Мемуары сэра Кэйи

Дилюк посмотрел на приписку в конце страницы и неосознанно улыбнулся: неужели Кэйя всерьез думал, что тот начнет рыться в его вещах без предупреждения, каким-то образом найдет тайник под кроватью и вскроет дневник? Впрочем, именно этим он сейчас и занимался, стойко игнорируя предупреждение: «если тебе дорога наша дружба…». Дорожить уже давно было нечем. Дилюк перелистнул страницу и начал читать: «25.05.**05 Дорогой дневник, Меня зовут Кэйя Альберих, мне десять лет, но через полгода будет одиннадцать. Прошел месяц, как меня приютил Мастер Крепус, и я живу на Винокурне «Рассвет». Мне не на что жаловаться, я впервые так много ем и сплю, папа в дороге разрешал спать только по пять часов в день, а из еды у нас были только закатники и, если повезет, дикие утки. Вчера ко мне подошла одна из горничных, кажется, ее зовут Аделинда, и протянула тебя. Она сказала: «Кэйя, если ты все еще боишься довериться нам, то можешь доверить все свои мысли этому дневнику.» С чего она взяла, что я боюсь довериться? Возможно, она немного права. Сегодня днем этот мальчик Дилюк звал меня поиграть в саду, и мне пришлось весь день прятаться от него на чердаке. Он слишком шумный, а я не люблю шумных людей! Еще он заходит ко мне в комнату без разрешения и трогает мои вещи. А еще говорит Мастеру Крепусу, что я не хочу с ним играть, и Мастер Крепус потом разговаривает со мной, а я его боюсь! И он говорит, что мы теперь с ним братья и обязаны заботиться друг о друге. Но Дилюк меня бесит! Я не хочу быть его братом! Ко мне постоянно заходят горничные и спрашивают, не хочу ли я чего-нибудь, но мне ничего не надо. Я просто хочу побыть один!» Первая запись оборвалась, а Дилюк еще долгое время продолжал рассматривать корявый почерк брата, который с годами практически не изменился. Конечно, в детстве Дилюк был довольно гиперактивным ребенком, иначе никогда бы не получил Пиро Глаз Бога, но ему и в голову не приходило, что своим поведением он раздражал Кэйю. Наверное, в силу возраста он просто не видел, что мальчик, поселившийся у них в доме, был напуган и подавлен внезапным предательством родителя. Но разве Кэйя не признался, что все это был обман? Дилюк вернулся к чтению. «27.05.**05 Дорогой дневник, мне очень страшно. Сегодня ночью опять приснился кошмар, и Аделинде пришлось видеть мои слезы. Я не хочу, чтобы на меня смотрели с жалостью. Папа говорит, что я должен быть сильным, чтобы уметь постоять за себя, а в жалости нет никакой силы, только слабость. Но и папы больше нет… Почему он бросил меня? Почему ушел? Я не заслужил быть вместе с ними? Я сделал что-то не так?..» Внезапно Дилюк запнулся о новый, незнакомый ему язык: странные угловатые символы с закорючками по бокам образовывали целые предложения. Он улавливал знакомые буквы, но не понимал ни единого слова. Задумавшись, Дилюк убрал книгу в ящик стола и вернулся обратно в постель. На сегодня с изучением дневника Кэйи покончено, но завтра, если сможет выкроить время, он обязательно отправится в библиотеку Ордо Фавониуса и выяснит происхождение странного языка. На улице тихо шепталась листва, а из окна лился прохладный воздух, смешанный с запахом влажной после дождя травы и свежих сесиллий. Дилюк закрыл слипающиеся от усталости глаза и погрузился в долгожданный сон. То, что предстало перед ним, смутно напоминало Сидровое озеро, за исключением одного – вокруг была не вода, а липкая, тягучая грязь, затягивающая, словно зыбучие пески. Дилюк с ужасом обнаружил, что тонет и выдернул ногу, делая самый тяжелый шаг вперед в своей жизни. Мерзкая жижа обвивала его леденящим холодом, руками мертвецов хватаясь за лодыжки и ступни и утаскивая за собой под землю. По спине бил холодный пот, и Дилюк представил, как липкая грязь поглотит его лицо и забьется в нос и сдавит горло. Паника охватывала его все сильней. Внезапно он увидел вдалеке чью-то фигуру, неестественно мерцающую в лунном свете, словно вокруг нее летала блестящая пыльца сумерских грибов. Человек стоял посреди бескрайнего озера вязкой грязи и обнимал худые плечи, а его неестественно тонкая талия, сжатая кожаным корсетом, наполовину увязла в липком озере. Дилюк напряг зрение и увидел отблескивающую золотую серьгу с аметистом по центру. Кэйя. Он ускорился, быстрее перебирая тяжелыми, налитыми свинцом ногами – отчего-то он был уверен, что впереди ждало спасение. До чуткого слуха донеслись странные причудливые звуки – всхлипы и неровные смешки – будто Кэйя смеялся. Да, смеялся, он действительно смеялся во весь голос, дрожа с головы до ног от нескончаемого приступа хохота и, запрокидывая голову назад, вглядывался в ночное небо, затянутое грозовыми облаками. Дилюку привиделись в его глазах язычки безумного пламени и страшная обезображенная злобой улыбка на смуглом лице, от которой кровь стыла в жилах, а сердце пропускало удары. – Кэйя… – прохрипел он, вытягивая руку вперед и пальцами хватая воздух. Он остановился – и этого секундного промедления хватило, чтобы черная грязь крепче схватила его за ноги и затянула вниз, в пучину темноты. Крик, если он и был, потонул в черной мути Сидрового озера вместе со своим хозяином. Дилюк резко подскочил на кровати, хватаясь ладонью за бешено стучащее сердце. Его била сильная дрожь, а по щекам текли горячие непрошенные слезы, которых он не проливал уже долгие годы. Прошло несколько минут, прежде чем он смог осознать, что все это был лишь сон, что он не тонул и не падал в Бездну, а лежал на кровати в своей спальне на Винокурне и судорожно хватал ртом прохладный ночной воздух. Нет, то был не сон, а настоящий кошмар! И Кэйя, который смеялся над всеми его бесплодными попытками спастись, смеялся над тем, каким жалким он был и каким ничтожным стал. Так нагло, зло и фальшиво, как смеются над теми, кого использовали как половую тряпку, вытирая о них ноги, а затем выкидывали за ненадобностью, оставляя разлагаться и гнить в мусорной яме. Дилюк с трудом подавил нарастающие в сердце обиду и злость, которые, сколько бы он ни врал окружающим, никогда не покидали его. Врут, что время лечит – ни черта оно не лечит, ему все еще было больно и тошно от Кэйи, предавшего их мечты, от рыцарей Ордо Фавониуса, неспособных защитить его родину, и от собственного отца, который так бездумно погиб на его руках, воспользовавшись проклятым Глазом Порчи. Но больше всего ему было тошно от человека, который каждый день встречал его в зеркале ванной комнаты и смотрел на него в ответ такими же алыми глазами, как и огонь, вырывающийся из его ладоней. Он протянул руку к прикроватной тумбочке, на которой стоял кувшин с водой, и жадными глотками осушил его до дна. Часть воды пролилась на ночную рубашку, и влажная ткань прилипала к телу, но Дилюку было плевать – горло саднило и жгло, словно он взаправду захлебывался в грязи, а не находился все это время в собственной спальне. Он в последний раз глубоко вздохнул, пытаясь привести в порядок сбившееся дыхание, и накрылся одеялом с головой, укутываясь в него словно в мягкий кокон. На этот раз сон пришел без кошмаров.

***

Утренний ветерок слабо освежал сонного и еще не до конца проснувшегося Дилюка, который все прикладывал ладонь ко рту, подавляя вялые зевки. Солнечные лучи весело блестели в лужах, отражаясь на стекляшке, висевшей у него на ремне, и больно рикошетили в глаза. Возле штаба Ордо Фавониус сновали работники, перебегая из одного корпуса в другой с кипами документов в руках. Из дверей, гордо шагая, словно надувшиеся павлины, показался отряд рыцарей во главе с капитаном Гертой, от вида которых Дилюк прыснул и отвел взгляд в сторону. Ему было стыдно признать, но в юношестве он искренне считал, что вся эта процессия вызывает восхищенные вздохи горожан, а не смешки и глупые подхихиканья. Никто не обращал на Мастера Дилюка внимания, за исключением Хоффмана, который удивленно окинул его взглядом, явно не ожидая встретить здесь человека, открыто презирающего рыцарей, но вскоре и он отвернулся, возвращаясь на свой пост. Дилюк тоже не стремился заводить милые светские беседы, поэтому спокойно прошел мимо охраны и направился прямиком в Штаб. Он надеялся никогда не вернуться в это логово змея, но уже второй день подряд упирался взглядом в длинный коридор главного корпуса Ордена. Правда, на этот раз целью его визита было не посещение кабинета магистра. Дверь библиотеки со скрипом отворилась, и Дилюк вошел внутрь, тут же встречаясь взглядом с парой изумрудных, словно сумерские леса, глаз. – Ara-ara, это же Мастер Дилюк, – улыбнувшись, пропела своим бархатным голоском Лиза. – Нечасто вас встретишь в стенах нашего здания. Чем обязана таким визитом? – Мне нужна одна книга, – начал было Дилюк, но, слегка нахмурившись, остановился и посмотрел на нижний этаж библиотеки, сплошь уставленный книжными шкафами. – Нет, пожалуй, мне нужен целый отдел. Перевод и переводоведение. – Ищете что-то конкретное? – Нет… То есть, да, но я предпочту найти это сам, – потупился Дилюк, старательно отводя глаза от библиотекарши, которая, казалось, считывала все его намерения. Лиза славилась своим умением находить подход к любому человеку в Мондштадте, недаром про нее говорили: «она прочитает вас, как открытую книгу», как бы иронично это ни звучало. Но никому не следовало знать, для какой цели господину Дилюку вдруг понадобился словарь, и об этом старательно напоминал спрятанный во внутреннем кармане сюртука дневник, или как гласила надпись на его первой странице, «Мемуары сэра Кэйи». – Как пожелаете. Внизу, левый проход, второй шкаф, четвертый ряд снизу. Ах, и еще кое-что, – в воздухе запахло электричеством, а по спине Дилюка пробежали непроизвольные мурашки. – Не забывайте возвращать книги в библиотеку вовремя. Он только кивнул и быстрым шагом направился вниз. Дилюк совсем забыл, что про Лизу в народе еще говорили: «Она прочитает вас, как открытую книгу, а если забудете сдать то, что взяли из библиотеки, вовремя, то удивитесь, сколько раз молния может ударить в одно и то же место». В библиотеке было тихо, иногда раздавался шорох бумаги или скрип отодвигающихся стульев, но больше ничего. Дилюк долго перебирал стоящие на полках книги, в поисках того, что хотя бы частично отсылало на Кхаэнри’ах. Наконец он разочарованно выдохнул: неужели во всем собрании знаменитой мондштадской библиотеки не найдется ничего полезного? Он схватил с полок первые попавшиеся словари и обреченно сел за стол. Возможно, был шанс найти хоть какие-то совпадения в других языках и расшифровать несколько фраз? Дилюк поежился от предчувствия долгой, утомительной работы. О причинах своего чересчур сильного интереса к дневнику Кэйи он предпочел не задумываться, списывая их на попытки разузнать, какую информацию успел украсть шпион, живший в его доме. Дилюк открыл дневник и тихо, чтобы никто не услышал, прочитал первую строку: – «Unta nunu stat in platea»… Язык можно сломать. – О, вы тоже интересуетесь хиличурлским языком? – внезапно воскликнула стоящая рядом девочка. Она держала в руках какую-то потертую книжку, из которой торчало множество цветных закладок. Ну конечно, хиличурлский язык! Если хиличурлы были жителями Кхаэнри’аха, то логично было бы предположить, что именно этим языком владел Кэйя. – Это хиличурлский? – старательно пародируя невинность в голосе, спросил Дилюк и обернулся к девочке с большими ярко-голубыми глазами. – Конечно. Вы что, не знаете, что читаете? – недовольно буркнула она, приблизившись к столу. – Я Элла Маск, профессор хиличурлского языковедения. Скоро я стану самым почитаемым ученым Тейвата, который сможет достичь мира между хиличурлами и людьми путем переговоров и дипломатии! Дилюк одарил ее нечитаемым взглядом и вежливо промолчал, не решаясь задать вопрос, насколько близки между собой понятия «хиличурл» и «дипломатия». Он не испытывал особой симпатии к детям, но Элла выглядела невероятно воодушевленной собственными словами и тем, что могла хоть с кем-то поделиться своими знаниями. Могла ли она помочь расшифровать записи Кэйи? – Ты можешь перевести то, что написано в книге? – спросил Дилюк, пододвигая к ней дневник. Элла внимательно оглядела строки и даже пару раз попыталась прочесть выведенные корявым почерком надписи, но довольно быстро сокрушенно вздохнула, качая головой. – Это какая-то смесь из хиличурлского и неизвестного мне языка. Здесь, конечно, есть знакомые фразы, вроде «mosi gusha» – грусть печаль – или «si muhe mita nye», что означает «мы побеждены», но все остальное мне непонятно. Она еще несколько раз оглядела записи и задумчиво посмотрела на Дилюка. – А что такое Кхаэнри’ах? – Кхе-кхе, наверное, непереводимое слово, – соврал тот, стыдливо пряча взгляд в сторону. В голове Дилюка зародились сомнения: не ошибся ли он в своих выводах по поводу языка и так ли компетентна в вопросе перевода маленькая девочка, случайно подслушавшая его? Он задал еще один вопрос: – Скажи, мог ли хиличурлский язык быть языком какой-нибудь древней цивилизации? – Разумеется, нет! – надув губы, воскликнула Элла. – Вы что, совершенно ничего не знаете о языках? Хиличурлы, возможно, наиболее близкие по развитию к человеку существа, но их язык по большей части состоит из связанных с едой фраз, вроде: «mosi», «mita», «gusha». Да и разве могло бы быть у таких примитивных существ собственное королевство? Они слишком глупы для этого! – И вправду, – тихо вторил ей Дилюк, уставившись пустым взглядом куда-то в стену. – Разумеется, не могло. Спасибо за помощь. Дальше я разберусь сам. Элла лучезарно улыбнулась и спряталась за ближайшим книжным шкафом, который вскоре начал издавать воинствующие возгласы хиличурлов. Дилюк уткнулся лицом в согнутые руки, пальцами зарываясь в тяжелые рыжие локоны. Если даже Элла, самопровозглашенный эксперт по хиличурлам, не могла перевести эти записи, зачем было пытаться ему? Дверь библиотеки шумно отворилась, и Дилюк услышал голос, обладателя которого он не хотел бы встретить сейчас больше всего на свете. Он рывком схватил со стола дневник и зашел в тень огромного книжного шкафа, прячась, словно загнанный в яму заяц. – Доброе утро, Лиза, – голос Кэйи звучал на удивление звонко и весело. – Вот все документы от Джинн, которые требуют твоей подписи. Сдать до вечера. Раздался тяжелый звук, словно на стол положили не стопку бумаги, а груду кирпичей. – Ах, опять работа, – промолвила библиотекарша, печально вздохнув. – Не люблю сверхурочные! Я займусь этим только потому, что того хочет моя дорогая Джинн. – Уверен, она оценит твой жест доброй воли, – промурлыкал Кэйя. – А, кстати, рыцари у входа говорят, что нас сегодня навестил сам Мастер Дилюк. Он к тебе, случайно, не заходил? Дилюк глубоко вздохнул, придвигаясь ближе к книжному шкафу. Кто угодно, но только не Кэйя, кто угодно, пусть даже Варка, или Джинн, или любой другой знакомый ему рыцарь, но не тот, чей дневник он сейчас нервно комкал в пальцах, прижимая к тяжелому сюртуку. Особенно, после вчерашней перепалки. Особенно, в Ордо Фавониус, в котором он не сможет так легко ретироваться и избежать разговора. – Мастер Дилюк? Нет, не заходил. И с чего бы ему приходить в Орден? – фыркнула Лиза. – Вы бы, сэр Кэйя, лучше бы занимались своими рыцарскими обязанностями, а не ходили выискивать по штабу знакомых. – Вот сейчас ты говоришь, прямо как он, – промямлил Кэйя, но тут же весело рассмеялся. – Ладно, до встречи! Пойду заниматься своими «рыцарскими обязанностями». Послышался звук удаляющихся шагов, и вскоре дверь библиотеки хлопнула, оповещая об уходе капитана. Дилюк вышел из своего временного укрытия и направился наверх. – Спасибо, – произнес он, обращаясь к Лизе и чуть склонив голову вниз. – Не за что, милашка, – бросила она как бы невзначай, перебирая тяжелую кипу документов. – Наверняка он пошел в свой кабинет. Подожди несколько минут здесь, а потом можешь уходить. Он поступил так, как она сказала, и без приключений покинул штаб рыцарей.

***

Тем же вечером, после тяжелого рабочего дня, Дилюк вернулся к изучению дневника Кэйи. На его счастье, больше в записях не появлялся «хиличурлский» язык, поэтому можно было спокойно продолжить чтение: «01.06.**05 Сегодня первый день лета, и Дилюк теперь на каникулах до осени, а это значит, что он будет еще больше донимать меня. Бесит! Конечно, ему легко говорить, что мне следует делать и чего не следует. На нем не лежит такая ответственность, как на мне, он всю жизнь прожил в роскоши и богатстве даже не подозревая, что творится за пределами Мондштадта. Я уверен, ему никогда не приходилось прятаться от ливня в старой разрушенной хибаре и дрожать от ночного холода! И его родные точно никогда не погибали, превращаясь в чудовищ! Все дети в Тейвате такие беззаботные и глупые. Папа был прав: они действительно радуются жизни и совершенно не думают о страданиях, которые причинили нашему народу. Как это бесит! Но хуже всего то, что если кто-нибудь когда-нибудь узнает, откуда я… Если вскроется, кто я… Меня убьют на месте. Я уверен. Никому нельзя доверять» Запись оборвалась, оставив Дилюка в некотором недоумении. Он почувствовал неприятный укол обиды: значит, пока он всеми силами пытался подружиться с Кэйей, тот его, наоборот, всем сердцем ненавидел? «Этого и следовало ожидать от предателя» – пронеслось на периферии сознания, но Дилюк тут же отсек эту мысль. Еще два года назад он легко бы принял такое рассуждение, но теперь, с высоты своего небольшого, но насыщенного жизненного опыта предпочел рассудить по-другому. Кэйя пишет: «Никому нельзя доверять». Удивительно, что так рассуждает ребенок. Потому что сам Дилюк размышлял подобным образом только в те жуткие моменты одиночества вдали от дома, когда проклинал все и всех в этом мире и заливал горе в какой-нибудь убогой таверне, полной всякого сброда убийц, похитителей сокровищ и проституток. Неужели Кэйя настолько боялся всех, кто окружал его? И почему маленького мальчика убили бы на месте, если бы вскрылась правда о его личности? Дилюк нервно сглотнул. В конце концов, Кэйя оказался прав: как только выяснилось его происхождение и цель нахождения в Мондштадте, он действительно оказался на пороге смерти. И выжил только чудом, только благословлением Царицы, протягивающей руки ко всем слабым и обездоленным. Но лучше не думать, что было бы, если бы Кэйя погиб в ту роковую ночь Дилюк пролистал еще несколько записей, которые преимущественно состояли из описания рутины. Несколько раз на глаза ему попадались фразы в духе: «Дилюк меня ужасно бесит!», и он быстро отводил взгляд, чтобы не провоцировать собственный нездоровый интерес. Вот уж чего точно не следовало делать взрослому мужчине, так это обижаться на слова мальчишки. Вскоре на страницах показалась интересная дата: «15.07.****». Дилюк очень хорошо помнил этот день. День, когда получил Пиро Глаз Бога. И Кэйя, он уверен, тоже запомнил его на всю жизнь. Стоял знойный летний полдень, солнце обжигало бледную кожу, а на руках уже был загар точь-в-точь по контуру его летней рубашки. Дилюк шел вдоль виноградных кустов, придерживая края соломенной шляпы, нагибался, заглядывал в тень каждого, и, разочаровано вздыхая, продолжал поиски. – Кэйя, ау! Не прячься, пожалуйста, я просто хочу поиграть с тобой! Обещаю, больше не попаду тебе в голову мячом! Но вокруг ни звука, даже листва на деревьях перестала шептаться, словно прислушивалась к голосу юного господина. Внезапно возле соседних зарослей раздался всхлип, затем еще, и Дилюк ринулся вниз, забираясь в тень виноградных кустов. Кэйя сидел на траве, весь измазанный виноградом и зеленью листвы, и вытирал рукавом быстро бегущие по щекам слезы. Увидев залезшего к нему мальчика, он отвернулся и закрыл лицо руками, продолжая шмыгать носом и дрожать с головы до пят. – Уходи-и-и…– завыл он протяжно, отодвигаясь в глубь кустов. – Кэйя, ты что плачешь? Из-за мяча? Извини! Я правда-правда больше не буду в тебя попадать, – Дилюк подполз ближе и потянулся рукой к заплаканному ребенку, но внезапно получил хлесткий удар ладонью и испуганно отполз назад. – Тебе так нравится меня обижать? – шипел Кэйя, а лицо его исказили обида и злость. – Нравится смотреть, как я плачу? Ну так смотри на здоровье! Вам всем хочется видеть мои слезы! Доводите меня и смеетесь потом за спиной: приемыш, подкидыш, беспризорник, и если уж решили поиздеваться, то лучше бы вообще не брали в дом, а оставили бы на улице! – кричал он, заливаясь слезами. – Вы меня все ненавидите и ждете, пока со мной что-нибудь плохое случится. Ну так вот, можете больше не ждать, потому что я ухожу прямо сейчас и больше никогда не вернусь! Кэйя выскочил из кустов, и побежал в сторону реки, а Дилюк от шока застыл на месте, не смея пошевелиться. Его снедала жгучая обида: как же так, он ведь столько усилий приложил, чтобы с ним подружиться, а в ответ получил лишь крики и слезы! Да что не так с этим мальчишкой? Потому ли, что Дилюк привык получать то, что хочет, или потому, что не в его характере было в пустую обижаться на других людей (за исключением Аделинды, которая часто журила его за проделки, а потом оставляла без сладкого на ужин), но он решил встать и найти мальчика, чтобы как следует извиниться. «Папа говорит, нужно уметь признавать ошибки» – думал Дилюк, спускаясь вниз по тропе. На счастье ли или на беду, но среди виноградников не было ни одного рабочего, который мог бы его остановить. Добравшись до реки, мальчик, наконец, остановился, повертел головой из стороны в сторону, но нигде не сумел разглядеть знакомой синей макушки. Внезапно невдалеке раздался сиплый крик, от которого по коже пробежала толпа мурашек. Дилюк, не раздумывая, бросился вперед в ту сторону, откуда донесся шум. Он пересек несколько пышных кустов, растущих вдоль берега, обогнул высокое яблоневое дерево, низкая ветвь которого зацепила его шляпу и свалила на землю. Дилюк не заметил этого и кинулся к ближайшей роще. За одним из колючих кустов скрывался Кэйя, сидящий на песке и плотно прижимающий к себе руки. Он то ли пытался спрятаться, образуя над головой домик, то ли молился Богам, и этот жест мог бы показаться до крайности забавным, если бы Дилюк не увидел причину его испуга – крио-слаймы. Нет, огромные крио-слаймы. Которые к тому же смотрели прямо на них. И стало уже не до смеха. Дилюк подбежал к Кэйе и схватил его за руку, пытаясь поставить на ноги: – Давай же, побежали быстрее, мы еще успеем спастись! Но Кэйя словно прирос к земле и все продолжал шептать под нос непонятные слова. Дилюк долго трепал его за рукав и дергал за волосы, пока крио-слаймы неспеша прыгали в сторону мальчиков. В конце концов он сдался и сел рядом, обнимая его за плечи и тихонько шепча на самое ухо: – Все в порядке, Кэйя, я с тобой, я тебя не брошу. Пойдем домой? Дилюк, будучи еще слишком юным, даже и не предполагал, что подобным самообладанием в опасных ситуациях обладают далеко не все рыцари Ордо Фавониуса, не говоря уж об обычных гражданах. Шепот и тепло чужих рук против воли подействовали на Кэйю благотворно, и он нашел в себе силы покачать головой из стороны в сторону и тихо проблеять: – Я не могу встать… Дилюк продолжил молча оценивать обстановку: крио-слаймы в паре десятков метров, Кэйя не может идти, а нести его на себе не получится, ведь так они не смогут убежать на достаточное расстояние. И что же остается? Бросить мальчика на растерзание ледяных монстров, а самому позорно сбежать или залезть на какое-нибудь дерево в ожидании подмоги? Ну уж нет! Разве так поступают благородные рыцари? Разве такого поведения ждет от него отец? Дилюк встал, заграждая Кэйю от слаймов и, раскидывая в сторону руки, крикнул: – Кэйя, я тебя защищу, слышишь? Защищу! И в этот момент раздался громкий хлопок, напоминающий взрыв петарды или пороха, и все вокруг заволокло густым, непроглядным дымом, а через секунду из него вылетела огромная огненная птица, сжигающая на своем пути траву и уносящая слаймов далеко в реку, где они и растаяли, превратившись в обычную воду. Дилюк тяжело дышал, прижимая к груди теплый округлый предмет. Пот градом катился со лба, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он поднял руку и рассмотрел блестящий на солнце и такой горячий на ощупь Глаз Бога. Его Глаз Бога. Он молчал, не веря собственным глазам. «Неужели я благословлен? – думал он про себя. – Боги заметили меня?». Дилюк крепко зажмурил глаза и открыл их вновь, проверяя, не исчез ли подарок, и тут же расхохотался во весь голос, падая на землю и теснее прижимая к себе Пиро Глаз Бога. – Я благословлен! Кэйя, Кэйя, посмотри, это же Глаз Бога! Я получил собственный Глаз Бога! И пока Дилюк смеялся от счастья и катался по земле, пачкаясь в мокром песке и зелени, Кэйя во все глаза таращился на него, абсолютно позабыв, как дышать. Он все еще дрожал, но больше не пытался спрятаться или заплакать – слишком велик был шок от увиденной птицы. Дилюк не помнил, как они вернулись на Винокурню – кажется, он тащил едва переставляющего ноги Кэйю за собой и все приговаривал: – Давай же, давай! Знаешь, как папа обрадуется, когда увидит мой собственный Глаз Бога? Он всегда мечтал о таком, а я исполнил его мечту! Он будет так рад! Впрочем, на Винокурне их ждал не радостный Мастер Крепус, а взволнованный персонал, перепуганная Аделинда и рассерженный хозяин поместья. – Дилюк, Кэйя, где вы были? Вы прекрасно знаете, что вам нельзя покидать территорию Винокурни. Я жду объяснений. Дилюк не стал ничего объяснять, а просто широко улыбнулся, распахивая ладонь и показывая светящийся Глаз Бога. Отец так и застыл на месте и больше не пытался устроить допрос, а затем… Впрочем, на этом моменте Дилюк решил прервать свои воспоминания и вернуться к чтению дневника. Кэйя описывал все те же события, но сухо, чересчур безэмоционально, строго соблюдая последовательность и не добавляя ничего от себя. Он даже опускал свои излюбленные комментарии, в духе: «Дилюк меня так бесит!», или «Дилюк приставучий», или «Я не хочу быть его братом!». Впрочем, это легко объяснялось тем, что после встречи со слаймами мальчик был напуган до чертиков. Но с момента, когда они вернулись на Винокурню, повествование начало меняться: «Дилюк показал Мастеру Крепусу Глаз Бога. Тот так сильно обрадовался, что даже не стал нас ругать и только хлопал Дилюка по плечу и приговарил: «Я так тобой горжусь, сынок». Кажется, он говорил что-то еще, но я не помню: мне было плохо, тряслись колени и хотелось упасть прямо там, на ковре, и заснуть, чтобы никогда больше не вспоминать этот кошмар. Меня подхватила Аделинда и увела на кухню отпаивать чаем. Я дрожал и немного плакал. Честно говоря, дорогой дневник, мне очень-очень стыдно, что я поступил как трус и не смог даже подняться на ноги, чтобы сбежать. Я и вправду не заслуживаю жить вместе с ними под одной крышей. Не знаю, зачем накричал на Дилюка: он не такой плохой, каким кажется, просто я не привык к таким людям. У нас на родине не принято кого-то спасать, и папа всегда говорил, что кроме меня самого у меня никого не будет. Я спросил Аделинду, плохой ли я человек, и она сказала: «Что за глупости ты говоришь?» Тогда я спросил ее, почему Дилюк спас меня, и она ответила: «Потому что ты ему дорог, и он захотел тебя защитить». Ничего не понимаю. А потом Аделинда погладила меня по голове и сказала, что я должен обязательно подняться к Дилюку в спальню и поблагодарить его. Я так и сделал. Он был очень счастливым и улыбался так широко, что я успел разглядеть все его зубы. Я поклонился, как учил меня отец, и сказал: «спасибо», а Дилюк подошел и обнял меня. Он был таким теплым, как будто я обнимался с солнцем. Он сказал: «Главное, что ты цел!» и улыбнулся. И я не смог не улыбнуться в ответ. Может быть, он не такой уж и плохой, этот Дилюк» Запись оборвалась, а Дилюк поймал себя на мысли, что уже третий раз перечитывает последние строки, глуповато улыбаясь. Да уж, давно на его лице не было такой сердечной улыбки, какую смог вызвать этот потертый дневничок. Что уж говорить, даже Кэйя, которого он искренне не понимал в детстве, теперь предстал перед ним в совершенно другом виде. «Какой же он все-таки милый» – пронеслось в голове Дилюка, и он тут же постарался отогнать эти мысли. Единственным, что продолжало смущать его в записях, была фраза «у нас на родине не принято кого-то спасать». Он мало что знал о родине Кэйи, точнее, о тех поселениях, в которых еще остались жить кхаэнрийцы – вероятные потомки тех, кто сумел выжить пятьсот лет назад. Где жил его брат? Это был город? Деревня? Маленькая община? И почему там было не принято кого-то спасать? Неужели, на местных так сказалось проклятье, которое невозможно победить даже прославленной алхимией Кхаэнри’аха? Ведь зачем спасать того, кто рано или поздно станет монстром Бездны, когда сам ты каждую секунду на волоске от гибели? Если думать в таком ключе, становилось понятно, почему Кэйя был настолько зашуганным и беспокойным: наверняка все детство видел, как его родные и друзья оборачиваются в чудовищ. А что он чувствовал, уничтожая лагеря хиличурлов: жалость, стыд? Или, может быть, был рад, что смог избавить своих людей от проклятья? Даже если избавление – это смерть. Дилюк сомневался, что когда-нибудь сможет узнать ответы на эти вопросы. В тот день, пятнадцатого июля, случилось еще одно событие, о котором Кэйя не написал в дневнике только потому, что случилось оно не с ним. Ночью, во сне Дилюку явился странный нечеловеческий голос, принадлежащий, как он догадался позже, какому-то божеству. Тот строго спросил: – Ты знаешь, почему ты получил Пиро Глаз Бога? – Потому что… потому что загорелся! – отвечал ему ничуть не испугавшийся Дилюк. – Загорелся? Чем? – Своей мечтой! – А какая у тебя мечта? – Защитить всех! Божество искренне рассмеялось, видимо, оставшись довольным ответами, и покинуло его. А проснувшийся на утро Дилюк почувствовал, что этот странный сон должен навсегда остаться его маленькой тайной, о которой никому не следует знать.

***

Стрелки часов двигались к цифре девять, пока Дилюк неспеша завязывал галстук на шее. Сегодняшний день он планировал начать с поездки в Мондштадт, где необходимо было урегулировать несколько деловых вопросов, связанных с поставками вина в местные алкогольные магазины, а затем целиком и полностью уйти в бумажную работу, которая, казалось, ни на йоту не убавилась с его возвращения в город. Для многих пятница – день, когда можно наконец расслабиться и оставить все будничные заботы позади, но для Дилюка это был все тот же рабочий день, вечер которого ему, к сожалению, придется провести за барной стойкой. – Есть какие-нибудь новости? – спросил он у Эльзара, не имея в виду ничего конкретного, но, заметив его хмурый взгляд, напрягся. – Что-то случилось? – Вы не будете рады тому, что услышите, – уклончиво ответил он. – Неважно. Говори. – Сегодня ночью трое рыцарей Ордо Фавониус поступили в лазарет со странными симптомами… – Если это касается рыцарей, – прервал его Дилюк. – То мне нет никакого дела до того, что у них происходит. Эльзер понимающе кивнул. – Я все-таки считаю, что вам следует выслушать меня, господин. Эти симптомы не похожи на все известные лекарям болезни: у рыцарей наблюдаются слабость, истощение, головная боль и, как ни странно, преждевременное старение, которое отражается на их… – Подожди, – Дилюк замер на месте, так и не натянув перчатку до конца. – Что ты сказал? – Преждевременное старение, сэр, – ответил Эльзар, чуть склоняя голову вниз. – Их кожа стала бледнее, на теле появились морщины и волосы покрылись сединой, хотя еще вчера они выглядели молодыми и здоровыми. По крайней мере так нам доложили... Дилюк не отводил пустого взгляда от того места, где стоял Эльзар, но смотрел, казалось, сквозь него. На лице застыл шок, смешанный едва ли не с ужасом и тяжелым, еще не до конца пришедшим в голову осознанием: он знает, что случилось с теми рыцарями. У него было много времени, чтобы изучить последствия влияния Глаза Порчи на человека. – Черт, черт, черт! – кричал он, быстрее натягивая тяжелый сюртук на плечи, пока Эльзар округлившимися от удивления глазами смотрел на него. – Как это произошло? Как я мог допустить это? Практически бегом покидая поместье, Дилюк клял себя за беспечность, за излишнюю самоуверенность, но в голове вертелась только одна приставучая мысль: «Они сами зарыли себя в могилу». Как бы он ни отрицал очевидного, в глубине души он ликовал, потому что прекрасно знал, кто мог совершить такое преступление. Если было что-то, чего Дилюк по-настоящему боялся и пытался всеми силами избежать, так это распространение Глаз Порчи среди граждан Мондштадта. Слишком велик соблазн воспользоваться чудесной вещичкой, которая дарует тебе силу, сравнимую с божественной. Особенно когда на кону стоит твоя безопасность или безопасность дорогих тебе людей. Но никто не думает о последствиях: сначала усталость, слабость, и кажется, что они пройдут сами собой, но затем под глазами углубляются морщины и волосы клочками падают на пол, и вскоре вместо юного лица в зеркале тебя встретит дряхлый старик, отживающий последние дни. Он видел, как это бывает: во время своего приключения столкнулся с целым поселением людей, где каждый владел такой вещью и вскоре погибал, падая прямо посреди улицы, в окружении множества таких же дряхлых стариков. Только после Дилюк узнал: вся эта деревня была одним большим экспериментом Фатуи, которые не гнушались использовать ни в чем неповинных людей в своих целях. Если такое произойдет в Мондштадте, если кто-нибудь еще умрет из-за этого проклятья… Он обещал, что второго раза не будет. Ради горожан. Ради жертвы Мастера Крепуса. Именно своими благородными мотивами Дилюк объяснил то, что вломился в кабинет Варки без стука и, сгорая от злости, произнес: – Что все это значит?! Варка смерил его спокойным, ничего не выражающим взглядом и будничным тоном уточнил: – Вы о чем, Мастер Дилюк? – Вы прекрасно знаете, о чем я, – ответил тот, со скрежетом пододвигая стул ближе и садясь на него. – Глаза Порчи. В Мондштадте. Трое пострадавших. Что это значит, Варка? Магистр сложил руки в замок и, не отводя спокойного, даже немного равнодушного взгляда от его лица, начал говорить: – Полагаю, вам уже известно, что сегодня ночью вернувшиеся после задания рыцари оказались на несколько десятков лет старше, чем когда уходили, после чего я приказал поместить их в лазарет под карантин и провести тщательное обследование. Позже у них конфисковали три работающих Глаза Порчи. Предположительно, именно их пагубное воздействие стало причиной преждевременного старения. Но что вы хотите услышать от меня? – Я хочу узнать, – Дилюк сжал ладони в кулаки. – Почему Фатуи все еще в Мондштадте. Повисла неловкая пауза, прерываемая тихим стуком капель о стекла окон. Казалось, вот-вот начнется дождь, но буря так и не разразилась. Варка неспеша барабанил пальцами по столу, повторяя какую-то одному ему известную мелодию. – Мы не можем избавиться от делегации Снежной, пока у нас нет доказательств, что это они распространяют Глаза Порчи, – неспеша начал магистр. – Более того, сегодня утром я провел экстренное совещание, на котором представитель Фатуи объявил, что их организация не имеет к этому никакого отношения. Больше ничего сказать не могу. – И вы поверили этому? Серьезно? Варка, послушайте, – Дилюк встал и положил руки на стол, упорно не отводя взгляд от лица магистра. – Я видел, как это бывает: сначала слабость, озноб, потом начнут выпадать зубы, волосы, и в конце концов человек падает замертво, потому что эта проклятая вещь выпивает из него все соки. А знаете, что будет если использовать всю мощь Глаза Порчи в один миг? Человек будет биться в агонии, кричать, умолять о смерти, пока… – Дилюк прервался, когда перед глазами возникла страшная картина чудовищной смерти его отца. – Фатуи должны немедленно покинуть стены Мондштадта, если вы хотите, чтобы больше никто не пострадал. – Прогнать их равносильно разорвать все дипломатические отношения с таким сильным союзником, как Снежная, – упрямо твердил Варка, даже не пытаясь вслушаться в доводы Дилюка. «Да что ж ты такой толстолобый?!» – едва не вскричал тот. – Наши рыцари уже начали расследование и вскоре мы выясним источник распространения Порчи. Ситуация полностью под контролем Ордо Фавониуса, и горожанам не о чем волноваться, будьте уверены. Дилюк фыркнул и отпустил край стола. Он сложил руки за спину и начал мерить комнату шагами, размышляя вслух: – Ордо Фавониус, как всегда, в своем репертуаре…Я не ожидал от вас большего, – произнес он настолько тихо, что Варка едва смог различить его слова. На несколько секунд магистр виновато опустил голову, будто бы хотел признать свои ошибки и понимающе согласиться с аргументами Дилюка, но не сделал ни того, ни другого. – Просто смешно, Варка, вы опять и опять наступаете на те же грабли. Сколько еще человек должно умереть, прежде чем вы решитесь на радикальные меры? Сколько еще будет таких «бездоказательных» преступлений, которые совершат Фатуи? Вы действительно считаете, что народ просто закроет на это глаза, когда ситуация выйдет из-под контроля? Но магистр продолжал молча глядеть из-под полуопущенных век на своего оппонента, словно старый лев, ожидающий последней, решающей атаки. Дилюк еще раз смерил его выжидающим взглядом и, видимо, убедившись, что эту битву он проиграл окончательно, перешел к наступлению с другой стороны. – В таком случае я требую допустить меня до этого дела. – Оно находится в юрисдикции Ордо Фавониуса, и я не имею права передавать информацию о расследовании посторонним лицам. Дилюк ни за что бы не поверил, что у Магистра Ордена нет такой власти. Он сжал переносицу и спрятал глаза за ладонью, напряженно размышляя о следующем ходе. Играть в поддавки он больше не намеревался, ведь прямо сейчас решалась судьба благополучия его родного города. – Варка, кажется, ты забываешь: я согласился найти вашу «крысу», перебежавшую к Фатуи, – Дилюк приблизился к столу. То ли из-за игры света, льющегося из окна, то ли из-за его собственного довольно крепкого телосложения, однако сейчас он выглядел крупнее Варки, словно действительно возвышался над ним. – Думаешь, мне многого стоит пустить слух о том, как Эрох по-настоящему решал проблемы Мондштадта? Как незаслуженно обделил моего отца посмертной славой? Думаешь, шаткая репутация Ордо Фавониус устоит? Вы и так держитесь только на заслугах этого… «Полуночного героя», – он поморщился, вспоминая, каким пошлым прозвищем окрестили его спасенные горожане. – К тому же я четыре года неустанно изучал Глаза Порчи, и вы нигде больше не найдете другого такого же специалиста. Надеюсь, вам хотя бы хватит гордости не просить помощь у Фатуи. Варка долго сверлил его взглядом пронзительных голубых глаз, пока наконец не прервал затянувшееся молчание громким смешком. Он ухмыльнулся, пряча улыбку в усах, и произнес: – Мастер Дилюк, вы ходите по тонкому льду, шантажируя магистра Ордо Фавониуса. Вы осознаете это? – Я осознаю, что не делаю ничего противозаконного, – ответил тот, гордо сложив на груди руки. Магистр опустил взгляд на стол, видимо, о чем-то призадумавшись. Дилюк понял, что тот ведет напряженную борьбу внутри себя. Не в его интересах вмешиваться в политику двух государств, но нажать на нужные рычаги и подтолкнуть определенных людей он мог, и Варка как никто другой должен был понимать это. Иной бы человек сказал, что магистр даже в такой непростой ситуации остается хладнокровным и невозмутимым лидером, но Дилюк видел, как едва заметно дрожало нижнее веко его глаза и дергались усы. Через несколько минут Варка наконец произнес: – Хорошо. Я соглашусь на наше с вами сотрудничество, – Дилюк перевел на него удивленный взгляд – не ожидал, что тот так быстро сдастся. – Но при двух условиях, – Черт. Чего-то такого и стоило ожидать. – Первое: вы будете работать вместе с тем человеком, кого я назначу проводить расследование. Он будет следить за тем, чтобы вы не совершали никаких… необдуманных действий. А вы, в свою очередь, будете следить за тем, насколько качественно он выполняет свою работу. Может, так наконец ваше мнение насчет Ордо Фавониуса изменится, – Дилюк фыркнул и устало прикрыл глаза. – И второе: информацию о ходе расследования, включая допросы свидетелей, найденные улики и прочее, вы будете получать только от него. Лично. – А это еще зачем? – озадаченно спросил Дилюк. – Чтобы вы не смогли действовать один без его ведома. Он просто не допустит подобного: ему, как никому другому, важно сохранить лицо Ордо Фавониуса. К тому же, – Варка прервался и снова чуть заметно усмехнулся. – Он и сам не позволит вам работать одному и забрать всю славу себе. Дилюк нахмурился. Смутная, но неприятная догадка уже начала формироваться в его голове, и, честно говоря, лучше бы он работал бок о бок с Варкой, чем с тем, чей образ периодически отдавался в его сознании болезненным гудением. – Кого вы назначили вести расследование? Вопрос повис в воздухе, когда в дверь негромко постучали и оба присутствующих обернулись на шум. – Войдите! – крикнул Варка. И человек вошел, а шаги его эхом отдавались в кабинете, пока бесчисленные бляшки ремней громко звенели от каждого движения, а серьга в ухе блестела, отражая лучи утреннего солнца, показавшегося из-за завесы дождя. – Доброе утро, магистр, – произнес Кэйя и, зацепившись взглядом за Дилюка, потерянно застыл на месте. Казалось, на его губах вертелся один единственный вопрос: «А ты что здесь делаешь?», но он не решался задать его в присутствии Варки. – Сэр Кэйя, я поручаю вам вести дело о распространении Глаз Порчи среди рыцарей Ордо Фавониуса… «Варка, ты не посмеешь!» – мысленно закричал Дилюк, пронзая его полным гнева взглядом. – …Совместно с Мастером Дилюком, который любезно решил предоставить Ордену свою помощь. Вам все ясно? – Отказываюсь. Кэйя ответил моментально, чем поверг и Дилюка, и Варку в полный шок. Отказывается? Почему? Уж кто-кто, а нахальный рыцарь точно не захотел бы упустить такую возможность вдоволь насладиться безвыходной ситуацией, в которую Дилюк вогнал самого себя. Вся его натура, все поведение буквально кричало: «Я жду твоих промахов, глупый братец». По крайней мере так считал Дилюк, который находился в полном замешательстве от отказа рыцаря, пока Варка наконец не задал вертевшийся у них обоих на языке вопрос: – Почему? – Наши с Мастером Дилюком методы ведения расследования сильно отличаются. Кроме того, я боюсь, что мы не сойдемся характерами, из-за чего пострадает качество выполненной работы, – без колебаний ответил Кэйя, и речь его казалась настолько же логичной, насколько неестественной для обыденного поведения капитана. – И последнее: я привык работать один, не вижу смысла давать себе «напарника». Магистр невесело улыбнулся и выпрямился в кресле, положив руки на массивные подлокотники. – Это звучит вполне разумно, сэр Кэйя, но пока Мастер Дилюк еще находился в Ордене, именно ваша командная работа показывала наилучшие результаты, – также деланно равнодушно ответил Варка, словно объяснял маленькому ребенку прописную истину. – Я бы не хотел давать это дело в руки кому-либо еще, кроме вас, а Мастер Дилюк настоятельно требует своего участия в расследовании. Дилюку казалось, что он скоро лопнет от переполняющих его стыда и гнева. Все складывалось наихудшим образом. Из всех возможных вариантов развития событий, именно этот привел его к работе бок о бок с Кэйей, с которым не то, что работать, даже находиться в одном помещении было невыносимо. Их нейтральная зона – таверна, и Дилюк не намеревался нарушать негласный договор, пусть Кэйя, порой, прикладывал всевозможные усилия, чтобы вывести его из себя. Только собственная гордость не позволяла ему встать и уйти из этого проклятого Богами места, признав окончательное поражение. – Но…– начал было Кэйя. – Мне кажется, вы не до конца понимаете, в каком положении находитесь, капитан. У вас уже нет права выбора. От этих слов по спине Дилюка побежал неприятный холодок, и он был уверен, что это не из-за внезапного утреннего дождя. О чем Варка вообще говорит? Неужели на что-то намекал? Это звучало, как… Нет, это было угрозой! В Ордене определенно творилось что-то странное, о чем Дилюк никак не мог узнать, даже если бы попытался лично допросить рыцарей, но… Плевать. Дела сэра Кэйи это все еще только дела сэра Кэйи. Капитан покорно кивнул головой, выражая свое согласие в участии в предстоящем расследовании. Его обычно такое выразительное лицо покрылось маской равнодушия. – Мастер Дилюк, я не стану вас больше задерживать, – произнес Варка и головой указал на выход. Он так и не сумел прочитать в алых, горящих от злости глазах напротив: «Я тебе это еще припомню». Дилюк встал и, обращаясь к Кэйе, произнес всего четыре слова: – В таверне после одиннадцати. Он стремительно покинул помещение, так и не заметив, как сильно побледнел продолживший стоять в кабинете рыцарь.