(Не) один из вас

      — Почему ты так уверена, что они тут? — он впервые за утро заговорил первым, до этого диалог начинала Гермиона и каждый божий раз она чувствовала невероятное раздражение от его односложных ответов, если они вообще были. Через несколько попыток она перестала с ним пытаться заговорить, ведь в какой-то степени Гермиону волновало то, как Малфой вообще мог разговаривать с настолько напряжённой челюстью.       — В Выручай-комнату могут попасть немногие… — начала отвечать Гермиона, но в этот же момент она буквально кожей ощутила, что Малфой закатил глаза. — Портрет Дамблдора сказал, что раньше тут тоже заводились несколько пар. Если Выручай-комната поверит в чистоту наших намерений, то она примет свой истинный облик.       — А тебя не замучает совесть, после того, как ты заберёшь у них яйца? — снова насмешка. Гермиона готова была приставить себе палочку к виску, чтобы этот самодовольный тон исчез ещё на шесть лет, но Малфой был тут и исчезать он явно не собирался.       — Этого требует ситуация, — раздражённо ответила Гермиона и ускорила шаг.       Они вышли из дома, когда только начало восходить солнце. Гермиона всю ночь просидела, смотря на Малфоя, который спокойно спал, не чувствуя в Гермионе никакой угрозы, он буквально не воспринимал её всерьёз. В какой-то степени Грейнджер это даже задело, и собиралась доказать ему, что даже она может представлять угрозу.       Их дорога постоянно менялась, иногда это был почти новый асфальт, а иногда — высокая и мокрая трава.       Солнце краснело на горизонте, как раскалённая монета, брошенная в печь. Шелестел ветер. Мокрая от росы трава холодила обнажённые щиколотки. Хорошо, было хорошо. Воздух был чистым, пропитанный запахом полыни, душицы и диких цветов. Гермиона с наслаждением вдыхала этот аромат и прикрывала глаза. Так пахла свобода, такой запах напоминал ей о первых годах обучения в Хогвартсе, когда Грейнджер входила в теплицы, и на неё обрушивалась волна из разных запахов, таких свежих и приятных.       Вдалеке, на фоне розового неба, чернели силуэты деревьев, и Гермиона даже не представляла, куда они шли. Выручай-Комната вела их, и они подчинялись её законам. Проверить чистоту намерений? Да, пожалуйста.       Гермиона вглядывалась в пейзажи по сторонам: высокая трава, цветы, едва покачивающиеся от ветра. В этом было что-то от её прежней жизни, оно напоминало их путешествие с Гарри и Роном. Сердце застонало от ностальгии. Как бы все не было плохо, это был момент их единства.       — Стой, — его голос низкий, холодный, вдруг прорезал тишину. Малфой вытащил из джинсов палочку, и Гермиона поступила также.       Не так далеко, образовав небольшую группу, стояли несколько инфицированных. Три щелкуна, у которых голова уже покрылась цветкообразными наростами грибка, и пять бегунов, ещё похожих на обычных людей, если смотреть на них издалека. Бегуны отличались только побледневшей кожей и неестественно-быстрыми движениями, на которые до заражения они не были способны. Сейчас же их тела не уставали и не требовали никакой подготовки, чтобы пробежать целый марафон.       — Выручай-комната способна воссоздавать и их, — едва прошептала Гермиона и посмотрела на Малфоя. Он не взглянул на неё в ответ. Это в Грейнджер вдруг вызвало в ней такую злость, что она резко вскинула вверх палочку, выпуская в сторону степи мощную «Бомбарду». Разрозился громкий взрыв, в той стороне поднялась пыль, и первыми бросились щелкуны, ковыляя в сторону звука. Их движения были скованные, но при этом довольно ловкие, почти не лишённые человеческой манеры.       — Пошли, — бесцветно бросил Драко, наблюдая, как бегуны поспешили за щелкунами, путаясь в своих ногах, словно конечности стали чем-то инородным, тяжёлым.       Грейнджер пошла молча вперёд, снова опережая Малфоя.       Дорога тянулась, как бесконечная лента. Солнце, уже поднявшееся выше, начало нещадно палить на них с неба, превращая всё, абсолютно, в раскалённую сковороду. Ещё утром она думала о том, что в Выручай-комнате холодно, как вдруг стало невероятно жарко. Грейнджер сняла с себя анорак ко второму часу пути и перевязала вокруг бёдер. Через несколько минут Гермиона услышала, что Малфой, идущий позади, поступил также. Даже тут он не собирался сдаваться первым, чёртов сноб.       Усталость появилась к третьему часу, когда бутылка с водой начала медленно пустеть. Она пополнила её с помощью «Агуаменти» и сделала ещё несколько глотков. Это едва ободряло. Гермиона и не думала, что может настолько устать за три часа. Она с тоской посмотрела на бескрайние поля, усеянные редкими, поникшими от жары растениями.       Грейнджер пыталась найти хоть какую-то зацепку в однообразном пейзаже — пролетающую птицу, извивающийся вдали ручей, но всё было лишено жизни, выжжено под палящим солнцем. Гермиона, то и дело поправляя на плече бисерную сумку, пыталась отвлечься, потому что ноги упорно напоминали о себе, пульсируя болью от непрерывного движения.       Малфой всё это время не подавал признаков жизни. Гермиона слышала позади себя шаги и была довольна тем, что они лишний раз не взаимодействовали. В начале она пыталась найти с ним общий язык, но пожалела, обожглась об его высокомерие. Ей не нравилась идея этого сотрудничества, она буквально граничила с её моральными принципами. Малфой был одним из значимых людей в «ОВИСК», он буквально являлся человеком, у которого было всё то, что он хотел, когда у магов, находящихся в Бейбери, были только карточки на куриные яйца, картофель и фасоль.       Встретившись с ним взглядом впервые, Гермиона задумалась о том, что даже такой человек как Малфой мог измениться, но после проведённого с ним утра в голове почему-то крепко засело утверждение, что Драко Люциус Малфой оставался всё таким же чёртовым снобом.       Хруст. Громкий хруст, напоминающий звук ломающихся костей черепа.       Это заставило ее резко обернуться. Малфоя позади больше не было, он сошел с дороги. В его руках за место палочки была бейсбольная бита. Гермиона сделала один шаг вперед и распахнула глаза.       Малфой вдруг замахнулся и с силой ударил по телу, лежащему на пыльной земле, которое до этого сбил первым ударом с ног.       Щелкнун — больше не человек, ведь он был покрыт толстым слоем грибка кордицепса, закрывающего лицо. Его кожа стала желтой, лишенной витаминов, грибок поглощал организм всецело. По мимо неестественного цвета тела случились и другие метаморфозы: появились морщины, местами из них пробивались ниточки мицелия, тонкие, острые усики, похожие на щупальца.       Удар. Гермиона проследила за ним глазами. Драко сделал это так четко и отработано, что тело даже не успело шевельнуться в последний раз. Малфой словно несколько лет играл в бейсбол и тренировался ежедневно, если не ежечасно.       Он поднял биту и закинул на своё плечо. Несколько капель густой, темной крови замарали его серую водолазку. Ему понадобилось два удара, чтобы убить щелкуна.       — Что ты творишь? — Вышло более чем недовольно, это был самый его ненавистный у Грейнджер тон.       — Он вышел из поля, — бесцветно бросил Малфой. — Нужно было избавиться.       Он толкнул тело ногой и оно покатилось вниз по небольшой горке, оставляя за собой толстую полосу из крови. Малфой вернулся на дорогу, следуя за Грейнджер.       — Почему не использовал магию? — Гермиона смогла спросить это только через несколько минут размышления, когда снова достала бутылку воды, чтобы попить.       Малфой ей ничего не ответил, только подбросил биту над собой и в следующее мгновение поймал волшебную палочку.       Гермиона выдохнула и открыла бутылку.       Дальше они снова шли в тишине, ступая по раскаленному от солнца, асфальту.       Пики деревьев впереди стали изменяться на четвертом часу беспрерывного шага вперед. Гермиона увидела это первой, она вдруг замедлилась, вглядываясь вперед, пытаясь понять.       — Малфой, — Грейнджер обернулась, и встретилась с Малфоем взглядом. Его глаза были голубого цвета, до этого Гермиона никогда не обращала на это внимание, это казалось неважным, но сейчас, находясь с ним в выручай-комнате, в бесконечном пути, эта деталь показалась ей… важной. — Это, кажется, высокие здания, не деревья.       — Не думала, что твой истинный факультет не Гриффиндор? — прыснул Драко и на его губах расплылась наглая улыбка. Грейнджер бросила на него недовольный взгляд, но ему, если быть честным, было наплевать.       Дальше снова монотонное молчание, непрерываемое ни на что. Оно тянулось, как сахарный сироп. В тишине идти было невыносимо, он осознал, что наделал только через полчаса после их последнего взаимодействия. Раньше Драко отлично справлялся с тишиной, но этом месте она казалась неестественной и давящей на слух. Малфой был готов выслушать миллиард бесполезных, но занятных фактов, чтобы хотя бы чем-то отвлечь мозг, от уничтожающих его мыслей. Хотелось даже крикнуть, чтобы она наконец заговорила снова сама, что-то сказала, что-нибудь, чтобы прекратить эту пытку тишиной. Но слова застревали в горле, чертов комок из песка и грязи.       Малфой знал, что это было абсурдно, но он все равно чувствовал себя словно пойманным в ее паутину.       Дорога была долгой и утомительной. Каждый шаг отдавался в ногах тяжелыми, пульсирующими болями, но Малфой и не собирался жаловаться. Солнце, висящее высоко в небе, пригревало голову. Скука и ярость сливались в одно целое. Глаза Малфоя с усилием обводили местность — типичный пейзаж для этой части страны: бескрайние поля с редкими лужайками, потерянные где-то в невесть каких дебрях.       Есть. Все-таки больше, чем отдохнуть хотелось есть. Это было важнейшим из его желаний, если не считать то, что Малфой просто мечтал вернуться в «ОВИСК», где его ждал собственный дом, власть и отдых.       — Эй, Грейнджер, — бросил Малфой и она замедлила шаг, а после и вовсе остановилась, проворачиваясь к нему. Ее кудри, собранные в небрежный пучок слегка растрепались, обрамляя лицо. — Не знаю как ты, но я остановлюсь и пообедаю.       Она несколько мгновений озиралась по сторонам, совершенно ничего не говоря. Внезапно злость запульсировала даже в горле. Грейнджер была еще той сучкой.       — Мерлиновы яйца, да что ты делаешь? — Голос Малфоя был низкий, полный недовольства, пока Гермиона неторопливо левитировала из поля какую-то доску, найденную неподалеку. В ее движениях не было ни капли грации, присущей его матери. Грейнджер была похожа на утконоса, если не на слона.       Но стоило признать, что она играла в молчанку также хорошо, как и он сам. Такое поведение Драко считал приемлемым, если это делал он, но когда так поступала Грейнджер, внутри что-то начинало яростно пульсировать.       Малфой успел возненавидеть эту способность Грейнджер сводить его с ума одним лишь своим присутствием. Он пытался скрыть свою раздражительность, изо всех сил стараясь сохранить холодное выражение лица, но мускулы подводили, дергались. Ему казалось, что она нарочно делала это, словно играла с его нервами, наслаждаясь реакцией. Спокойствие Грейнджер было невыносимым.       В несколько движений палочкой она превратила доску в небольшую лавочку и аккуратно села, проверяя на прочность.       — Она выдержит нас двоих? — спросил Малфой и снял рюкзак с плеча.       Грейнджер молча пожала плечами. Пускай ее лицо не изменилось, Малфой знал — грёбанная сука была довольна своим молчанием.       Один-один.       Грейнджер достала из своей миниатюрной бисерной сумочки сверток, по всей видимости, с сэндвичами.       — Заклинание незримого расширения? — снова. Снова попытка заговорить с ней, чтобы не стать жертвой своих уничижительных мыслей.       — Она еще и ничего не весит, — да, она была горда этим. Драко заметил, как Грейнджер едва вскинула подбородок. Со школы в ней практически ничего не менялось, но стоило признать, что она научилась обращаться со своими волосами, они больше не походили на гнездо, теперь напоминали одну из ленивых причесок его матери для утреннего чая.       — Как тебя еще не арестовали?       — Завидуешь, Малфой? — Грейнджер вскинула бровь с легкой ухмылкой. Она развязала атласную ленту и вытащила один сэндвич.       — Если тебя устроит такой ответ, — ответ вышел грубым, но после он пожал плечами, смотря за тем, как Грейнджер взяла второй сэндвич и пододвинула к его стороне скамейки. Малфой прыснул. — Мне не нужны подачки.       Драко отодвинул сэндвич и сел на хлипкую скамейку.       Они ели в тишине. Драко с каждой минутой чувствовал то, что Грейнджер раздражает его все больше. Она была странная. Тихая. Невероятно спокойная. За утро Малфой уже успел привыкнуть к ее постоянному бормотанию, ее нескончаемым вопросам и замечаниям, а сейчас эта внезапная тишина давила на него как одеяло из свинца.       Малфой пытался найти хоть что-нибудь, к чему можно было бы придраться. Она аккуратно ела, не кроша хлеб, не пачкая одежду, не чавкая, и вовсе не делая ничего такого, за что можно было зацепиться.       Через час дорога. Снова дорога. Она казалась нескончаемой и с каждым шагом все больше хотелось просто лечь на горячий асфальт.       Они приблизились к городу через полчаса после того, как пообедали. Гермиона снова шла впереди, пока Малфой смотрел в ее спину. Грейнджер едва ли изменилась, и почему-то это ему нравилось. Он знал, чего от нее можно было ожидать.       Узкая асфальтированная дорога начала превращаться в более широкую, они оба это заметили в один момент. Драко понял, что они начали приближаться к городу, он догнал ее и холодно посмотрел в ее глаза. Гермиона молча кивнула. В этом было что-то уверенное.       Выручай-комната хотела, чтобы они пошли туда, ей это было просто необходимо.       Драко впервые последовал примеру Грейнджер. Он начал рассматривать всё вокруг, начиная от приближающихся небоскрёбов, до едва заметных наростов грибка на дороге, который превращался в витиеватые растения, похожие на ассиметричные цветы.       Узкий асфальт разросся в широкую трассу, с организованным четырёхполосным движением. Грейнджер замедлила шаг.       На выезде из города стояло несколько военных авто, загораживающих выезд для шести сотен машин, которые стояли друг за другом на этой широкой, четырехполосной трассе. Шесть сотен машин, которые не смогли уехать из города, вокруг которого обвился кордицепс.       Около некоторых машин бродили бегуны, а где-то они сидели внутри, приросшие к сидениям в автомобиле.       Гермиона остановилось. Драко не видел её лица, но он был уверен — она приоткрыла рот от ужаса, который вдруг настиг и его. Всё это возвращало их в тот день, когда всё началось, буквально окунало в воспоминания головой. Это ощущение вдруг стало для них общим, таким тяжелым, невыносимым и пугающим.       Драко раньше любил городские высотки магглов, но вдруг всё вокруг вдруг стало неузнаваемым. Даже небо потемнело, словно кто-то смахнул краски. Мир перестал казаться безопасным. Каждый звук начал быть потенциальной угрозой.       Всепоглощающий ужас и страх. Эти слова несомненно подходили лучше всего для описания того, как чувствовали себя абсолютно всё в день, когда все началось.       Машины на выезде из города тянулись бесконечно, когда на въезд не было ни одной.       Собравшись с силами, Малфой сделал несколько шагов вперед и встал около Грейнджер. Он прекрасно понимал, какие чувства она ощущала сейчас и ему было необходимо этим воспользоваться. Больше в этом мире не было место слабости, это понимали только победители, будущие выходцы из этого мира.       Он положил руку на ее плечо. Грейнджер, кажется, скривилась.       Но Гермионы была неподвижной, словно она — каменная статуя. Она была здесь с ним, но в тоже время — очень далеко, в мире неосязаемом, невидимом. В лице Грейнджер было больше эмоций, чем в мире существовало цветов. Это было и разочарование, и страх, и невыносимая боль, которую он, к сожалению, с ней разделял.       Знание, что мир не будет прежним ранило, Драко понимал. Грейнджер стоило это просто принять.       Окружающее пространство словно сжималось. Густая тишина давила на уши. Вокруг все замерло; даже ветер, казалось, боялся нарушить этот покой.       — Мы должны идти, — наконец низким шёпотом сказал Малфой. Грейнджер вздрогнула от его голоса и через несколько секунд обернулась.       — Да, я знаю, — ответила Гермиона и тяжело выдохнула. — Это навевает мне воспоминания.        — Чем больше мы пройдем до заката — тем лучше, — бесцветно бросил Малфой.       Гермиона поджала губы и покачала головой. Они пошли дальше, а щелкуны продолжили скитаться между машинами, скрываясь от лучей ярких солнца.       Дорога вела прямо, не разветвляясь, словно остальной части города попросту не существовало. На этот раз впереди шёл Малфой, покручивая в пальцах свою волшебную палочку.       Город выглядел только на одну треть хорошо, как и раньше. Практически все витрины были разбиты, где-то лежали тела людей, разорванные и искалеченные. Окна домов были заколочены и всё, абсолютно всё казалось лишённым всякой жизни, не было даже намёка на неё. Мегаполис, когда-то кипящий жизнью, теперь был пропитан смрадом разложения и отчаяния. На улицах, где когда-то протекал поток из машин и людей, теперь бродили инфицированные грибком.       Некоторые здания покрылись красно-зеленым налетом от спор грибка и от этого они словно сильно постарели.       На улицах стояли разбитые машины. Некоторые в момент паники сталкивались с друг другом, устраивая еще больший шум. Города стали настоящим адом.       Щёлк-щёлк-щёлк. Этот звук был совсем рядом с ними, он доносился из-за поворота, куда их вела бесконечная дорога.       Гермиона остановилась также резко, как и сам Малфой. Звук повторился снова, но в этот раз он был ниже и глубже, словно это был другой заражённый. Через несколько секунд улица заполнилась симфонией звуков, и Грейнджер почувствовала руку Малфоя на своём локте, он сделал это так резко и грубо, что Гермиона приоткрыла рот, но не издала ни звука.       Они несколько секунд молча переглядывались, лицо Грейнджер в один момент побледнело. Кажется, можно было услышать, как громко она думала, цепляясь то за его лицо, то за окружающие их здания. Дома стояли так близко, что не было даже переулка, в котором они могли переждать.       Придумала, Грейнджер что-то придумала. Малфой увидел на ее бледном лице тень облегчения. Конечно, она ведь была одним из любимчиков судьбы.       Грейнджер вдруг почувствовала невероятную силу и решила отплатить ему тем же. Она грубо схватила Малфоя за локоть и немедленно пошла в сторону отеля позади них, но Драко выдернул свою руку из её хватки и остановился.       — Сталкеры, — едва слышный низкий шёпот Малфоя был похож на простое и беззвучное движение губ.       Гермиона указала рукой на поворот и её брови сдвинулись к переносице. Звуки начали медленно приближаться, их становилось только больше, и Гермиона покачала головой, сжав губы. Времени, у них попросту не было времени. Она сделала это быстро. Грейнджер подошла к Малфою непозволительно близко, так, что его грудь касалась её. Ей пришлось подняться на носочки и Малфой, даже не отдавая себе отчета хмыкнул.       — В отеле должна быть пожарная лестница, которая выведет нас с другой стороны, мы обойдём, — кажется, она едва мазнула кончиком носа по щеке Малфоя, прежде чем прошептала это на его ухо. Шепот Грейнджер имел вкус, такой сладкий, как и запах её волос. — Не сопротивляйся. У нас нет выбора.       Кровь вдруг неконтролируемо отлила от головы, когда ее горячее, частое дыхание коснулось шеи Малфоя. В этом, пускай совсем неитимном жесте он нашёл что-то, что отдалось вспыхнувшей злостью из-за своей… Мерлин, а он ведь даже не знал, как это можно было охарактеризовать.       Грейнджер отстранилась так же быстро, как и прильнула. Она пошла вперед так быстро, что ему пришлось прибавить в темпе, чтобы догнать Гермиону.       Смелости ей было не занимать, хотя Малфой видел, как расширились ее зрачки от внезапного порыва страха, когда из-за поворота они услышали «лай» щелкунов. Они оба остановились перед большими револьверными дверями, запачканными кровью, но не разбитыми.       Выбор без выбора, или пойти вперед по дороге, где их ждало по меньшей мере десяток щелкунов, или зайти в отель, где чисто теоретически могли прятаться сталкеры. Драко нравилось думать, что на этом этапе заражения у них ещё оставался рассудок, что они прятались, чтобы не показать другим метаморфозы, которые с ними происходили. Это была промежуточная стадия между бегуном и щелкуном, когда кордицепс уже начинал проникать в гипофиз и едва касался склеры, практически полностью лишая сталкеров зрения.       Малфой разрешил себе наклониться к ее уху так близко, чтобы снова почувствовать запах ее волос, чтобы разобрать, чем же они пахли.       — У тебя есть нож, я видел. Используй его, не палочку. Пока ты будешь говорить заклинание — привлечешь внимание. Иди за мной, Грейнджер и не создавай лишних проблем, — Шепот Малфоя был хриплым и низким, Гермиона и не могла подумать, что у него, у бесполой, злой фигуры мог быть голос, который способен вызывать не только раздражение.       Волосы Грейнджер пахли корицей и грушей. Это действие было ведомо любопытством.       Он отстранился, медленно начиная прокручивать дверь. Гермиона пошла за Малфоем, несмотря на все его наставления сжимая в руке палочку.       В отеле была гробовая тишина. На полу была кровь, засохшая, но от нее исходил неприятный металический запах, который обжигал слизистую носа. Некоторая мебель в фойе была перевернута и тоже запачкана в крови, пропитавшей всю когда-то красивую обивку. Стулья, перевернутые на полу, напоминали о борьбе, а обрывки одежды и кровь кричали, что это место стало ареной, где каждый уголок был пронизан нечеловеческим страданием.       Никаких звуков, если не учитывать их тихих шагов.       Среди всего хаоса Гермиона увидела разлагающийся труп крупного мужчины, который прирос к стене. Грейнджер нарушила тишину: она быстро и тихо произнесла заклинание. Гермиона вывела палочкой закругляющуюся к концу линию и Малфой обернулся прежде, чем понял, что это было заклинание головного пузыря, которое на него наложила Грейнджер буквально моментально после того, как увидела труп.       Гермиона нанесла заклинание сначала на Малфоя и только после на себя. Осознание пришло к ней не сразу. Гермиона была уверенна, что причиной такой заботы о нем стал рефлекс, который у нее выработался за все время с мальчишками. Ее задачей всегда было оберегать Рона и Гарри, Гермиона всегда в первую очередь заботилась о них, а после уже о себе.       Он подбросил свою палочку вверх и через мгновение поймал бейсбольную биту. После этого Малфой поднес палец к губам, и Грейнджер кивнула.       Блестящие зеркала, отражавшие некогда элегантных гостей, теперь смотрели на пустые коридоры.       Каждый шаг заставлял сердце сжиматься. Гермиона аккуратно обходила разбитое стекло, но этого не хватало, чтобы спина не покрывалась потом от страха.       Самыми пугающими были углы, до куда едва доставал свет с улицы. В них могло прятаться что угодно. Сознание само дорисосывало из теней пугающие образы, и из-за этого перехватывало дыхание.       Малфой остановился и развернулся к Грейнджер. Его лицо было холодным, буквально нечитаемым, но при этом осознание того, что она находилась тут не одна успокаивало, пускай человек рядом с ней был Драко Люциусом Малфоем.       — Я поднимусь вверх, ты жди тут, — Малфой прошептал это так тихо, что Гермиона едва разобрала его слова. Она сначала попыталась пойти за ним, но Малфой резко обернулся на шаги позади себя и схватил ее за плечо. — Стой. Тут.       Она все-таки послушала. Здравый смысл говорил, нет, он буквально кричал, что в чрезвычайной ситуации она будет только мешать Малфою, им бы не хватило пространства, чтобы занять удобную позицию, не хватило бы времени и если быть предельно честным, Гермиона понимала, что он, взрослый мужчина, имел больше шансов разделаться с несколькими инфицированными.       В ней не осталось сил бороться после войны. Она вложила в Орден Феникса всю себя, отдала без остатка. Когда Волан-Де-Морт наконец пал, она ощущала лишь пустоту, как будто часть ее самой была вырвана и брошена в пропасть. Огромные силы, что так долго поддерживали Гермиону, питавшие надеждой и решимостью, иссякли. Война была окончена, они победили и держаться смысла больше не было. Гермиона опустила руки и наконец выдохнула. Война слепила из нее глиняного солдатика, только вот забыла поставить Грейнджер в печь, чтобы она стала прочной.       Гермиона удивлялась: Гарри и Рон после войны стали только сильнее, когда она сама только и мечтала проводить дни на кровати, медленно разлагаясь. У них было в крови находить приключения и решать проблемы мирового масштаба, когда ей всю жизнь приходилось подстраиваться. Гермиона устала. Ей была необходимая тихая жизнь где-нибудь за городом, где можно было бы выращивать морковь и салат айсберг на заднем дворе. Но судьба решила иначе, снова забрасывая ее в самое пекло. И Грейнджер даже не представляла, что это наконец обожжет ее, глиняного солдатика.       Гермиона всегда использовала исключительно палочку, чтобы убить их. Это был один из эффективных способов, но для этого требовалось проговаривать слова, которые могли раскрыть свое местоположение перед щелкунами. С каждым разом Гермиона всё больше и больше замечала то, что Гарри использует нож, подкрадываясь к заражённым со спины. Джинни пыталась научить Грейнджер этому, она правда не теряла надежды, но все попытки заканчивались провалом.       Ей чего-то не хватало в этих тренировках. Возможно, мотивации. Гермиона знала, что у нее есть волшебная палочка, что она сможет что-нибудь придумать, что…       Это случилось быстро. Её схватили со спины, крепкие мужские руки резко прижали её тело к своему, одна рука моментально поднялась вверх и закрыла Грейнджер рот. Она распахнула глаза и попыталась разомкнуть челюсти, но не удалось. Гермионе не нужно было ни секунды для размышления, чтобы начать извиваться и мычать. Тревога вдруг захлестнула всё тело, спина моментально покрылась холодным потом.       — Успокойся и не шуми, Грейнджер, — Малфой плотнее прижал свою ладонь к её рту и попытался запрокинуть голову Гермионы к себе на плечо. Они резко встретились взглядами. Драко никогда не видел в ней более воинственного настроя, чем в этот момент. Он расплылся в ухмылке. — На третьем втором этаже четыре щелкуна и шаркун.       Его голос над её ухом был едва слышен, настолько тихо Драко пытался говорить. Когда Малфой понял, что Грейнджер успокоилась, он убрал свои руки, и Гермиона быстро отстранилась, оглядываясь.       Позади неё была вторая лестница. Этаж был сквозным, позволял подниматься и спускаться с двух сторон.       — Нам нужно их отвлечь, чтобы добраться до пожарной лестницы, — Малфой снова приблизился и прошептал ей это над ухом.       Концентрация близости с Малфоем, которого она нашла спящим около Выручай-комнаты просто зашкаливала. Ощущения от этого были смешанные. Одна часть Гермионы просто кричала во весь голос, что это тот противный мальчишка, называвший ее грязнокровкой, когда другая сопротивлялась и утверждала, что Малфой мог измениться, стоило дать ему шанс также, как она дала шанс себе на продолжение этой чертовой жизни.       Он увидел, как её взгляд заметался по фойе, Малфой даже представить не мог, какое количество информации проходит через мозг Грейнджер в этот момент, о чем она могла думать, чтобы выстроить план. Гермиона с годами оставалась такой же сообразительной.       Грейнджер неслышно пошла влево, в сторону бара, где лежало разлагающееся, источающее споры, тело. Когда-то это был молодой парень, но теперь он буквально стал частью стены, сросся с ней. Стена была покрыта кордицепсом, плотным наростом грибка, который был похож на странный, некрасивый цветок. Он разросся так сильно, что почти доставал до высокого потолка.       Несмотря на заклинание Гермиона всё ещё чувствовала запахи. А они были невыносимые. Аромат сырости, гнили и перебродившего сока въедался в одежду и щекотал ноздри.       Гермиона обошла тело и стала искать в баре уцелевшие бутылки, выбирая из всех те, где было больше всего алкоголя. Она вытащила с полки неоткрытую бутылку с виски и положила её в свою бисерную сумку, перекинутую через плечо. Дальше Грейнджер потянулась к открытой, но едва использованной бутылке скотча.       Следующей вещью, которую она взяла стала совершенно пустая бутылка из-под вина, которую Грейнджер подобрала под барной стойкой.       Малфой стоял в нескольких шагах, наблюдая за ней, внимая каждое действие. Не представляло бы это угрозы — он бы обязательно сказал что-то едкое и противное, чтобы снова её разозлить.       Несмотря на лицо, полное отвращения, Грейнджер с помощью простых невербальных чар срезала часть футболки с трупа и окунула тряпку в бутылку со скотчем. Она подняла голову на Малфоя и приложила два пальца к губам, изображая курение. Драко отрицательно покачал головой, и Гермиона поставила самодельный коктейль Молотова на барную стойку. Он не слышал, но был уверен, что Грейнджер недовольно замычала.       Она начала активно перебирать вещи в своей сумке, и Малфой действительно был поражен тем, насколько была вместительна была эта чертова вещь. Только при нем она вытащила палатку, спальный мешок, лампу, бинты и несколько консерв.       Малфою нравилась её находчивость. Грейнджер отыскала у себя спички и кинула небольшой коробок в его сторону, который он быстро поймал. Реакция ловца.       Грейнджер показала пальцем вверх, потом приложила палец к губам, после показала на пустую бутылку и в заключении на свой самодельный коктейль Молотова. Сначала она показывала на себя, но Малфой отрицательно покачал головой.       В любом случае она нужна была ему живой, чтобы узнать, как использовать груушек для синтеза антидота.       Малфой взял пустую бутылку и кивнул в сторону правой лестницы. Он поднялся первым и сел за поваленным на пол шкафом. «Лай» щелкунов был таким громким, что сердце Грейнджер начало биться быстрее, оно буквально ударялось о ребра и наровило оставить изнутри ее тела гематомы. Этот звук снова начал вызывать у нее панику после того, как они укусили Джинни.       Гермиона села на корточки за тем же поваленным шкафом и тогда они вдвоем услышали, как один из щелкунов начал двигаться в их сторону, издавая хрипящие звуки, чтобы ориентироваться в пространстве. Малфой прижал палец к губам и кажется, Грейнджер в этот момент даже задержала дыхание. Он вытащил из джинс складной нож и когда щелкун начал подходить к шкафу, Малфой резко вышел из укрытия и всадил в его голову лезвие с противным мясистым звуком.       Ему удалось медленно опустить обмякшее тело на пол, покрытый ковром.       За всем этим Гермиона услышала тяжелые шаги, словно человек с очень большим весом едва передвигался, почти не переставляя ноги, только скользил по полу, шаркая.       Малфой снова спрятался за шкаф и посмотрел на Грейнджер. Немой вопрос: «готова?» был понятен как никогда. Гермиона кивнула, ощущая, как сильно сводит челюсть от страха. Чувство собственной ничтожности в случае чрезвычайной ситуации душило.       Малфой бросил в один из открытых номеров бутылку и все, абсолютно все бросились в эту сторону, создавая целую какофонию из звуков, которые вдруг прорезали ей слух.       Из номера слева от них вышел мужчина. Он являлся одним сплошным наростом грибка, бугристым и пульсирующим. Его тело распухшим, перекошенным, как перезревший плод, пораженный гнилью. Грибок на нем двигался, шевелился, и это вдруг в ней вызвало рвотный позыв. До этого Гермионе не удавалось увидеть стадию шаркуна так близко, чтобы заметить это. Кордицепс покрыл тело полностью, он разросся на нем и появились разноцветные вкрапления, от бледно-серого до буро-коричневого, с прожилками тёмного, почти чёрного цвета.       Он едва передвигал ногами, оставляя за собой след из осыпающейся грибковой пыли, которая недолго висела в воздухе и опускалась на красный ковёр.       Шаркун давно не имел лица. Только бесформенную массу, в которой скрывались остатки человеческих черт.       Когда он зашел в номер, в который Малфой бросил бутылку Гермиона зажгла тряпку и выглянула из-за шкафа. Она закинула скотч с горящей тряпкой в номер, и Малфой моментально бросился к двери, чтобы закрыть ее снаружи.       Из номера начали слышаться ужасные звуки агонии. Крики, стоны, обрывки слов, хрипение.       Малфой взял Грейнджер за локоть и потянул ее в сторону дальнего номера, где они могли спуститься по пожарной лестнице и оказаться на другой стороне улицы.       Гермиона проследовала за ним.       — Хороший план, Грейнджер, — бросил Малфой, спускаясь по железным ступенькам.       — Драко Малфой действительно признал мой ум? — горько усмехнулась Гермиона.       — А зубы у тебя острые, как стилеты, — Драко остановился и обернулся к ней через плечо. В улыбке, которую он ей подарил было то самое самодовольство, которое было в нем с самого детства.       На это Гермиона закатила глаза и вздохнула. Пускай Малфой продолжал ее раздражать, они наконец перестали играть в молчанку. Ей не хватало живого общения.

***

      — Тебя это устраивает?       — Жить в отдельном доме? Конечно, Грейнджер, — бросил Малфой и вытянул ноги, чтобы удобнее устроиться на диване.       — Нет, я про то, что другие люди разгребают дерьмо и трупы ради двух карточек, — ощетинилась Гермиона и убрала с лица волосы.       — Но они не приложили усилий, чтобы не делать этого, — низким голосом ответил Малфой. Грейнджер физически разрывало от когнитивного диссонанса. Недавно Малфой, противный мальчишка из школы, который вызывал в ней исключительно злость, вдруг превратился в сильного мужчину, который также продолжал вызывать у неё сильную злость, но, по мимо этого, пробуждал какие-то другие чувства. Одним из них было любопытство.       Изначально она скептически относилась к этому сотрудничеству, но когда Гермиона увидела, что он вполне мог помочь выполнить неведомое им условие Выручай-комнаты, она стала терпимее. Весь вечер они проговорили о моральных и этических нормах, которые Малфой начал отрицать, говоря о том, что от «аристократа» у него остался только никому ненужный титул.       — Каждый выживает так, как он может, — он перевернулся на спину и диван заскрипел.       — Все заслуживают нормальной еды, безопасности, медицинской помощи и…       Малфой перебил и повернул голову в её сторону. Грейнджер лежала на другом диване на спине, сложив руки на животе.       — Ты не бросила защищать всех беспомощных и обиженных?       — А ты не бросил быть самодовольным придурком?       Он глухо рассмеялся, и Гермиона закрыла глаза, чтобы попытаться успокоить свою злость. За долгое время впервые она чувствовала хотя бы что-то, кроме вины.