мерзость

На Кетца Темер невыносимо находиться. Вся планета — это сплошные леса, которые переплетаются неведомыми ходами и путают неосторожных людей. Йоханан когда-то был уверен, что умеет неплохо разбирать дорогу и ориентироваться на местности, но, очевидно, Кетца Темер хочет его переубедить. Жар от ближайшей звезды уже начинает ощутимо припекать, и Йоханан не знает, сколько продлится этот палящий полдень. Оглядываясь на своих спутников, он подмечает, что и они на пределе сил. Арджента тяжело дышит в броне, ее лицо мокрое от пота, и кажется, что Сестра Битвы вот-вот потеряет сознание. Допускать этого не хочется: им ее в доспехе все равно не утащить. Рыжий Ульфар похож на мощного вепря, превращенного в человека, но и он остается молчалив, пока они кружат по странным местам, сливающимся в единое полотно. Ирлиет ступает осторожно, прислушивается к окружающей природе, еще надеясь, что ее чуткие ощущения выведут их куда-то. Желательно к воде — Йоханан сейчас готов сунуть голову в воду, чего бы ему это ни стоило. — Как друкари переносят жару? — спрашивает он у Маражая во время очередного привала. Никому не хочется признавать, что они заблудились. — Не лучшее время, чтобы узнавать особенности моего народа, Иан, — скрипит зубами Маражай. — Как видишь — херово. Его острая ухмылка, кажется, может прорезать насквозь. Покачав головой, Йоханан не отходит, оглядывается по сторонам, пытаясь уцепиться за что-нибудь, что поможет им напасть на след проклятого Винтерскейла. Кассия блуждает пророческим взглядом по одинаковому пейзажу. Йоханан знает, что это только сводит с ума сильнее. Жара становится особенно невыносимой, он стаскивает мундир, оставаясь в одной легкой рубахе, которая от пота липнет к спине. Даже в тени высокого дерева невыносимо парит. Прикрыв глаза, Йоханан теряется в мареве мыслей. Этому миру не помешал бы дождь, хороший такой ливень. Он ненадолго впадает в легкую дрему, полную странных видений, а когда открывает глаза, то застает престранный разговор. Прислушиваясь, Йоханан щурится, чтобы его спутники не раздваивались. — Я читала, что путешественники, оказавшиеся в безвыходной ситуации, в конце концов пожирали своих товарищей, — звенящим голоском говорит Кассия. Выдает с таким наивным видом, как будто это откровение. Йоханану хочется застонать: что за бредовые книги девочка читает? — Хм-м, тогда Вольный Торговец достанется мне, — мурлычет Маражай. Его это забавляет — не более. — Он как-то говорил, что мы принадлежим друг другу с потрохами, самое время это доказать. — У Волка большой опыт, — ворчит Арджента. Это она считает мерзостью, возможно, даже большей, чем Маражай: он таков по своей извращенной природе, но Ульфар сам выбрал рвать и пожирать своих противников. — По-моему, Ульфар лучше подходит для пропитания, — отмечает Ирлиет, кажется, из чувства справедливости. — Ну, его же больше! Надолго всем хватит. Ульфар рокочуще смеется, похлопывает тонкую эльдарку по плечу. — Собирайтесь, идем дальше, — перестав притворяться, что он спит, заявляет Йоханан. Ему кажется, что леса сводят их с ума. Чем дольше ты блуждаешь, тем сильнее сомнение точит между ребер: вы уже здесь проходили? этот лес насмехается? В качестве опознавательных знаков они помечают деревья и старые, оставленные постройки, и это немного помогает не сойти с ума. На одной из полян они сталкиваются с эльдарами, которые тут же бросаются в бой, несмотря на попытки Ирлиет о чем-то договориться. Сражение протекает как-то вяло: они перестреливаются из-за густых зарослей, пока последний эльдар не падает. Возможно, они и отважные воины, но явно не думали встретиться тут с мощью Космического Волка, который сминает их тонкие тела. Обобрав трупы, Йоханан отмечает, что, по крайней мере, голод им не грозит: у эльдаров были припасы. — Маражай? — зовет он друкари, уставившегося куда-то в пустоту. Обычно прохладная, как у змеи, кожа Маражая кажется пылающей. Только почувствовав прикосновение ко лбу, он неохотно скалится и огрызается. Они идут замыкающими, Йоханан в задумчивости глядит в спины своим спутникам. Даже Ульфар избавился от части брони — ее приходится нести в рюкзаке, — чтобы не изжариться на солнце. Маражай же выглядит особенно беспомощным в темном друкарском доспехе, который притягивает немилосердное солнце — против законов физики не попрешь. И вряд ли это конкретное страдание ему нравится, судя по мрачному виду, с которым он отирает пот со лба. — Когда найдем Винтерскейла, просто дай мне отпилить его гребаную голову, — просит Маражай. Вода заканчивается, и скоро пить придется не иначе как кровь. Йоханан кивает, отдавая Маражаю свою порцию из фляги. Если тот и замечает — настолько ли хорошо он соображает, плывущий взглядом от жары?.. — то ничего не говорит. Йоханан отдал бы ему свою кровь и свое тело, если бы правда дошло до пожирания друг друга. Он знает, что Маражай умеет выживать любой ценой. Их путешествие не настолько мучительно, чтобы задумываться об этом всерьез, но весь отряд выглядит угнетенным. Хотя командир должен подбодрить своих людей, Йоханан сам едва может соображать. Мозги плавятся в черепе. Лес вокруг насмешливо шепчет что-то — или это у него уже начинают лихорадочные видения? — Нам стоило развернуться и улететь, — шепчет Кассия. Ее голосок тихий и несчастный. — Здесь я не могу разбирать пути, нечто сбивает меня, мешает провидеть… — Вот и успокой свой третий глаз, только тварей из варпа нам сейчас не хватало, — рычит Маражай. Обычно он не позволяет себе огрызаться на Кассию — не из каких-то моральных соображений, но потому что не хочет оказаться жертвой ее всевидящего ока. — Прекратите, — одергивает их Йоханан. — Кассия, ты хоть что-то слышишь? — Да… — она качает головой. О недовольном Маражае она уже позабыла. — Впереди люди. Кажется, это Вольный Торговец, которого мы ищем, и его команда. Оглядываясь, Йоханан видит усталые, обреченные лица своих союзников. То, что они все-таки напали на след Винтерскейла и его людей, — никакой не продуманный план, а скорее безумная удача, которая улыбнулась им спустя столько часов (дней?) блуждания по лесу. — Прекрасно, — улыбается Йоханан. — А теперь мы упокоим этого ублюдка и скажем, что нашли уже место ужасной трагедии. Кровавой, такой мрачной картины, что и говорить не хочется. Маражай впервые улыбается — палящий ад скоро окончится.