Смотри на меня

Следующий день пролетает незаметно: Гермиона пишет план проекта для социализации домашних эльфов и отправляет совой Кингсли, начинает готовиться к экзаменам и успевает помочь Гарри с заданием по трансфигурации. Поэтому не удивительно, что вспоминает о ночном приключении с Малфоем она только когда наступает время послеотбойного патрулирования. Девушка стоит в коридоре на их точке уже двадцать минут, но слизеринец так и не появляется. Закатив глаза, она зажигает люмос поярче и отправляется по маршруту одна. Должно быть, ему не очень понравилась эта игра, – то ли с досадой, то ли с усмешкой думает Гермиона, – Малфой как обычно себя переоценил. Глупый хорек, такой же как все пубертатные парни в этой школе. Ночь тиха, и лишь иногда с улицы слышатся уханья разносящих ночные записки сов. Каштановая макушка, мерно подпрыгивая на ходу, завершает обход, напевая себе под нос незатейливую мелодию. Ее обладательница, без сомнений, крайне довольна собой. Идиллию прерывает вылетевший из-за угла бумажный журавлик. Он насмешливо приземляется прямо на лохматые кудряшки и Гермиона ахает, чуть испугавшись, но нащупав ладонью пергамент, успокаивается и разворачивает послание. «Жду тебя завтра утром у того же подоконника ровно за 5 минут до подъема. Д.М.» Ладошки покрываются потом и комкают записку. Черт, он все еще пытается рулить ситуацией. Рот наполняет слюна, то ли от подбегающей злости, то ли от предвкушения, а может и того и другого, горячительно отдающегося внизу живота. Утро – это рискованно, но, кажется, риск – это то, что питает ее последний месяц. Поэтому в назначенное время девушка сидит на подоконнике, освещенная золотыми лучами солнца, и играет с завязками на мантии, ожидая Малфоя. – Ты решил перенести патрулирование на утро? – ухмыляется Гермиона когда он приближается к ней и потягивает за тесемку. Шелковая ткань скатывается с ее плеч и ложится на серые камни. На ней снова лишь рубашка и юбка, и ничего под ними, и Малфой уже по привычке жадно оглядывает ее сверху вниз и вновь возвращается к груди. Затем корчит недовольно лицо: – Я надеялся, что ты додумаешься обойтись без этих ненужных тряпок, – он болезненно щипает ее за сосок, за что тут же получает по руке и рычит, – Грейнджер... – Малфой, у нас не так много времени, скоро толпа повалит в большой зал. Чего ты хочешь? – она нетерпеливо начинает расстегивать блузку и стягивает ее с плеч, обнажая налитые груди и набухшие соски. Драко прикусывает губу, наблюдая как она облизывает пальцы и играется с ними, оставляя мокрые красноватые следы на коже. Она выглядит такой самодовольной и уверенной, что ему хочется ее обломать. По лицу парня пробегает тень. – А ты разве не будешь рада, если тебя увидят? – его губы кривятся в хитрой улыбке, но Гермиона не обращает внимания, увлеченная, она уже освободилась от юбки. Он понижает голос: – Я кажется, не приказывал тебе делать этого. Девушка наконец поднимает на него глаза и в них мелькает азарт. – Ты должна слушаться меня, – голос ледяной и властный как той ночью, и Гермиона, словно собака Павлова, рефлекторно становится влажной. Ей хочется запустить в мокрые складки руку, чтобы подразнить Малфоя, но она замирает, ожидая приказа. Его глаза скользят по ее промежности, – Хорошая девочка, только подоконник пачкаешь. Гермионе нравится, что ее хвалят, она готова высунуть язык и по-собачьи задышать, чтобы ее потрепали по голове за то, какая она хорошая сука. Но он медлит, а ее терпение заканчивается. – Что мне сделать? – наконец полушепотом-полустоном не выдерживает она и получает усмешку в ответ. – Какая же ты грязная шлюшка, Грейнджер. Ложись на спину и прижми колени к плечам, чтобы мне было видно твои дырки, – эти слова больше не задевают ее, они действуют сразу на точки первертивного наслаждения, впрыскивая в кровь животную похоть. Она хочет, чтобы он смотрел на ее истекающую плоть, и с точностью выполняет его команду, может, даже с избытком: ее колени выше плеч, она широко разводит их, удерживая под сгибом. Растянутое влагалище прямо перед ним, так широко что видно даже маленькую дырочку уретры. Малфой смотрит на ее чуть сокращающийся анус. – Тебе нравится? – загипнотизированно выдыхает она и чуть поднимает голову, чтобы увидеть его лицо. Он сглатывает и немного отходит, лезет в карман, чем доставляет Гермионе удовольствие. Но вместо того чтобы наглажвать свой стояк, вынимает палочку: – Петрификус Тоталус! – шепчет он, растягивая губы в хищной улыбке. Девушка замирает с застывшим выражением похоти на лице, и лишь в ее глазах видится мутная тревога. Но блестящая тягучая лужица, стекающая из раскрытого лона, предательски выдает эмоции ее Ид – звериному подсознанию Гермионы это нравится. – Какая же ты текущая сука, Грейнджер... – он подносит древко палочки к ее просящим складкам и обводит клитор, вновь возвращаясь ко входу и щекоча его. В ее глазах мелькает ярость, – Не переживай, это не прямой контакт. Я не собираюсь нарушать твои, – он смеется, вскидывая бровь, – принципы. – Тебе наверное очень хочется, чтобы зевающие школьники увидели тебя такой – грязной шлюхой, молящей о трахе, – древко проскальзывает внутрь узкой дырочки и неглубоко двигается, меняя угол и исследуя форму ее влагалища. Гермиона начинает часто дышать, и если бы ее связки не были парализованы, из них вырвался бы хриплый стон. – Но к твоему сожалению, я решил, что ты только моя шлюшка, – Малфой ускоряет фрикции палочки а затем с силой давит на чувствительную точку внутри, и резко отпускает, оставляя наполовину внутри девушки, – Уяснила? Ответа не требуется. Обездвиженная, истекающая, выебанная волшебной палочкой и раскрытая посреди коридора по пути в большой зал. Она ждет, что будет дальше, то ли предвкушая, то ли боясь, но от того возбуждаясь лишь сильнее. – И поэтому ты должна сидеть тихо и не шевелиться, – он выуживает из кармана какой-то полупрозрачный сверточек и, расправив, накрывает Гермиону, – Это самая дешевая зачарованная мантия-невидимка. Работает только на неподвижных предметах. Если дернешься – все увидят мокрые дырки и пошлые сиськи их любимой заучки. Гермиона не понимает как она сможет дернуться, если на ней парализующее заклятие. Она почти закатывает глаза, но вдруг слышит шаги за поворотом. Малфой быстро собирает ее разбросанную одежду и встает рядом, опираясь на подоконник. – Доброе утро, профессор, – Гермиона заливается краской, когда мимо нее, коротко кивнув Малфою, проходит Миневра Макгонагалл. Горло сводит от страха и стыда, и лишь остатки разума подсказывают, что она невидима и, значит, не замечена. Хочется вцепиться Малфою в глотку и, расцарапав до мяса, задушить. И заодно себя, за то что позволяет заходить ему так далеко. – Ну как тебе? – парень хмыкает, когда профессор скрывается в коридорах, – Жалко, что я не увижу твоего лица, когда здесь будет толпа. Слышатся шаги нескольких пар ног. Студенты из Хаффлпаффа направляются на завтрак и проходят мимо них, не обращая никакого внимания. Чуть позже люди появляются все чаще, совсем не оставляя их наедине. Драко чуть наклоняется ко скрытой девушке: – Мне пора на завтрак. Постарайся, чтобы никто тебя не увидел. А то будет неловко, – он направляет на нее ладонь и шепчет: – Я серьезно, Грейнджер. Не шевелись! Фините Инкантатем. Гермиона резко глотает воздух, едва удерживаясь, чтобы расслабить тело и развалиться, развеивая слабые дезиллюминационные чары. – Я убью тебя, Малфой, ты труп! Вернись! – яростно шепчет она, сжимая себя под коленками. Впрочем, удаляющийся слизеринец ее уже не слышит. Черт! Черт! Черт! Мимо нее то и дело проходили подростки, торопящиеся на завтрак. Не находится ни секунды, в которую она могла бы остаться одна и шмыгнуть в башню. Нет ни одежды, ни ткани, чтобы прикрыться. Зато есть палочка – и Гермиона не знает, плакать от этого или смеяться, потому что этим местом ее никто не учил колдовать. Или третий вариант – наслаждаться. Боже, палочка. Внутри нее. С каждым сжатием таза она чуть движется, упираясь в ткань мантии и давит шершавым древком на чувствительные нижние губы. Гермиона специально напрягает мышцы, чтобы заставить ее чуть сильнее нажать внутри, но это почти бесполезно. Слишком тонка. И все же из-под палочки обильно вытекает смазка, смачивая анус и камни подоконника. Девушка все также широко разводит ноги, тяжело дыша и следя за проходящими людьми. Иногда кто-то останавливает и ей кажется, что ее сейчас заметят, но человек лишь смотрит в окно, оценивая погоду. Но в эти моменты ее влагалище сводит судорога удовольствия, боже, в шаге от того, чтобы быть увиденной, в этой грязной позе. Руки чуть дрожат от безумного желания дотронуться до клитора и снять накопившееся дикое возбуждение. Но это движение выдаст ее, и она продолжает лежать, истекая и томясь. Через некоторое время, десять или пятнадцать минут, люди почти перестают появляться – середина завтрака. Когда Гермиона слегка поворачивается на очередные шаги, то видит раздражающе неторопливо приближающегося слизеринца. – Малфой… – она не знает, стоит ли начинать с угроз или мольбы. В ее голосе звучит и то и другое. – Тихо-тихо, – одним движением он достает из нее мокрую палочку, разрушая чары невидимости, – Можешь одеваться, сейчас никто не придет – я наложил конфундус на поворот сюда. Ну как тебе такой экспириенс? Понравилось? Гермиона выдыхает и опадает на камнях, стягивая с себя бесполезную ткань. Слизеринец бросает рядом с ней украденную одежду и, посасывая кончик волшебной палочки который только что был внутри нее, наблюдает за ее действиями. Девушка метает в него злой взгляд, но тот будто отскакивает от самодовольной морды. Хорек должен заплатить за это. Сколько там действует локальный конфундус? Сейчас ей точно хватит. – Ну что ты тормозишь? Все-таки хочешь устроить психологическую травму какому-нибудь первокурснику? Прикройся, Грейнджер, – Малфой давит улыбку, все также зажав между зубами древко. Гермиона не отрывает взгляда от его лица, потому что хочет видеть, как улыбка с него спадет. Она тянется рукой между ног и выгибает спину, погружая внутрь себя две фаланги. Другая рука уже на обнаженной груди – с силой сжимает и пропускает соски сквозь пальцы. – Что ты творишь… – Малфой сглатывает и как обычно тянется к своему скользящему вверх-вниз кадыку, расслабляя галстук. – Ну ты же сам говорил, что мне должно понравиться, – она прерывается лишь для сладостного стона и до основании насаживается на оба пальца, начиная добавлять третий, – Мне понравилось. А теперь ты должен смотреть, как я довожу дело до конца. Если снова струсишь и уйдешь, то не рассчитывай на продолжение игры. – Стерва... – он сжимает зубы, впиваясь глазами в раскрытые розовые складки, между которыми быстро-быстро скользят пальцы Грейнджер. Она ерзает и стонет, трахая саму себя, и рука Малфоя тянется к карману его брюк. Только на этот раз оттуда нечего доставать. Он сжимает свой уже давно твердый член, то ли желая остановить эрекцию, перекрыв кровоток, то ли доставляя себе болезненное удовольствие. – Если отменишь свои тупые правила, то я покажу тебе, что такое настоящий секс, – его движения в кармане становятся все очевиднее, – эта детская дрочка убивает меня, Грейнджер. – Смотри молча, Малфой, – она дергает пальцами еще быстрее, хлюпая с каждым движением, – Смотри, как я кончаю. Вход ее влагалища рывками сокращается, сжимая пальцы, ноги напрягаются, расходясь еще шире, а затем сжимаются, когда ее тело несколько раз дергает в оргазме. По коридору разносится женский стон, в сопровождении низкого рычания Малфоя. Гермиона лежит на подоконнике, нежно поглаживая свои бедра и живот и, улыбаясь, смотрит на Малфоя. На его штанах расползается мокрое пятно спермы и она впервые читает на его лице смятение. Кажется, Гермиона все же победила.