The Middle Path of Moonlight

РИМУС Префект Фрэнк ведет первокурсников в башню Гриффиндора. Он, должно быть, знает, что Римуса попросили после ужина зайти в кабинет МакГонагалл , потому что он кивает на её кабинет, бросая на Римуса многозначительный взгляд. Мальчики едва замечают, что Римус отстает. За исключением Сириуса, который тянется позади него и, кажется, вот-вот предложит пойти с ним, пока Римус не толкает его в плечо и не говорит: — Эй, сделай мне одолжение и оставь мне самую уютную кровать, ладно, Блэк? Я скоро присоединюсь к вам. Наверное, мне придется делать какие-то официальные дела. Он закатывает глаза, как будто бюрократия его раздражает, как будто он не темное существо, уставшее от мира, которому нужны дополнительные инструкции, чтобы жить. Его встреча с МакГонагалл длилась достаточно долго, ведь ей нужно убедиться, что Римус знает, куда идти в полнолуние. Кажется, он будет отчитываться перед мадам Помфри, школьной целительницей. Это произойдет через четыре дня — в воскресенье пятого сентября, если быть точным. Первый день занятий будет послезавтра, в понедельник шестого. Римус внутренне сдувается, представляя, как сидит на занятиях в дымке глубокой пронзительной боли и скрежещущего зубами раздражения, но он напоминает себе, что было время, когда он даже не был уверен, что сможет посещать Хогвартс, поэтому дискомфорт от полнолуния кажется заслуженным. Он не говорит ничего из этого МакГонагалл, но она прекрасно понимает ход его мыслей. Он кивает и качает головой в подходящие моменты, например, когда она спрашивает, нужно ли ему что-нибудь еще, и когда она дает ему знать, что он может прийти к ней с любыми вопросами или проблемами. Это довольно милое предложение, но он не понимает, как разговор может избавить его от шрама от укуса на бедре и всех вытекающих из этого осложнений. У него сложилось впечатление, что она нечасто дает заверения одиннадцатилетним оборотням. Информация, которую он почерпнул от своих родителей, была, мягко говоря, скудной, но, хотя он и не знает точного числа оборотней, разгуливающих по миру или, если уж на то пошло, по всей Британии, он понял, что он представляет собой своего рода редкость. Может, я первый оборотень, которого она встретила? Римус не может решить, будет ли это вызывать у него гордость или грусть. Может, немного того и другого. — Хотите узнать или обсудить что-нибудь еще? — говорит она, заставляя Римуса почувствовать себя так, словно он сдает свой первый экзамен в Хогвартсе. — Эээ, нет, спасибо, профессор, — отвечает он, не уверенный, сдал он экзамен или нет. Она окидывает его взглядом, и у него складывается отчетливое впечатление, что она скрывает несколько вещей, которые сама хотела бы узнать или обсудить. Но она просто наклоняет голову и говорит, что проведет его до башни Гриффиндора. — В этом нет необходимости, профессор, я уверен, что смогу её найти. Это не может быть сложнее, чем найти дорогу до вокзала Кингс-Кросс через маггловский Лондон, а затем попасть на платформу 9¾. — Замок довольно большой, и я не хочу, чтобы ты бродил там один в свою первую ночь, — говорит она угрюмо. Римус слегка улыбается, когда узнаёт нотку беспокойства в её голосе. — Моё обоняние не даст мне заблудиться. Я буду точно знать, где находятся мои товарищи-первокурсники из Гриффиндора. Ему не нравится идея появляться в своей комнате в сопровождении профессора, как маленький ребёнок. Он не хочет, чтобы его однокурсники доставали его расспросами. Пожалуйста, дайте мне быть нормальным, — думает он, — пожалуйста, дайте мне хотя бы притвориться нормальным. Глаза МакГонагалл чуть расширяются, но выражение лица не меняется. — Да, конечно, мистер Люпин. Поскольку вам приходится нести мучительное бремя вашего состояния, мне кажется справедливым позволить вам воспользоваться его преимуществами. В таком случае спокойной ночи и originis fabula. — Прошу прощения? — Пароль — originis fabula, он вам понадобится для входа в гостиную. — Да, конечно. Спасибо, профессор. Origins fabula, — повторяет Римус и затем поворачивается, чтобы выйти из кабинета. — Римус, — окликнула его МакГонагалл, ожидая, пока он обернется, прежде чем продолжить: —Добро пожаловать в Гриффиндор. Кратко и по делу. МакГонагалл, похоже, не из тех, кто тратит слова попусту, но он все равно благодарен за тепло, которое разрослось в его груди. _ _ _ — Чего хотела МакГонагалл? — не переставал спрашивать Джеймс, почти набрасываясь на Римуса в тот момент, когда он открывает дверь их общежития. Джеймс — это шквал движений, улыбок и смеха — олицетворение взбудоражености. Римус хочет дать этому поглотить себя, хочет позволить этому энтузиазму полностью окутать его, чтобы все секреты, шрамы, страхи и мех были забыты. Римус пожимает плечами и старается сохранить серьезное выражение лица: — Она попросила меня присматривать за вами, не позволять вам шуметь или нарушать школьные правила. — Она не не могла так с нами поступить! — почти визжит Питер. Римус может найти его только по запаху. Джеймс и Сириус находятся в процессе «мумификации» Питера, плотно заворачивая его в его собственные простыни. — Она правда так сказала? Джеймс звучит так, будто он отчаянно хочет в это верить. Мысль о том, что Профессор не только заметила его, но и заметила его мятежный потенциал, вызывает у него очень глупую ухмылку. — О да, она сразу поняла, что вы трое станете источником проблем. Даже ваша магия пахнет проблемами. Римус начинает доставать пижаму и раскладывать те немногие личные вещи, которые он привёз, на единственной кровати в комнате, которая, похоже, пока еще не занята. — Почти уверен, что это просто запах голубого сыра, который Питер завернул в салфетку и принес в качестве полуночного перекуса, — усмехается Сириус. Римус почти уверен, что Питер закатывает глаза под простыней, которая теперь полностью закрывает его лицо: — Это она из-за тебя так переживает, Блэк. Серьезно, орать на шляпу это было тупо, но очень смело. Эй, не так туго, ты мне нос расплющишь. Римус молча наблюдает за сценой, благодаря Питера за то, что он перевел тему. Он замечает, что он не единственный, кто благодарен за такой отвлекающий манёвр, поскольку Сириус отвечает: — Надо бы затянуть простынь потуже на животе, если это поможет ээ... Сколько сыра ты вообще ешь? Сириус смеётся восхитительно, хотя и не слишком громко, его руки заняты простыней, а смеющийся Джеймс тут же рядом с ним тянется, чтобы пощекотать тот самый живот, в то время как мумия громко визжит и грозится описаться от смеха. Как только Питер был должным образом завернут, они решили попробовать повесить его на балдахин над кроватью, для чего им понадобятся длинные руки и сила Римуса. Это вообще-то совместная работа, особенно когда Римус притворяется, что борется. Питеру нравится быть в центре внимания, хотя он послушно протестует, чтобы не испортить им веселье окончательно. — Пожалуй, это самое веселое, что я когда либо делал, — говорит Джеймс, наконец бросаясь на кровать Питера между Сириусом и Римусом, которые оба прилегли, чтобы перевести дух. — Говори за себя, ты не болтаешься, как муха в паутине, — фыркает Питер сверху. — Слабо всю ночь так провести? — Ты сейчас серьезно!? — бормочет Питер. — Мой дорогой мальчик, я всегда Сириезен. Джеймс и Римус одновременно стонут, когда он это говорит. — Что я получу взамен? — Вечную славу, Пити, славу во веки веков, — предлагает Джеймс. — Эээ... Я приму сладости или предложения сделать за меня домашнее задание. — Да, конечно, любое домашнее задание, которое тебе зададут в первый день, я сделаю за тебя, — говорит Римус, наконец вступая в переговоры и замечая, как Сириус и Джеймс приподнимают брови. — Звучит хорошо, — доносится приглушенный голос Питера из-под спутанных простыней. — Но ночью не падать. Договорились? — Да. — Торжественно клянёшься? — Торжественно клянусь. Римус удовлетворенно кивает. — Это слишком выгодная сделка. Ты явно не умеешь вести переговоры, Римус. Сириус качает головой. — Да ладно, ты правда думаешь, что профессора будут задавать домашнее задание в первый же день? Римус ухмыляется Сириусу и Джеймсу, когда сверху на них обрушивается несколько ругательств. Вскоре все они начинают готовиться ко сну, за исключением Питера, который уже спит в своем коконе. Он немного поворчал, что не почистил зубы, но через несколько минут они уже услышали его храп. Джеймс в ванной, а Римус уже собирается задернуть шторы, но тут приходит Сириус и садится на край его кровати. — Заметь, я приберег для тебя самую уютную кровать, принцесса, — ухмыляется Сириус. Римус замечает, что от черноволосого мальчика все еще пахнет беспокойством, но запах далеко не так силен, как за ужином. Вечерняя игривость, казалось, оказала гравитационное притяжение, необходимое, чтобы вытащить Сириуса из спирали, поглотившей его ранее. — Да, мне она понадобится для моей нежной кожи. Римус подыгрывает, на самом деле, думая о том, насколько это правда. Прямо перед полнолунием и после него он всегда жаждет комфорта — не то чтобы он всегда мог его найти. Хотя все кровати, очевидно, одинаковы, он делает вид, что изучает их, и одобрительно кивает Сириусу. — Что на самом деле от тебя хотела профессор МакГонагалл? — спрашивает Сириус, его ледяные серые глаза ничего не выражают. — Ничего важного. Отвечает Римус, но, заметив невозмутимое выражение лица Сириуса, его охватывает внезапная смелость: — У меня есть некоторые семейные дела, которые могут потребовать моего отсутствий время от времени, и я с ней говорил как раз об этом. Не дожидаясь ответа, Римус продолжает: — Кстати о семейных делах, ты уже смирился со своей судьбой Гриффиндорца? Римус не так давно знает Блэка, но он уже знает, что это сильно давит на Сириуса. Сириус просто пожимает плечами и говорит: — Конечно, я в любом случае этого хотел. Этот неловкий разговор заканчивается его внезапным уходом. Римус прекрасно понимает, что они оба знают, что другой недоговаривает. Больше ничего не происходит, за исключением нескольких тихих фраз, когда Джеймс выходит из ванной, и все они укладываются в свои кровати, больше ничего не говоря. Есть только довольные вздохи Джеймса, приглушенное храпение Питера, беспокойное метание Сириуса на его кровати и миллион маленьких ударов сердца и вздохов, которые заполняют все пространство. Римус сосредотачивается на этом, желая, чтобы эти звуки заглушил тяжесть, которую он чувствует в своей груди. Он не хотел отталкивать Сириуса, и все же ему нужно пространство, чтобы хранить свои секреты. Он пастух своей собственной безопасности и он несёт свою голодную ношу по одиноким полям, вдали от вопросов потенциальных друзей или добрых незнакомцев. Так было всегда. Так его учили. В то время как большинство родителей читают детям лекции о том, как мыть руки и убираться в комнате, Римуса учили хранить секреты. Римус вздыхает, думая, что это всего лишь один из многих случаев, когда ему, вероятно, придется дистанцироваться от новых друзей, если понадобится, даже силой. У него складывается впечатление, что Джеймса и Питера будет легко сбить с толку, они будут доверчивы перед лицом лжи и достаточно вежливы, чтобы не затрагивать личные темы. Но Сириус... Сириус... Воспоминания о том, как он кричал на шляпу в Большом зале, возвращаются к Римусу снова и снова. Сириуса явно нелегко контролировать. Манипуляции вызовут его гнев; ложь подстегнет его любопытство; и хотя он явно полагается на хорошо отполированную видимость хороших манер, он совсем не вежлив. Римус знает, что ему придется держаться от Сириуса на максимальном расстоянии, и все же мысли продолжают возвращаться к нему. Почему шляпа так его разозлила? Почему он был так обеспокоен визитом Римуса к МакГонагалл? Вопрос только растет на протяжении ночи, когда Римус слышит, как Сириус бормочет себе под нос французскую фразу в течение почти часа, прежде чем наконец заснуть. Так тихо, что Римус не услышал бы этого, если бы у него не было своих собственных секретов. Почти рассвет, когда Римус наконец-то засыпает, и последняя мысль, которую он крепко держит в голове, чтобы обязательно не забыть на утро, — это обещание, которое он дает себе. Он обещает себе узнать, что apres la pluie, le beau temps означает и на английском, и для Сириуса. _ _ _ Римус просыпается раньше, чем ему бы хотелось, под приглушенное ворчание Питера и более связные утренние размышления Джеймса. — Как думаете, какой здесь будет завтрак? Давайте сегодня исследуем замок. Мне не терпится познакомиться с призраками. Мы могли бы представиться остальным обитателям замка, да? Я слышал, что в подземельях есть всякие страшные штуки, давайте сегодня найдем их. Джеймс мечется между кроватями Сириуса и Римуса, не зная, на кого наброситься в первую очередь, но в результате оба сонных мальчика садятся и потирают лица. — О, смотри, — говорит Римус, поймав взгляд Сириуса, — Когда ты затыкаешь его сном, на утро водопад слов выплескивается наружу. Говоря это, он указывает на Джеймса, который, словно в доказательство его правоты, не замедлил свой поток сознания. Сириус улыбается и бросает подушку в Джеймса. — Эй, а как же я, ребята? Если вы меня сейчас же не освободите, я на вас всех нассу. — Из своего туго завернутого кокона? — усмехается Сириус. — Я бы хотел посмотреть на твои попытки. Вот еще одно пари: если ты действительно сможешь попасть по Джеймсу, я буду делать твою домашку весь месяц. Джеймс и Питер громко протестуют, пока Римус выскальзывает из кровати и помогает Джеймсу освобождать Питера. Когда они наконец достали из кокона ухмыляющегося краснолицего мальчика, Римус ерошит ему волосы и говорит: — Ух ты, я правда никогда не думал, что ты продержишься всю ночь. Я думал, что ты упадешь или что-то типо того. — Да, я тоже не совсем так представлял себе свою первую ночь в Хогвартсе. Думаю, это то самое волшебство Хогвартса, о котором Джеймс все время говорит. Оно превратило меня в муху на всю ночь. Услышав это, Джеймс ерошит и без того растрепанные соломенные волосы Питера, и это все превращается в Питера в захвате, который превращается в тело Сириуса, врезающееся и в Джеймса, и в Питера. — Ну, вы трое можете продолжать бороться друг с другом, а единственное, с чем я буду бороться, это бекон и сосиски. До свидания, джентльмены, — кричит Римус, как только он заканчивает одевается и направляется к двери. — Эй, подожди, я не помню где Большой зал. — Тогда просто идите за мной, я уже чувствую запах яиц и джема отсюда. Остальные мальчики смеются, не осознавая честности, что заставляет Римуса тоже немного посмеяться. _ _ _ Римус находит Большой зал крайне подавляющим. Не зачарованный потолок (который сегодня имеет великолепный цвет яичной скорлупы малиновки), не необъятность размеров или изобилие восхитительных блюд на завтрак (хотя это, возможно, немного подавляет в другой восхитительной манере). К тому же, когда он заходит в Большой зал, колличество собранной здесь магии ударяет его, как приливная волна. Волны начинаются со стола преподавателей, опутывая Римуса отвлекающими маленькими невидимыми искорками и щекотками. Затем идет океан сенсорного сумасшествия, сотни разговоров, которые льются со всех сторон одновременно, и к этому ещё добавляются бесконечные сердцебиения, шаги, и запахи ведьм и волшебников, смешивающиеся с едой и напитками. Трое мальчиков рядом с ним шаркают к своему столу Гриффиндора, как дети, собирающиеся наесться, что имеет смысл, потому что так оно и есть; только Римус здесь чувствует себя кроликом, пойманным в густых зарослях. Он чувствовал то же самое вчера вечером, но общая тревога от распределения и попытки привыкнуть к абсолютно новому этапу своей жизни, всего немного притупили это ощущение. Он старается дышать медленно, тем самым успокаивая сердцебиение и нервы. Теперь я живу в волшебном замке. Мне нужно привыкнуть к этому. Когда он садится, он улыбается остальным. Вот тогда он замечает, что он, возможно, не единственный, на кого так повлияла смена обстановки. Игривый Сириус из общежития, кажется, исчез, оставив после себя напряженного и резкого самозванца. Этот Сириус не смотрит на своих новых друзей, а его плечи подняты почти до ушей. За несколько секунд, которые требуются Римусу, чтобы устроиться и придвинуть к себе тарелку, он осознает, сколько детей упоминают в своих разговорах фамилию Сириуса. Он слышит шепот со всех углов Большого зала, многие из них повторяют: — Я все еще не могу поверить, что Наследник Блэков — Гриффиндорец. Особенно противно звучала ученица четвертого курса Когтеврана, которая шептала своим друзьям, что она уверена, что у матери Сириуса, должно быть, был роман на стороне. По ее словам, просто невозможно, чтобы настоящий ребенок Блэков не был Слизеринцем. К счастью, она сидела слишком далеко, чтобы Сириус мог услышать. Джеймс и Питер, оба в блаженном неведении относительно перемен вокруг них, спорят, стоит ли попытаться убедить нескольких старшекурсников одолжить им метлы, чтобы полетать сегодня днем. Сириус не сказал ни слова. Он просто покраснел. Римус слышит, как учащается его сердцебиение, и ядовитая смесь гнева и смущения начинает щекотать нос. Римус кладет на тарелку немного яиц и две сосиски, пододвигает ее к Сириусу и берет тост, чтобы намазать его маслом. Этот жест, кажется, разрушил чары, и Сириус расслабляет плечи, начиная есть. Если бы Сириус спросил Римуса, почему он наложил ему еды второй раз подряд, Римус не смог бы ответить. К счастью, Сириус не спрашивает. Пока мальчики едят, Римус не может не слышать несколько разговоров из разных уголков комнаты. Он обнаруживает, что его особенно привлекают разговоры, происходящие между другими первокурсниками с разных факультетов, ему любопытно узнать, какой была бы жизнь, если бы распределяющая шляпа отправила его на другой факультет. И вчера вечером, и сейчас за завтраком он слушал несколько разных историй, которыми обменивались все первокурсники, рассказывая о первом магическом опыте. Кажется, для маглорожденных студентов, узнать о Хогвартсе — большой сюрприз, несмотря на то, что они всегда знали, что что-то в них не так. Он слышит, как несколько детей за столом Пуффендуя, говорят о глупостях, которые происходили в их детстве. Один ребенок из магической семьи рассказывал, как его родители рассказывали ему, что они впервые сотворили магию, сделав свою собаку синей, и поскольку случайные проявления магии довольно загадочны, ни одно из заклинаний его родителей не помогло вернуть собаке синеватый цвет, поэтому собака оставалась синей еще пять лет, хотя, по-видимому, оттенок со временем потемнел. Но затем Римус слышит историю о первой случайной магии, которую он слышит со стороны стола Слизерина, прислушавшись, Римус начинает нервничать. Неприятно выглядящий мальчик там рассказывает нескольким другим хихикающим детям о том, как кошка его матери поцарапала его, когда он еще не мог ходить, после чего кошка загорелась. Выражение лица Римуса теперь становится похоже на Сириусовское, и конечно Люпин благодарен, что эти дети не его соседи по общежитию. Римус наливает себе чаю как раз в тот момент, когда симпатичная рыжеволосая девушка подходит к столу и садится напротив него, рядом с Питером. — Доброе утро, мальчики. Я Лили Эванс, первокурсница Гриффиндора. Она указывает на улыбающуюся светловолосую девушку, которую Римус помнит со вчерашнего вечера, а рядом с ней — девушка потемнее с вьющимися волосами. — Это Марлин и Мэри. Девочки сидят слишком далеко, чтобы слышать Лили, и продолжают свой собственный разговор, который, как слышит Римус, касается фамильяров и того, стоит ли брать с собой кошек после рождественских каникул. — Привет, Лили. Я Римус Люпин, — говорит Римус, быстро протягивая ей руку для рукопожатия, но, как только он это делает, сразу замечает, что не хочет, чтобы она видела его шрамы, и сожалеет о формальном жесте. Забей, черт возьми. Я не могу вечно прятать руки, ведь все эти люди теперь будут видеть меня каждый день. Бессмысленно желать, чтобы мир ослеп. Она, кажется, не замечает его шрамов. Ее рука мягкая, но рукопожатие крепкое. Она смотрит ему прямо в глаза: — Я знаю. Затем она поворачивается к другим мальчикам: — А вы Джеймс и Питер, верно? Оба мальчика просто кивают ей, Питер выглядит нервным, а Джеймс слегка ошеломленным. Затем она поворачивается к Сириусу: — А ты легендарный Сириус Блэк. Ее улыбка дразнящая, что заставляет Сириуса нахмуриться. Лили просто пожимает плечами и продолжает: — Я никогда не знала многого о чистокровных семьях или факультетах Хогвартса, или даже о магии в целом. Я маглорожденная, так что все это было для меня сюрпризом. — Письмо о зачислении, должно быть, сильно напугало твоих родителей, — размышляет Римус с искренним интересом. — Да! Они чуть не запретили мне сюда ехать. Почему-то мне кажется, что если бы я была единственным ребенком, они бы мне это точно запретили, но моя сестра все еще там с ними, и поэтому они считают, что им все равно удастся оставить себе хоть одну нормальную дочь. — Ой, магглы ненормальные, — автоматически говорит Джеймс, а затем чешет голову, когда Лили бросает на него обиженный взгляд. — Ну, я имею в виду, это не то, что они плохие или что-то в этом роде, просто волшебники не ненормальные. Мы тоже ненормальные, просто у нас больше... Типо... Эээ... Магглы нормальные, но мы просто... — Лучше? — предлагает Лили. Теперь ее руки скрещены на груди, а на лице — презрение. Джеймс явно этого не замечает, поскольку выпаливает: — Точно! Лили закатывает глаза и поворачивается к Римусу. — В любом случае, мой друг Северус немного рассказывал мне о факультетах и убеждал меня, что мы оба будем в Слизерине, но это не сработало. Он из Слизерина, но я, очевидно, из Гриффиндора. Она смотрит в сторону стола Слизерина с задумчивым выражением лица. — Ну и ладно. — Я тоже должен был быть в Слизерине. Думаю, произошла какая-то ошибка. Это первое, что Сириус сказал за завтраком, и по выражению его лица видно, что он удивил даже себя, сказав это. Лили просто смеется, это приятный звук, похожий на звон колокольчиков: — Сомневаюсь. То, как ты вчера вел себя с этой шляпой, было чисто гриффиндорским. Даже несколько шести-семикурсников, с которыми я сидела вчера вечером, говорили об этом. — Весь этот шум из-за того, что я просто вышел из себя? — Сириус снова выглядит раздраженным. — Нет, из-за того, что ты был очень смелым! Не знаю, заметил ли ты, но большинство детей выглядели так, будто шляпа собиралась их съесть, но я уверена, что эта шляпа думала, что ты собираешься съесть ее! Лили снова улыбается и встает, когда Джеймс начинает неудержимо смеяться: — В любом случае, Марлин, Мэри и я пойдем в библиотеку чуть позже, чтобы просмотреть что мы будем изучать на уроках. Питер морщит нос: — Но они еще даже не начались. — Просто нужно быть готовым, и вообще, это все очень интересно, не правда ли? — Я полностью согласен, — просто говорит Римус, ставя чашку на стол. — Вы не против, если я к вам присоединюсь? — Это было бы здорово, Римус. Марлин и Мэри тоже будут рады познакомиться с тобой! Встретимся.. Скажем, через час? — Конечно. Когда Лили встает из-за стола, Джеймс смотрит на Римуса: — Чёрт возьми, Римус, я и не думал, что ты зубрила. Учебный год только начался, а ты уже собираешься в библиотеку? — Ну, я не рос в атмосфере магического образования, как некоторые известные мне аристократы-чистокровки, так что мне придется приложить дополнительные усилия, чтобы получить шанс превзойти в оценках ваши напыщенные высокомерные задницы. — Напыщенные? Высокомерные? Интересные прилагательные от мальчика, который пьет чай вместо сока, — протягивает Сириус. Римус намеренно выпячивает мизинец, держа чашку и поднимает подбородок выше, изящно принюхиваясь. — Я в это не верю, — говорит Питер. — Мне кажется, старина Римус больше интересуется птицами, чем книгами. — В любом случае, — говорит Джеймс, обращаясь к Сириусу, — Мы с Питером попробуем арендовать несколько мётел у старшекурсников, хочешь устроить гонку? — Только если вы настроены проиграть. — Сириус, мальчик мой, я родился на метле. — О нет, не надо. Не называй меня «мой мальчик» или типо того. Это все подходит Питеру, потому что он меньше тебя. Тебе следует обращаться ко мне как к лорду или сэру или... — Сладенький щекастик? — невинно спрашивает Джеймс. — Дорогуша? — предлагает Римус. Мальчики выходят из Большого зала вскоре после их разговора с Лили Эванс, которая теперь оказывается немного впереди них, идя под руку с Мэри и хихикая. Ее рыжие волосы качаются из стороны в сторону в длинном конском хвосте. Джеймс вздыхает: — Я не думаю, что Хогвартс может стать лучше. Питер впечатляюще ловко заворачивает пирожное в салфетку на ходу. — Я полностью согласен, — говорит он, облизывая пальцы и пряча угощение в карман мантии. Сириус ничего не говорит, но Римус не может не заметить, что тот идет с чуть поднятой головой и выпяченной грудью. Лили права, думает Римус, он действительно выглядит храбрым.