Гадкий утенок

Чонгук, не отводя от него глаз, тихо и размеренно вещал что-то в телефон — удивляло, что при скупой манере общения в жизни по бизнесу тот мог говорить подолгу и весьма вдохновенно, словно в его мозгу по деловым вопросам открывался иной нейронно-коммуникационный отсек. Прямой ищущий взгляд был привычным и больше не истязал, нервируя и заставляя метаться в догадках, что же дражайшая половина от него жаждет. Тэхён с этим взглядом сроднился и свыкся — Чонгук всегда, особенно если они были не одни, вставал так, чтобы держать его в поле зрения. — Мы ждем, фотограф ждет, а Гуки именно сейчас решил обсудить запуск нового лейбла, — недовольно крякнул Хиель, подсев к нему и грациозно расправив полы серебристо-серого ханбока — в честь празднования Соллаля они решили еще и увековечить расширившуюся семью Чон в фотографии. Тэхён благоговейно провел ладонью по подолу своего ханбока, дымчато золотистого, украшенного тонкими, еле проступаемыми на поверхности зелеными узорами. Такого красивого и нежного к телу ханбока у него никогда не было. Шили на заказ — точно так же, как и раньше у папы, но почему-то портной Чонов умел создавать настоящие чудеса из разных видов шелка: от плотного монгольского до полупрозрачного смешанного с кашемиром. И выдал к Соллалю ему светящееся трехслойное облако, невероятно шедшее цвету лица и подчеркивающее медовый оттенок глаз. Сейчас они с Хиелем символизировали луну и солнце, когда как Чонгук с Чоном старшим — огонь и землю. Напрашивалась пятая стихия, и Тэхён надеялся, что в следующей фотографии в струящиеся голубые одеяния, олицетворяющие воду, будет облачен их с Чонгуком сын. — Ему же позвонили с проблемой, — уклончиво заметил он, не собираясь спорить с деверем — себе дороже, но и поддерживать осуждение мужа. — Не он инициировал звонок. — Мог бы скинуть, — проворчал Хиель. — Ему просто хочется, чтобы ты подольше в этом наряде пробыл, Тэхён. Видишь, как его физиономия маслится — явно представляет тебя в эпоху Чосона. Тогда бы он мог с чистым сердцем запереть тебя на омежьей половине и ограничить выходы в свет. Он тебя ни с кем делить не хочет, даже со мной. Смотри-смотри, заговорил быстрее, сейчас свернет разговор. — Он боится, что вы… ты мне что-нибудь противное скажешь, — улыбнулся Тэхён, поднимая глаза на мужа. Чонгук изучал их обоих с легкой тревогой, которая, учитывая предысторию, была вполне резонной: Хиель наломал дров. Однако за прошедший месяц с лишним ситуация переломилась в корне: вместо смертельно ядовитой гадюки Тэхён получил поддерживающего родственника, хотя полностью расслабиться с ним не мог. Хиель вообще не располагал к абсолютному доверию — сама его суть кричала о необходимости быть настороже. При всем проснувшемся дружелюбии он был сложен, многослоен и непостижим, впрочем, как и Чонгук. Чоны, в принципе, не были простыми людьми — не что Тэхён или Симцзян, чьи помыслы лежали на ладони. — Да ладно, что я могу тебе такого ляпнуть. Мы же прояснили ситуацию, — недоверчиво пробурчал Хиель, косясь то на брата, то на него. — Или ты меня боишься, Тэхён-хубэ? — Уже нет. Наверное, — неуверенно ответил Тэхён и с облегчением вздохнул: убравший телефон за пазуху чогори Чонгук решительно двинулся к ним, избавляя его от необходимости дополнить свою неопределенную ремарку. — Зря! — закипятился Хиель, взмахнув широкими рукавами. — Я никогда и ни за что… — Пора фотографироваться, я полагаю? — Чонгук подал руку Тэхёну, красноречиво нахмурился на хена, и тот заткнулся. Терпеливо восседавший на массивной традиционной скамье Чон Имджон невозмутимо возложил — другого слова Тэхён не мог подобрать — ладони на колени, выпрямился и стал еще больше походить на каменного истукана, изображающего короля. Чонгук, бережно усадив Тэхёна по свою левую руку — ближе к сердцу, разместился между ним и отцом. Хиель воздушно вспорхнул с другой стороны к отцу. Бедный фотограф, преисполненный торжественности момента и банально трясущийся в присутствии альф Чонов, встал наизготовку, попытался что-то сказать и махнул рукой, подавая знак. Тэхён вытянулся, принял бесстрастное выражение лица, стараясь соответствовать семье, и все же в последний момент улыбнулся — Чонгук щекотнул запястье. Для второго кадра Тэхён спрятал руки в рукава, серьезно уставился на фотографа и в последний миг расплылся в предательской улыбке — Чонгук теперь щекотнул за бок. Несносный ему достался муж. Для третьего кадра Тэхён уже не старался: смотрел расслабленно, улыбаясь, чувствуя, как муж трепетно и еле заметно водит пальцем по его бедру. Но, поднимаясь со скамьи, тихонько упрекнул: — Зачем ты? Впечатление должно быть единым. — Мне нравится, когда ты улыбаешься, — тоже тихо ответил Чонгук, подводя к столу. — И тебе не нужно походить на других членов семьи, ты уже хорош как есть. — Спасибо, — Тэхён прикусил губу, чтобы не сиять на весь ресторан счастьем. И непритворно сморщился при виде еды, которую начали проворно подавать. Аппетит, слава богу, перестал напоминать жор голодной саранчи, однако перешел в стадию, отдающую снобизмом английского джентльменского клуба: «принимаем только избранных, сэр» или «сегодня не принимаем, сэр». Сейчас желудок склонялся к первому варианту, поэтому Тэхён, хмурясь совсем как муж, заскользил взглядом по выставленным закускам. Нацелился на несколько блюд и, дождавшись, когда глава семейства Чонов подцепит палочками кимчи, набрал себе на тарелку крохотных островков. — Надо было Сокджина позвать, вот уж кто никогда не затыкается, — шепнул Хиель со вздохом. — А теперь придется отдуваться за всех, что досадно: я хотел с тобой поболтать. Тэхён поперхнулся, отпил воды, чтобы унять жжение в горле от попавшей в него маринованной редьки. Определение Сокджину Хиель дал точное: тот и впрямь мог солировать всю трапезу, умело вовлекая второстепенные голоса, но не предоставляя им первенства. Но не оно заставило напрячься, а сожаление: они со старшим братом отдалились по максимуму. Сокджин после знаменательного корпоратива примчался к нему, и они по душам поговорили. Выяснилось, что Джин не понимал, что творится с ним: когда живешь бок о бок, видишь друг друга ежедневно, не замечаешь перемен к худшему или лучшему — глаз замыливается. И воспринимал чрезмерную худобу Тэхёна как нечто естественное, потому что папа так считал. Было приятно, что у него все-таки остался брат, пусть и без папы с отцом. Но жаль, что времени с ним встречаться было критически мало: Чонгук исподволь забирал свободное себе, мягко упрашивая сопровождать его на деловые встречи или работая из дома, чтобы быть рядом. — Что? Я тебя расстроил? — встревожился Хиель, и на смутившегося Тэхёна уставились еще две пары глаз: взволнованные Чонгука и равнодушные Чона Имджона. — Извини, не хотел. Ты ешь, ешь. — Не расстроил, все в порядке. Может быть, на следующий семейный обед мы позовем Джина? — Тэхён посмотрел на мужа, и тот торопливо кивнул. — Хорошая идея. Прости, что не додумался его пригласить. Можем позвать его на ужин к нам домой завтра, если хочешь. И Симцзяна-аджосси тоже. Тэхён радостно расцвел. — И Хеджина. Чонгук замкнулся, постучал палочками о край тарелки, сбрасывая прилипшую водоросль. Тэхён сбился с радостного настроя, попав впросак. Чонгук же попросил отложить изменение контрактных условий до окончания Соллаля и возвращения с их медового месяца, в который они намеревались отправиться через два дня. Причины были вполне резонны: для внесения изменений им нужно лучше узнать друг друга. Все-таки брачный контракт — весьма важный документ, не терпящий недопониманий, должный стать надежным фундаментом их отношений. Тэхён в глубине души считал, что им вообще никакие документы не нужны, достаточно записи в мэрии, однако, если Чонгук и Хеджин считают иначе, то к ним лучше прислушаться. К тому же отсрочка была на руку: не так уж просто было подготовить Чонгука к исключению пункта о беременностях. Как только он начинал разговор о детях, лицо мужа превращалось в камень, а в глазах разливалась тоска — и это еще тот не знал, что Тэхён способен зачать. — Думаю, стоит обойтись только родственниками. Симцзян-аджосси в этом случае выступает как твой неродной дядя, — осторожно заметил Чонгук, обходя опасную тему Хеджина. — Завтра я уезжаю в Пусан, — поспешно сообщил Чон Имджон, взяв тигровую креветку и давая понять, что его лимит по семейным встречам в текущий месяц исчерпан. — Что ж, продолжим отмечать малым кругом! — жизнерадостно подхватил Хиель. — Обойдемся без традиционной одежды, пожалуй. Я тебя умоляю, Гуки, не пучь глаза: кто в наше время в Соллаль так наряжается, а? Терпеть не могу ханбоки, тем более домашний формат предполагает расслабление. Я буду в джинсах и футболке. Заодно помогу Тэхёну собраться в путешествие и вытащу из чемоданов все дремучее старье эры Чосона. С тебя станется его обрядить на пляже в чогори, Гуки. Чонгук надулся — и это было очень смешно, потому что оттопыренная нижняя губа и обиженные брови грустным домиком придавали тому детскости. Он действительно преподнес легкие стилизованные под старину наряды, которые вполне можно было накинуть поверх купальных плавок. Тэхёну они понравились, хотя он предпочел бы не привлекать на Сейшелах к себе внимание необычным видом. В родной Корее подобная стилизация никого бы не удивила, а вот в чужой стране на него явно будут пялиться, отчего будет неловко. Однако решил мужа поддержать — очень уж трогательно дулся Чонгук. — Я сам соберусь, Хиель-хен. И мне нравится традиционная одежда, — под столом его бедро благодарно сжали, заставив улыбнуться. — Спелись, — довольно хмыкнул Хиель. Заканчивали трапезу в дружном молчании. Даже Хиель перестал щебетать, переключившись на еду — видимо, счел, что его усилий в процессе церемониала и фотосессии хватило. Старший Чон откланялся еще до десерта и поднялся из-за стола с просветленным лицом, поцеловав подошедших Хиеля в щеку, Тэхёна — в лоб и пожав Чонгуку руку. Брак на то и брак, чтобы находить компромиссы, думал Тэхён, поглаживая под столом мужнину ладонь и сооружая сложную конструкцию из морского ежа, черной крахмальной лапши, жареного батата и лососевой икры. Результат выглядел взрывом вселенной: рыже-красные тона и черные ежовые колючки. Хиель, клевавший фисташковое мороженое переборчивой птичкой, скривился. — Как ты это ешь вообще? Соль и сахар одновременно. Сочетание крахмала и морепродуктов, — гадливо передернулся. Такт и Хиель — понятия несовместимые, решил Тэхён, спокойно ответив: — С тех пор, как у меня начались ментальная перезагрузка и переосмысление ценностей, хочется чего-то этакого. К тому же я вес набрал до нормы, поэтому, видимо, мой организм, долго лишенный изысков, требует их. Это еще ничего, в декабре я фанател от токпокки с миндальными пирожными. — И давно у тебя начались перезагрузка с переосмыслением? — почему-то напряженно спросил Хиель, побледнев. — Мгм, — Тэхён, всунув в рот виток крахмальной лапши с кусочком ежа и икры, задумался, подсчитывая. Абсолютную конкретику он выдать не мог, но примерное число — вполне да. — Где-то два месяца, может быть, чуть меньше. — В-вот так, — дрожаще протянул Хиель, напрягая и его, и Чонгука. — Тэхён годами сидел на жестких диетах. Естественно, что сейчас он хочет попробовать разное, разве нет? — Чонгук неуверенно взглянул сначала на брата, потом на Тэхёна. — Или ты считаешь, что нужно обратиться к врачу? Чувствовалось, что в Чонгуке включается режим кошки, спасающей котят: глаза испуганно округлились, расширившиеся зрачки уперлись в Тэхёна, и Тэхён увидел в них свои маленькие отражения. — Всем нам периодически нужно проходить полные медосмотры, — ненатуральным голосом на высокой ноте пропел Хиель. — Особенно тем, у кого были пищевые нарушения или… гормональные сбои. Мало ли, вдруг есть дефицит минеральных веществ и витаминов. Тяга к причудливому сочетанию продуктов всегда имеет медицинское обоснование. — Завтра же пойдем к врачам, — решительно заявил Чонгук, но Тэхён возмутился: что за привычка у Чонов решать все за него? — Когда вернемся из медового месяца, тогда и пойду. Один, — храбро отразил атаку двух чернооких взглядов и подтвердил: — Один. — Айщ, щибаль, забыл, что у меня назначено в салоне! — Хиель вскочил со стула, схватил клатч, клюнул Тэхёна и Чонгука в щеки поочередно. — Пока-пока! — Что это с ним? — недоуменно спросил Чонгук, не успевший даже ответить — так быстро Хиель вымелся из забронированного ресторанного кабинета. Тэхён, побывавший перед рестораном вместе с Хиелем в салоне, растерянно почесал палочками висок и пожал плечами: ему жизни не хватит, чтобы разгадать сложно устроенного деверя. А именно сейчас хотелось сфокусироваться не на том, а на муже, с которым наконец остался наедине. Чувствуя себя невероятно раскрепощенным и смелым, Тэхён отложил палочки и взял крупную клубничину. Дотронулся ею до губ, выжидая, когда недоумевающий Чонгук на него посмотрит. Сердце зачастило, пальцы дрогнули — Чонгук тихо вздохнул, повернувшись к нему. И не глядя на него, Тэхён медленно облизнул кисло-сладкую вершинку, обвел языком по окружности ягоду и приоткрыл рот, пропуская с той же черепашьей скоростью клубнику глубже. Пошло причмокнул, всасываясь и слыша, как Чонгук задышал чаще и прерывистее. Минетом он мужа еще не баловал, хотя начитался матчасти и порывался приласкать того так же, как тот ласкал его. Лениво взмахнул ресницами, скосился вбок, надеясь, что выглядит донельзя сексуальным, и причмокнул еще раз. Глаза Чонгука стали совершенно больными в страсти: остановившимися и чернильно-черными. — Д-домой, — хрипло выдохнул Чонгук, притиснув его к себе за талию. — Сейчас же.