей вдыхание этого газа смертельно, но их наверняка выведет ненадолго из строя.       — У тебя есть это в сумке? — Малфой вскинул бровь и медленно потёр плечо, когда мышцы снова застонали от боли.       — Да, — Грейнджер невинно пожала плечами и Малфой холодно хмыкнул. Несмотря на то, что в ней не было никакой грации, присущей чистокровной волшебнице, Грейнджер была в какой-то степени привлекательной. Привлекательной своими мозгами. Чёртова сука.       — Что у тебя есть ещё? — Малфой спросил её об этом, чтобы разговорить. Ему по большей части было плевать, что могло быть в этой небольшой женской сумочке. Они ни разу не обсуждали груушек или цели «Цикад», только препирались по поводу тоталитарности в «ОВИСК».       Грейнджер его устраивала. Он никогда не любил одиночество, гнетущее своей тяжелой тишиной и всепоглощающим холодом. Оно словно высасывало из него жизнь, оставляя без сил. Но это не означало, что ему нравилась её компания. Нет, он терпел её, только потому что Грейнджер являлась тем самым инструментом для достижения цели и у неё были неплохие мозги.       И в этой неопределенности, в этом странном переплетении эмоций, он находил своеобразное утешение. Грейнджер буквально стала его противоречием, его проклятием и его спасением. Она была частью его, хоть и той, которую он не мог полностью принять. Малфой пытался принять то, что всплески эмоций и «удовлетворение» от её компании это не больше, чем побочные эффекты сильного стресса.       Всего неделя и Малфой чувствовал тяжесть в районе лёгких от неожиданной близости, когда она вставала на носки, чтобы сказать что-то.       У него давно не было женщины. Тем более — настолько умной. Такой не было никогда.       — Там лежит набор зелий, отмычка, одежда, компас, карта, фонарик, верёвка, спички, горючее, бутылка виски, пистолет…       — Пистолет? — Малфой до этого слушал, будучи не сильно заинтересованным. Он повернул голову в её сторону. — Ты умеешь стрелять?       — Из десяти выстрелов семь будут точно в цель, — отчеканила Гермиона со вскинутым подбородком и закрыла бисерную сумочку. Она точно гордилась собой.       — Зачем тебе столько вещей? у тебя же есть волшебная палочка, — Малфой прикрыл глаза, удобнее располагаясь на кресле.       — Боже, нельзя всегда надеяться на магию, Малфой, — грубо ответила она и села в кресло напротив.       — Магглорождённая, — холодно хмыкнул он с закрытыми глазами.       — Чистокровная задница, — спокойно ответила Гермиона и сложила руки на животе. — Я взяла с собой столько вещей по той же причине, по которой ты убил того щелкуна в поле битой.       — О нет, Грейнджер, — он особо долго протянул её фамилию своим низким голосом и Гермиона устало вздохнула. — У нас на это разные причины.       Малфой недобро улыбнулся как раз в тот момент, когда Гермиона повернула голову в его сторону.       — Да-а, Малфой, годы прошли, но ты и остался такой же задницей, — Гермиона позволила себе коварно улыбнуться, зная, что это как ничто другое заденет его.       — А ты… — он буквально почувствовал, как кровь прилила к голове. Концентрация злости зашкаливала и Малфой не знал, что ему нравилось больше — её молчание или бесконечные перепалки. — Ты такая же сука, Грейнджер.       — Верх остроумия, — она впервые рассмеялась при нём и Малфой бросил в сторону Грейнджер злой взгляд. Грейнджер расслабленно сидела в кресле, которое стало жертвой неудачной трансфигурации, но несмотря на все его внешние недостатки, по её словам оно было удобным.       В этот раз они забрели в дом, где из мебели осталось только два кресла, стол и шкаф. Во всех комнатах остались лишь тени былого уюта. Малфой вежливо уступил ей то кресло, что было по-больше. Он понял, что давно не испытывал к ней ненависти, это чувство потухло, словно кто-то резко задул свечу. Возможно, это случилось после суда, когда она, в своей белой рубашке и синих джинсах начала давать показания, которые поспособствовали его освобождению. Поттер иногда вставлял пару слов, но это было неважно, ведь Грейнджер, именно она, вступилась за маленького и бедного пожирателя смерти Драко Малфоя.       «Пожиратель смерти». Он ненавидел всё то, что вообще было хоть как-то связанно с этим. Как мог поступить ребёнок, который в этом видел только прекрасную перспективу, где он мог доказать свою значимость, что он тоже любимчик судьбы? Иногда Драко задумывался, насколько он был наивным ребенком. Он поверил, буквально кожей почувствовал, что убийством Дамблдора сможет стать кем-то значимым, что Тёмный Лорд снизойдёт до него и прекратит издеваться над его бедной матерью, которая угасала с каждым днём.       Человек всегда складывался из своих поступков. Он мог совершать что-то плохое, вредящее людям на протяжении несколько лет, но тот самый поступок, самый чистый и уверенный затмевал все плохие. Малфой ни дня не жалел, что он бросил Поттеру палочку во время финальной битвы. В этом не было никакой корысти или скрытого смысла. Драко сделал это потому что знал, что впервые Гарри Поттеру требовалась его помощь. Он сделал это, чтобы спасти Поттера, чтобы спасти себя от пучины отчаяния, чтобы наконец поступить верно.       — Эй, — низкий и уставший голос Малфоя прерывал длительную тишину. — Грейнджер.       — Ты что-то хотел, Малфой? — она ответила не сразу, несколько мгновений молчала и разглядывала потолок. Усталость была невыносима.       Она немного помолчала и устало улыбнулась. В этом было что-то интимное, в этой странной, кривой, но тёплой улыбке от Грейнджер, которую она подарила ему. Малфой скривился.       — Я уже думала, что ты спишь. Даже не думала, нет, — тон Грейнджер был спокойный, даже расслабленный. Внутри Малфоя появилось что-то, оно забилось в районе ярёмной вены, и кажется, этому чувству не было описания. Он был мог сказать, что это злость и ненависть, но осознание того, что ненависти в нем уже не осталось пугало. — Я была уверена, что ты спишь. Такой храп невозможно пропустить мимо ушей.       — Грейнджер, не бери это с полки, — низко хмыкнул Малфой и прикрыл глаза. — Ты начинаешь меня раздражать.       — Это ты начал разговор первым, — Грейнджер слабо улыбнулась и зачесала рукой назад выбившиеся пряди из причёски.       — Я хотел у тебя спросить.       — Спрашивай, — Гермиона пожала плечами и вытянула ноги.       — Вы нашли нулевого пациента? — Это был первый, едва заметный шаг. Малфой несколько раз прокручивал возможный диалог с ней, который мог бы привести хоть к какой-то информации о груушках.       — Не то, чтобы это был человек, — Гермиона повернула голову и коварно улыбнулась. Малфой все сразу понял и закатил глаза. — А «ОВИСК» настолько отстали, что они, точнее, ты, ещё на этом этапе?       — Мы занимаемся другими разработками, — бросил Малфой и приподнял бровь.       — Боже, разработками? — Прыснула Гермиона. — Может, вы только и делаете, что изготавливаете порошок из Белладонны и толкаете его магглам? — Гермиона привстала и оперлась локтём об небольшой кофейный столик.       — Грейнджер, они обменивают его на овощи, — прыснул Малфой и прикрыл рукой глаза. Несколько минут они молчали, пока Малфой вдруг не продолжил: — Как ты его назовёшь?       — Кого, Малфой? — вздохнула она и снова зачесала волосы назад.       — Свой проект по моему перевоспитанию.       — «ГАВНЭ», — бросила Гермиона. — Группа альтернативного воспитания непослушных эгоистов.       — Никакой фантазии, — в ответ бросил Малфой. — Мне нравится «ДРУГ», — он холодно хмыкнул и повернул голову в её сторону. Грейнджер слабо улыбнулась.       — Дебильная реабилитация упёртых говнюков? — спросила Гермиона и посмотрела на Драко исподлобья.       — Попрошу, динамическая реабилитация упрямых гениев, — на его важный вид Гермиона прыснула.       Несмотря на свою ухмылку Малфой понимал, что он проиграл. Ему ничего не удалось узнать.       Дальше — снова молчание, которое тянулось словно сахарный сироп. Грейнджер не спала. Иногда Малфой на периферии замечал движения: она то поправляла выбившиеся кудри из косы, то потирала тыльной стороной ладони свой веснушчатый нос во время мыслительного процесса.       Через минут десять Грейнджер потушила лампу и набросила себя плед.       Малфой некоторое время смотрел за тем, как она спит. Ему однозначно не хватало женщины.       Утром они продолжили идти.       Город выглядел так, словно он только что вышел из сюрреалистического сна. Заброшенные здания, обвешанные лозами и грибами, стали живыми скульптурами. Грибковые споры разрисовали стены яркими пятнами пурпура, зеленого и оранжевого, контрастируя с обломками мрачной архитектуры. Они пробивались сквозь трещины, заползали на крыши и свисали с карнизов, создавая завораживающий, но пугающий вид. От человечества мало что осталось.       Улицы, когда-то переполненные смехом и жизнью, теперь стали театром для неприкаянных душ.       Малфой шёл впереди. С утра они поели, разогрев консервы и Грейнджер даже им заварила чай. Это был самый вкусный чай в его жизни, потому что он был единственным за всю неделю. Малфой даже не смел возникать по поводу того, что он любил кофе.       Существование в этом месте было подчинено единому ритму. Они просыпались, чтобы идти. Движение было их дыханием, их единственной надеждой, или их, может больше её, молитвой.       Они ели, чтобы идти. Но Малфой не чувствовал вкус еды, клал её в рот, чтобы заполнить желудок, а следовательно, получить энергию. Еда стала просто топливом.       Они ложились спать, чтобы отдохнуть и продолжить идти. Малфой не думал, что это станет настолько утомительным и страшным занятием, но дорога не прекращалась.       Выручай-комната чего-то добивалась. Он знал, что и у Грейнджер закрадывались такие мысли.       Дорога вела через улицу, которая была завалена машинами и разрушенным самолётом, который уничтожил одно из зданий и создал на месте своего падения катастрофу. Несколько машин врезались в дом напротив, но большой трак пробил стену насквозь, не позволяя щелкунам проходить в другую часть города.       Грейнджер предложила перелезть через трак и пройти через обломки самолёта, если заражённых будет не так много. Приятным было осознание того, что если бы не её мозги, то любимчик судьбы — Гарри Поттер, не выжил бы.       — Грейнджер, давай, подтягивайся, — грубо прошипел Малфой, удерживая её ноги в своих руках. Несмотря на своё возмущение Малфой не чувствовал тяжести. Грейнджер была небольшой и довольно лёгкой. Среднестатистическая женщина, если не считать её больших мозгов.       — Ты же хвалился своими тренировками, Малфой, — прошипела в ответ Гермиона и зацепилась руками за край прицепа. Малфой резко подтолкнул её вверх. Гермиона подтянулась вверх и залезла на прицеп большого грузового автомобиля, который перекрывал им дорогу.       Грейнджер несколько секунд молча стояла, оценивая обстановку. Малфой задрав голову смотрел на её спину. Силуэт Грейнджер удачно перекрывал солнце.       Это место, покрытое копотью и кровью было буквально грудой металла. Несколько десятков машин, много мусора, деталей самолёта, трупов и запёкшейся крови. Самолёт раскололся на две части, и сиденья были разорваны и залиты кровью. Маски кислородных баллонов свисали с потолка. Запах авиационного топлива и гниющей плоти висел в воздухе, создавая тошнотворный коктейль. Разбитые стёкла блестели на солнце и хрустели, когда на них наступал бегуны в бессознательном состоянии.       Драко услышал тихое бормотание и подобрался к траку поближе, чтобы расслышать, что она там говорит.       — Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять… — и вдруг повернулась, покачав головой. Она села на край прицепа и несколько поколебалась, прежде чем спрыгнуть вниз. При неверном падении этой высоты бы хватило, чтобы подвернуть лодыжку.       — Сколько? — спросил Малфой с серьёзным лицом.       — На виду — двадцать пять, но некоторые могут быть в обломках самолёта. Нужно пройти сквозь полицейский участок.       — Мы не можем пробежать?       — Придется бежать целую улицу, до первого поворота и я не уверена, что смогу столько пробежать, — покачала Гермиона головой и услышала, как с другой стороны трака появились характерные для щелкунов звуки. Она кивнула в сторону полицейского участка и Малфой прикрыл глаза рукой, медленно выдыхая.       Он последовал за ней. Грейнджер вытащила палочку и пошла вперед, к большим двойным дверям полицейского участка. Это навевало ему воспоминая. Малфой сухо хмыкнул.       Гермиона остановилась у дверей. Они обменялись многозначительными взглядами. Грейнджер вытащила балку из дверей, которая удерживала их закрытыми и Малфой замахнулся битой.       Двери открылись без звука. Проникший внутрь свет осветил помещение.       Полицейский участок тоже напоминал место бойни. Перевернутые диваны, столы, стулья и разбросанные бумаги буквально брали Малфоя за волосы и окунали в котёл с жидкими воспоминаниями. На стенах виднелись почерневшие от копоти отпечатки рук — отчаянные следы борьбы умирающих людей. Лампы были разбиты и давно не горели, а от них на полу была гора стекла.       В углу, около заваленного стола постанывал бегун, держась за голову. Его тело покачивалось из стороны в сторону, словно в трансе. Малфой приложил палец к губам и посмотрел на Грейнджер. Она кивнула.       Он замахнулся битой и одним точным ударном в голову сбил мужвину с ног. Тот всхлипнул, зарычал, но не успел броситься в атаку — второй удар раскрошил его череп и обнажил розовато-серый мозг, покрытый большими наростами грибка.       Малфой обернулся к Грейнджер и показал ей биту, испачканную в крови. Она скривилась, а Драко на это холодно улыбнулся. Ему нравилось то, как она корчилась от вида мозгов на бите.       Они пошли вглубь участка.       В каких-то местах лежали трупы в лужах свернувшейся крови, от которой стоял ужасный запах. Малфой прикрыл нос и рот рукавом кофты — настолько тяжело ему было дышать.       Ни единого звука, кроме приглушённого шелеста ветра, проникающего в разбитое окно.       Малфой отодвинул ботинком разбитое стекло и пошёл вперёд. Грейнджер неслышно шла позади него.       Вдоль коридора, ведущего к кабинету начальника, тянулась тёмно-красная полоса. Это был след от упорной битвы. На одной из стен, рядом с дырой от пули, висел указ о введении комендантского часа. По всей видимости — не помог. Всюду, куда падал взгляд, были следы ожесточенной борьбы       Тишина пугала больше, чем неугомонный шум. Он был бы рад услышать хотя бы что-то, но кто-то словно лишил их двоих слуха.       Грейнджер аккуратно постучала его по плечу и Малфой резко обернулся, убрав руку от лица. Она без слов указала на большие двойные двери и Малфой сухо кивнул.       Лицо Грейнджер было беспокойным, немного побледневшим, если сравнивать с её состоянием ранним утром. Боялась. Малфой мог сказать это даже не смотря на цвет её кожи. Можно было легко научиться распознавать сигналы тела другого человека, если находится с ним достаточно времени.       Когда он открыл одну из дверей, Грейнджер отшатнулась. Малфой не сразу понял, почему, только когда услышал оглушительный крик заражённого.       Сталкер выпрыгнул из укрытия молниеносно, такой скорости мог позавидовать даже спринтер. Бита от резкого столкновения выпала из рук, и Малфой попытался увернуться, но тяжесть тела, подобная обрушивающемуся валуну, придавила его к полу. Он захрипел, но его голос заглушил рёв, раздавшийся прямо над ухом.       Прямо перед лицом возникло изуродованное лицо в запёкшейся крови и грязи. Где-то выступили вены, в которых быстро-быстро пульсировала кровь. Малфою едва удалось подставить под его шею предплечье, чтобы удержать голову мужчины в дали от своего лица. Тело сталкера было тяжелым, холодным и смердящим до ужаса противно. Так пахла смерть.       — Авада Кедавра! — голос Грейнджер разнёсся по помещению эхом и тело, до этого извивающееся в конвульсиях перед лицом Малфоя резко обмякло и рухнуло, прижимая Драко всем своим весом к полу.       Он оттолкнул сталкера в сторону и строго посмотрел на Грейнджер.       — Нож. Используй нож, — отрезал Малфой и встал, отряхивая руки об штаны. Грейнджер хотела что-то сказать, но он быстро приложил ко рту палец и шикнул. Она бросила злой взгляд, но через секунду её губы приоткрылись.       Щёлк-щёлк.       «Блядство». Гермиона прочитала по его губам. Её ладони стали влажными, Грейнджер быстро вытерла их об джинсы.       Пришлось передвигаться бесшумно. С каждой секундой звуков, похожих на щелчки становилось всё больше и больше. Гермиона буквально вторила шагам Малфоя, ощущая, как спина покрывается холодным потом.       В конце коридора свет из разбитого окна перестал доставать и стало непроглядно темно. Где-то в глубине коридора послышался звук, напоминающий падение тела на пол. Она замерла, вглядываясь в непроглядную черноту, стараясь уловить источник звука. Ее вдруг дыхание стало частым и поверхностным, как у загнанного животного. Гермионе пришлось интуитивно двигаться вперёд, пока чужая, горячая ладонь не коснулась её запястья. Она едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Сердце не просто упало где-то внутри, оно буквально провалилось, рухнуло и разбилось.       Эта теплая рука мгновение просто держала запястье Гермионы, но после, большой палец медленно огладил мышцу, противопоставляющую её большой палец. Если первые секунды Гермиона и позволяла себе сомневаться, что это Малфой, то после — нет.       Ее ноги задрожали, но страх и адреналин придали ей необычную силу.       Звуки были повсюду, сзади, спереди, сверху и снизу. Гермиона прижималась плечом к стене и буквально скользила по плитке, чтобы не издавать звуков.       Тьма казалась живой, она дышала, она сжимала ее, окутывала со всех сторон. Гермиона сделала глубокий вдох, стараясь сосредоточиться. Звуки шагов и лая щелкунов заглушали всё, такая симфония заставляла голову раскалываться, стонать, кружиться.       С каждой минутой в темноте становилось всё страшнее. Воздух словно выкачивали из помещения, и дышать становилось всё труднее. Страх овладевал ей целиком, пронизывая каждую клетку тела острой и невыносимой болью. Гермиона чувствовала, как лицо стало влажным, пропитывая даже волосы. В ушах звучал глухой звон, заглушающий все остальные звуки. Казалось, что все инфицированные замолкли, ведь тоже слышали этот невыносимый звон.       Через семь минут брожения в непроглядной тьме она нащупала дверь и попыталась медленно её открыть. Рука Малфоя крепче сжала её запястье, но Гермиона не отступила. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы вытащить из сумки небольшой камень и забросить его в противоположную от двери сторону. По звукам камень ударился об плитку и раздробился на несколько мелких. Щелкуны активно залаяли и медленно зашагали к источнику звука.       Гермиона открыла дверь и быстро зашла в комнату, утягивая за собой Малфоя.       Свет из окна быстро их ослепил. Глаза Драко заслезились, он на мгновение прикрыл лицо рукой.       Помещение, в которое они вошли оказалось выходом на лестницу, лишённой всяких звуков.       Гермиона прижалась спиной к стене и ощутила, как из-за холодного пота к коже неприятно прилипла футболка.       Малфой холодно на неё посмотрел, продолжая держать запястье Грейнджер в своей горячей ладони, напоминающей уголь. Она вдруг подняла на него голову и заметила, насколько у него светлые глаза. Поэтому они и заслезились.       — Куда дальше, Грейнджер? — низким шёпотом спросил он.       — Я… — её голос неожиданно задрожал, и Гермиона прокашлялась, чтобы прийти в чувства. Она прижала ладонь к щеке, и словно получила ожог, настолько её пальцы были холодные. — В таких условиях мы не дойдём… Мы можем…       — Переведи дух, — прервал грубо Малфой и наконец отпустил её руку. Кожу, где до этого было длительное соприкосновение обдало холодным воздухом.       Малфой снял со спины портфель и вытащил от туда бутылку воды, протягивая ей.       — Выпей, Грейнджер. Ты бледная как одна из скатертей мэнора.       Она не ответила, только сделала несколько глотков воды и зачесала влажные от пота волосы назад.       — Я удивлён, что они нас не заметили. Ты так громко дышала, что…       — Там несколько десятков щелкунов, — резко ответила Гермиона и с вызовом посмотрела на него. — Они привыкли постоянно сталкиваться с препятствиями, во время лая, поэтому для них мы были…       — Не перебивай меня, Грейнджер.       — Нет, это ты не перебивай меня! — грубо ответила Гермиона и отдала ему бутылку воды. Даже не отдала — всунула. Она несколько секунд с вызовом смотрела на Малфоя, пока он не закатил глаза.       Несколько минут они просто стояли, слушая лай щелкунов из-за двери. Малфой смотрел куда угодно, но не на неё, но Гермиона поступала наоборот. Он буквально избегал столкновения взгляда своего взгляда с её.       Гермиона всё ещё пыталась прийти в себя. Самой пугающей была мысль того, что после прикосновения Малфоя ей стало буквально безопаснее. Тот Драко Малфой, которого она помнила, высокомерный, насмешливый, с вечно презрительным взглядом, растворился, словно призрак. На его месте стоял другой человек, более взрослый, более… мужественный, способный её защитить.       Несомненно с ним у неё появилось чувство собственной защищённости. Тело Драко больше не было хрупким и мальчишеским. Широкие плечи, подтянутые мышцы рук и ног — он был словно выкован из стали, излучая некую внутреннюю силу, которую она не могла не признать.       Гермиона поймала себя на том, что невольно рассматривает его с неким восхищением, которое никак не вязалось с её прежним отношением к нему.       Гермиона пыталась понять, что именно изменилось. Может, это был просто свет, падавший на него, который хорошо подчеркивал резкие черты лица, или, может быть, дело было в том, что она просто больше не видела в нем того заносчивого мальчишку, которым он когда-то был.       Он вырос, и она уже не могла видеть в нем того Драко Малфоя, с которым она когда-то спорила в школе. Это был новый Драко, который ещё был ей неизвестен.       Кажется, анализ Малфой помог ей прийти в себя.       — Ты чего-нибудь боишься? — Гермиона сжала и разжала ладони, чтобы вернуть нормальное кровообращения к рукам.       — Я? Ничего не боюсь, Грейнджер, — холодно хмыкнул он и сложил руки на груди. — Разве старший Аврор может чего-то бояться?       Гермиона пропустила это мимо ушей.       — А я боюсь смерти.       — Я не задавал тебе ответный вопрос, — он покачал головой.       — Я знаю, Малфой, — ответила Гермиона и устало улыбнулась. — Пошли. У меня есть новый план.       — Я бы попробовал пройти через цокольный этаж.       — А я спрашивала твоё мнение, Малфой? — Гермиона зачесала кудрявые волосы назад, медленно поднимаясь по лестнице. — Сейчас мы поднимемся на крышу, от туда можно придумать, как добраться до соседнего здания на другой стороне улицы. Я попробую что-нибудь наколдовать.       — Как ещё не треснула?       — Что, прости? — Гермиона, которая уже поднялась на пол лестничного пролёта отвернулась через плечо.       — Как твоя черепная коробка ещё не треснула? Наверняка твои мозги настолько большие, что кости трещат при любом мыслительном процессе.       Гермиона тихо усмехнулась.       На четвертом этаже была открыта дверь, но они быстро поднялись выше.       Драко и Гермиона дошли до последнего этажа и дверь, ведущая на крышу оказалась заперта. Гермиона хотела открыть её с помощью «Алохоморы», но Малфой справился с замком — выбил дверь плечом. Гермиона приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в горле, когда послышалось несколько щелчков.       Малфой схватил Грейнджер за запястье и быстро вывел на крышу, отходя от двери, уходя от источника звука.       На крыше их было шесть щелкунов, которые сразу заковыляли к двери и… один бегун, который обернулся к ним не сразу.       Инфицированный двинулся в их сторону с нечеловечкой скоростью, перебирая конечностями.       — Авада Кедавра! — Грейнджер вскинула палочку и из древка вылетело ярко-зелёное заклинание, которое ударило бегуна в грудь прежде, чем он успел подобраться. Тело с громким звуком рухнуло.       — Ты последняя дура, — низким голосом прошептал Малфой, поворачивая голову в сторону двери.       Шесть щелкунов моментально кинулись в их сторону. Их разлагающиеся лица, с кровоточащими ранами и вывалившимися глазами, исказились в нечеловеческом крике, полном жажды плоти. Грейнджер приоткрыла рот, выставив вперёд палочку, но перед её лицом оказалась широкая спина Малфоя, который замахнулся битой. Один из щелкунов бросился на него с оглущительным криком, но Драко встретил его ударом биты, сопровожденным оглушительным хлопком, который отбросил мужчину назад.       За ним побежали и остальные. Гермиона перехватила палочку и выпустила несколько заклинаний, сбивающих щелкунов позади с ног. Несколько тел, покрытых наростами грибка закричали, пытаясь встать.       Но шесть щелкунов не были такой ужасающей проблемой, если бы они своим криком не привлекли остальных.       Малфой в голос выругался на французском, замахиваясь, а после ударяя щелкуна битой. Он рухнул на пол и Драко сделал ещё один точный удар.       Она стояла за его спиной и выпускала разные заклинания. Из-за активных движений едва половина достигала цели. Но вдруг Гермиона почувствовала ледяную руку на своей шее. Она вскрикнула, инстинктивно пытаясь вырваться, но грубая сила впечатала ее в пол. Её палочка вылетела из рук. Голова щелкуна, с раздутыми от гниения губами, оказалась в дюйме от ее шеи. В его пустых глазницах горел холодный, ненасытный голод, и в его гнилом дыхании чувствовался запах смерти. Она закричала. Так громко, как только смогла.       — Малфой! — никогда до этого голос Гермионы не звучал так отчаянно. Руки вдруг ослабли, налились свинцом, но голова, находящаяся в дюйме от шеи не давала расслабиться. Слух резал пронзительный крик щелкуна над ухом.       Она щёлкала зубами, дёргалась и у Грейнджер оставалось всё меньше сил, чтобы сопротивляться. Гермиона слышала вокруг себя симфонию звуков: удары биты, голос Малфоя, рёв щелкунов и биение собственного сердца. Оно было громче всего.       Гермиона вцепилась в шею женщины, вдавливающей её в пол, пытаясь оттолкнуть тело, убрать, но был явный перевес сил. Ладони вспотели, почти скользили по наростам кордицепса по коже, отламывали маленькие плодовитые тела, их шляпку, срывая грибницу.       То, что когда-то было её лицом, теперь представляло собой искаженную маску из переплетенных, бледно-розовых грибных тел. Они извивались, пульсируя, как живые, покрывали голову, как чудовищный, мерзкий венок. Глаза — два темных, пустых провала, пробитых сквозь эту грибную массу. Но за ними, в глубине, подергивались, мерцали странные, желтоватые спорангии.       Женщина, или то, что от неё осталось, закричала, щёлкая зубами. Перед лицом Гермионы открылась зияющая дыра, полная острых, гнилых зубов, но был перекрыт грубой грибной тканью, напоминающей переплетенную сеть.       Гермиона задыхалась, хрипела от страха, но продолжала держать её за шею, сжимая пальцы, которые практически продавили плоть и наросты грибка. Щелкун зашевелился и громко залаял, пытаясь дотянуться, укусить, но не получалось. Ритмичные рывки женщины лишали Гермиону сил.       Взгляд Грейнджер скользнул к полу, где лежала палочка, и ее сердце упало.       — Малфой! — но её вскрик был заглушён лаем щелкуна. Животное дыхание ей ухо вдруг вызвало невероятный прилив сил, которые до этого отступили.       Нож. Нож. Нож.       Где-то слева Гермиона услышала, как Малфой ударил битой об стену. Промахнулся. Он что-то выкрикнул ей, но Гермиона не разобрала слов — её собственный разум вопил от ужаса.       Лицо щелкуна становилось всё ближе к её, и сердце билось так сильно, что могло сломать рёбра. Спина взмокла.       Нож. Нож. Нож.       В глубине её напуганного сознания вспыхнул другой огонь, более сильный, чем страх. Гермиона вспомнила Джинни. Внезапно холодный страх смерти уступил место безумной жажде жизни, жажде защитить тех, кто был ей дорог. Она не могла позволить себе стать жертвой, не могла позволить себе умереть. Гермиона должна была выжить ради Джинни.       Гермиона буквально на мгновение расслабила руки и быстро перекатилась, оказываясь в нескольких сантиметрах от упавшей женщины.       Рука метнулась к внутреннему карману анорака и Гермиона вытащила из него нож дрожащими руками. Инфицированная женщина, покрытая кровью, потом, грязью и грибком ринулась к ней с нечеловеческим воем и Гермиона вдруг снова почувствовала невероятную слабость от накатившего страха. Тело, полностью покрытое грибными наростами, напоминающими гниющие цветы, застонало, залаяло. Грибы на теле топорщились, прорываясь сквозь грязную одежду, как щупальца.       Чтобы всадить нож в череп, Гермионе понадобилось вложить все оставшиеся силы. Гермиона, не теряя ни секунды, выдернула нож с хлюпающим звуком и ударила снова, на этот раз в область затылка. Женщина рухнула и её тело безвольно обмякло. Казалось, что единственный звук, который раздавался в тишине, — это тяжёлое, прерывистое дыхание Грейнджер.       Гермиона оставила нож в её голове и быстро убрала руки, запачканные в крови. Влажной и горячей. Она медленно опустилась на колени, потому что больше не могла стоять.       Она услышала, как позади упала бита. Но звук был словно где-то далеко.       — Забудь, что я сказал про твои мозги, Грейнджер! — тяжело дыша, прокричал Малфой, хватая Гермиону за плечо особенно грубо. Он оставил кровавый след своей ладони на её сером анораке. — Грёбанная дура! Ты слышишь меня?!       Но в ушах стоял настолько громкий звон, что она едва разобрала его слова, только подняла голову и медленно моргнула.       Малфой опустился на колени рядом с ней и тяжело выдохнул. Его лицо было запачкано в крови. Руки. Одежда.       Её тело вдруг начало активно содрогаться и Драко понял — Грейнджер заплакала.

***

      Они не разговаривали до того, как Гермиона не начала набирать ванну с помощью «агуаменти». Вид Гермионы оставлял желать лучшего, напоминал её во времена тяжелых этапов войны, когда приходилось проходить через голод и тысячу смертей.       Солнце уже клонилось к закату, когда Гермиона едва пришла в себя. Страх смерти был самым главным в её жизни и столкновение с ним было… Было ужасающим.       Тело ломило от усталости, а голова гудела, будто в ней били в барабаны. Гермиона помнила только обрывки: ужасный крик, ледяная рука, смертельный страх, и… нож. Она на автоматизме дошла до места назначения, когда Малфой сделал хлипкий мост из доски, найденной на крыше.       Он больше ничего не говорил. Это Гермиона помнила однозначно.       Первым, что сделала Грейнджер, когда они нашли подходящий дом, было простое действие — она взглянула в зеркало в ванной комнате со старой мраморной отделкой. Волосы слиплись, лицо было покрыто потом, кровью и грязью. И пахло от неё честно говоря ужасно. Смертью.       — Грейнджер, — позади себя Гермиона услышала низкий голос Малфоя. Он, сложив руки на груди, стоял в дверном проёме и выглядел не лучше её самой. Всё тоже самое, только больше крови на лице и шее.       — Я собиралась принять ванну, — ответила Гермиона, но голос оказался севшим. Слова вышли шёпотом.       — Я знаю, — выдохнул он и закрыл глаза рукой, размышляя мучительно долго. Они стояли несколько минут в едва освещенной ванной комнате. — Ты не могла бы набрать ванну и для меня?       — У тебя тоже есть палочка, — ответила Гермиона и прокашлялась, но ком в горле никуда не делся.       — Больше нет, — Малфой строго посмотрел на неё.       — Ты смотришь на меня так, будто я в этом виновата, — нервно усмехнулась Гермиона и повернулась к нему. — У меня есть запасная палочка, если тебе она нужна.       — У меня нет магии, Грейнджер, — вдруг грубо сказал он и Гермиона приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в глотке. — Я думаю, что это моя плата за нахождение тут.       — Поэтому…       — Да, поэтому, Грейнджер, — снова грубо ответил Малфой и Гермиона поняла, насколько он был уязвлён в этот момент. Его кадык дернулся. — Я никак не мог тебе помочь. Никак.       — Да… — выдохнула она, всё ещё не совсем понимая происхождящее. — Я наберу ванную для тебя.       Малфой развернулся — хотел уйти, но не делал этого. Он несколько секунд думал, пока Гермиона смотрела в его широкую спину.       — Ты сказала, что боишься смерти, Грейнджер.       — Я удивлена, что ты запомнил это.       — Лучше хуёвый конец, чем хуйня без конца, — он пропустил её грубость мимо ушей и устало хмыкнул.       — Может быть, ты и прав.       — Где я могу получить кубок? Гермиона Грейнджер сказала, что я прав, — несмотря на то, что она не видела его лицо Гермиона могла с точностью сказать, что он холодно ухмылялся.       — Я сказала, что ты может быть прав, — ответила Грейнджер и он ушёл.

***

      Дом был небольшим, одноэтажным, с простой деревянной крышей и окнами, заклеенными старой газетой. Свет изнутри пробивался слабыми лучами, словно заблудившиеся огоньки в ночи. В воздухе витал аромат старой древесины и пыли, смешанный с едва уловимым запахом чая.       Он был старым, но чистым, словно его бережно хранили для кого-то особенного.       В гостиной на полу стояли коробки, уложенные в аккуратные ряды. Казалось, что жители этого дома готовились к переезду, но что-то их остановило.       Уютный камин, сложенный из кирпича, был пуст, а на полке над ним лежала книга в кожаном переплете. На столе стояла старая чайная пара, словно в ожидании гостей, которые так и не пришли.       Гермиона чувствовала себя разбитой, опустошенной, словно из неё выжали все силы. Но при этом, несмотря на усталость, она испытывала странное чувство расслабленности после горячей ванны. Тело абстрагировалось, но разум был против.       Одежда казалась тяжёлой, словно на Грейнджер висел панцирь из металла, сковывая движения. Она попыталась стянуть с себя ботинки, но даже такое простое действие казался ей непосильным. Получилось только с третьего раза.       В голове звучал тихий гул, словно отдаленный звук падающего дождя. Она не могла вспомнить, когда в последний раз была настолько измотана.       Мысли путались, как нити из большого мотка, который кто-то попытался распутать. Она пыталась осознать все, что произошло, но в голове кружились только разрозненные образы. Ее сознание понемногу мутнело, растворяясь в густом тумане сна. Ей хотелось спать, спать до тех пор, пока не кончится этот кошмар, пока не исчезнут призраки страха и усталости, но что-то было не так.       — Хватит пялиться на меня, — сонным голосом произнесла Гермиона, ощущая приятную тяжесть одеяла на своём теле. Грейнджер попыталась сжать и расжать ладони, но ничего не вышло. Устала.       — Я не пялюсь, — бросил Малфой, лежащий на диване слева. От него приятно пахло мылом.       — Я кожей чувствую, — ответила Гермиона и закрыла глаза, не в силах сопротивляться тяжести век.       — То есть, у тебя и такая способность есть? — тихо хмыкнул Малфой и по звукам, он перевернулся на другой бок и больше не смотрел на неё.       — Ты много обо мне не знаешь, — Гермиона приподняла одеяло выше.       — Я знаю больше, чем ты думаешь, — через несколько минут ответил Малфой и повернул голову к ней. Гермиона приподнялась на локтях и прищурилась.       Малфой беззаботно пожал плечами.