Волчьи ягоды

«Ваша любовь необходима для моего счастья, потому что Вы самое красивое создание в мире!... Прощайте, любимая подружка, возлюбленная глупышка души моей, я боготворю Вас и надеюсь, что Вы не отвергните меня...» 

«Если вы и сумасшедшая, то самая восхитительная из всех когда-либо существовавших. Я заявляю, что вы полностью завоевали меня, и что я без ума от вас. Слышите? Прощайте, очарование моих глаз, обожание моего сердца, светило века, феномен природы, или лучше всего этого Бизям Бизямовна с плоским носиком»

У меня пять сестёр...было пять. Наш отец, думается мне, всегда больше любил своих дочерей. Может быть потому, что их, в отличие от нас с Константином, не забирали у него после рождения. Он называл их - «мой цветник». Они все были очень различны между собой..по нраву и внешности…но действительно все были прекрасны, словно цветы. Каждая по-своему. Но Катиш от них ото всех отличалась в чем-то особенном, что я не могу объяснить. Хотя у неё был с детства трудный характер, но даже отец, в своей привычной горячности совсем не умел сердиться на неё. Никто не умел. Она была нашим громоотводом и от его гнева, нашим лучом света в темном царстве. Она никогда его не боялась. Катиш всегда делала и говорила то, что хотела и ее можно было убедить, но нельзя было заставить, принудить ни к чему помимо ее воли. У неё был характер. Было своё мнение на все и всегда. Я должен признаться, (и кто знает, может ли это быть моим оправданием...?) что я никогда не воспринимал ее, как сестру. Я был старше ее и рос отдельно. Я знал ее маленькой девочкой, смешной и курносой, строившей за спиной гувернантки мне рожи и с пальцами вечно в пятнах от шоколадных конфет. Я не знаю, любил ли я ее тогда даже? Но я помню, что она всегда очень любила меня. Однажды я зашёл в ее комнату, чтобы поздравить с днём рождения. Ей тогда было только лет пять. Она ужасно крепко и долго обнимала меня и все никак не хотела пускать. Пришлось даже звать гувернантку ко мне на подмогу. А вечером, когда был праздник, и все ели торт, Катя задула свечку, и отец спросил ее: что же она загадала? А она хитро на меня посмотрела, улыбнулась и сказала, что загадала вырасти поскорее и выйти за меня замуж. Отец тогда смеялся до слез. Все смеялись. Я тоже начал смеяться и добавил, что, к сожалению, ее желание не сбудется, потому что у меня уже есть невеста и я скоро женюсь на ней. А Катиш, вдруг, убежала в рыданиях и долго ее не могли успокоить. Я помню, как в детстве приносил ей яблоки в сахаре, пастилу и зефир и она ела их, сидя у меня на коленях. Она говорила, что любит меня больше всех на свете. Больше папы, мамы и даже сестёр и часто-часто целовала, обняв за шею, и от неё пахло, как от ребёнка - вот этим зефиром. Мне было смешно. Я дразнил ее обезьянкой, щипал за щеки, и мог даже шлепнуть легонько, когда она уж слишком ко мне приставала с какой-нибудь ерундой. Ей это как будто бы нравилось. Она могла так нарочно вести себя, и тогда я угрожал, конечно же в шутку, что обязательно ее накажу. А Катиш хохотала и убегала, а потом ее головка в кудряшках высовывалась откуда-то из-за угла, чтобы показать мне язык. Тогда мы могли позволить себе эти шалости и забываться в них, оставаясь вечно детьми, бегающими по бриллиантовой комнате. Как-то раз, когда она была уже чуть постарше, я вырезал для неё из бумаги игрушку ножом и поранился. Не глубоко, но у меня довольно сильно пошла кровь из пальца. И Катя ко мне подошла, взяла этот палец и сунула в рот..зализать ранку. Я хотел выдернуть руку, но она так строго на меня посмотрела, как доктор на своего пациента. А потом аккуратно перевязала руку платком и сказала с недетской торжественностью: «Ты мой. Я тебя буду спасать и лечить». Я не говорил это никому и даже не говорил ей, но ведь это она действительно спасла меня.Позже.. В те ужасные первые дни, когда я был наедине с этим адом… Март 1801 Александр лежал в своей спальне, не сводя взгляда с узора на обоях, который, расплываясь от напряжения в глазах, начал принимать причудливые очертания и формы. В комнате постепенно темнело, но он чувствовал себя совершенно бессильным…встать, зажечь свечу, переодеться и лечь нормально в постель. Нет, он заканчивал этот день, как и тот, что был прежде, считая часы до момента, когда закроется дверь его комнаты, отрезая от мира, и можно будет упасть на кровать, зарывшись в подушку всей тяжестью тела. Тело это моментально станет такое, что нельзя будет пошевелить ни рукой ни сомкнуть даже свинцовые веки. Тело это давит и давит на мягкий матрас, и Александру мерещится, что он погружается куда-то все глубже, что его тянет вниз. И в воображении своём он рисует, как опускается в эту невиданную темноту, которая поглощает его, растворяя...И он исчезает. Совсем. Его больше нет... Лёгкий стук в дверь. Скрип и шаги. Александр закрыл глаза, почувствовав, как головы его касается чья-то рука. —Саша… Ее голос. Снова пришла пожалеть его? Lise что-то шепчет ему, ласково гладит по голове и плечам, но каждое прикосновение ее вызывает в нем желание дернуться и эту руку отбросить. Он ненавидит ее за слова утешения, за эту поддержку.Она делает это все потому что во всем и всегда должна быть хорошей, лучше него. Как она, утверждая своё превосходство,когда он рыдал, уткнувшись в колени ей, в ту проклятую ночь, проговорилась, сказав «твой отец ведь был монстром!». А он, перестав даже плакать, потрясённый, взглянул на неё, отшатнулся и одновременно обрадованный этим признанием, бросил: «а ты ведь совсем не то, что думал, ты другая..» «Ты рада, что его больше нет. Почему бы и не сознаться? Ты его ненавидела. Тебе не о чем тут жалеть. Но как возмутительно, что ты даже и не думаешь здесь притвориться! Хотя бы ради сострадания ко мне самому! Или в глубине души, ты тоже думаешь, как и все, что я сам притворяюсь?» Нет, это трещина между ними стала слишком большой. —Лиза, уйди…- сквозь сжатые зубы процедил он. Она молчит и продолжает сидеть, положив на плечо ему руку. Он сел на кровати и произнес ей уже громче и резче «уходи! Ты делаешь только хуже!» Она уловила эти ноты звенящего почти истерического напряжения и злости и наконец-то ушла. Она приходит к нему каждый день, считая, что помогает сносить боль и отчаянье, а на самом деле лишь растравляя их в нем еще больше. Александр зарылся в подушку лицом, кусая мокрую наволочку. Снова дверь..снова шаги и кто-то присел рядом. Быть не может, чтобы Lise вернулась! —Катиш?- он сел, вытирая лицо. Отчаянье и злость сменила тревога. - Что случилось? —Я ждала, чтобы она ушла. Что ей от тебя надо? На Кате длинная, широкая ночная рубашка, халат, а в зубах прядь длинных волос, которую она кусает в сильном волнении. Ее лицо в темноте, круглое, гладкое, с большими глазами, кажется одновременно знакомым и совершенно чужим. —Катюша, почему ты не у себя в такой час? —Саша, что теперь с нами будет? Он не знал, что ответить, потому что понял вопрос. Внезапно она порывисто обняла его и расплакалась, приговаривая: «Сашенька, ты только ...не уходи, хорошо? Не бросай нас...» Откуда она взяла эти страхи? Или у него самого? Самые страшные, грешные мысли..нет-нет, он для такого слишком уж слаб. Катя плакала, а он обнимал ее, утешая, чувствуя, что впервые, впервые, здесь плачут о нем...Что он действительно нужен кому-то. Она,( и он был в этом уверен) все знает и не разлюбила его! —Ненавижу ее..твою жену..- бормочет она, угрюмо вздыхая.- Она злая. Она нас не любит. Она не любит вообще никого..отошли ее в Баден, пусть уезжает! Он вытирает большими пальцами слёзы с горячих щёк и улыбается, слушая эти недовольные речи. Кожа у Кати нежная, мягкая, как лепесток, и к ней хочется прикоснуться губами. Он целует ее ласково в щеки и в лоб, чувствуя горьковато-солёный привкус от слез, который кажется ему вкусным. —Знаешь, как я люблю тебя? Никто так не любит..-тихо сказала она. —Знаю. —Нет, ты не знаешь. Я умру за тебя. Не задумываясь. И без тебя…Я ради тебя все сделаю…все что захочешь! Катя поднимает голову, спрятанную у него на груди и глаза ее, Александр готов поклясться, светятся в темноте, как у кошки. Потянувшись, она целует его, сперва в щеку, а потом в губы два раза. На секунду подумалось, что это странно. Что-то в ее поцелуе смущает и рождает тревогу, которая заставляет Александра чуть отстранить сестру от себя. Становится жарко, к щекам приливает краска и сердце начинает чаще стучать в груди. Он хочет попросить ее идти к себе спать, но не может, и позволяет ей прилечь рядом и крепко обнять его. Она заснула у меня на кровати и спала так всю ночь, как невинный младенец, тогда как я почти не мог уже сомкнуть глаз. Это повторялось ещё несколько раз. Она приходила, плакала, я утешал ее и разрешал оставаться. Я был смущён и сам понимал, что не стоит позволять этого ей,но я боялся отказать и этим утратить привязанность единственного человека, кто, как мне казалось, ещё меня немного любил. Через несколько месяцев,наша Катиш впервые была на балу, и кто-то сказал мне, между делом как будто, что сестра моя уже взрослая девушка и скоро станет завидной невестой. Я удивился, и взглянув на неё, обнаружил, словно впервые увидев, что наша Катиш, моя Катя, действительно стала чудо как хороша. Но почему-то вместо естественной гордости, которую может испытывать старший брат или отец, я почувствовал раздражение и досаду. Я будто обиделся на неё за то, что она выросла. Я отказывался с ней танцевать и был не так ласков, как раньше. Я запретил ей приходить ко мне и у меня ночевать, уворачивался от ее поцелуев. Я не мог ей объяснить, почему. Почему не давал садиться, как раньше, к себе на колени, и обнимал ее реже, чем прочих сестёр. Я, вдруг, начал бежать от неё, сам не зная, что со мной происходит. И в этом побеге я зашёл слишком уж далеко…я не заметил, как упустил, потерял где-то ту нить, что так искренне и глубоко привязывала Катиш ко мне. Может быть, этой естественной нитью стало неумолимое время? Через два года, как гром среди ясного неба - у нее первый настоящий роман! Мой шок, потрясение, мой гнев я едва смог тогда обуздать. И в кого же Катиш так влюбилась, что решила это скрыть от меня? Боже, в совершеннейшего ведь урода! Генерал Багратион был к тому же женатым и намного старше ее! И хуже всего, что чувство это оказалось взаимным...были свидания, была переписка. Все это рассказала мне мать, опасавшаяся, серьёзных последствий. И вот удивительно...я совершенно не желал верить, что Катиш и вправду может любить его. Я убедил себя, что она устроила все это мне назло. Отомстила. За то, что я перестал уделять ей столько внимания...что отстранил от себя. Что забыл про неё… —Где они? Александр в недоумении глядел на сестру, которая ворвалась в его кабинет, и кудряшки ее едва не подпрыгивали даже от гнева. —Кто? —Мои письма к нему! Ты забрал их, я знаю, что ты с ним говорил! И запретил ему меня видеть! Как ты мог? Он слушает эту горячую отповедь со спокойным лицом, ничего не подтверждая и не отрицая. Прежде он не видел Катю настолько рассерженной, и ему кажется, что это ей очень к лицу. Эта горячность, это искреннее возмущение..этот румянец на милых щеках и едва заметные ямочки, которые возникают когда она с силой поджимает в негодовании губы. —Като, это невозможно - вам видеться с Петром Ивановичем. Он к тому же женат. —И что же? Ты тоже…женат! Однако это тебе не мешает видеться с тем, с кем ты хочешь! -язвительно произносит она. —Это другое. —Ты не имеешь права запрещать мне любить его! Не имеешь! Я все равно буду писать ему, все равно! Он слышит в этот момент только ужасное «любить его». Как? Она любит Багратиона? И говорит это ему? Александр редко позволяет себе рассердиться, но сейчас даже не раздражение, а возмущение, злость…не на неё, на проклятого генерала… —Я император и твой старший брат! И я тебе ЗАПРЕЩАЮ!!!- он повышает голос и видит, как бледнеет напротив лицо. —Ты не поступишь так… —Ты сошла совершенно с ума! Закидываешь его любовными письмами, вот!- он рывком открывает ящик стола и выдернув перевязанную лентами пачку, швыряет на стол.- Где ты набралась этой похабщины? Стыдно молодой девушке, твоего положения, такое писать! Внезапно его осеняет чудовищная догадка. Подойдя к Кате, он берет ее за плечи и крепко сжав,в страхе смотрит в лицо: —Как далеко зашло у вас? Ох,Катя, отвечай мне всю правду! Она застывает в руках его, и Александр чувствует, с какой силой пальцы его впились в открытые плечи, причиняя, несомненно, ей боль. Он разжимает руки и ее отпускает, и Катя оттолкнув его резко и грубо,выбегает из комнаты. Она порезала себе оба запястья ножом для резки бумаги. Все обошлось. Она раскаивалась, плакала и уверяла, что совсем не хотела причинять себе вред. Что ей необходимо было сделать что-то такое…выпустить куда-то свой гнев. Я чувствовал такую вину, что едва не дошёл до того, чтобы позволить ей видеться с Багратионом. Но Катя, пережив эту пику отчаянья, неожиданно сказала сама, что порвёт эту бессмысленную и ни к чему не ведущую связь. Признавала себя во всем виноватой.. О порезах мы никому не рассказали, конечно. Раны зажили быстро, а Катя дала обещание никогда больше такого не повторять. --Замуж? - Александр в недоумении смотрел на свою мать и сестру, которые с торжественным видом сидели рядом друг с другом в его кабинете. —Да, Саша. Тебе стоит заняться этим вопросом. Мы долго говорили…-Мария Фёдоровна взглянула на дочь, которая с равнодушным видом смотрела в окно.-Что так будет лучше. — Хочешь уехать и бросить всех нас? - Он заставляет себя улыбнуться.- Но если уж и выбирать жениха, то надо обстоятельно подходить к делу. Катя, наконец, соизволила на него посмотреть. В ее взгляде одновременно и вызов и …и что-то такое, что заставляет его покраснеть. —Раз я не могу выйти замуж за того, кого я люблю, то не все ли равно? Только бы поскорее с этим покончить. Выбери для меня мужа. Я за любого пойду, лишь бы он был честным и порядочным человеком. «Принц Фридрих Георг Ольденбургский родственник вдовствующей императрицы,некрасив, не знатен, зато исправен на службе в Эстляндии. О нем везде отзываются в высшей степени хорошо, хотя Великой княгине он совершенно не пара!» Георг был некрасив, но я выполнил главное условие Кати - жених был человек хорошо образованный, честный и в высшей степени порядочный. По крайней мере достоинство, с которым держался этот, похожий на мышь, невзрачный мужчина расположило к нему всех при дворе. Меня же расположило то, что он согласился совершенно на все поставленные ему условия. Многие недоумевали тогда, почему мною был сделан такой странный выбор, как будто не в пользу сестры? Но ведь выбор этот я делал вовсе и не в ее, я делал его в свою пользу. 1809 В распахнутые двери балкона врывается ветер, принося с собой капли дождя. Катя смотрит на бушующую снаружи стихию, как будто готовая вот-вот впустить ее в дом. Вот так, стоя в дверях, вся раскрытая, она бесстрашно готова как будто вот-вот шагнуть прямо в грозу. Распущенные тёмные волосы развиваются у неё за спиной,и Александру, который вошёл в комнату, сестра кажется ведьмой. Как будто сейчас появится из ниоткуда заколдованная метла,и Катиш, вскочив на неё взовьется высоко в небо…и улетит туда, где взрываются ослепительными вспышками молнии. Он подходит и сам закрывает балкон, и с удивлением видит, что Катя плачет, устремив взгляд свой куда-то туда…в высоту темного небосклона. —Я хотел пожелать тебе спокойной ночи перед завтрашним днём…- он берет ее лицо в ладони и ласково смотрит. - Почему слёзы? —Не знаю..я подумала, как красива гроза и как много свободы в ней. И подумала о завтрашнем дне и о том, что завтра воля моя оборвётся.. Она отворачивается и, вытерев рукавом халата слёзы, садиться на разобранную перед сном постель. Уже поздно. Половина одиннадцатого. Александр не знает, зачем он пришёл и что должен сказать ей. Он чувствует растущую с каждой минутой странную панику. Даже просто сидя рядом с сестрой, он погружён в тревогу. Зачем это все? Зачем эта свадьба? Вот если бы можно было все отменить…ведь Катя права - завтра все свершиться навеки. И ничего нельзя уже будет вернуть. —Он хороший человек и нравится мне. Думаю, мы будем друг друга любить…- ее задумчивый голос выводит его из оцепенения собственных мыслей. Александр в недоумении смотрит на сестру, которая теребит прядку волос. Он не сразу понимает, что речь идёт о Георге. Он видел, как выходят замуж ее старшие сестры и знал: однажды это случится и с ней. Она тоже уйдёт и он не сможет ее удержать. Таковы правила. —Саша, о чем думал ты накануне своей свадьбы? Ты…боялся? Ты любил Елизавету? Не отвечай..- внезапно перебивает Катя сама себя.- Я не хочу этого знать. —Катенька, что можно знать о любви в пятнадцать лет? Она поворачивает голову и очень серьезно и пристально на него смотрит. В ее глазах волнение и скрытый укор. —Все. Я знала все. Его вдруг прошибает озноб, а следом изнутри обдаёт жаром. Она не произнесла этого вслух, но он вдруг услышал эти слова. «Я любила тебя.» Катя склоняет голову ему на плечо и тяжко вздыхает. Разве он это не знал? Разве не от этого так испугался? Александр чувствует, как мягко щекочет кожу на шее тёплое дыхание, и от этого мурашки бегут по спине. Он словно сам сейчас стоит перед распахнутым настежь балконом, готовый броситься навстречу грозе. Ее лицо совсем рядом и можно почувствовать запах духов. Что-то сладкое.. —Ты по-прежнему пахнешь зефиром, моя маленькая обезьянка..- она убрал с лица ее волосы и поцеловал в гладкий, высокий лоб. Он покрывает ее лицо поцелуями, а она сидит, как изваяние, закрыв глаза. И Александру подумалось, вдруг, с ужасающей ясностью, что завтра, уже завтра у него заберут на неё все права…Права... У него одного есть это право. Он уже его получил. Он целует ее, не понимая даже, что же он делает…?Только одно чувство: он должен забрать..забрать то, что не может принадлежать никакому другому мужчине. Он целует мягкие щёки, надбровные дуги, кончик носа, раскрытые губы, шею и открытые плечи, не сознавая, что она как-то странно застыла у него вся в руках. И почему-то ему видится в этом ее разрешение…даже больше чем разрешение. Ее просьба. И вот она уже лежит на подушке, с алеющими щеками и раскинув копну тёмных кудрей, и он целует и гладит ее всю, всю, прямо поверх тонкой ткани рубашки. У него есть право. Он чувствует без всякого ужаса, что ему можно…он даже как будто бы должен ее именно так и любить. Долг предписывает отдать его Катю Георгу,и он это сделает…но он не отдаст ее всю. Я не знаю, в какой момент она потеряла сознание. Я не уверен даже, что понимал тогда, какой чудовищный грех был готов совершить. Но потеряв сознание, Катя привела в чувства меня. Она спасла меня этим. Она позже, потом всегда говорила, что делает все ради меня..за себя она никогда не боялась. Уже следующим утром я благословив ее и привёл к алтарю, чтобы передать мужу, и она была такой прелестной и грустной! Утихла на время гроза, чтобы разразиться снова… 1809 Лучи заходящего солнца играют в темных волосах Екатерины, и кажется, что они покрыты золотой пылью. Александр любуется этим воздушным нимбом из света над ее головой. Он впервые видит ее здесь, в Твери, после свадьбы и ему кажется, что за эти недели она невероятно похорошела. Катя улыбается, чуть отворачивает голову и идёт вперёд, ускоряет шаги, на ходу обрывая высокую траву руками. Небольшой лесок впереди манит свежей прохладой. Александр спешит за сестрой, которая то ли убегает сама, а то ли уводит его за собой. Они наконец-то вдвоём, смогли уйти на прогулку. Он ожидал привычного веселого щебета, но Катя молчалива и как будто грустит. На ней чудное белое платье с кружевным шитьем, так красиво оттенявшее темные волосы - простое и одновременно роскошное. Она не надевает перчаток и оставила дома шляпу от солнца. Небрежна, легка и естественна даже в милых таких мелочах. Катя останавливается у широкого дуба и обхватывает ствол руками, прислонившись к нему. Александр, настигнув ее, обнимает сестру за тонкую талию сзади и целует в затылок, а потом дует на пушок на шее у линии роста убранных на затылке волос. Катя разворачивается к нему лицом и смотрит с легким прищуром, прижавшись спиной к стволу. —Саша. Ты, счастлив? Он покачал головой и внезапно ощутил эту тяжелую горечь. Кто и когда задавал ему этот вопрос? Для кого он имеет значение? —Когда я думаю о тебе, я рву крапиву руками. Вот этими...- она подняла ладони к нему и он видит, что руки ее покрыты маленькими красными волдырями.- Голыми руками. Я прихожу сюда и собираю ее..столько, сколько смогу выдержать. Он в изумлении смотрит в совершенно серьезное лицо и не понимает, что за странные вещи она говорит? —Поцелуй меня. Он целует ее в левую щеку. Кружится голова...Мысли будто свернулись в клубок, он совершенно перестает сознавать где он и что происходит. Он думает о себе, но вместе с тем будто бы о другом человеке. О постороннем.. Тот посторонний, другой, наклоняется и целует Катю в губы. Александру кажется, что у губ этих вкус спелой вишни, хотя и целует как будто не он.. В какой-то момент она отталкивает его, отходит от дерева и идёт дальше, мягко хрустя упавшими ветками и листвой. Он хочет нагнать ее, чтобы продолжать целоваться, но Катя остановилась сама и резко повернулась к нему. Александр видит на этом лице алое пятно размазанных губ..Он не успевает даже испугаться, как Катя вытягивает вперёд ладонь и демонстрирует на ней несколько раздавленных ягод. —Это волчьи ягоды, Саша. Они красивые, но ядовитые. Поцелуешь ещё - я их съем. Всего год в новой должности и роли мужа и Георг уже всеми любим! Каждый хвалит его аккуратность, энергичность, его ум и то, как ведёт он любые дела! Во мне же успехи зятя рождали только одно раздражение, которое я не смел показать, чтобы не выглядеть несправедливым. После свадьбы я дал ему должность генерал-губернатора Тверской, Ярославской и Новгородской губернии, сделал директором водных путей сообщения, возложил столько обязанностей, загрузил делами настолько, чтобы быть ещё мужем Георг уже не успевал. Но этот проныра успевал все и до кучи ещё оказался поэтом! У любого другого не было бы времени даже на сон, а он умудрялся переводить на русский оды Горация, хвастаясь своим знанием древних языков. Катиш он обожал, и она через год уже родила ему сына. Их дом в Твери привлекал к себе самых видных господ, собирал лучшее общество! А мне оставалось только хвалить его, сцепя зубы и думать, как обманчив бывает порой внешний вид. Я выбирал Кате мужа не для того, чтобы она его полюбила...но она полюбила. И любить его было за что... 1811.Тверь. Она ещё спала, укрывшись с головой одеялом, когда Александр вошел. Нарочно тихонечко прикрыв дверь ее спальни, он осторожно подошёл к кровати сестры и присел. Из-под одеяла так кстати высовывается голая ножка и он, наклонившись, легонько целует колено. Катиш потягивается, просыпаясь, и он слышит мучительное «Жорж, милый мой, это ты...? произнесенное сонным, но как будто полным удовольствия голосом. —Нет, обезьянка. Это я…-тихо произносит он. Несколько мгновений тишины,и вот она сидит и смотрит на него, сев на кровати, вся скоро поджавшись и завернувшись до подбородка в покрывало.Он знает, что совершил ужасную дерзость.Что дал к тому же пищу для слуг.Войти в спальню к хозяйке с утра! Не дожидаясь приема!Но ему все равно..Да и Катиш не выглядит удивленной. Скорее он замечает огорчение в глазах. —Мы не ждали тебя сегодня.... —Прости. Но что мне оставалось делать, если ты неделю уже не отвечаешь на мои письма...-он сел к ней ближе и сердце больно сжалось, когда Катя отвернулась от него.—Что происходит? Катиш молчит, и Александр утыкается лицом в ее колени, обнимая, и шепчет: «зачем ты решила, неизвестно с чего так жестоко обходиться со мной?» Катя старается увернуться от этих слов и от его поцелуев, которыми он покрывает ее, но потом сдаётся и обнимает его,милосердно прижав голову к груди. —Я умираю сто раз на дню..на что ещё мне опереться кроме тебя? Если и есть ещё кто-то в этом мире, кому могу доверить я всего себя, то это ты..но ты меня так жестоко отвергаешь.. —Пожалуйста, подожди в другой комнате. Я оденусь. И тебя позову, - ее решительному тону он никогда не мог возразить. Спустя четверть часа, Александр лежит рядом с ней на кровати, удобно устроившись головою на коленях. Прикосновения прохладных пальцев к лицу блаженны, в них чудо-сила. Ещё утром у него так ужасно болела голова, и вот теперь боль уходит.. Он хочет расспросить, почему она ведёт себя теперь так странно. Почему не дарит прежних ласк. Но только кусает губы, не выпуская упреки. Что же...другой мужчина занял его место в ее сердце так быстро? Он разрешает ей любить Георга, но не такой же ценой. —Саша, я ведь просила тебя быть более сдержанным в письмах...- она берет с тумбочки будто подготовленное письмо и протягивает ему. Александр узнает руку Георга. Он недоуменно смотрит на аккуратный, размашистый почерк и слышит голос сестры: «последний абзац». «Я очень обязан великой княжне Екатерине, которая любит меня, если можно так выразиться, как своего брата. Последнее пусть останется между нами и прошу никогда не делать никаких намеков на этот счет императрице.» —И что же с того? —Это письмо переслала мне мама. Не прося никаких комментариев. Георг никогда не делал ни малейших намеков на то, что подозревал между нами что-то, выходящее за рамки приличий. И странно, эти строки не пробудили во мне к нему гнев. Гораздо больше меня поразило, что Катиш как будто была разгневана на меня. Но за что? За то, что я так отчаянно нуждался в ее любви и поддержке все эти месяцы? Теперь, когда она уехала в Тверь, я был так одинок. Рядом со мной не осталось надежного друга. Впрочем, конечно, был человек, без сомнения, для меня близкий, но эта связь представлялась ещё более опасной. Катиш знала о ней. Она единственная знала об этой моей постыдной и мучительной слабости. И принимала во мне и ее... —Милый мой, зачем ты так мучаешь и себя и меня? Мне так тебя жалко! - Катиш нервно поджимает губы и Александр видит, как глаза ее заблестели от слез. Она убирает его руку, когда он пытается стереть их.—Я боюсь не за себя, а за тебя! И прошу тебя, нет, я умоляю!! Оставь меня! Она начинает рыдать и так горько, что у него разрывается сердце, но прикоснуться, обнять он боится - как будто бы прикосновения его ей боль причинят. Александр молча встаёт, берет свой сюртук и выходит. Она была единственной, кто всегда меня понимала. С кем не нужно было произносить лишних слов. Я писал ей чаще чем кому бы то ни было в жизни. Я нуждался в ее любви, как в воздухе и воде. Любовь между сестрой и ее братом не может быть столь сильной, скажите вы? Она права быть такой не имеет, но кто же будет судья? Наша привязанность ни для кого не была тайной. Но глубина этих чувств была непозволительно сильной. То была иная, особенная, кровная связь в самом прямом смысле слова. Мы срослись нашими душами. Имели на двоих одно сердце. Когда же она, моя любимая девочка, попыталась уйти, она начала рвать его на куски, обрекая одного из нас на погибель.