Кошмар.

В центре Токио всюду люди, всюду любимое внимание и броские взгляды местных девиц. Те восхищались, видя высоченную фигуру Годжо, что расслабленно брёл по торговой точке. Солнышко ярко-якро светило в белобрысую макушку, отражалось на различных прилавках и воде в фонтанах. Директор привёз его сюда ранним утром, оставляя в одинокой кофейне и наказывая ждать там, однако, не Годжо ли себе правила диктует? Вот и он так посчитал, когда и след его с кофейни простыл. Оставил только чаевых за милые глазки тамошней работницы, не забывая самодовольно пофлиртовать с ней напоследок. Сейчас же, когда по-летнему тёплый ветерок скользит по телу, он махает рукой миловидной продавщице, что зазывала попробовать новинку в её кулинарных изделиях. Иногда тяжело отличать красивых и некрасивых девушек после многочисленных, перепробованных и легкодоступных мадам в постели. Когда-нибудь – Сатору себе обещает – он завяжет со своей развязностью, но точно не сегодня. Сегодня, с некой игривостью, он хочет именно этого – улыбаться проходящим дамам, купить себе что-нибудь в одном из бутиков, где о его имени наслышаны едва ли не все покупатели и персонал, а не ожидать директора в пасмурной кофейне. Роскошно. Сильнейший чувствует себя роскошно, когда наблюдает за будничной жизнью простых людей. Неосознанно к списку того, с чем ему стоит завязать, добавляет сладости, которые он с удовольствием купил у той девушки с прилавка – зубы в последнее время не щадят своё здоровье, а Сатору, как честный человек, даже не задумывался об их регенерации. Пускай хоть что-то в нём станет изъяном, ибо порой хотелось казаться себе на ступень развития ниже, чем он есть на самом деле. Мешали лишь постоянная уверенность в собственной вседозволенности и беззаботное желание насладиться своей несравнимой натуральностью. Натуральной идеальностью и виртуозностью ума. Очки на стенде в очередном снобском бутике он замечает моментально, когда ему с распростёртыми объятиями показывают новую коллекцию популярной актрисы – Годжо, на деле, без разницы – он не запомнит ни её имени, ни названия коллекции, даже если та удостоит его расставленными ногами. Чужая популярность не стоит и гроша, если ты – сильнейший, в купе с этим – идеальный. И так, радуя горожан своим обновлённым образом, а продавцов в бутике пятизначной суммой в кассе, он натыкается взглядом на знакомую машину. Та стоит, припаркованная, с приоткрытым окном, из которого выглядывает недовольная, задолбанная рожа директора. — Где тебя, мать твою за ногу, носило, а?! — Замечая, наконец, вальяжно идущего к машине сильнейшего, Яга одновременно раздражается и расслабляется – нашёлся, спустя час ожидания у сраной кофейни. Неисправимый идиот. — На ручках Афродиты, вероятно, — Годжо не боится чужого злого тона, не боится приподнять за оправу новые, внедавне купленные очки, чтобы бросить довольный взгляд на директора техникума. — Чем обязан-то? Вывезли меня с утра, ничего не объяснив, а теперь наезжаете. — В машину, живо. — Резкий кивок головы на заднее сиденье, закрывающееся тонированное окно – единственное, что стало ответом. — Свидание, что-ли? Простите, конечно, но вы не в моём вкусе. — Сатору плюхается на заднее сиденье машины, с трудом помещается в крохотный чёрный ниссан из-за длинных ног. В силу своей невероятной красоты любуется в зеркало заднего вида, как хорошо смотрятся приобретенные солнечные очки на фоне небесно чистых глаз, а затем упирается локтём в сиденье водителя. — Объясните хоть, в чём я так провинился, что вы решили прокатить меня на своей развалюхе в центр. — Издеваешься, Годжо? — Яга смотрит на чужую улыбку через зеркало – сильнейший в лёгком недоумении, но всё равно умудряется нагло улыбаться и насмехаться. —  Ещё одна подобная херня с твоего рта вылетит – я тебя уволю, намотай на носу. Сатору хлопает длинными ресницами, стучит пальцами по обивке сиденья, а затем в смехе откидывается назад. — Ближе к делу тогда, — Изрекает расслабленно, поправляя белоснежные волосы. Под звук заводящегося мотора, его голос порядком становится громче. — И скажите, куда меня везти собрались. — Мы едем не на долго, — Машина выезжает с толчком из-за угла улицы, резким поворотом минуя знак о отсутствии дороги. Директор так и не уточнил, куда же направляется его упомянутая "развалюха", чем заставил приподнять брови. — В зависимости от того, сколько времени ты потратишь на бесполезные допросы "вы серьёзно?" и "нет, я не верю". — Хм-м.. тут от ситуации оттолкнёмся, — Сатору не спешит напрягаться, только руки по спинке кресла расстилает, по-хозяйски расставляя ноги по-удобнее, — Но не забывайте о наших подвальных монстрах, которых стоит денно и ночно охранять. — Ты меня совсем за придурка держишь? — Яга, едва ли не сбив невинных пешеходов, наконец, выезжает на широкую автостраду. Ниссан сразу набирает скорость, когда руки на руле нервно сжимаются. — Я в курсе того, что Сукуна не в подвале. — Оу, — Спустя секундное молчание, Годжо ойкает, но лицом не выглядит больно встревоженным. Это бы в любом случае вскрылось если не сейчас, то завтра, когда новоиспеченными учениками займутся третьегодки. Он уже спланировал примерный план о тренировках с Итадори, а за Сукуной хотелось только вкрадчиво понаблюдать. — Супер, тогда, мне нечего скрывать. Так, куда мы едем? — На кладбище. — Голос директора на тону сбивается, когда он продолжает. — На могилу твоего напарника. — В смысле..? — И, вот теперь, конечности заметно напрягаются. Телефон вибрирует от уведомления и Сатору его хватает быстрее, чем директор успевает продолжить говорить, лишь бы прогнать из головы навязчивые мысли. Хоть бы не услышать имя того, кого прогнать не вышло даже под предлогом смерти. — Вот и поехали вопросы. — Яга открывает бардачок, доставая одним движением заготовленную пластинку успокоительных, бросает тому на заднее сиденье, не оборачивась. — И мы поехали. *** — Блин, я даже не знаю, где тут автобусы ходят.. — Юджи пялится в экран телефона уже продолжительное время, комментируя примитивными ругательствами бесполезность встроенного навигатора. С момента, как Сукуна приказал с себя слезть, прошло минут пять. Итадори ещё секунду успел потыкать носом в шею, – совсем не двузначно, просто дурачок – прежде чем его отцепили самостоятельно, подтолкнув в плечо. Двуликий всё никак не отвяжется от мысли о том, что совсем не туда подумал и неправильно сформулировал, когда пришел к выводу, что сопляк его устраивает. Сейчас стоял позади и высматривал родинки на его шее. Одну маленькую, прямо под аккуратной стрелочкой из крашенных, чёрных волос и вторую, почти скрывшуюся за шиворотом безразмерной кофты. Зачем он вообще позволил ему на себе повиснуть? Задавался этим вопросом не в шутку, чем очень себя настораживал, поскольку то был вовсе не критический случай, а тот, который можно с лёгкостью проигнорировать и забыть. Конечно, принять факт о том, что чем ближе – тем лучше, было куда легче, чем раздумывать сейчас над ним, как над ошибкой. А всему вина – идиотские чувства, которые разделяли себя при самом зарождении со вторым обладателем раздвоенной души. Было просто неприятно держать того дальше, чем требовала ситуация, а ситуация требовала очень близко. Бесить он от этого меньше, соответственно, не стал, скорее больше. — Я смотрю, вижу только лес, а техникума нет на картах. Супер.. — Итадори, разрушая процесс самоанализа и, такого же дотошного, анализа своей шеи, обернулся, протягивая к чужому лицу свой плоский гаджет. — Удивительно, что связь тут ловит. Ты глянь, сплошной лес. Сукуна пробегает глазами по изображению с синей стрелкой, подмечая только зелёный цвет вокруг неё и белые точки с непонятными символами. Этого он с помощью памяти сопляка освоить не успел. Складывает на груди руки, стараясь понять, что из этого лес, а что отсутствующий техникум. Как только можно было так усложнить поход за едой? Рёмен вел себя терпеливо только потому, что был уверен в гарантированном её будущем появлении, а сейчас, когда сопляк растерянно показывает ему экран телефона, терпение стало испытанием. — Шевелись, значит, бездарь. — Выдаёт утомлённо от чужой бесполезности, достаточно грубо пихает от себя руку Юджи. — Ногти вырву, если тупить не перестанешь. — Ну, а что ты мне сделать предлагаешь? — Парень, едва не выронив телефон, корчит недовольное лицо и прячет его в карман. — Тут из ориентиров только дурацкий магазин в пятнадцати километрах и то, с какими-то шмотками. Я даже дороги до сюда не видел, потому что Годжо меня насильно телепортировал! — Итадори обиженно зеркалит сложенные руки, сдвинув брови. — С твоей тушей на руках, при чём.. — Туша – твоя мать, мерзавец. — Сукуна без предупреждения заезжает тому кулаком под рёбра, под те сложенные руки, чтоб не расходился больно, от чего те рефлекторно опустились в защите. Заставляет в раздражении согнуться, чисто ради смягчения удара, но тот и изначально не был сильным – скорее, поучительным. — Ищи дорогу. — Ещё про двух отцов пошути, дебил. — Фыркает, сразу же отпрыгивая в сторону от очередной попытки ударить – уже по голове. — Успокойся, нам в общество выходить, а ты руками машешь. — Юджи следит за действиями Рёмена не долго, чтобы точно убедиться в исполнении просьбы, только потом бросает взгляд на тропинку, по которой, предположительно, шла Кугисаки. — Ты меня беспокойного не видел, чтобы об этом говорить. — Это ты ещё спокойный? Замахиваться Двуликому не приходится, всего лишь руку приподнять, чтобы Итадори ещё на шаг отпрыгнул. Показал язык, после чего решил отойти ещё дальше, но не смог из-за потянувшей вниз за воротник руки, от чего ударился носом о чужое предплечье. — Да ну прекрати, а! — Юджи из хватки вылез, возмущаясь, смерил гневным взглядом перед тем, как быстрым шагом начать идти по замеченной дороге. Бросил тому на довольную, появившуюся ухмылку короткое: — Мудак. Сукуна, впрямь чужими реакциями довольствуясь, медленно последовал за Итадори. Мысленно себя немного задобрил, что другими способами настроение бы себе не поднял, с удовольствием заметным вновь наткнулся глазами на родинки. Что-ж, возможно, паршивец больше не прервёт его королевские думы. По дороге они идут в человеческой тишине, но в сопровождении звуков природы. Там то птички поют, то листва шуршит; успокаивает и придаёт расслабленности. В округе, где была лишь лесная глушь и тропинка сквозь неё, примечательно красиво покачивались ветви деревьев, перенимая с чужих родинок внимание на себя. Сукуна основательно засматривается, когда чуть не врезается в спину Итадори, вовремя обходит сбоку, но глазеть на деревья не перестаёт. И небо через листву светит, и облака под ним плывут безустанно. Всё же, какая-то черта нынешнего мира была собой хороша. Не сказать, что сами растения свою форму поменяли с рёменовского времени, но приносили ощущения совсем иные. Или то душа сопляка взяла главенство? Вот та, что добрая и жизнерадостная, что передавала сейчас лёгкое негодование. Внутри Рёмена таким чувствам места нет, как и любым стереотипно человеческим, но душу сосуда это не колышет – она расположилась по-хозяйски, раскинув свои душевные фибры во всю длину, покушалась на сохранность устоявшегося эгоизма. Соответственно, Двуликий не имеет возможности давать своему эгоизму прогрессировать, даже когда очень хочется. Даже когда не выходит по привычке избавиться от раздражителя. Даже когда раздражитель показушно злится. Юджи топает специально, смотрит исключительно прямо. Очень уверенно выражает своё недовольство, чтобы Сукуне, авось, стыдно стало. Он же тоже человек – как сказал Годжо. Итадори с какой-то невнятной надеждой считает, что, дай Рёмену немного привыкнуть, очухаться от своей эры в спокойствии и хорошем окружении, то с него и правда человек выйдет. Невнятность была главной деталью. Если брать все сказанные и сделанные Сукуной вещи в сторону Юджи, то последний основательно путался. То Рёмену его трогать хочется, то он угрожает, то милозвучно предупреждает не выходить в коридор в одиночестве, то, тем же моментом, в душ приглашает. И всё бы ничего – стандартные шуточные объятия, мельком запавшие в голове, как нечто запретное, неясная попытка проявить не присущую себе нежность. Да, Рёмен даже согласился от неизведанного защитить, будь то проклятие с коридора или страшно-страшный сон. Парень воспринимает эти жесты автоматически хорошо, ибо не имел огромного опыта ситуаций, в которых ему бескорыстно помогали или обещали защищать. Пусть Сукуну и вынуждает это делать ситуация, пусть Итадори – всего лишь сосуд, но это не делает первого виновным. От того и мысль зарождалась, что Двуликий по душе. И портилась сразу же пугающим влечением, которое издевательски вынуждало не отходить от Сукуны далеко, а просто принять, как факт, что идти бок о бок – лучшее решение. Даже если Юджи в лёгкой, лживой обиде, недовольствовал. Одно успокаивало – Рёмен считает точно так же. Идёт и впрямь совсем близко, не сбиваясь с темпа ходьбы ни на шаг, просто не отвечает Итадори тем же оценивающим взглядом, которым тот пилит Двуликого с момента, как дорога показалась скучной. Юджи очень хочет перестать ощущать эту границу между нравится/не нравится потому, что, с одной стороны, он очень противоречиво относится к подобной тяге в сторону мужчин – как минимум, – а с другой, совсем не видит проблемы оставить ту расцветать дальше. И не поймёт совсем, чем Сукуна может нравиться. Пока внимание последнего отвлекало окружение, Итадори решает написать, наконец, сенсею. Звонить – совсем вариантом не было, так как Рёмен удосужился свой нрав притаить, а раззадоривать его напоминанием о существовании Годжо – дело дряхлое. Телефон из кармана быстренько достаёт, привычно клацает по комбинации пароля. Интересно, а Сукуна знает его пароль от телефона? Ну, теоретически, он говорил о воспоминаниях, благодаря которым сейчас не задаёт глупых вопросов про нынешнее время, но пароль? Или другие, чуть более сокровенные воспоминания? Юджи головой мотнул, на всякий случай, постарался самостоятельно забыть самое ненадлежащее. По совету Нобары отправил скудное сообщение с номером карты. Статус контакта мгновенно оказался в сети, а потом моментально из неё вышел.  Итадори забеспокоился, что Кугисаки про «просто скинь номер» погорячилась, выразилась слишком наскоро, но сомнения сдуло пришедшим уведомлением: «надеюсь, это не на чьи-то похороны?;)" – мелькает текст над круглой суммой, что негромко пилинькнула, когда оказалась на банковском счету деда. Юджи, подобно сумме, округлил глаза, не имея таких денег и в лучшие годы, когда у деда ещё была стабильная пенсия. Глянул на Двуликого разочек, зашёл в тот же мессенджер, что и в прошлые разы, набирая короткое: Юджи. «вы нулём ошиблись что ли????? зачем так много?» 13:46 ★ «чтобы в случае похорон хватило)))» 13:46 Итадори издаёт смешок, печатает ещё одно сообщение с благодарным содержимым, прячет телефон в карман. Сукуна идёт рядом и даже не имеет совести спросить, что заставило сосуд испытать лёгкий шок, всё разглядывая местную зелень и дорогу к остановке. Ну, наверное, к лучшему, да и Юджи заслужил хотя-бы денежное вознаграждение за потрёпанные нервы. Так он гарантированно обеспечит себе нормальной еды на какое-то время, обязательно для Сукуны, чтобы не вредничал. Если еда из него делает послушного парня, то, теперь, с такими числами на карте, перевоплощение Рёмена уверенно близилось к успеху. Выйдя с лесной тропинки, Юджи замечает широкую трассу вдоль леса. Затем, взгляд и правда наткнулся на лавочку у обочины, что стояла рядом со столбом. На нём, в неожиданность, висело электронное табло с расписанием транспорта. Неужели в эту глушь на самом деле ездят люди? Будь Итадори на четыре дня моложе, не смог бы и близко додуматься сюда приехать. Ни одной машины, ни одного знака, сплошная дорога фиг пойми куда. Первым в списке светился один единственный автобус, по расписанию, что должен прибыть через двадцать минут. Не час – и то радует. Когда доходят до лавочки, Итадори сразу же мостится на ней, немо приглашает и Сукуну присесть. Тот на него с отвращением смотрит, потом и на лавочку. Рожу корчит такую, будто на пики точёные пригласили, но, поправив кимоно по бокам, смиренно садится. Юджи вспоминает о том, что кимоно, нынче, не особо было в пике популярности в повседневной жизни. Сукуна в нём выглядит неплохо, но для глаз общества чересчур вычурно. Тоже самое про татуировки, в сочетании с дополнительными глазами. Итадори надеется, что их он открывать не будет. Должен же понимать. — Тебе остановка не нравится? — Юджи поглядывает на чужое выражение лица, слишком уж недовольное. — Нет, ты не нравишься. Да нет же! Итадори с предельной точностью ощущает, что эта эмоция его совершенно не касается. Юджи не находит ничего лучше, чем вновь упереться в интересующую тему. — А чего лез тогда? — Сопляк забавно щурится, когда пялится в омут красных глаз, надоедливо старается в них рассмотреть своё отражение. С одной стороны, Сукуна безумно хочет себя заставить замолчать, чтобы грёбаные мысли о не такой уж и паршивости паршивца перестали заполнять голову. А с другой – душевной, мать его, – стороны, ответа на вопрос не существовало. Сукуна в жизни не думал, что внешность и подходящий под неё характер играет настолько большую роль, что даже в душу Рёмена безвозвратно стреляло желание продолжать отвечать на его вопросы. И присущей игривости удивляться – та своими сильными стараниями пыталась проникнуть ещё глубже, чем сама располовиненная душа. С ещё одной, другой стороны, мечтает отцепить от себя мерзкий осадок удовольствия от идиотского разговора, сломать Юджи хребет и дать по лицу, ибо аномально красиво возмущался. — Я уже отвечал на это. — Сухо слетает с губ Сукуны, когда он невольно продолжает разговор. Итадори разочарованно стонет – в его понимании, чувствовать совершенно другие эмоции от Сукуны и слышать идиотские прикидоны одновременно это, как минимум, тупо. Совсем не понимает, как ему интерпретировать чувства Сукуны во что-то понятное. Он уже и смирился, что никакой аргументации не дождётся, хотел хоть узнать, с какой целью Рёмен продолжает его гнобить и подначивать, если неприязни не испытывает вовсе. Особенно хорошо этот факт ощутился тогда, когда они находились с третьим лицом. Что Мегуми, что Нобара – из-за любого человека, который не являлся сосудом, Двуликий внутренне бесился. — Ты не отвечал, чем тебе это нравится. — Мне не нравится, я так развлекаюсь. — Я хочу конкретики. — А я – вспороть глотку Годжо. — Мы вообще не об этом! — Завались, наконец, безалаберный. — Сукуна останавливает посередине фразы, мечтает сейчас заткнуть этого паршивца ближайшим камнем и вновь встречается с непоколебимым взглядом. — Потуши свою хотелку и не еби мозги. — А если бы я к тебе приставал и говорил, что я так развлекаюсь? — Юджи спрашивает гипотетически, склоняет голову в бок. — Я бы тебя убил, — Рёмен юрко поглядывает на чужие руки, в замке между коленей сцепленные и неоднозначно фыркает. Будет ему ответом.— ..если бы ты не был сосудом. Юджи в лавку встревает сиюсекундно. На лице писано сплошное удивление, а в груди что-то резко забилось – наверное, сердце, (самый важный орган), решило это воспринять как банальное «можно». Это что, получается, будучи сосудом, Итадори правда имеет возможность взять, да воспользоваться своим положением, чтобы отвечать такими же полоумными подкатами? Цирк, но теперь заиграл другим красками. — Значит, ты в этом проблемы не видишь? — Интересуется сопляк, стараясь вывести мысль на другой лад – не на «можно», а на «приемлемо потому, что ему так хочется». Он придаёт голосу осуждения.— Типа, совсем? Уж разрешать к себе приставать ему никто никогда так открыто не разрешал, чем и вызывал такой ажиотаж внутри, мол, как так может быть, что к подобному не нужно приходить долгое время. Это, вроде, легкодоступностью зовётся, но нихуя Сукуна не доступный и не лёгкий. — Ты – одна и единственная проблема, которую я могу видеть и не желаю убить. — Двуликий ложится щекой на свою ладонь, придерживая локоть второй рукой. Задумчиво продолжает, решая, что хуже не сделает, если произнесет это вслух. — Что и является проблемой. Я бы хотел хотеть тебя убить. Итадори хмыкнул, но улыбнулся в итоге. И так приятно стало, когда Сукуна это сказал, что отводить взгляда не подумал. Продолжил с довольным лицом на него пялиться, а тот себя снова убеждать стал – наглый сопляк хуже, чем тупой. *** — Сильные? — Уточняет Годжо, прежде чем отложить телефон на сидение, вертит в руках пластинку капсульных таблеток. — Сильнейшие, — Яга подчёркивает с явной иронией в голосе, но соблюдает границы, не позволив себе усмехнуться. Следит за дорогой, слыша скрежет фольги дозированных таблеток позади, раз пять точно, решает уточнить. — Ты не подумай, что это наказание, я бы так не поступил. — Как раз собирался подумать, —  Годжо по своему усмотрению выталкивает из пластинки шесть таблеток, чтоб наверняка, закидывает в рот, не запивая. Знакомый вкус поражает рецепторы, вызывая сильное желание их выплюнуть от связанных воспоминаний. Тема о Сугуру Гето была долгие годы табуированна, но не стала трогать Сатору меньше, чем после десятка лет. Осталась неразрушимым балластом в его биографии. — Когда нам пришлось осведомить родителей погибшего о его смерти, один из моих помощников увидел мужчину, — Начинает объяснять Яга, стараясь не лить много воды и предельно просто прояснить детали. — Который был точной копией Гето. Полностью идентичен, что походкой, что телодвижениями. — То есть, вы хотите вырыть чёртов гроб Сугуру.. — Начинает с тревожными нотками Годжо, невольно стиснув в пальцах обивку заднего сидения, — Просто потому, что ваш слепой помощник увидел похожего на него человека?! — Он делает глоток воздуха, вжимаясь в спинку. — Исключено. — Отрицает директор, нажимая педаль газа, чтобы обогнать мешающиеся автомобили на пути. Он и правда не знает, что в ситуации чужого исчезновения из могилы предпринять, если вскроется неладное. Проделки Сукуны с силой в один палец можно остановить усилием воли и с помощью особых рангов. На фоне тех действий, которые пропагандировал в своё время Гето, Рёмен такой сильной опасности не представлял, если за всё это время не посмел нарушить условия предполагаемого пакта – Яга не имел понятия, какой именно пакт заключила та малолетка, но если он не даёт Двуликому буйствовать, пусть оно так и будет. Пока работает – лучше не трогать. Сатору предпочёл молчать. Бросил понурый взгляд на Ягу ещё раз, а потом упёрто перевёл его в окно, следил за пролетающими машинами. Отвлечься хотел, самое главное, чтобы не надумать лишнего. Пускай за всё то время, что ему пришлось от своей единственной привязанности лечиться, он научился абы как сохранять спокойствие, но это совсем не распространялось на Сугуру. Единственный, кто был в жизни Годжо приоритетным человеком, замечательным. Выше человека по всем своим качествам. Утопить в своих слезах его не получалось, как бы Сатору не старался. Ошмётки старого, давно ушедшего прошлого захлёстывали каждый раз так, словно вчерашние события. Неизбежно выгрызали в нервной системе одно лишь имя, с такими же инициалами, как у Годжо, от одного упоминания заставляя корчится и махать головой, в попытке убрать трагичные воспоминания. Автомобиль через какое-то время съезжает с главной трассы, заставляя Сатору перестать думать о своей главной ошибке – оставить тело Гето там, где ему пришлось скончаться, не избавиться от него сразу. Не смог найти тех сил, которыми всех превзошёл. Не подумал, что его обязательно будут хоронить, просчитался, когда шатаной походкой отдалялся от места. Машина по кочкам выехала на проезженную дорогу к кладбищу, та встретила кривыми деревьями и гнусной атмосферой. Внутри дребезжащей души сильнейшего осталось совсем немного самообладания, когда припарковаться удалось прямо у жухлой калитки. Когда Сатору вяло поднимается, вытягивается во весь рост у автомобиля директора, начинает ощущать принятую дозу успокоительных. Ноги-то успели привыкнуть к тому, что не напрягались, пока они ехали, а сейчас мелкими иголочками покалывали в икрах. Воздух немного затхлый, в один час влажный. Носу дышать неприятно – пыль от быстро вставшей машины всё не могла лечь на землю. — С какого, вообще, чёрта его хоронили без моего ведома? — По большей части риторически интересуется Годжо, когда Яга закрывает дверь водительского сиденья. Из голоса все эмоции пропали, спасибо таблеткам, помогли не закричать ещё на въезде. — Ты ему мама, папа или брат, чтобы у тебя спрашивали разрешения? — Директор на глаз оценил состояние второго, сунул в карман ключи от машины. Сатору приоткрыл рот, дабы возразить, но потом быстро закрыл. И вправду. — Вот и старейшины так подумали. Не всем суждено быть понятыми, Сатору. Ваши брачные игры никто, кроме меня и Сёко, не учитывал, когда поминал преступника. — Сугуру не преступник, — Годжо говорит рассеяно, совсем бесцветно. Последовал за Ягой, когда тот начать медленно идти к главному месту назначения, что Сатору, давече, никогда намеренно не навещал. — Все его действия – моя ошибка. Я бы понёс за них ответственность, если бы не.. — Слишком поздно. — По кладбищу разносятся их голоса, словно эхом в помещении. Надлежащая местности тишина по ушам била обоих, а тяжёлая поступь директора сводила Сатору с ума. — Ты сделал всё правильно, Годжо. Нам просто стоит убедиться, что ты это доделал, чтобы и тебе, и мне – стало легче. Сатору глотает слова, чтобы не продолжать этот разговор. Он уже вырос, понимает, чему могут не помочь проверенные успокоительные – искренним разговорам. Он уже вырос, знает, какая именно дозировка может на самом деле помочь. — Матерь божья.. — Слетает едва слышно с уст директора. Как бороться с увиденным, к сожалению, Сатору не знает. Наверное, не дорос. Наверное, не вывез, свихнулся и потерял себя повторно, когда увидел свежую землю под любимым именем с надгробия. *** Юджи снова пялится в телефон. Сукуна успел оглянуть и дорогу, и лес, и просверлить взглядом табло, не улавливая толком, откуда эта штука понимает, когда сюда приедет автобус. С одной стороны, он, как бы, знает и понимает, благодаря воспоминаниям паршивца, для чего и зачем оно здесь стоит, но в голове никакого объяснения этой чудной штуке не нашлось. Подумывал, конечно, что, если в телефоне у сосуда имеется аналог бумажной карты, то и остальная подобная электроника способна узнать геолокацию чего-либо, однако не додумал, как туда попадает электричество. Через землю, что-ли, проведено? Или через столбы, стоящие с одинаковой друг от друга дистанцией? Двуликий считает этот мир конченым. В совершенстве обленившимся и скучным. И, ладно бы, если обычный человек этим всем пользуется, но маги? Те, кто имеют возможность свыше, чем непонятная электроника и все её привилегии? Бред. Юджи, что бросился в глаза в миллионный раз, похоже, не разделял такого мнения. Однако разделял сраные чувства, что испытывал, глядя в мобильник. Что за неприемлемая привычка так нагло менять свою морду с радостной на унылую? — Мне кажется, что нам придется ехать немного дольше, чем я думал, — Итадори отдаляет пальцами картинку на экране, поворачивая её разными сторонами. То на Рёмена глянет, то на сплошную прямую дорогу на карте. — Сорок минут, пишет, до ближайшего населенного пункта. Странно это всё.. — Юджи скрещивает ноги на лавочке, устало подпирает щёку ладошкой. — В какой-то заднице техникум, проклятия эти, сильнейшие.. и ты ещё. Как меня угораздило только.. — Сам виноват. — Переключаясь с великих недопонятых дум, Сукуна решает разнообразить скудное ожидание автобуса. Думать о нынешней технологической прогрессии стало быть скучным, в отличии от привлекательной идеи поглумиться над Юджи. —  Никто не заставлял тебя заглатывать палец, а потом соглашаться глотать последующие. — Продолжает, хитро ухмыляясь. — Может, умрёшь после второго. — Поддержка на высоком уровне, Сукуна. — Итадори откидывается на спинку лавочки, суёт в карман телефон, с некой надеждой поглядывая на минуты, что оставались до прибытия автобуса. Солнце, спасибо, за облаками скрылось, не обжигая самую макушку, но под открытым небом становилось уже душно. Мысли решили, как на зло, зацепиться за сказанное Двуликим. — Стой, а я могу? — Моргает в его сторону растерянно, — Могу умереть от второго? — Конечно, превратишься в проклятие и тебя сразу убьют.— С уверенностью обещает Рёмен, улавливая, как секундый ступор показывается со стороны собеседника. Ликует, облизывая мельком губы. — Да ну, ты пиздишь.. — Итадори внимательно выискивает проблески лжи на чужом лице. Опредённо не верит, потому что с таким же лицом ему втирали о телепатии. — Не может такого быть. — Может. — Сукуна в какой-то момент замечает, что не так уж Юджи и ведётся на словесные запугивания. Совсем не ведётся, только в интересе принюхивается. — При заключении пакта, я был уверен, что ты не потянешь больше двух. — В чём тогда был смысл заключать пакт? — Парень уточняет пытливо, всё равно не верит, что пальцы ему не по силам, если от первого никаких побочных эффектов не было. Ну, относительно смертельных – точно, а всё остальное  – сто процентов терпимое и сносное. — Если ты умираешь вместе со мной после второго пальца. — Ты бы предпочёл жить у подвала? — Рёмен закидывает ногу на ногу, склоняет голову к Юджи. По его мнению – тот сидел слишком далеко, хотелось ближе. Итадори смотрит с очередным вопросом, когда Сукуна тянет его по скамейке к себе – хватает за согнутую ногу, сокращая тем самым расстояние. Тот издаёт неслышное "ой", мешая его с удивлением, но совсем не противится. — В смысле? — Юджи всё ещё чувствует касание на бедре, когда усаживается едва ли не в притык – сквозь растянутую временем ткань штанов оно будто беспрепятственно к коже прилегает, отвлекает от непрекращающихся переглядок. Ощущается так же некая реакция чувствительных рецепторов изнутри, стоит тронуть Сукуну бедром. Голос немного дёргается, потому что последний опускает глаза на собственную руку, что устроилась распластанной ладонью на ноге. — В подвале остался бы ты, а не я, если бы не пакт. — Тебе нравится, когда я рядом, в любом случае бегал бы ко мне по любому поводу. — Резонирует с довольным лицом король проклятий, бросая присущий взгляд исподлобья, придавливает чужую ногу к своей, когда сопляк возмущённо старается отстраниться и смущается, фыркая. — И не обманешь ведь, зачем-то же ты назвал условие не уходить. — Из тебя логик, как из меня шаман! — Парень глядит на дорогу, в противоположную от Двуликого сторону, когда на ощупь пытается убрать от себя скользкую руку – тянет потянет, а оттянуть не может, – всё бестолку. — Это не значило, что меня нужно на постоянной основе лапать. Просто не уходить далеко, чтобы.. — Чтобы – что? — Лезет Сукуна, улыбаясь по хамски, играется и только. Потешить своё самолюбивое эго за счёт чужой безвыходной ситуации – меньшее из зол, на которые он способен. Правда ведь, ничего такого: хочет всего лишь раздразнить рукой жадное к тактильности тело, да получить располагающий ответ. Юджи отворачивает голову, в попытках отыскать тот самый ответ в бортике лавочки. В суматохе из мыслей, к которым своевременно приплелись неадекватные чувства и реакции, послужить основательной причиной не смогло ничего – что он ему скажет, что решил охранять короля проклятий своими неумелыми руками? Умелыми, конечно, но Итадори не привык себя переоценивать. К рукам когтистым – не привык точно так же, но они должного недовольства не вызывали. — Чтобы.. Так, объективно, если Рёмену любые мотивы сосуда известны, то и нового он услышать не сможет. Итадори думает о варианте соврать о несуществующей договоренности с остальными, мол, пакт изначально был предрешён всеми существующими шаманами, японским правительством и судьбой, но врать он, к сожалению, не умел совершенно. Своеобразное совершенство, передавшееся ему от деда, с которым бороться было намного сложнее, чем с четырьмя Сукунами одновременно. В глаза бросилось табло, показывающее пять минут до прибытия автобуса уже десять минут подряд. Пускай Юджи и не верит в судьбу, но на помощь ему, запоздало, с определенным перебрежением времени плёлся автобус. На нервах играл, на пару с Сукуной, что перед тем, как убрать руку, с ощутимым удовольствием ей промял мышцы бедра. От этого почти стрельнуло выше, благо, парню удалось вовремя взять себя в руки и промолчать, в прыжке слетая с лавочки. Двуликий себе растянуто хихикнул под нос, поднимаясь следом. Маленький свиду бусик остановился с резкой, будто намеренной тряской, когда подъехал к остановке. Рёмен его взглядом оценил, и ничерта не понял, как эта железная хуета способна передвигаться. Можно подумать, снова воспоминания Юджи подводят, так нет – последний, кажется, именно с такими мыслями затупил вначале на отсутвие окон, – самого стекла, – а потом и сморщился, стоило двери со скрипом заехать в салон. Водитель достаёт из уха старый проводной наушник, оглядывая двух одинаковых пассажиров. — О, шаманчики, — Приветствует угрюмый свиду дед за рулём, улыбаясь в свои седые усы, когда открывает переднюю дверь автобуса. Юджи сглатывает свою неуверенность, уже планируя открыть рот, но его перебивают. — Знаю, знаю, мелочи на билет нет, своровали проклятия и злые духи.  — Мужчина, посмеиваясь, махает заросшей рукой вглубь салона, наблюдает за тем, как один второму кивает головой в знак войти и получает на это презрительный вздох. — Видовал я ваших собратьев по увлечениям, всегда без денег и лиц ко мне заползают. Скажите спасибо, что я ради удовольствия этим занимаюсь, а не чтобы молодёж на деньжатки раскручивать. И ты полезай, разукрашенный, не стесняйся. Юджи с сомнением поклонился в благодарность, находя в этом спасение – мелочи-то правда нет, а про билеты он вообще в последнюю очередь подумать успел, когда уже с лавочки вставал. Рёмен, по ощущениям, внутренне вскипел и мысленно водителя выпотрошил, если судить чисто по тому, что удосужилось прочувствовать Итадори. Выбора, однако, не было – глушь, она на то и глушь, чтобы городские не смогли в неё заехать привычным путём. Так, по крайней мере, думалось. Двуликий внешне не выдаёт и грамма из того, что гневным кублом воспалилось в груди, позволяет себе высокомерно пфыкнуть только. Итадори не долго думает, когда впивается рукой в чужое предплечье, и только потом удивляется, что Рёмен за ним правда заходит, стоило мягко потянуть. Не забывает в благодарность поклониться дедушке-водителю, который воткнул в оба уха наушники, сразу же после этого отпустил Сукуну. — Ам.. — Итадори и сам ступорится от увиденного, когда ему удалось затащить за собой короля проклятий внутрь автобуса. Нет, не подумайте, он вовсе не балованный, но разве тут не должно быть сидений? — Постоим, выходит. Ну, зато не пешком! — Задорно подбадривает, стараясь сбавить напряжение от неожиданного сюрприза. Двуликий, вон, сейчас рот закрыл только потому, что пытался не нарушить самое главное правило их договора и не выпотрошить убогого старика, чем волновал Юджи больше, чем убогий автобус. — Слушай, это не самое худшее, он хотя-бы едет.. — Завали, — Сукуна выдыхает с явным закипанием, — Пасть. — Вдыхает с ним же, сквозь острые зубы, от чего грудь вздымается. Зачёсывет волосы назад, глядя куда-то в прострацию, а потом возвращает взгляд на Итадори, более свежий. Автобус начинает ехать, когда водитель умудрился завестись, с небольшой задержкой захлопнул переднюю дверь. Парень сглатывает – чужие эмоции почти душат. Юджи в перемирие выставляет ладошки, немного ими помахивая, отходит на всякий случай. Впервые радуется отсутствию окон, ибо в салоне было достаточно воздуха с улицы, чтобы перебить покалывающий, ступорящий гнев в лёгких. Сомнения в голову начали проникать явно быстрее, чем этот самый "автобус" передвигался – это просто старый бусик доброго деда. На нём даже номера никакого нет, – Юджи обращает внимание на лобовое стекло водителя, – даже приблизительного опознавательного знака, куда они сейчас сели. Вдох-выдох. В принципе, если этот мужик их довезёт до магазина, проблем никаких не будет, помимо разъяренного по итогу Сукуны. Ну, да, выглядит эта железка не очень убедительно и стойко, но закрадывается в голове, что тут безопасно  –  у каждого угла своя жизнь есть, лично дедом сохранённая, убаюканная и, наверняка, отремонтированная. Юджи признаёт, в который раз, что совсем не привередливый. Волновало лишь упоминание шаманов во всей истории, но это он скидывает на собственную ученическую форму, что удалось найти в шкафу. — В этой одежде ты в нашу комнату не зайдёшь. — Рёмен с отвращением на развалившегося мерзавца смотрит, крестит на груди руки и упрямо не хочет переставать ненавидеть мир. — Да ладно тебе, постираю. — Юджи решил, что красная карточка «завали пасть» себя исчерпала, поэтому продолжает говорить, подсунув себе под затылок руки. — В Хэйан, что-ли, сплошная санитария была, что тебе так противно? — В Хэйан мне не смел грубить безалаберный дед. — Злостно отвечает, недовольно щурясь всеми четырьмя глазами. Зачёсанные ранее волосы растрепались из-за ветра в салоне, мешаясь на лбу, пока Юджи себе славно спрятался от дуновения внизу стены без окон. — Ты что, обиделся? — Для парня это звучит, как очередная шутка. Сукуна показался до того трогательным из-за простых человеческих слов, так недомогал от отсутствия должного отношения, что парню даже хочется посмеяться. — Это же дед, они все такие. — Юджи пожимает плечами, но в глаза предусмотрительно не смотрит – после того раза на кухне становилось чутка стрёмно видеть сочетание голода и злости на лице Рёмена. Сукуна предложение не жалует, долго не ждёт, прежде чем подойти ближе. Аккуратно подтянув подол кимоно, присаживается на корточки перед самим парнем. — Если обиделся, утешишь? — Издевательски глазеет на чужое удивление. Ему интересно, как поступит Итадори, получив на саркатичное высказывание призыв к действию. И будет очень хорошо, если утешить у него получится – Двуликому сейчас особенно сильно хочется пренебречь условиями пакта и довести автобус самостоятельно. — Утешу ли я? — Неуверенно протягивает мерзавец, не удосужившись и руки из-под затылка убрать. Он, вообще-то, совсем не ожидал, что Рёмен не проигнорирует машинально брошенную фразу. — Сейчас куда-то доедем, купим еды, вкусно покушаем.. — Ветер в салоне автобуса шумит на фоне, заглушает голос Юджи, — Целый день впереди, авось и покажу тебе город, если повезёт. — Ноги сдвинь. — Приказывает Сукуна, на что Итадори сводит брови вместо ног, не понимая, к чему тот прикопался. Под пристальным взглядом медленно исполняет, что попросили. Двуликий с оценкой на ноги посмотрел. Метнув резкий взгляд в сторону водителя, что и глаза на них не повёл с момента посадки, вздохнул. А потом приземлился на чужие колени, полубоком к Юджи развернувшись. Старался не коснуться белоснежным кимоно пыльного ковра, пока парень в смущённом раздражении цокнул на такое посягательство. — Продолжай. — С улыбкой своей гадкой просит, не стесняясь по-удобнее примоститься и упереть локоть в грудь Итадори, а весит-то совсем не мало. И локоть у него острый – парень в протест убирает из-под головы руки, складывает в этот раз на груди, под тот самый локоть, чтобы облегчить себе ношу. — Я не знаю, как тебя утешать. — Перечит парень,  сомнительно присмотревшись к такой излишней тактильности. И в правду, как утешать сумасшедших? Сукуна в своём стиле непредсказуемый и наглый, а таких обычно в смирительную рубашку да в камеру сажать. Юджи вообще в таких делах не силён, тем более, когда на него так давят – у Рёмена это выходит автоматически. — Попробуй. — Звучит с чужих уст, как вызов, передаёт в себе колкую манипуляцию, что оплетает шею безвольной удавкой – и не денешься никуда. Напортачил – исправляй, даже если у твоего партака уж больно проблематичная задница. — Не получится утешить – попробуй, хоть, потешить. Юджи что первое, что второе не может себе представить на практике. Думает о нескольких вариантах, но они вовсе не звучат, как правильные – запереть того в подвале, и пускай там себя развлекает, или дать ему возможность отыграться на себе, чтобы он не тронул водителя. Волнуется, конечно, за жизнь того старика, потому что верится ему слабо, что Двуликому тот пакт что-то ограничил – не было никаких доказательств того, что это правда. Надо бы его успокоить, – думает, – надо бы его выбесить окончательно, чтобы проверить, работает ли их словесная договоренность. Одно только мешает – Итадори не на шутку боится признать, что ситуация совсем не под контролем, пытаясь намеренно Сукуну вывести.  А если, наоборот, утешить, как он попросил? Юджи может ему наплести о всяком ласковом, ибо таким образом утешают обычных людей, но такой ли была просьба? Парень окончательно путается, потому что Рёмен никаких признаков агрессии, впредь, не проявляет. Сел на коленки, да успокоился. Поведение из шаблонов не выходит. Выходит, разве что, за рамки приличия, когда Итадори больше не чувствует локоть у груди – рука Сукуны берёт выше – касается пальцами верхушки головы, почёсывает чужую макушку. — Прекрати думать, у тебя лицо в такие моменты глупое. — Рёмен не реагирует на попытку увильнуть, совершённую с точно таким же "глупым" лицом, сменяет свою морду на снисходительную. — И в голове бардак, наверняка. Побудь паинькой и просто повтори за мной, как хотел тогда. Юджи злится первые секунды три, потом судорожно начинает вспоминать, какое же "тогда" имеет в виду Двуликий. Волосы потрепать? Да Сукуна ему руку тогда чуть не отсёк! Щёки рдеют лишь формально, когда парню приходится под когтистой рукой расслабиться и смириться. — Кусаться не будешь? — Интересуется невзначай, когда собственную неуверенность заглушают отвлекающие когти в волосах, однако нежные. С опаской протягивает руку, притрагиваться к чужой зачёсанной макушке. Сукуна в голове подумывает, что оказывает несравнимую и бесценную услугу, давая растрепать свою неповторимую причёску. Щёлкает зубами шуточно, но даёт себя погладить. — Буду. *** Юджи устало перебирает ногами, держит пакет со смешными труселями и таким же комплектом шорт и футболкой за спиной, радуется, как дитя малое. Сукуна рядом преспокойно смотрит на одинокие заброшенные здания поодаль от трассы, что прятались за толстыми стволами деревьев. Как только додумались возвести в таком месте техникум, думает, пока ветерок задувает за шиворот кимоно. — Интересно, да? — Итадори, замечая, с каким неясным выражением тот глядит по сторонам, решает спросить. Внимание привлекает сразу же, нарекая себя претендентом на взгляд чужих очей. Свои у него на солнце светятся, почти буквально, благодаря золотым радужкам – не предвзято, подсознательно комментирует Рёмен. — Красиво. — Не пойми чему отвечает Сукуна, либо своим мыслям, либо самому Итадори. Тот хмыкает, шурша постоянно этим дурацким пакетом при ходьбе. Всё дёргает носом от окружающих ароматов и свежего воздуха, иногда потирая его ребром ладони. Не может Двуликий от этого оторвать взгляд. Хоть убей – хотелось смотреть на сопляка при солнечном свете, иногда раздражающем, но в моменте подходящим. — Природу любишь, или просто место красивое? — Парень уточняет только для того, чтобы начать разговаривать, а не брести в тишине – ему нравилось, когда Король Проклятий открывал рот без намерений подколоть, а сейчас момент именно такой, когда Сукуна, по своим же объяснениям, должен быть вполне себе выносимым. Сытый и довольный, чего тут возмущаться? — Не люблю. Ненавижу меньше, чем остальной мир. — Если вычесть из остального мира природу, то и мира не останется.. — Юджи, в который раз, переступает горку камней, закидывает и вторую руку за голову, беззащитно расслабляясь и наслаждаясь запахом леса. Даже у дороги было очень много зелени, различных вкуснопахнущих кустов, запах которых не перебивался бензином. — А что ненавидишь больше всего? Со стороны Двуликого доносится скептический хмык, сопровождаемый положительной эмоцией. Настолько чётко определившейся в голове Юджи, как нечто приятное, что самому захотелось улыбнуться. — Тебя, разумеется. — Как лицемерно.. — Тут же вырывается изо рта, ибо сказанное с передающимся никак не соответствовало. Итадори произносит это немного тише, чем свой предыдущий вопрос, от чего внутри Сукуны происходит необъяснимый сбой. Рёмен данное высказывание расценивает так, словно его ткнули в собственные мысли и дословно их вслух прочитали. Опять таки, чувственная связь в этом смысле очень солила и мешала выбирать из ненужных чувств нужные, как обычно предпочитал делать Сукуна. Тобишь, когда организм автоматически посылает сигнал о том, что есть то, чего следует бояться, как и у любого живого существа, он это чувствует, но всегда игнорирует. Так же и с переменной радостью – её прочувствовать на фоне постоянного раздражения очень легко, но для самого Двуликого – она ничего не значит, в отличии от Итадори. Юджи – человек с большой буквы "Ч", никогда не стеснялся показывать то, что на самом деле чувствует, поэтому и определять ощущения Двуликого мог с лёгкостью, фиксируя любое изменение. Побочный эффект слияния душ спешил разорить Короля Проклятий на собственный статус и пресловутый характер, если Юджи будет продолжать сеять своё добро в том же духе. Сукуну это бесит чисто ради галочки в вымышленном портфолио. — Чувствуешь что-то иное, а, паршивец?  — Интересуется с едкой ухмылкой, разыгрывает на какие-нибудь откровения, когда парень на него зыркает из довольного прищура. — Чувствую что-то иное, да,  — Он только повторяет вслед за Сукуной уже сказанное, подмечает, что это первый раз, когда они задевают тему с чувствами вслух. Открытая обёртка заставляет себя чувствовать обнаженным, ибо такие вопросы звучат достаточно смущающе. — С самого начала не чувствовал ненависти к себе с твоей стороны, ты врёшь. — Резонирует, не думая о том, что смотреть нужно не только на татуированное лицо, но и на дорогу – на ней много камней, об которые он может неуклюже споткнуться, но всё равно смотрит на Рёмена. Безразличные глаза впервые выражают нечто большее, когда Итадори продолжает. — Заметил, что выделяешь меня среди окружающих. — Ты мой сосуд. Очевидно, что выделяю. — Сукуна с подозрением щурится. Не надумал ли себе Юджи лишнего из-за тех неудачных попыток соблазнить эдакими выпадами? Оно же теперь вовсе не актуальным было – идея завяла ещё после тренировки и, если сопляк решил, что у Рёмена имеются какие-то планы на него, то Сукуна точно выпотрошит его прямо сейчас. В мире таких, как Двуликий, такое не являлось теоретически возможным. Сама связь по симпатии душевной его вообще не интересовала, но коль Юджи посмеет затронуть это своим нерасторопным, красивым ртом, рискует умереть. Даже если это значит, что Сукуна умрёт тоже. Не хочет он слышать ничего подобного. — Я, прямо-таки, такой достойный сосуд? — Парень спрашивает с непонятной для Двуликого интонацией, но ничего из перечисленного в подозрениях Сукуны не задевает. Откуда в этом сопляке появилось столько смелости задавать такое количество вопросов? Ещё и с улыбочкой, однозначно симпатичной, но раздражающей. Заметить в себе постоянный, живой отклик на чужие слова – будь то раздражение или заинтересованность – выходит не сразу. Собственное желание чувствовать себя живее, чем он привык, приводило в некий ступор. Впервые, наверное, Сукуна склоняется к выбору не жалеть о содеянном и сказанном, а последовать давнешнему совету Кендзяку – получать от чувств удовольствие не потому, что тебе это нужно, а потому, что ты так можешь, как и любое другое существо. Пускай Рёмену совершенно не нравится ставить себя вровень с другими, пускай, при пристальном взгляде парнишки. Именно в этот момент, когда розовласый придурок старается не оступиться и не споткнуться о треклятые камни, одновременно пялясь золотыми глазищами, Сукуна решает прислушаться. — Перефразируй свой вопрос. — Я устраиваю тебя, как сосуд? Вздохнуть получается чуть более наигранно, чем планировалось. Двуликого нещадно бесит эта ситуация, просто невыносимо раздражает, что приходится отвечать честно. Точнее, даже если он будет врать, то в конечном итоге заделается в паскудного труса, которому сказать очевидное сложнее. Сложнее свою честь обойти стороной, сказать, наконец, что не хочется – от того руки в кулаки сжимаются. — Более чем. Нападай, — Рёмен решает свой нарастающий гнев сбросить по пути, если автобус они благополучно пропустили. Смотрит за Итадори, что проморгался, словно не расслышал. Сукуна остановился, вздёрнув нос и выставив в стойке руки. — Будешь меня развлекать, как подобает хорошему сосуду. — А пакет куда? — Юджи кажется и не против помахаться по случаю, однако с пакетом это делать до одури неудобно. Особенно, если они правда собрались драться, одновременно и домой добираться. Двуликий цокает, закатывая глаза, невзначай поторапливает пальцами. Пускай тот пакет станет одним из боевых усложнений. — Шевелись, паршивец.