Гадкий утенок

— Не вижу причин для беспокойства, Ким-ним, — доктор Нигай пододвинул кончиками пальцев результаты обследования. — Гормонального сбоя, как свидетельствуют анализы, у вас нет. Все показатели в норме, только чуть повышен уровень эстрогена, что естественно для овуляторной фазы цикла. Вот тут, посмотрите, — розовый ноготь уперся в строчку, и Тэхён нагнулся, читая. — У вас здоровый молодой организм, Ким-ним, реагирующий на регулярную половую жизнь и вашего мужа, — доктор Нигай по-доброму улыбнулся, а Тэхён залился краской, вспомнив, как почти сутки «реагировал». — Но случилось весьма необычное. У меня такого раньше не было, доктор, — Тэхён аккуратно сложил листки в папку, убрал ее на колени. — Будто я стал другим человеком и действовал не совсем адекватно. Э, как бы это сказать: будто я следовал звериным инстинктам. — Жаль, что вы не обратились ко мне сразу же после всплеска, тогда бы уровень гормонов был другим. Сейчас же картина смазалась, и я могу лишь предполагать, — доктор Нигай пощелкал мышкой, выводя на экран снимки УЗИ. — Посмотрите, пожалуйста, на экран. Внутренний эндометриальный слой еще рыхлый, демонстрирующий готовность к оплодотворению и косвенно подтверждающий, что у вас могло быть течное или предтечное состояние, но короткое. Размеры матки, заметьте, уже не соответствуют диагнозу «инфантильная матка». По мере нормализации веса организм постепенно переставал тянуть ресурсы из мышц, получая все необходимое из пищи. В результате внутренние органы восстановились и даже стремительно прогрессировали. — Погодите, — с замиранием сердца пробормотал Тэхён, прижав ладонь к животу, где функционировала предтеча будущего счастья. — Эндометрий и размеры матки говорят о том, что я… я могу зачать? — Нет никаких препятствий к успешному зачатию, Ким-ним, — доктор Нигай сверкнул стеклышками очков, щуря близорукие глаза. — Уверен, что если вы продолжите полноценно питаться и вести активную половую жизнь, то рано или поздно у вас будет ребенок. — Спасибо, доктор! — радость захлестнула так сильно, что Тэхён, расчувствовавшись, всхлипнул. — Вы не представляете, как много эта новость для меня значит! — Представляю. И надеюсь, вы придете ко мне наблюдаться во время беременности, — доктор похлопал успокаивающе по руке. — Может быть, вы хотите пригласить вашего мужа, чтобы и он присоединился к радости? Счастливые слезы вмиг высохли, а Тэхён с трудом сдержался, чтобы не ляпнуть: ни за что! Чон ни в коем случае не должен узнать, что его репродуктивная система восстановилась. Мужнино требование не иметь детей было задокументировано и зацементировано контрактом, так что настораживать его раньше времени и тем более предоставлять против себя оружие не стоит. — Я предпочту поделиться с мужем наедине. Эта новость требует интимности, — прошептал Тэхён, суетливо поднявшись. — Сию минуту пойду с ним в кафе и порадую. Спасибо еще раз, доктор Нигай. И с наступающим! — Пожалуйста! С наступающим! — ничего не заподозривший доктор Нигай светился довольством: ну еще бы, не каждый день наблюдаешь слезы счастья у пациентов. Из кабинета Тэхён выплыл медленно, совершенно не спеша увидеть мужа. Непривычно расслабленный Чон терпеливо восседал на мягком кресле напротив двери, даже на нем выглядя королем на троне, и недоуменно сморгнул, встретив его холодный взгляд. Именно Чон настоял, чтобы Тэхён обследовался, педантично нудел лаконичным «Обследование, Тэхён», пока он не сдался. И сопроводил собственной персоной, отменив какую-то важную встречу. Все четыре дня после того бурного, искрящего возбуждением и сладкой негой взрыва между ними царил мир: тихий, почему-то не требующий обычных выяснений положения, полный смятенных переглядываний и симпатии. Ну, так считал Тэхён, по крайней мере. Что творилось в голове непостижимого Чона, ему было неведомо. Сейчас же атмосфера враз переменилась. Тэхён сам ощущал, как от него идут напряженные волны холодного неприятия. Перед ним растерянно поднимался враг — противник его будущего ребенка, которого ни в коем случае нельзя было зачать с ним, который должен был дождаться правильного отца, а не получить перекореженного давней семейной трагедией ледяного айсберга. — Все в порядке, Тэхён? — Чон шагнул навстречу, встревоженно взглянул на дверь, явно жаждая войти и разузнать подробности. — Да, — сдержанно ответил Тэхён, повернувшись в сторону лифтов, к сожалению, слишком далеких, чтобы обойтись односложным ответом. Жаль, что Чон отменил встречи и вообще поехал с ним. Еще вчера, когда он сдавал анализы, а муж следовал за ним прирученным псом, тот не вызывал агрессивных эмоций, сейчас же его присутствие раздражало. — Был небольшой гормональный сбой из-за набранного веса, но сейчас показатели нормализовались. Нет причин для беспокойства, как сказал доктор Нигай. Я здоровый омега в полном расцвете сил. — Ты выглядишь так, словно тебе сообщили нечто неприятное, — хмуро сказал Чон, прикоснувшись к его дернувшейся руке. Тэхён сделал вид, что не заметил попытки взять его за руку и спрятал ее в карман. — Не люблю эти кресла, они вызывают у меня ассоциации с инквизиторскими дыбами, — сухо пояснил Тэхён, большими шагами отмеривая пространство до лифтов. — Альфы никогда не залезали на подобные и не раздвигали ноги, чтобы в них хорошенько покопались, так что вам сложно будет понять. — Мы уже перешли на «ты», почему ты снова вернулся к формальному обращению? — уныло спросил Чон. И Тэхён, вскипев за доли секунды, повторил свое сакраментальное, уже когда-то озвученное: — Да потому что!.. Надоело постоянно объясняться, оправдываться, следить за каждым словом, выпорхнувшим в компании мужа или деверя. Очень хотелось остаться одному, а еще лучше — поехать к Симцзяну и провизжать ему чудесные вести. Разделить ликование с кем-то, кто принимает его любым и желает ему счастья, а не держит заложником патентов, имиджа и акций. — Ты обнимал, целовал меня, засыпал в моих руках. Мы были ближе некуда, — глухо прошептал Чон. — И теперь между нами снова пропасть. — Она изначально была зафиксирована в контракте, — процедил сквозь зубы Тэхён, дергано застучав по лифтовой панели. — Ну, быстрее же, быстрее! — и, не глядя на мужа, сухо закончил: — Что-то у меня голова закружилась, замутило. Пожалуй, я прогуляюсь по парку, подышу свежим воздухом. — Если все дело в контрактных пунктах, мы можем их изменить, Тэхён. Мы все можем изменить, — сказал Чон, остановив его терзающий кнопку палец. — Просто скажи, что тебя не устраивает, и я… — Все не устраивает, все! — повысил голос Тэхён. Теперь на них оглянулись пациенты и медбратья у регистрационной стойки. — Не хочу больше находиться в этом браке! Чон побледнел, глаза почернели. Поджав губы, церемонно указал на открывшуюся лифтовую кабину, уводя подальше от публичного скандала. И заткнувшийся Тэхён в нее скользнул. Прижался спиной к зеркальной стене, зажмурился: ни видеть, ни слышать мужа не хотелось. Эмоциональный всплеск был грубым и неадекватным, но почему-то сдерживаться Тэхён не мог. Из него рвались резкие, хамские слова, не терпелось выложить Чону все, что он о том думает. Надо было промолчать, обойтись их обычным лавированием между опасных зон, но как, если тот прожигал взглядом, ощущаемым и через сомкнутые веки, и прерывисто дышал, обвевая сандаловым феромоном? Вдруг Чон ударил по стене, Тэхён вздрогнул, испуганно распахнув глаза и отпрыгнув в дальний угол. Что нашло на инопланетного льда, хотелось бы узнать? Правда уколола? Тревожно уставился на табло: оно маячило красным «Стоп». Похоже, придется выяснить отношения, несмотря на все нежелание. — Ты оскорбился, потому что я не озвучивал чувства, — констатацией заговорил Чон, глядя куда-то ему под ноги, пока Тэхён осторожно скользил по периметру кабины к панели. — Мне не приходилось раньше с подобным сталкиваться. И я не знаю, с чего начать. Тэхён бесшумно отжал кнопку «стоп», кабина, слегка встряхнувшись, ровно поехала вниз. Пять этажей, только пять этажей, щибаль, и эта неловкая ситуация рассосется. Точнее, Тэхён сбрызнет из клиники, помчавшись к метро. Потом разберется с последствиями, а сегодня сбежит. — Вовсе необязательно, — нервно шепнул Тэхён, не жаждая услышать фальшивку про сильные чувства. Симпатия, похоть — да, имели место быть, но в его жизненной парадигме они весили немного. Недостаточно много, чтобы быть противопоставленными будущему ребенку. — Я не знаю, как ухаживать, как располагать к себе, — мертвенным тоном продолжал Чон. — как сообщить, что ты мне нужен. Могу лишь подносить розы, которые символизируют тебя. И быть рядом. Четыре, три, два… — Меня? — возмутился Тэхён, позабыв, что собирался сбрызнуть, как только двери откроются. Вышел из лифта, обогнул жаждущих войти, и фыркнул. — Тяжелая роскошь роз и серенький я? Вы что-нибудь поправдоподобнее придумайте! — Мне нечего придумывать, — Чон резко поднял на него горящие глаза и пригвоздил к месту. — Я полюбил тебя с первого взгляда, Тэхён. Фатально и бесповоротно. Багрянец роз напоминает цвет твоих губ в наше знакомство. Розовый бриллиант, — указал на безымянный палец, где красовался крупный розовый овал около россыпи прозрачных бриллиантов. — цвет губ при второй встрече. Тэхён машинально потрогал губы, не веря своим ушам. В тот злополучный день, когда он попался Чону и папе на глаза, его рот был обметан воспаленной коркой, которую он вдобавок обкусал. И да, обычно его губы были розовые — единственное сочное пятно на прежде землистом фоне лица. Происходило невероятное, снова пробежала черная кошка-дежавю, сигналя о сбое системы. Выражение Чона было, по обыкновению, невозмутимым, закованным в сто забрал, жили отдельной жизнью лишь глаза: пылающие, яркие, словно высасывающие из Тэхёна всю волю. — Я понял еще тогда, когда ты шел с братом к кухне, что ты должен стать моим. Даже несмотря на очевидный страх передо мной, нежелание быть рядом. Я надеялся, что постепенно смогу убрать боязнь, вызвать хотя бы часть тех чувств, что ты вызываешь во мне. Тэхён, отмерев, мелкими шажками попятился по тротуару. Чон, набычившись, напряженно сжав кулаки, двигался за ним, продолжая ровно вещать и пронзать взглядом. — Ты настолько не желал стать моим мужем, что спрятался под диваном. Когда я тебя нашел мирно спящим там, в пыли, подумал на миг, что нужно тебя отпустить, но… это было выше моих сил. Я просто не мог тебя отпустить. Когда ты в брачную ночь попросил отдельную спальню, ужаснувшись сердца из лепестков, которое я собственноручно для тебя выложил на постели, я попытался дать тебе время привыкнуть. Шесть дней, бессонных ночей муки, танталова голода — было мучительно лежать, зная, что ты спишь через пару стен от меня, и не иметь возможности до тебя дотронуться. — Бред… — жалко пролепетал Тэхён, продолжая пятиться. Чон вздрогнул, будто его ударили. — И я не сдержался. Пришел к тебе в ванную и взял тебя. Думал, что будет проще, если попрошу тебя спать со мной. Другие… — Чон скрипнул зубами. — другие омеги сами ко мне тянулись, говорили, что я очень привлекательный. И я надеялся, что ты тоже потянешься, если будешь видеть меня обнаженным. — Перестаньте, — Тэхён замотал головой, покраснев. Он и потянулся. Что за гнусные манипуляции, зачем Чон врет, нанизывая реалистичные бусины на нить лжи, обусловленной прагматизмом? — Я пытался тебя не отпугивать чрезмерной страстью, регламентировать близость, но по ночам, когда тобой любовался и разрешал себе один маленький поцелуй, забывался... Когда ты начал меня отталкивать странным эпатажем и бунтовать, я расстроился. Эта дурацкая обертка, должная меня оттолкнуть, этот аляповатый макияж… Ты делал все, чтобы я тебя больше не трогал. — Чон хмурился сильнее. — И я сорвался, наговорил тебе грубостей, о чем очень жалею. А потом ты сбежал. Сбежал к «другу», — Чон выделил слово скрипучей интонацией. — И смотрел на меня с большим отторжением, что бы я ни делал. Кольцо… я подарил его со смыслом. Я действительно хочу быть с тобой вечность, что в этой жизни, что в следующих. И никаким твоим «друзьям» я тебя не отдам, Тэхён. — Прекратите этот цирк, — потребовал Тэхён, припомнив ту давешнюю грубость. — Сейчас же! — А на днях ты превратился в страстно жаждущее меня существо, сделал меня счастливейшим в мире, — продолжал Чон, будто его не слышал. — Сказал мне, что я твой. И да, я твой до последнего вздоха, Тэ. — Скажите еще, что никого красивее меня не видели! — прокричал Тэхён, разъярившийся до предела наглой ложью. Не зря Чон был акулой бизнеса, он умел напаривать не только глупеньких омег, но и прожженных дельцов. Не верить, не расплываться сиропом! — Ты — самый красивый человек на свете, — твердо заявил Чон, шагнув ближе. — Я никого красивее не видел. И тут взвизгнувший от ярости Тэхён от души залепил пощечину, такую мощную, что голова Чона дернулась, а собственная рука онемела. — Все, хватит лицемерия! — прошипел Тэхён, тряся онемевшей конечностью. — Развод! Завтра же подам документы в мэрию! Ненавижу вас! И, не дав окаменевшему Чону ответить, побежал на подкашивающихся ногах к метро. Сердце заходилось в бешеном темпе, легкие сковывали подступающие рыдания. Зачем над ним так издеваться, пытаться играть с его чувствами? Все, он больше не вернется в этот дом, к этому извращенному манипулятору! Останется с Симцзяном, и пусть хоть вся орда во главе с папой и Хиелем придет его выскребать. Он не дастся.