(Не) один из вас

      — Они заберут Джинни, — это были слова Гарри Поттера. Такой взрослый, мужественный Гарри смел говорить ей такие ужасные слова. Даже не говорить, нет, передавать.       — Нет! — вырвалось у Гермионы, и она резко встала. — Передай Гарри, что он не может забрать Джинни!       — Они придут сегодня, Гермиона, — Питер положил свою ладонь поверх её и грустно улыбнулся. — Ей там будет лучше. Гарри так считает.       — Рауль тоже уйдёт с ними? — Гермиона покачала головой и посмотрела на Питера. Такой молодой парень, не запачканный войной, голодом и насилием, сидел перед ней и говорил такие ужасные вещи. Он был магглом и занимался радио, передавая сообщения между убежищами «Цикад».       Несмотря на то, что ответа не последовало, Гермиона всё поняла по его лицу.       — Мне жаль, — ответил Пит, сняв наушники и положив их рядом с собой на стол. — Возможно, Аберфорт разрешит тебе позже отправиться к ним. Рауль уйдёт, когда ты принесёшь груушек.       Но Гермиона знала, что ей не суждено присоединиться к исследованию в другом месте. Она была врачом, которых в это время было в дефиците. Когда Рауль уйдёт, ей придётся занять его место и позаботиться о людях, которым требовалась её помощь. Он был учёным, «Цикады» нуждались в нём в первую очередь для поиска лекарства.       — Гарри сказал, во сколько он придёт? — Гермиона встала с кресла и обняла себя за плечи.       — Он передал это сообщение ранним утром, — начал Питер и посмотрел на наручные часы. — Гарри придёт через час, — он вдруг обернулся, чтобы посмотреть в лицо Гермионы. — Ты можешь сходить и попрощаться с Джинни.       — Спасибо, — бесцветно ответила Гермиона и отвернулась, медленно уходя из комнаты Питера.       «Ты можешь». Будто они допускали мысль, что Гермиона разрешит себе это. Последний раз выбил её из привычного состояния настолько, что Гермиона больше не посещала Джинни — боялась. Себя или её? Хороший философский вопрос для размышления за завтраком.       Гермиона возвращалась в свою комнату с неохотой. Необжитое помещение без основной части её вещей казалось ещё мрачнее и ужаснее, как будто жизнь медленно утекала из этой комнаты.       Луны не было, её бесконечно линяющего кота тоже.       Гермиона взяла свою бисерную сумочку и анорак, который когда-то носил Рональд. Куртка всё ещё пахла им — так уютно и по-домашнему. Она замерла, чтобы этот запах не исчез, словно это могло помочь.       Рональд. Это имя вдруг стало язвой на внутренней стороне щеки. Она болела, но Гермиона вечно касалась её языком. В её голове никогда не возникала мысль о том, что Рональд, её Рональд Уизли, вдруг остынет после случая с Джинни.       «Твоя вина. Твоя вина. Твоя вина».       Она бы не надела эту куртку, если бы не было надобности, но майский воздух был ещё холодным, непрогретым солнцем так же, как и земля.       Гермиона взяла куртку с собой, положила внутрь нож, проверила основную палочку, запасную, и только потом посмотрела в зеркало. Из груди вдруг вырвался тяжёлый выдох.       Она только успела привыкнуть к «живой» версии себя, как началась эпидемия. Гермиона даже не успела до конца восстановиться после войны, как жизнь снова испытывала её на прочность.       Но пошла судьба нахрен, ведь Гермиона не собиралась ломаться.       Электронные часы показывали семь тридцать утра. Она ещё собиралась позавтракать. Гермиона последний раз бегло осмотрела комнату и, ощутив при этом невыносимую тоску, ушла. Смогла найти в себе силы.       В коридорах были люди. Гермиона знала, что они все довольны проживанием тут: у них было безопасное место, вкусная еда, комфорт, доступный всем, равенство — и этого всего, такого необходимого для человека, просто не было в убежищах Министерства. Например, в «ОВИСК», который находился в пригороде Лондона.       Ей показывали колдографии этого места. «ОВИСК» можно было бы описать буквально парой слов: монархия и боль. Но если немного углубиться в эти слова, Гермиона позволила бы себе выразиться как: «безоговорочная монархия и нестерпимая боль».       «Цикады» жили одним правилом: человек — это важнейшая единица для выживания. Не будет человека — не будет и выживания. Они принимали и магглов; ни о каком Статуте о Секретности уже и речи не шло, когда стоял вопрос о чужих ценных жизнях. Для выживания нужно было заботиться об этой важнейшей единице.       Все, абсолютно все члены «Цикад» могли обратиться за медицинской помощью, получить хорошее питание и защиту, которая в это время была необходима. Гермиона была готова идти в бой ради каждого, кто поддерживал «Цикад».       Грейнджер никогда не сомневалась в Дамблдорах. Это были великие люди, способные вести за собой сотни таких же великих.       Когда подошла её очередь на получение завтрака, Гермиона едва улыбнулась Падме, которая быстро наложила ей яичницу и две колбаски и протянула тарелку.       — Подожди секунду, — прежде чем Гермиона успела уйти, сказала Патил и вытащила палочку. — «Акцио» сэндвичи.       Из двойных дверей быстро вылетели четыре свёртка, перевязанные тонкой атласной лентой. Падма положила их на левитирующий поднос и кивнула.       — Молли попросила передать тебе, раз ты сегодня уходишь, — она улыбнулась одними уголками губ, и Гермиона сделала то же самое, шёпотом произнеся: «Спасибо».       Гермиона взяла чистый стакан и пошла к термопоту. Поднос медленно полетел за ней.       Она очень любила зелёный чай. Он, кажется, успокаивал, даже если это был эффект грёбанного плацебо. Гермионе было плевать, ей нравилось думать, что этот чай расслабляет.       Грейнджер налила кипяток, взяла чайный пакетик и кинула в кружку. Она подтолкнула левитирующий поднос и обернулась. В этот момент она столкнулась взглядом с Раулем, который сидел за одним из столов. Вот он, выбор без выбора. Гермиона пошла к нему, иногда подталкивая поднос вперёд.       — Доброе утро, — он даже не улыбнулся, сказал это как-то тихо, с едва различимыми нотками разочарования и ещё чего-то, непонятного в рамках этой вселенной.       — Доброе, Рауль, — ответила Гермиона и села рядом с ним, опустив поднос на стол. — Ты уже знаешь?       — Я узнал ещё несколько недель назад, — ответил он и воткнул вилку в колбаску. — Мне безмерно стыдно перед тобой, но я ничего не могу сделать. У меня связаны руки.       Гермиона не ответила. В один момент у неё попросту рухнуло сердце.       — Я желаю тебе удачи, — и вдруг его правая ладонь медленно легла на её. Гермиона секунду колебалась, прежде чем убрать руку. — Прости, но Джинни нужен более должный уход.       — Там есть больше оборудования, Гермиона, — он снова попытался положить свою ладонь на её, но в этот раз Грейнджер не убрала руку, просто замерла, смотря в кружку с бледно-зелёным чаем.       Рауль открыл рот, чтобы сказать ещё что-то, но Гермиона резко перебила:       — Не говори, что тебе жаль.       Он повернул голову в её сторону, медленно поглаживая её кисть большим пальцем. Ладонь Рауля была холодная, костлявая, не особо приятная.       — Но мне жаль, Гермиона, — он покачал головой и прикрыл ненадолго глаза. — У меня есть кое-что для тебя в больничном крыле.       — Я не хочу прощаться с Джинни, — ответила Грейнджер и всё-таки убрала свою руку из-под его ладони. — Я дождусь Гарри и Рона, потом уйду.       — Нет, я не буду заставлять тебя смотреть на Джинни, — грустно хмыкнул Рауль и продолжил есть. — Я собрал тебе необходимые зелья. Небольшой набор, на всякий случай. Альбус сказал, что Выручай-комната может долго водить тебя кругами, прежде чем покажет гнездо.       — Я готова ходить кругами целый год, если найду груушек, — ответила Гермиона и отпила чай. Горячий. Обжёг язык и нёбо.       — Я понимаю твою целеустремлённость, но прими мою помощь и возьми зелья, — Рауль едва улыбнулся.       Никогда до этого Гермиона не чувствовала себя настолько паршиво из-за ужасающего чувства вины, способного раздавить её при сильном желании.       — Боже, — выдохнула Гермиона и опустила голову. — Извини, Рауль. Конечно, я приму твою помощь.       — Я рад. Правда.       Дальше они ели в тишине. Гермиона смотрела в серую стену, заполненную рисунками детей, и думала. Думала так усердно, что даже заболела голова.       Она не сразу поняла, что доела завтрак. Гермиона ещё несколько мгновений водила вилкой по тарелке с противным звуком. Рауль схватил её за кисть.       — Ты задумалась.       — Прости, — сухо ответила Гермиона и встала, забирая с собой поднос.       Рауль сделал то же самое.       Дальше они шли молча до больничного крыла. Рауль сунул руки в карманы своего белоснежного халата и больше не пытался к ней прикоснуться. Он открыл перед ней дверь, и Гермиона вошла внутрь.       Всё тот же болезненный запах ударил по ноздрям, и у неё почему-то вдруг заслезились глаза. Она быстро их вытерла и прошла вглубь за Раулем.       Он вытащил в верхней полки небольшую сумку с зельями, открыл, проверил и закрыл, отдавая Гермионе.       — Используй рационально, — улыбнулся Рауль, и его лицо изменилось через несколько секунд, когда он заметил, с каким выражением на него смотрит Гермиона.       Только ещё через мгновение Рауль понял. Нет, Грейнджер смотрела не на него. Гермиона смотрела сквозь него.       Гермиона столкнулась взглядом с Джинни. Уизли по-прежнему лежала на своей постели, но на этот раз она была в сознании. Её взгляд устремился к Гермионе. Он был жадным, голодным, словно у волка, уставившегося на оленя. И в нём не было ни капли прежней Джинни.       Её лицо, некогда жизнерадостное, теперь было искажено неестественной бледностью, а из уголков губ тянулись, подобно щупальцам, грибы. Они хотели распространиться, заполучить и Гермиону. Чёртов кордицепс. Его ростки были подобны живым червям, питающимся телом Джинни изнутри.       Гермиона сделала шаг назад, но поняла, что её колени вдруг подкосились, ноги ослабли, а от лица отхлынула кровь.       Анорак выпал из рук.       Её поймали чьи-то сильные руки. Рауль резко задвинул простынь и отгородил Джинни от Гермионы.       — Гермиона? Ты в порядке? — голос, знакомый с ранних лет, слышался словно сквозь толщу воды.       У неё звенело в ушах. Это было так громко, что остальные слова растворились в воздухе. Её усадили на пластиковый стул и Гермиона увидела перед собой лицо Гарри. Она едва его узнала.       — Смотри на меня. Смотри на меня, Гермиона, — его голос всё ещё был где-то далеко, так далеко, что она его едва слышала.       Гарри… После войны в нём появилась печаль. Как, впрочем, и во всех других. Он сбросил детскую неуклюжесть, став более подтянутым и мужественным, его подбородок и щёки покрылись щетиной, и Гермиона даже не заметила, когда это случилось. Лицо, измученное ранними испытаниями, казалось высеченным из камня, но во взгляде по-прежнему теплилась та же искра, что заставляла его бросать вызов судьбе.       — Прости, тут был кто-то, я помню, что закрывал Джинни, — рядом с лицом Гарри появилось сухое лицо Рауля. — Я правда помню, что закрывал. Тебе нужно воды?       Гермиона заставила себя кивнуть, и Рауль отошёл. Гарри вдруг крепко её обнял, и Гермиона, не в силах ответить тем же, обмякла в его руках, ощущая себя тряпичной куклой.       — Я скучал, Гермиона.       Гермиона нечленораздельно промычала, что она тоже скучала. К ней наконец начал возвращаться слух, и голова начала проясняться.       — Гарри… — прошептала Гермиона и медленно обхватила его руками, стараясь сжать в своих объятиях как можно крепче — так сильно, как только могла. — Не забирай Джинни, здесь безопаснее.       — Я не могу, Гермиона. Ты знаешь, что не могу, — Гарри медленно разжал их объятия и опустился перед ней на корточки. — Там мы сможем замедлить рост кордицепса в её организме. Перевозить всё оборудование сюда нерационально.       Уголок её губ нервно дёрнулся. «Нерационально». Гермиона была уверена, что Гарри раньше никогда не использовал это слово.       Рауль поднёс к её губам стакан, но она отмахнулась от помощи и взяла его в свои руки, делая большой глоток. Она и не подозревала, насколько у неё пересохло горло.       — Нет, Мерлин, Гермиона. Это не твоя вина, — Гарри взял её руки в свои и покачал головой. — Перестань так говорить.       Гермиона лишь промолчала, с грустью рассматривая лицо Гарри. Он изменился. И она изменилась.       — Рон пошёл к тебе в комнату. Если хочешь его увидеть перед уходом… — Гарри замялся, и Гермиона кивнула.       — Да.       — Рауль, подготовь Джинни, — сказал Поттер через плечо и поднялся, подавая Гермионе руку.       — Я буду скучать, Гарри, — она секунду поколебалась, прежде чем снова его обняла. Сделала это так крепко, как только смогла. В этом было что-то безумно успокаивающее.       — Если сможем, переведём тебя в Уэльс, — ответил Гарри и медленно погладил Гермиону по спине.       — Я буду на это надеяться.       Гермиона отстранилась и подняла анорак, который выпал из её рук. Гарри проводил её до комнаты, где стояли Рональд и Луна.       Единственный, кто не изменился, — это Рон. У него было точно такое же лицо, как и шесть лет назад: веснушчатое, румянистое, не запачканное мимическими морщинами.       Гермиона несколько секунд смотрела на него, не шевелясь. Рон делал то же самое, прежде чем нашел в себе силы стиснуть Гермиону в своих объятиях.       Его запах был ей знаком так хорошо, что к глазам подступали слезы. У них ведь могло все получиться, если бы не случай с Джинни.       — Я рад, что застал тебя до ухода, Миона, — он отстранился, всё ещё держа её за плечи.       — Я не собиралась уходить до того, как увижу вас, — честно ответила Гермиона и слабо улыбнулась, смотря в насыщенно-голубые глаза Рональда.       Это был её дом, несмотря на все преграды.       Они молчали ещё несколько мгновений, пока Рон не начал задавать дежурные вопросы:       — Как там Тедди?       — Как у вас обстоят дела с едой?       — Нет ли поблизости бегунов?       И Гермиона с радостью отвечала, понимая, что Рон так проявлял заботу. Пускай у них ничего не выйдет снова, Гермионе было плевать, ей было достаточно того, что он всё ещё являлся её хорошим другом. Она простила его за все слова, сказанные в тот самый день.       Они проводили её до двери, которая находилась на поверхности. Гермиона очутилась зажатой между двух взрослых мужчин, но это были лучшие объятия в её жизни.       — Береги себя. Я не хочу терять кого-то снова. Терять одного из нас, — сказал ей Рональд на последок, и Гермиона кивнула, слабо улыбнувшись.       — Удачи, Гермиона.       Но на это она ничего не ответила, а с лица медленно исчезла улыбка. В лице Гарри она так отчетливо увидела Джинни.       Гермиона смогла найти в себе силы уйти только через несколько минут. Гермиона прошла неизменный маршрут, который занимал около шести минут, и трансгрессировала.       Хогсмид. Когда-то место, наполненное смехом и теплом даже в самые холодные дни. Но теперь это место стало пустым и пугающим.       Везде, абсолютно везде был грибок, он обвивал дома, скамейки, фонарные столбы. От этого вида у неё заныло сердце: когда-то прекрасное — одно из её любимых мест во времена школы — превратилось в кошмар человечества.       Дома, обычно яркие и украшенные, теперь выглядели угрюмыми и заброшенными. Вместо сладкого запаха сливочного пива от «Трёх Мётл» витал удушающий аромат плесени и застоя, несмотря на холодный ветер. На двери «Кабаньей головы» висела табличка «Закрыто», и даже пухлый хозяин таверны, казалось, исчез. Его место занял страшный, бездушный силуэт, как будто сам дом поглотил и переварил его. Через окно Гермиона увидела стоящего за барной стойкой щелкуна. Магазины были заперты, заколочены, а на витринах остались лишь призрачные отражения былого изобилия.       Ей пришлось идти тихо, чтобы не привлечь внимание щелкунов.       Гермиона ощутила сильное напряжение, когда увидела обуглившиеся трупы заражённых около больших дверей, ведущих в Хогвартс. Но на них ещё не появились витиеватые наросты грибка — значит, трупы были свежими.       Она вытащила палочку из джинс.       Замок словно поник без магии, которую он ощущал круглосуточно. Хогвартс, обычно кипящий жизнью, теперь был похож на заброшенный корабль, застывший в вечном штиле. Даже башни, устремлённые в небо, выглядели поникшими, словно утомлённые вечным ожиданием.       В Хогвартсе было также тихо, как и снаружи. Эту густую тишину едва нарушал редкий майский ветер, задувающий в разбитые окна.       Гермиона шла по замку с невыносимой тоской на сердце, она буквально разрывалось, видя, как изменился её второй дом. Хогвартс, некогда оплот знаний и волшебства, теперь был только оболочкой, пустым сосудом, хранящим лишь отголоски былого величия. Повсюду были осколки бюстов, книги, пергаменты и грибок, который смог просочиться даже в замок.       Напряжение нарастало с каждым шагом. На пятом этаже Гермиона увидела ещё два трупа, которые появились не так давно, если судить по тому, что они ещё не покрылись грибком.       Подниматься на восьмой этаж было страшно, в какой-то момент Гермиона ощутила, что её ноги потяжелели и поднимать их становится всё труднее. Каждый шаг отдавался гулким эхом, усиливая ощущение безнадёжности, заставляя сердце биться в бешеном ритме. Над головой, в затхлом, запыленном воздухе, кружились пауки.       Гермиону пугала неизвестность. Пугала настолько, что её тело покрылось холодным потом. Кто-то не так давно был в Хогвартсе и двигался тем же маршрутом, что и она.       Этот человек мог быть мёртв, а мог ждать её там, на восьмом этаже.       С каждым шагом сердце сжималось сильнее, отчаянно прося её остановиться, не идти туда. Страшно было от безысходности, от ощущения, что каждый шаг приближает к неизбежному, чему-то немыслимому. Даже замок задержал дыхание, прислушиваясь.       Гермиона шла крепко, держа в ладони палочку, ожидая, готовясь в случае чего выпустить несколько заклинаний. Не медлить. Её учили не медлить.       Она поднималась очень долго, ноги тяжелели с каждым шагом, с каждым пройденным трупом. Когда Гермиона оказалась на последней ступеньке, она буквально перестала дышать, чтобы прислушаться к звукам. Она услышала только тихое завывание ветра и больше ничего, абсолютно. Такую густую тишину, едва нарушаемую, можно было потрогать руками.       Гермиона ещё несколько минут колебалась, прежде чем выглянуть из-за стены. Дыхание вдруг участилось, а волоски на теле встали. Её пугал страх неизвестности больше, чем любая опасность в этом мире.       Ей пришлось долго разговаривать с самой собой, прежде чем едва выглянуть из-за стены.       Напротив истоптанного гобелена сидел парень, он вытянул ноги и прижался спиной к стене. Гермиона неслышно ступила вперед. Его лицо прижималось к плечу и было спрятано за волосами, и девушка не была уверенна, что он мёртв. Обычно заражённые, которые больше не могли передвигаться из-за грибка в теле, опускались и прирастали к полу, но в этом случае Гермиона не видела кордицепс. Она вытянула вперед палочку и сделала ещё один шаг.       На нем была обычная маггловская одежда: анорак горчичного цвета, вполне похожий на её, чёрные джинсы и берцы с шипованной подошвой. Рядом с парнем стоял портфель и вскрытая, давно опустевшая банка с консервами.       Гермиона приблизилась почти в плотную, оставалось сделать ещё один шаг, чтобы коснуться носом ботинка его подошвы. Оказавшись так близко, Грейнджер наконец заметила, что парень дышит — его грудь мерно поднималась.       От головы вдруг отхлынула кровь.       — Эй, ты, — Гермиона вскинула подбородок и навела палочку на парня.— Просыпайся.       Грейнджер коснулась его подошвы носом своих ботинок, и парень низко промычал что-то, отходя от сна. Ещё несколько секунд он сидел неподвижно, прежде чем поднял голову и…       — Малфой, — почти выплюнула Гермиона и сделала шаг назад, держа палочку также наготове.       Они столкнулись взглядами, но ненадолго. Глаза Малфоя заметались, быстро изучая её лицо.       Она никогда не видела его таким беззащитным, таким… обычным. В его лице, обычно надменном и высокомерном, читалась усталость, а под глазами темнели синяки, словно он провел бессонную ночь и смог заснуть только под утро. Малфой изменился. Гермиона не могла справиться с мыслью, что даже он, злая, бесполая фигура способна преобразиться. На его подбородке была лёгкая щетина, придававшая его лицу мужественности, которая в те времена, когда они были школьниками, казалась немыслимой. Она подчеркивала его скулы, делала более выразительными, крича о том, что он уже не мальчишка.       — Грейнджер, — она ненавидела, когда он, конкретно он, называл её по фамилии. Губы Драко растянулись в наглой ухмылке, и он потёр руками лицо, чтобы избавиться от дремы. — Что ты делаешь в Мерлином забытой дыре?       — Ты будешь отвечать первым. И не смей шевелиться, — Гермиона подняла подбородок и едва приподняла брови. — Что ты тут делаешь?       — Жду, пока появится Выручай-комната, — спокойно ответил Малфой и опёрся ладонью о пол, чтобы встать. Его лицо было холодным, непроницаемым, но Малфой будто бы и был не удивлен увидеть её тут. Прошло шесть лет, но он оставался все той же загадкой. — Провожу своё время в пустую, если тебе так угодно.       — Я сказала не шевелиться, — отрезала Гермиона с нотками раздражения в голосе, не опуская свою волшебную палочку. Грейнджер следила за каждым его движением, даже едва уловимым. — Зачем тебе Выручай-комната?       — У нас здесь что, викторина? — вскинул он бровь и всё-таки встал, пока Гермиона пристально следила за ним. — Можешь меня обездвижить, если ты так любишь занимать лидирующую позицию.       Он стал больше или это она сама стала меньше. Гермиона заметила, как из сухого ловца Малфой превратился в рослого, сильного мужчину, и её пугала возможная схватка с ним.       В голосе слышалась усмешка. Гермиона медленно выдохнула через нос. Он даже не доставал палочку и не пытался сократить дистанцию. Малфой попросту не видел в ней угрозы, и это осознание вдруг прошибло её. Злость. Она понеслась по венам и артериям.       — Возможно, годы тебя не щадят, Малфой, — начала Грейнджер, также не опуская палочки. — И у тебя развились проблемы со слухом… Я повторю, не переживай, — Гермиона сделала небольшой шаг вперёд и вдруг столкнулась с ним взглядом. — Что ты тут делаешь?       — Повторю. Ищу выручай-комнату, — бросил он, отряхивая руки от пыли, делая это так изящно, что у Гермионы нервно дернулся уголок губ. — А дальше я не обязан отвечать не твои вопросы, Грейнджер. Или сыграем в игру?       Она проигнорировала его слова и подняла волшебную палочку на уровень его кадыка. Малфой приподнял брови, сделал это больше игриво, чем от удивления.       — Убирайся, пока я позволяю тебе это, — она честно пыталась выглядеть устрашающей, но в глазах Малфоя она не видела ни толики беспокойства. Он поднял подбородок, встретившись с ней глазами. Зрачки Гермионы расширились, почти заливая коричневую радужку черным цветом. Она сжала челюсти.       Грейнджер. Такая очевидная.       Вскинув палочку и подбородок, Гермиона делала вид, что она сильнее. Малфой ждал, что Грейнджер сделает именно так. Драко всегда думал, что она храбрая. Нет, Гермиона просто глупая. Осознание этого факта пришло с годами.       — Ты отвечаешь на мой вопрос, я — на твой, — Драко шевельнул рукой в сторону кармана джинс, но из палочки Гермионы моментально вылетели несколько веревок, которые обвили его тело, прижав руки к бёдрам. Он низко замычал, начиная вырываться.       — Я попросила не шевелиться, — Гермиона сделала шаг назад, не опуская вытянутой вперед палочки.       — Я представляю для тебя опасность, грязнокровка? — его уголок дёрнулся, когда Драко заметил, как у Грейнджер дрогнула нижняя губа.       Это слово. Слово, которое раньше вызывало в ней гамму эмоций: злость, обиду и боль, такую всепоглощающую, разрывающую тело вдоль позвонков. Раньше он называл её так потому, что был невоспитанным ребенком, но спустя шесть лет после окончания школы это слово ранило ещё больше, ведь пришло осознание — они давно выросли.       — Не думала, что ты опустишься до глупых оскорблений, — Гермиона сделала ещё один шаг назад, чтобы опереться спиной об стену, чтобы быть с ним на равных. Их разделяла только идеология о чистоте крови. — Повторю: что ты тут делаешь?       — Тебе подробнее? Ищу груушек, — он прикрыл глаза и повернул голову в сторону большого окна. — Твоя очередь. Что ты тут делаешь?       — Ищу груушек, — вскинула подбородок Гермиона, опустив палочку на уровень бедра. — Зачем они тебе?       — Секретная информация министерства, не могу раскрывать, — Драко повернул голову к ней и обольстительно улыбнулся. Гермиона скривилась. Как ей показалось, улыбка у него с годами даже не изменилась, такая же отвратительная, с щедрой горстью чувства собственной важности. — Извини, даже бывшей однокурснице.       Гермиона сложила руки на груди.       — Предугадывая твой вопрос, я тоже скажу, что это секретная информация цикад.       — Отлично, — бросил Малфой и попытался двинуться, но веревки сжали его тело только сильнее. — Ты наверняка даже не видела, как выглядят груушки.       — А ты, значит, видел? — усмехнулась Гермиона, но сердце почему-то забилось в горле.       — Некоторое время они жили в нашем родовом поместье, — самодовольно сказал Драко и перестал сопротивляться верёвкам, расслабился. Он поднял голову в попытке убрать прядь волос с лица.       — Только вот выручай-комната тебя игнорирует, верно? Ты давно тут? — Грейнджер, не изменяла себе, задавала много вопросов, и Драко это в какой-то степени навевало приятные воспоминания о школе.       — Неделю, — соврал Малфой и сделал это так искусно, что Гермиона даже поверила: у него был неопрятный, непривычный для Малфоя вид. Щетина, кровь на одежде.       У него был план, воспользоваться Грейнджер, раз выручай-комната не хотела впускать его. Такие, как она были попросту созданы, чтобы об них вытирали ноги.       — Тогда тебе придется сидеть тут и дальше, — Гермиона обернулась. Она прекрасно знала, как «призвать» выручай-комнату, это знание никуда не испарилось с годами.       Грейнджер прошла три раза мимо Малфоя и упавшего гобелена, громко попросила о помощи, и, о Мерлин, дверь появилась. Она буквально выплыла из стены и материализовалась напротив Драко. Он сжал челюсти и откинул голову назад, сильно ударяясь затылком о каменную стену.       — Чёртова ведьма! Я делал всё то же самое! — его голос понизился, стал казаться опаснее, чем был до этого. Малфой снова засуетился, попробовав снова вырваться из веревок, но они обвились вокруг его тела только крепче. — Putain…       Грейнджер развернулась на пятках к двери и, не обернувшись к Малфою, сказала:       — Через полчаса заклинание спадёт, — несмотря на то, что Драко не видел её лицо, он знал — она улыбалась. Коварная сука.       — Грейнджер, стоять!... — низко рявкнул Малфой, когда Гермиона была готова открыть большие двойные двери. — Сделка! Предлагаю сделку.       Она повернула голову, смотря на него. Увидеть Малфоя таким жалким было победой — не маленьким выигрышем, где в подарок давали кружку, а сумасшедшим кушем. Гермиона слабо улыбнулась.       — Ты можешь войти в Выручай-комнату, а я прекрасно знаю, как выглядят груушки, как они себя ведут, и Мерлин, что едят, — он снова дёрнулся в верёвках и оскалился. Малфой даже представить не мог, что она вправду собиралась связать его, но Грейнджер любила выкидывать неприятные сюрпризы. — Груушки откладывают по семь-девять яиц, Грейнджер. Мы сможем их поделить.       Она отвернулась назад к двери.       Гермиона же некоторое время стояла к нему в пол-оборота, размышляла, хоть Драко и не видел её лицо, но был в этом уверен. Грейнджер даже не шевелилась, пока думала, только стояла и смотрела в дверь перед собой, будто бы она могла подсказать ей, как правильно поступить.       На мгновение Гермиона опустила голову вниз, но после сразу сказала:       — Условие: мне достанется больше, — Гермиона развернулась и вытащила из джинс палочку. Драко тихо хмыкнул, покачав головой. Коварная. — Если ты выкинешь какое-нибудь дерьмо, то будешь связан навсегда, Малфой.       — Шестьдесят на сорок, — сухо ответил Малфой, вырвавшись из веревок, которые упали на пол и через секунду испарились.       — Отлично. Я согласна, — Гермиона убрала палочку назад в брюки и встала около двери. — Но помни…       Драко перебил её, надевая свой портфель на плечо:       — Буду связан навсегда, если выкину какое-нибудь дерьмо, — и улыбнулся так сладко, что Гермиона скривилась. — Как твой великолепно чистый язык ещё не сгнил от таких плохих слов?       Гермиона его проигнорировала, хватаясь двумя руками за ручки двери. Ей понадобилось приложить некоторое усилие, чтобы открыть их даже немного, но этого хватило, чтобы их ослепил яркий свет от заходящего за горизонт солнца. Она зажмурилась, а Драко прикрыл глаза ладонью, ослеплённый таким ярким светом.       Когда глаза привыкли к такой яркости, Малфой схватился за ручки дверей и потянул их со всей силы, открывая двери шире.       Гермиона застыла. Малфой, кажется, тоже.       Выручай-комната приняла вид полуразрушенной деревни, вокруг которой было длинное, буквально бесконечное пшеничное поле. Крыши домов были проломлены, стены были усеяны наростами зелёно-красного грибка, который забирался во все возможные щели. Потрескавшаяся земля была покрыта тонким слоем копоти, один из домов в конце сгорел.       К ней вдруг вернулась способность чувствовать запахи, и желудок сжался, подталкивая её завтрак вверх. В воздухе висел запах сырости и гнили, смешанный с едва уловимым ароматом застоявшейся пшеницы.       Малфой завел руку в свои волосы, молча смотря на то, что находилось перед ними.       Резкий, неумолимый поток ветра со спины буквально заставил их сделать несколько шагов вперёд, и дверь сзади с грохотом захлопнулась. Гермиона быстро обернулась, вдруг часто задышав через рот, когда подступила паника. Двери позади не было. Только разрушенная кордицепсом деревня и безграничное поле.       — Мы в заднице, Грейнджер, — низко сказал Малфой, но даже не повернулся к ней, продолжая осматривать всё вокруг.       Она молчала, слова будто застряли где-то в глотке.       Тишина в этом месте давила на барабанные перепонки, и Гермиона была рада осознанию того, что она не оглохла, ведь раз в несколько минут они слышали скрип дверей и шелест деревьев.       Лицо Малфоя было нечитаемым долгое время, он просто осматривался, но не уходил далеко от неё, постоянно оборачивался, проверял. Но Гермиона никуда не ушла, она стояла посреди деревни с растерянным взглядом.       Она поменялась. Грейнджер, раньше отважная и смелая, кажется, стала вдруг ранимой, и Драко прекрасно знал, что же с ней произошло. Война. Она изменила их всех, столько крови, боли и пота он не видел в своей жизни никогда, а сейчас, когда судьба подбросила игральные кубики, всё повторялось.       По Грейнджер было видно, что у неё не было сил бороться так же хорошо, как делал Поттер или Дамблдор. Ей было необходимо спокойствие, но Малфою было наплевать.       Она была инструментом для достижения общечеловеческих целей, которые были так близко, только протяни ладонь. Грейнджер нужно было привыкнуть к этой роли. Драко знал: всю сознательную жизнь её использовали, и, кажется, Грейнджер это устраивало. Значит, и сейчас она не должна была возражать.       Он заберёт все яйца груушек и оставит её тут, совсем не сожалея о своём поступке, потому что такое чувство как «сожаление» у Малфоев давно атрофировалось — в ходе эволюции, конечно.       — Скоро стемнеет, — прошло полчаса, когда они заговорили. Драко сделал это первым, и Гермиона была удивлена, как человек вообще мог говорить с настолько напряжённой челюстью.       Солнце и вправду стремительно скрывалось за горизонтом, последние лучи едва касались её веснушчатого лица.       — И что ты предлагаешь?       — В этой деревне повсюду кордицепс, — начал Малфой и снял портфель с плеча. — Не знаю, сможет ли выручай-комната воссоздать заражённых, но идти куда-либо ночью возможно будет опасно.       — А куда мы пойдём? — спросила Грейнджер и сложила руки на груди. — Впереди поле, сзади, как видишь, тоже, — Гермиона поджала губы и опёрлась спиной об стену одного из домов, но в этот момент поток сильного ветра подтолкнул её на юг, сделал это так сильно, что они вдвоём едва удержались на ногах. Гермиона встала по направлению ветра, смотря в бесконечное пшеничное поле. — Мы пойдем на юг.       Малфой не ответил. Его раздражала Грейнджер — одно её присутствие вызывало внутри что-то, что пульсировало и кипело, не унимаясь даже не мгновение. Он взял лежащую неподалёку доску и начертил на земле стрелку, направление которой было направлением ветра, что подтолкнул их.       — Пройдись по домам с этой стороны, найди самый уцелевший, — последнее, что сказал ей Малфой, прежде чем ушёл в противоположную сторону.       Большинство домов были разрушены. Драко проходил мимо них, даже не заходя во внутрь.       Окна у большей части домов были разбиты, а стены, в основном когда-то чисто-белые, теперь были потёрты и запачканы в грязи под воздействием дождей и ветров. У нескольких домов обвисла прогнившая крыша.       Драко никогда не думал, что искать уцелевший дом для того, чтобы переждать ночь, так утомительно. Он проходил мимо, заглядывал в грязные окна и уходил, когда видел, что внутри всё сгнило.       — Малфой! — он услышал её голос, когда проходил мимо пятого дома.       Драко остановился и пошёл в её сторону, не испытывая ничего, кроме желания лечь и продолжить спать. Усталость была такая ужасающая и всепоглощающая, что он был согласен спать даже на деревянном полу.       Дверь в дом, откуда до этого доносились звуки, была открыта. Вокруг него разрослись высокие травы и колючие кустарники, обвиваясь вокруг фундамента, но это был его единственный дефект.       Грейнджер была внутри, ходила по скрипящим доскам и обыскивала дом.       Драко зашёл и закрыл за собой дверь.       — Тут никого нет, — она опустила палочку, но не убрала.       — Начнём с того, что тут ничего нет, — отрезал Драко и развёл руками. Дом пустовал. Внутри не было ничего, кроме двух старых комодов, в которых были только пахнущие пылью вещи.       — Зато он целый, — ответила Грейнджер и раскрыла бисерную сумочку. — Мы останемся тут, пока не наступит рассвет?       — Да. Я не уверен, что….       — Я поняла, — Грейнджер закатила глаза и с помощью палочки вытащила из своей небольшой сумки спальный мешок. Она с легкостью его раскатала по полу и села, прижавшись спиной к стене.       Бездействие Грейнджер раздражало, и он сомневался, что она была умнейшей ведьмой из поколения. Наглой — да, это ей подходило. У неё хватило этого, чтобы связать Малфоя.       Малфой несколько секунд стоял посреди комнаты, прежде чем сел в один из углов. Он вытянул ноги, откинул голову и прикрыл глаза.       Темнота на улице медленно сгущалась, пока они молчали. Гермиона держала в руках книгу, но не читала, смотрела на Малфоя, вообще не отводя от него взгляд.       У него стали длиннее волосы, отличаясь от той прически, что была в школе. Появилась щетина, небрежная, но в какой-то степени даже симпатичная. Драко повзрослел, но когда он открывал свой рот Гермиона понимала, что Малфой оставался всё тем же заносчивым подростком, который использовал слово «грязнокровка». Но что-то в нем было не то; Гермиона видела это так отчетливо, но никак не могла понять, не могла приблизиться к ответу, такому желанному, близкому.       — А ты подготовлена, — хмыкнул он, когда стало темно настолько, что Грейнджер вытащила небольшую лампу и зажгла её. — Но есть же люмос, почему ты пользуешься им?       Гермиона на это ничего не ответила, потому что сама до конца не понимала, что нужно сказать. Она продолжала смотреть на него, иногда ненадолго прикрывая глаза. Тело с каждой минутой всё больше расслаблялось, хотя внутреннее напряжение никуда не уходило.       — Дамблдор сказал, что такое случалось, — вдруг прервала она тишину и Малфой даже повернул голову в её сторону. — Выручай-комната и раньше капризничала. Один из учеников бродил по ней неделю, это случилось во времена Грин-Де-Вальда.       — Он выбрался? — сухо спросил Малфой, медленно моргнув.       — Когда нашёл то, что ему было нужно. Когда выручай-комната так решила.       — Это место — феномен. Даже адское пламя не справилось, — ответил он так холодно, будто бы был не заинтересован в разговоре, хотя сам его затеял. Гермиона заметила, как его кадык дёрнулся.       Возможно, ей это показалось, ведь света от её лампы едва хватало, чтобы осветить Малфоя.       — Оно было ещё до тебя и до меня…       — Прекрати говорить как старик Дамблдор, — отрезал Малфой и повернул голову в сторону.       Всё оставшееся время до утра они молчали. Гермиона не спала, она буквально не сводила с Малфоя взгляд, пытаясь понять: что же с ним произошло?