Кошмар.

Просветы среди темноты были отражением несуществующего белого; черепные коробки блестели ярко, через тонкую лысую кожу, улыбались, смотрели пустотой глазных яблок в кровавые внутренности, по которым шёл парень. Тело сводило от желания заткнуть уши, чтобы не слышать их неразборчивого шёпота, крикливого, истошно визгливого, что издавали убогие черепа. Нагие, выпотрошенные тела качались вперёд-назад на костяных копьях, забором обступив ледяного Итадори с обеих сторон, не давая сделать шаг мимо предначертанной тропы из чужих конечностей. Указывали путь, который изначально сулил быть неправильным. Температура низкая, смертельно холодная; доставляет лишь боль, не убивая, а насмехаясь над промёрзшим, пока ещё живым телом. Юджи правда старается проснуться, перестать наблюдать за тем, как выпадают обглоданные кем-то органы из варёных тел, только безрезультатно. Побежать быстрее – ноги дрожали, сводились в болезненных судорогах от продолжительной ходьбы по бесконечному пространству. И бил себя, и кусал, и щипал, лишь бы открыть глаза в настоящем. Пытался спать на месиве из людских органов, чтобы вытолкнуть себя из сна. Думается: «которой час? который день? сколько тут трупов..» трупов, насаженных на неестественно длинные кости. Они тряслись от сильного ветра, по живому разевали пасти, вываливая синий, безжизненный язык. Кровью от них пахло жаренной, гнилой, болезненной. Где их только сварили так, что не могут замёрзнуть? Не покрывались льдом, назло, всё больше и больше раскачивались, едва ли дотрагиваясь аномально страшными лицами до макушки парня. Кошмар – думает Юджи, нервно смочив синие губы. Он длится, по ощущениям, несколько недель. Как только он уснул, в ту ночь, после мирного чаепития, так и не смог проснуться. Переживал первичный испуг на протяжении пары дней, блевал себе под ноги и не находил сил определиться, куда ему идти: вперёд, куда глаза глядели, или назад, где дорога заканчивалась бездонной пропастью. Умирать не хотелось даже во сне, особенно, таком реалистичном, осознанном. Все рефлексы и трезвость головы остались при нём, как обычно не происходит даже в осознанных снах, все образы анатомического извращения крепко вцепились в голову. Дело было глубже: глубже, чем успел погрузиться Итадори, пока растерянно брёл лишь вперёд, по узкой дороге, меж останков на штырях. Нечто, что сумело создать такую иллюзию, бесспорно было неким способом запугивания подобных Юджи ребят. С первых мыслей о том, что это проделки Сукуны, стало не по себе. И до сих пор было страшно. Всю существующую жидкость в организме парень истратил на слёзы и рвоту, поэтому горло нещадно пекло и сохло, а после его собственных громких воплей, попыток бежать слишком быстро и дышать громче, ещё и раздражилось. Обморожение лёгких было обеспечено промозглым местом. Моргать приходилось часто-часто, чтобы смазанный взор стал чуточку чётче, хотя и был эдакий порыв совсем лишить себя зрения, слуха и нюха, чтобы не существовать в этот момент, пускай бы и мнимо. Юджи успел обдумать всё, что когда-либо хотел, вспомнить то, чего не знал и потихоньку двигал крышей от предстоящей, не заканчивающейся дороги вперёд. Ладно бы менялось что-то, но нет – трупы, кости, внутренности, трупы, кости.. Итадори сбился на их пересчёте раз пятьдесят. И на пересчёте раз, как сбился, тоже. Трупы всё смеются, шепчутся, словно ещё в расцвете сил, словно не проткнутые насквозь, перебивают друг друга и кричат, кричат прямиком в уши. Кричат о помощи, кажется, с улыбкой. Так, будто бы помощь нужна вовсе не им. Как только у них горло не... а хотя, – думает Юджи, – там уже и болеть нечему. Столько гадости, что лёгкие трещат, что в ушах пищит и сердце (самый важный орган) во всю стучит, всё пашет над своей единственной задачей грамотно качать кровь. Качает только парня, со стороны в сторону и взад-вперёд. Итадори может лишь мучительно набирать ледяной воздух в рот, стараться его вдохнуть через покрасневшие гланды. Болит абсолютно всё, лишь бы остановить, остановиться.. остановка? Среди трупов? Парень не думает о сверхважных вещах, только спасении собственного здравого рассудка, убеждает себя раз за разом, что всё это – далеко зашедшая игра разума. Предполагает, что с этим нестерпимым холодом может быть связано то проклятие с коридора. О нём говорил Урауме. Говорил, что для Сукуны оно не является угрозой, наоборот, защищает, но от Юджи..? Серьёзно? Защищать от собственного сосуда и пока несостоявшегося мага, что о проклятой энергии и прочих магических штуках слышал только от Мегуми? Чушь какая. Или, может, вовсе не в проклятии дело, а голова перегрузилась необъяснимыми событиями? Тогда, к чему тут трупы и так много смертей. Мучительной холодной дороги, что убивала все желания, кроме как согреться любым способом и проснуться. Итадори прикусывает язык от резкой радости, осознаёт, что не чувствует его вовсе. Радуется увиденному шансу на спасение. Среди продолжающегося забора костей появился зазор, в нём слабый свет, кровавое озеро и такая же неизвестность. Юджи плетётся туда уверенно, скользит отмороженными ногами по давно заледеневшему мясистому покрытию на полу. Только шанс выбраться и видит – пропускает, что свалился на колени перед этим самым зазором, перед единственным отличием от всего остального, лишь шатко ползёт под тянущимися костлявыми пальцами, а с них на спину падает кровавая роса неустанно. Ещё немного, совсем чуточку, совсем немного бесконечной темноты и.. И ничего. Голоса позади начинают громко гоготать, ржут, как никогда ранее, смеются над бесполезной попыткой выбраться, которую они тоже когда-то перепутали со спасением – предполагает Юджи. Но они смеются, не жалеют. Над парнем, что обессиленно пал в кровавую речку, можно только посмеяться. Та, однако, была теплее. Юджи стискивает глаза, больше от боли, когда кровь закипает возле ушей, бурлит. Не даёт понять сразу, что кровавый кипяток согревает только потому, что кровью только казался – что-то едкое, кислое, (капли успели попасть и в рот, и в глаза, выжигая чуть ли не сквозные дыры изнутри), оставляло огромные ожоги, подобные тем, что были на живых трупах. Парень не может сдержать порыв немо заорать, в попытке избежать сварения заживо старается подняться, делая только хуже и вопит внутри, ненавидит, ненавидит, ненавидит чёртов магический техникум только. Почему же во сне может быть настолько больно..? Настолько опасно, муторно, беспросветно. Нечто устроило температурные условия, вовсе не предназначенные для жизни, качели, в которых нет среднего, комфортного. Оно оставило два варианта, дало выбор, в котором ты решаешь в какой котёл прыгнуть, с азотом или кислотой? Качели.. Юджи раньше любил кататься на них, когда дед находил время сводить его на площадку. Глубокое детство, беззаботное. На той самой площадке он познакомился с Мегуми, увидел его в первый раз, когда тот неумело подтягивался на старом, высоченном турнике, на который залезть в их возрасте – уже препятствие. Итадори тогда помог, показал, как легче начинать и куда, если что, падать. «— Самое главное – это уметь правильно упасть!» «— Почему ты так считаешь?» «— Ну.. у тебя будет больше попыток научиться этого не делать. Если ты упадёшь один раз неправильно, будет слишком больно, чтобы стараться лезть ещё раз.» «— А-а.. в этом смысле? Научи меня тогда правильно падать.» Юджи умел падать. Правильно подогнуть ноги или руки, чтобы не получить никаких увечий. За всю жизнь он умудрился сломать только нос, и то, когда ему прилетело от старшеклассника. Тогда и драться научился, стоит заметить, что очень хорошо. Правило любой защиты – хорошая группировка. «—А как группироваться изнутри?» Фушигуро был разговорчивым до какого-то момента в жизни, возможно, переломного. В то время был болтливым, подхватывал разные варианты развития разговора и был отличным собеседником. Таки научился падать мастерски, но душу уберечь не смог. «— Что ты имеешь ввиду?» Итадори остался разговорчивым. Даже сейчас, лёжа в медленно разъедающей тело кислоте, назвал бы себя тем ещё болтливым существом, любвеобильным и до ужаса тактильным. «— Например, если тебе очень-очень обидно, но на обиду нет никакого времени?» Мегуми часто переоценивал время – считал минуты, часы, что проводил вместе с Юджи и на улице. Почему-то не любил возвращаться домой, поэтому все уроки делал исключительно на площадке, где обожал по сей день заниматься Итадори. Ну, или, по крайней мере по тот, с которого его жизнь побежала себя показывать с безумного ракурса. «—Хмм.. даже не знаю..» У Юджи осталась привычка чесать затылок, если он задумывался. Искренне хотел ответить на вопрос нового друга, однако засомневался. Что же делать, если ты самостоятельно себя обижаешь? На такое парню ответа никто не дал, опыта не предоставил и туториал не включил. Совсем давно было, тоже холодно. Холодно? Нужно вспомнить, с чем же Юджи успел связать это проклятое слово.. с чем-то, определённо, таким же проклятым? Проклятия, про.. — Жа-а-алкий.. — Тянется громким басом, иногда прерывающимся на высокие ноты, — Бе-е-дный.. Итадори открывает лишь один глаз, в тех же мучениях, пытается отыскать источник звука, но тело парализует по новой, стоит изуродованному лицу явиться перед собственным. Очень знакомые черты, знакомые, ранее красивые.. — Ма-а-альчик.. — Четыре узких глаза напоминают собой точки, подрезанные по бокам и друг к другу, чтобы не слипались от запущенного конъюнктивита. Пасть огромная, с длинными старыми саблями внутри, что зубами не назовёшь – из-за них не было возможности её закрыть. Из неё несёт гнилью пуще, чем Юджи доводилось чувствовать в трупном смраде. — Сердце-сердце-сердце-е-е... От лица не может отвлечь совершенно ничего: не царапающая грудь рука, остриём ногтей давящая, не кроваво-гнилая слюна, капающая прямиком на переносицу. Лишь поломанные, широкие челюсти, что клацали друг об друга с видимой жаждой плоти. Существо с четырьмя руками, убогое, страшное, не может быть убито даже кислотной жидкостью под собой. В мутных зрачках Юджи отражается его собственное сердце, (самый важный орган), вырванное насильно и при помощи заточенных когтей. Помещается между порванных щёк идеально, между саблями-зубами, а Итадори продолжает видеть, продолжает тупо смотреть на то, как его жрёт невиданная тварь, схожая кривыми чёрными кляксами на лице с Сукуной. Кровь из сердца плещет в глаза, что более не могут увидеть продолжения. Сукуна? Сукуна Рёмен. Комната, телефон, матрас и шум воды в ванной комнате. Чай, может.. пальцы? Брызги вновь, распоротая грудь и узоры. Чёрные узоры, линейные, клеймом разрастающиеся по конечностям чудовища, его удовлетворённый стон и конец. Конец. Глаза не успевают словить фокус на белом потолке. Из-за шторы, что прикрывала рассвет – сером, но вовсе не цвета оценились рассудком. Исчезнувшие в миг болезненные ощущения привели к водопаду из холодного пота. Юджи не спешит подниматься, не спешит вообще куда-либо. Смотрит на дешёвую краску потолка, всматривается с навязанным интересом. Зенки слезятся. Слёзы текут по щекам, слишком не примечательно для того, чтобы отрывать взгляд от потолка. Руки на груди напряжены, прямиком под ученической кофтой. Под ней легко можно было увидеть кровавые подтёки от того, что Итадори отскрёб ногтями кожу посерёдке груди. Больно, но, в сравнении с пережитым, приятно. Юджи трясёт всё равно, не смотря на знакомую обстановку, тело не слушается, тоже недоверчиво относится к резкому утишью. Он едва ли верит в то, что это закончилось, когда ног касается ветерок. Вспомнил, как дышать, когда на матрасе резко подбросило – защитный рефлекс, не более, наработанная за две недели ночь привычка. В позе сидя, почему-то, страшнее – в глаза бросается вся комната, мебель, флегматично развалившийся, спящий Сукуна. Не успокаивает, даёт нервный импульс к мозгам, подсылая Юджи бежать, бежать не оглядываясь на это место впредь никогда, но он вовремя вспоминает про коридор, в котором ютится то самое Нечто. Ждёт свою жертву, которую по ублюдски сведёт с ума, сожрёт, разорвёт на части и поставит в коллекцию своих трупов на палочках. Юджи вытирает слёзы, громко вдыхает, боясь, что будет больно, но кислород беспрепятственно достигает лёгких. Контролируется скачущее давление, постепенно идёт в норму, когда парень втягивает воздух и жадничает выдохнуть по человечески. Случайно всхлипывает, подтягивая под себя ноги. — Прекрати ныть. — Спокойный, непривычно сонный голос Двуликого доходит до ушных перепонок не сразу, лишь когда Итадори всматривается в чужую кровать, тогда и вздрагивает заметно. Тот, не отрывая головы от подушки, очень внятно упрекнул. — Ты сожрал моё сердце. — Бездумно аргументирует своё нытьё Итадори, вжимаясь спиной в (холодную) стену, с загнанным страхом следит за тем, как Сукуна в недопонимании, всё же, приподнимает голову. — Это был отвратительный подкат, сопляк, лучше бы ты спал. — Двуликий смотрит с неким подозрением: впрямь не понимает, почему сосуд колотится на месте. Дрожит, подминая со всех сторон одеяло, совсем не наигранно пугается, очень явно передавая весь букет эмоций и Сукуне. На здоровье, конечно, пусть боится, но что за бред он несёт? Юджи не реагирует на парирующую шутку со стороны, боязно сглатывает ком. — И ты страшным был.. таким уродливым, вонючим и, вроде, гнилым.. — Парень говорит тихо, потому что он всё ещё чувствует фантомное ощущение того, что дышать/говорить было невероятно больно. Реакция Рёмена была не так важна – сейчас он выступал для него в роли существующего, разумного слушателя, без которого Юджи просто напросто свалится от бессилия в очередной такой сон. — С четырьмя руками, огромными зубами.. и трупы были. Рёмен на комментарий про четыре руки щурится, теперь полноценно садясь, с явным недоразумением чувствуя передающийся страх всё больше. Тело по-идиотски начинало морозить из-за паршивца, что не умел придерживать эмоции получше. Однако, руки – в воспоминаниях Юджи не имелось изображения Сукуны с четырьмя руками, это он мог гарантировать, поэтому предпологать, что Итадори пережил обыкновенный сон, было глупо. Для совпадения слишком банально, а такие вещи после контакта с дрянью коридорной – явно плохой знак. Владелец разделил свои знания с техникой, видимо, значит в паскудном состоянии парнишки замешан именно.. — Кендзяку, мудак.. — Сквозь зубы проговаривает Рёмен, оценивает примерное состояние паршивца. Проклятая энергия в нём очень быстро взвивалась, выплёскивалась, чем истощала измотанный мозг ещё больше. Сраный датчик чувств не даст Королю Проклятий провести каникулы хорошо, если таким образом будет проходить каждая ночь. С кровати Двуликий привычно сплывает, чем побуждает Итадори замельтешиться, с приглушённым вскриком отрёднуться дальше от Сукуны. Тот усмехается – хоть бояться начал, молодец. Только вот ситуации не помогало никак, хоть и тешило самолюбие паскудного Рёмена. Помогать малолетнему идиоту прийти в себя – переступать через свои принципы, ибо, кто ему этот подросток безалаберный, чтобы тратить силы и время. — Давай, сопляк, рассказывай. — Не обращая большого внимания на настороженность сидящего с круглыми и солёными очами Юджи, Сукуна присаживается на корточки перед парнем. —  Не томи, у тебя одна попытка высказаться. Скажешь кому-то другому.. — ..Челюсть, помню. — Слетает молниеносно с уст Итадори; даже после удивительного путешествия по задворкам сознания, условие Рёмена оставалось в голове фундаментально. Иногда, во время сна, оно даже подбрасывало топки в огонь, чтобы ещё больше напугать. — Какой умница. — Сукуна позволяет себе вскинуть брови в удивлении, впредь забавляясь обученной команде «челюсть». Осталось только "фас" и "ко мне" выучить для полного удобства и хорошей жизни. Двуликий опирается коленями на матрас, прежде чем уточнить о произошедшем ещё раз, вот только дёрганое мотание головой отвлекает: — Отойди, отойди чуть-чуть, — Парень, когда поднимает глаза на татуировки, видит точечный портрет безжалостной твари, от чего становится по самочувствию хуже. Организм реагирует так, но, удаётся мельком заметить, что с Сукуной вблизи правда становится..как он ранее посмел предположить, безопаснее? Даже маленький сквозняк куда-то делся, сменяясь привычной комнатной температурой и спокойным воздухом. — А, нет, лучше ещё ближе. — Ты, часом, не раскомандовался? — Двуликий отходить не собирался и с первой просьбы, смотрел со скрытым интересом за подопытным техники Кендзяку. Куда ему до подростковых истерик – он вальяжно упал задницей на матрас, думая о том, что было бы совсем не плохо к знакомому наведаться, дабы разузнать происходящее получше. —..спасибо. — Юджи реагирует ласково, когда видит, что Сукуна в самом деле уселся совсем неподалёку. Удручённо вздыхает, стискивая край одеяла. — Оно длилось около двух недель во сне.. с того момента, как я уснул. Пара часов, вообще, или сколько я там проспал, но было о-очень долго.. — Рука автоматически проводит по груди, вызывает чуть болезненные ощущения, так как кожу он расцарапал добротно. — Какие-то трупы, кровь, темно и просто ужасно, супер-холодно. Под конец у меня отказало всё, кроме.. — Парень несколько раз моргает, под флёром воспоминания о фразе «Мозг, хоть и важнейший орган..» поворачивает голову и глядит на Сукуну почти шокировано. — Кроме мозга, кстати. Я всё понимал, что происходило, что всё это – сон, тоже понимал. Сейчас мне всё ещё кажется, что я сплю.. но мне легче, очевидно. — Юджи совсем крохотно пододвигается плотнее, — Страшно было пиздец! Я врагу такого не пожелаю. Кажется, самый страшный сон, который мог быть.. — Почему же не крестишься, раз кажется? — Рёмену те истории, по большому счёту – до жопы, точно так же, как и попытки Юджи подлезть ближе. Через чужие объяснения можно было понять, как именно работает эта техника, касается непременно изнутри человека. Совершенно не ясно, почему она не убивает в конечном итоге, лишь навевает паранойю на своих жертв. — Потому что руки мёрзнут.. — Парень обнимает себя под одеялом, старается умоститься потеплее, снова ближе к своему соседу, ибо шугается любого неправильного дуновения. — Я даже не знаю, как правильно креститься и имеет ли это смысл. Двуликий рокочуще смеётся с ответа и с того, что Итадори не понял шутки. Пугаться снов – слишком дурацкая, детская привычка, без которой Сукуна жил всю проклятую жизнь, с этого и объяснимо его несерьёзное обращение. Юджи не улавливает причину смеха – тот ему кажется отчасти устрашающим, как и образ Рёмена в принципе. Только мягкий свет с улицы от рано вставшего солнца давал повод успокоиться. — Если это снова произойдет, когда я усну, то я не знаю, что буду делать.. — Юджи аккуратно посматривает на собеседника, вглядывается получше, чтобы развеять то видение с чудовищем. С Двуликим правда теплее, он мог поклясться, а холод вызывал сильное желание убежать. Сам он понимал, как глупо бояться низких градусов, постарался подумать над произошедшим сам. — Если я умру от того, что испугался во сне, то это габелла. А я, походу, мог. Проснуться смог только тогда, когда это было решено этим чудищем.. — Смысла твоей нынешней боязни я не вижу, ты же не спишь. — Сукуна расслабленно глядит в стену напротив, чем облегчает задачу безнаказанно себя осматривать. Ловит мысли про возможные варианты не попасть в подобную ситуацию и не рисковать своим пальцем вновь. Почему же идиоты-шаманы не займутся этим? Это их безопасность страдает в первую очередь. — Не понимаю, только, какого чёрта этот мусор трогает мой сосуд. — Сукуна немного раздражается, сводя брови. — Каким бы ты придурком не был, эта самоуверенная чушка не имеет права посягать в мою сторону даже косвенно. — Ты же правда знаешь, как мы будем с этим разбираться..? — Парень спрашивает для галочки, чтобы возможность "чувствовать себя под эфемерной защитой" была воплощаемой. Итадори, конечно, любит постоять за себя самостоятельно, но тут ни кулаки, ни кто-либо другой не помог бы, кроме короля проклятий. — Ну, пожалуйста.. — Ибо, блин, он же буквально чувствует всё тоже самое, что и Юджи! Значит понимает, с чем нужно разбираться. Сам король искоса зыркнул на такое заявление, чем заставил нервно сморгнуть. — Ну, я имею ввиду, что это, как бы, и тебя тоже касается.. жизнь моя. — Не касается, а нагло домогается. — Язвительно исправляет Сукуна, но понимает, что, в общем-то, честным ответом было "нет, не знаю, но всё равно разберёмся». Он со всем может разобраться, даже с непоправимым, но сопляк шибко обнадёжился. Его в таком состоянии очень хотелось чуточку.. помять, но не разорвать. Взгляд сейчас растерянный и цепкий, что нельзя называть неприятным. У Двуликого не так много связей с людьми было, чтобы на него смотрели таким образом, с явной просьбой уберечь. У Двуликого и людей на пальцах пересчитать можно, с коими он говорил, как с разумными, а тут совсем в лоб помочь просят. — Но, в конечном-то итоге, касается, как это не назовешь. — Юджи, впервые за вечер, выдыхает расслабленно, услышав, что Сукуна не отрицает его слова, лишь язвит безвыходно. Парню нравится наблюдать и чувствовать, как Рёмен реагирует на всякое – эдакий способ рефлексировать. Чего только его так маги недолюбливают, если тот всего-навсего мудак. Таких пруд прудей, а то и хуже. Итадори неким образом вспоминает, что Сукуна границ своей наглости не видит, поэтому бросить вслух следующую мысль себе позволяет:— ..домогаешься тут только ты. Двуликий думает всё про доверчивость паршивца. Законом должно быть запрещено прятаться за Сукуной, – это уму непостижимо – доверять ему. Рёмен полной картины, конечно, не знал, что про него надумал Итадори, но с уверенностью мог сказать, что это неправильно. Пакт с малолетним, смазливым идиотом изначально был посредственным, но вот такие последствия, в виде непрямой просьбы защитить, совсем не вставали в голове, как что-то воспринимаемое. Тема о проклятии сошла на нет. — Ты провоцируешь. — Я?! — Юджи аж голос повышает, да голову резко поворачивает. Как Сукуна вообще до этого додумался? Итадори даже приблизительно не имел никаких намеренных провокаций при себе. — Каким это образом я провоцирую? — Реагируешь потешно, мне нравится. — С паскудной интонацией заявляет, замечая, как парень и на это не скупится забавно смутиться. Не соврал, ведь и вправду что-то в этих реакциях было. Юджи в его глазах выглядит взволнованно, особенно хорошо его сдают поджатые губы. — Не выходи в коридор сам. — Двуликий выносит такой вердикт, а потом поднимается с насиженного места, проходит в сторону входной двери. Чувствует, что Юджи начинает мелко тревожиться по поводу его отдаления, поглядывает на спину белоснежного одеяния, кутается в своё одеяло. Тот сомневается в чём-то, перед тем, как задать вопрос. — Идёшь куда-то? — Всё таки спрашивает, переборов мысли о навязчивости и неловком ответе, на что Рёмен с прищуром оглядывается, фыркая себе под нос. — Можно с тобой? — Можно. — Сукуна приподнимает брови в наигранном удивлении, издевается прямолинейно, когда продолжает. — Сначала о сердце съеденном ноешь, а потом в душ со мной напрашиваешься? — Дверь в ванную медленно открывает, когда с кокетливой улыбочкой оглядывает сопляка. — Как лицемерно. Итадори закатывает глаза, цокая, отворачивается в явной форме неодобрения. Бурчит себе тихое «мудак», изначально предполагая, что Сукуна намылился из комнаты выходить, а не буквально идти мылиться. Двуликий усмехнулся, однако перед тем, как зайти в ванную комнату, несвойственно себе, по-доброму указал: — Не спи сейчас. И окно открой, проветрить надо. — Дверь привычно не закрывает, когда проходит внутрь, только свет включает, чем ещё больше раздражает измотанного подростка. Выражать сильную неприязнь было лень до одури, нервы ещё на такой пустяк тратить, – думает Юджи, проходясь пятерней по волосам, взворашивает их до привычного состояния, потирает второй рукой глаза. Надо бы грудь чем-то помазать, а то, кто знает, что он там ногтями выскреб себе ночью. И окно тоже следует открыть, в комнате правда было душно, хоть и прохладно ранее – телу было очень жарко под толстым одеялом, хоть и мозг подавал сигналы, что ему было холодно. Итадори не помешало бы помыться, вдруг, это каким-то чудесным образом избавит от ощущения той омерзительной прохлады. Он медленно встаёт, разминая разжатые плечи, запястья, по привычке вытягивается. Никакого насыщения от сна, очевидно, не чувствует, что не было удивительным после всей увиденной дряни. Потихоньку от этого отпускало, будто голова свежела – свежий воздух с улицы был на самом деле необходим для работы мозга, а огроменное окно в пол, что открывалось на всю свою широкую, верхнюю половину, справлялось с задачей проветривания на ура. Пережить подобный опыт было до ужаса медленной, убийственной пыткой над психикой, которая привыкнуть не успела даже к уже случившимся кардинальным переменам. Лучшим вариантом было довериться окружающим, пока у парня нет полного понятия того, что происходит. Возможно, для магов это обычно дело, все эти непонятные проклятия и постоянные проблемы, Мегуми даже не шибко жаловался. Интересно, как будет зол тот директор, с которым говорил Сатору в самом начале, если узнает, что, помимо Сукуны, в техникуме обитают вещи пострашнее. Пострашнее ли? Юджи глядит в окно, на тихий двор общежития, задумчиво чешет затылок. Нет, объективно, Рёмен не вызывал даже сравнимого с пережитым страхом ощущения, как минимум у самого Итадори. Мужик, вроде, сносный. Хоть и повадки у него.. так скажем, странные, весьма специфичны, но куда более, чем терпимые. Даже приставания с подтекстом не были чем-то больно неприятным, просто настораживали, как что-то новое и неизведанное – сама суть тактильного контакта была совсем не страшной, хоть и удивительной. Обниматься с Королём Проклятий, которого остерегается каждый шаман – вот это удивительно, а поведение совсем не главный катализатор страха. Юджи – его сосуд, буквально одно целое, значит и принять это нужно, как должное, как аксиому в новом мире и новых законах. Во всяком случае, он даже защищать не отказался, пусть и не питал сильного желания, как-то волосы потрепать хотел.. не страшно же? — Какой я терпила.. — Совсем тихонько изнывает Итадори, наклоняется к кромке окна, высовывая сальную от пота макушку к свежести улицы. Расстроено ворчать продолжает, размеренно вдыхая нужный воздух. — Ещё и нытик. Блин. — Голову чуть вскружило от количества кислорода, что так резко попал в организм после явной его недостачи. Во рту всё ещё было сухо, хотелось залить в себя воды, да побольше. Глаза устало прикрылись. Может, оно и к лучшему, что он умеет терпеть? Да и причина у нытья весьма резонная, скажем так. Возвращаясь к Сукуне – у него всё в полном, неприкосновенном порядке. Вода приятно по телу стекает, даёт насладиться своими каплями и шумом. Только мысли оставляют желать лучшего, куда ни глянь – один Кендзяку, с его конченным проклятием и случайно созданными трудностями, если уж не для мира, то для Сукуны. Новое тело, значит? Двуликий по этому поводу уже успеть придумать теорий, догадок, но, размышляя наперёд, он наверняка ошибался. Во всех случаях. Давний знакомый был слишком непредсказуем, умён и изобретателен в своих расчётах, чтобы его можно было прочитать не глядя. Если нынешнее тело позволяет ему использовать проклятия так, как тому вздумается, то прошлый его владелец был явно не обычным человеком. Такая способность кому попало не достаётся, ну и Кендзяку не бестолочь, чтобы переселяться в слабых. Другое дело – слабых, но удачливых, кому выпала возможность поиметь преимущественные техники. С умелыми руками и прекрасными мозгами, конечно, любая техника может стать превозмогающей во многих факторах, но такие, как он, имели ко всему прочему огромный опыт. Сукуна даже готов признать, что в матёрости тот определённо лидирует, сравнивая с собой, ибо тысяча лет в заточении – не насыщенные века, что прожил Кендзяку. Только нужно было дождаться ночи, опять, чтобы как следует побеседовать и дать понять, куда его "умелые руки" совать совершенно не стоит. У Двуликого ещё нет целей на ближайшее будущее, помимо поиска недостающих пальцев и освобождения от мешающего пакта, однако терять эту возможность из-за смерти парнишки не хотелось. Впервые, кажется, ему предстоит кого-то защищать от смерти, а не привлекать к ней собственноручно. При размышлениях о техниках и везучести вспомнился малец Зенин. Жаль, что не сосуд – он выглядел намного более сдержанным и рассудительным, нежели смазливый паршивец, но хер бы он позволил Сукуне выйти из подвала, пожертвовав собой и своей жизнью. Умный малый, но совсем не понимает, насколько потенциально силён. Насколько может быть полезен в схватке с грёбаным сильнейшим, которого хотелось засунуть в самое пекло с головой, лишь бы он прекратил портить впечатление о настоящих сильнейших магах своей самоуверенной рожей. Отвлечением от дум великих был аккуратный стук в дверь; Юджи, ясное дело, внутрь не заходил, стоял за дверью под боком, хоть та и была на распашку открыта. — Слушай, Сукуна, — Голос Итадори достигает ушей сквозь воду, слегка приглушённо, поэтому Двуликий приоткрывает дверцу душа. — Пока рассвет, может, пройдемся по окрестностям?  — Парень вовремя вспоминает о своих вещах, что так и остались лежать в углу, когда он принимал душ. Нужно в стирку закинуть. — Я тут только двор видел, а территория-то большая.. Рёмен считает это неплохой затеей – можно лишний раз выйти из надоедающей комнаты. Заодно и размяться, так как выпустить пар несказанно хотелось. Вот и проверит, насколько его настоящий сосуд отстаёт по силам от желаемого. — Драться умеешь? — Уточняет на всякий случай Сукуна, когда выключает воду в душе. Вслед за ним капают разного размера капельки, пока он вылазит из кабинки и подходит к висящему кимоно на двери. Сразу за дверью стоит возмущенный сопляк. — Конечно, умею! Спрашиваешь ещё.. — Юджи недовольно отвечает, слышит, что Двуликий стоит прямиком за ним, отделяясь лишь дверью, — Получше многих. — Как самоуверенно, — Рёмен завязывает оби, плавно выползает из светлой комнаты к паршивцу, снова являясь в его поле зрения с мокрой головой и похабным вырезом на груди. Итадори невольно губой дёрнул, сохраняя взгляд на глазах с мокрыми ресницами. Надо уже, наконец, принести полотенце из кладовки, но коридор теперь казался слишком непривлекательным помещением, чтобы идти туда. — Покажешь. — Вот и покажу, — Итадори показывает язык по-ребячески. Рёмен вскидывает бровь. Когда он упёрся рукой в дверь, под локтём пролез Юджи, специально ткнув пальцем в бок, получил следом гневный взгляд и хихикнул от подзатыльника. — Не уходи, только, без меня, я быстро. — Лишь в твоих мечтах уйду, паршивец. — Рёмен хмыкает, реагируя так на хлопок двери перед носом. Боязнь Юджи к проклятию в коридоре и к неожиданным подкатам, которую он выразил просьбой не уходить, комментирует только вздохом, позволяя тому по быстрому смыть ночное наваждение. Парень по кровати елозил так, словно жизнь от этого зависела, от чего вспотел, как после бани. Ждать слишком долго у Сукуны в планах не было, лишь дать себе свободно вытянуть руки к верху, расслабить тело, прежде чем его напрягать. Обязательно нужна тренировка, что-то физически нагрузимое. Когда выйдет на улицу, точно утащит сопляка показывать свои боевые навыки. А пока он моется, славным бы было осмотреть двор из окна.                                              *** В коридоре было тихо, по утреннему темно и пусто. Итадори предложил спрыгнуть из окна, но предложение не шибко Сукуне импонировало – уж таким образом, если они попадутся летящими из окна, будет выглядеть совсем подозрительно. До определенного времени стоило не высовываться, чтобы не наводить лишнего шума – кто знает, чем он рискует. Сопляк, вон, совсем уже позабыл об этом условии, желая лишь поскорее убраться из коридора наружу, от чего и шли они в тишине. Парень успел (умоляя Сукуну постоять рядом) в темноте закинуть свою подряпанную толстовку в стиральную машинку, пока была возможность, и после этого открыл рот  только тогда, когда улица предстала перед глазами. — Этот техникум меня с ума сведёт, — Парень юрко перебирает ногами, ёжится от прохлады, что продувает такие же мокрые, как у Сукуны, волосы. Грудь ещё щипало от мази, что он обнаружил вследствии осмотра старой аптечки, и это заставляло постоянно поправлять воротник кофты. — То палец какой-то, то сны эти страшные.. Почему магический мир настолько, блин, дикий.. — Потому что таких, как ты, это вообще не должно было касаться. — Двуликий отвечает так, будто оскорбился предыдущим высказыванием. Диким, по его мнению, было выпускать его на волю, не ознакомившись с чем имеет дело. Пустоголовый паршивец. — А оно нагло домоглось! — Итадори извертливо минует очередной подзатыльник – кривлять Сукуну не позволено даже тому, кого он отныне сторожит. Рёмен думает, что жалеть о пакте вовсе не стоит, когда Юджи улыбнулся, дав прочувствовать наслаждение от собственного кривляния. И не воспротивиться же – те радостные эмоции, когда сопляк чему-то доволен, запускают неплохой успокоительный процесс. Что же Сукуна будет делать, если эта чёртова улыбка начнёт появляться чаще? — О, смотри, это же для тренировок площадка! — Юджи в момент засветился, тыкая пальцем на прискорбное, по мнению Сукуны, место. Это едва ли можно было назвать площадкой, всего-то два турника невысоких и трава фальшивая, что выделялось среди всего огражденного поля. — Погнали, кто больше подтянется, тот победил! Парень кивнул головой подзывающе, после чего шустро оказался у самого высокого из турников. Под наблюдением Двуликого, который медленной поступью крался следом, Итадори разминает спину, руки и шею. — Шутишь? — С такой шутки Рёмен даже улыбнуться не может, конечно, никакие-такие сопляки и близко с его уровнем не стояли. Но Юджи был уверен, (Сукуна чувствует), что ему есть место в конкурентах. Или, хотя бы, в гипотетических соперниках. Вечности не хватит, чтобы посчитать количество возможных подтягиваний. Неужели испуг от ночного кошмара работает лишь на часик? Не мог постараться лучше, мудак Кендзяку? — А что, зассал, король? — Итадори щурится по лисьи, с загадочным блеском канифольных глаз, настроение у него явно прогрессивно поднимается. Рёмена такая мизерная манипуляция только выбесила; Юджи словно задеть старался. Пацан не желал этим унизить, лишь хотел замотивировать принять участие в своеобразном конкурсе. Хрустнул пальцами, легко допрыгнул до металлического бруса, а затем показушно опустил одну руку. — На одной давай. Сукуна всё равно смотрит скептически. Это и близко не похоже на ту постановку "размятия мышц", что планировалась изначально, но Итадори, всё ухудшая себе положение следующим условием, говорит: — ..На пальцах? — Самоуверенность в нём так и плещет, такая яркая, что затмевает собственное недовольство Двуликого. — На одно-ом..? — Протягивает, упрашивающе, Юджи. — Маразм. — Сукуна отворачивается, проверяет таким образом местность на наличие людей или непрошеных проклятий. Впредь расслабленно складывает на груди руки, взглядом обводя повисшего на турнике сопляка.  — Показывай, как кулаками махать умеешь, бестолочь. — О, ну, так тоже можно. — Юджи сговорчиво спрыгивает с балки, сразу же становится в стойку напротив двойника, уверенно стиснув кулаки. — Только мы же не до смерти бьёмся, окей..? — Какой ты скучный, — Двуликий продолжает стоять вальяжно, только ручкой манит, — Нападай. Юджи думает о том, что восхитить короля проклятий и так, и эдак не выйдет, значит, нужно действовать хотя-бы не заторможенно. Взгляд цепляется за чужие бездейственные руки, что даже не планировали выражать готовность к бою. — Не тормози, или я нападу первый. — Рёмен таки позволяет сократить дистанцию до максимума, с целью оценить все характеристики сосуда щурит дополнительные глаза. Итадори немного подождал, прежде чем исполнить просьбу Рёмена. Со всей нахваленной силой замахнулся, решительно выставляя в ударе кулак, но его без проблем пустили в воздух. На лице Юджи секундно мелькнуло «бля», заставляя напрячься чуть больше, нежели он изначально думал.  Двуликому становится смешно, ибо следующий удар тоже цели не достиг, однако, заставил грациозно вывернуться. Юджи все больше разочаровывался, наблюдая за тем, как Сукуна уклоняется, уворачивается и причудливо изгибает свое тело, без труда избегая всех попыток нанести удар. Удивление и растерянность Итадори были ощутимы, когда он упустил очередную попытку коснуться ускользающего Сукуну кулаком и в ход пошли ноги. Расслабленно демонстрируя боевое мастерство, Сукуна с легкостью уклонялся от непрекращающихся атак своего горе-противника. Пока нерасторопные удары пролетали мимо, он успевал проказно ставить подножки и в момент даже зазевал. Несмотря на натиск яростных ударов, совсем не отчаянных, ловкость Сукуны не знала себе равных: он легко уклонялся от каждого удара, сохраняя абсолютное самообладание. Конечно, Юджи от несправедливости хмурился, под нос себе фыркал, но конца своих попыток не видел. Если задеть его – возможно, то значит сомневаться в своих силах он не планирует. От турников они стремительно отдалялись, ибо размашистость движений нарастала с каждой попыткой набить неприкосновенному Сукуне морду, хотя бы за то, что он явственно поддавался. Итадори – уверенный в себе парень, значит и злосчастные подножки игнорировать должен уверено. Двуликий наблюдает внимательно, больше концентрируясь на правильных/неправильных выбросах, в голове уже успел надумать способов, которыми будет избавляться от бестолкового идиота, но Юджи падает ниже: — Попался! — Разыгравшийся парень решил напасть снизу, схватив за подол кимоно, но тут же впечатался локтями в землю, когда Рёмен телепортировался за спину и пнул ногой вперёд. Лишь из-за находчивости, Сукуна откладывает своё желание обрести новый сосуд, решает, что с этим работать тоже можно. Во всяком случае, это лучшее, что можно было предпринять в его ситуации – схитрить. Юджи, в свою очередь, раздражённо перекатывается на спину, смотрит с осуждением. — Это было нифига не честно, — Брови на переносице изображают неприязнь, но Сукуна чувствует наоборот. Итадори, впрямь, такому мастерству восхитился, только показывать не хотел. Как забавно. — Я бы попал! — Даю второй шанс, — Рёмен с интересом смотрит тому в глаза, блестящие от недовольства, нетронуто лыбится. И чёрт им правил, когда от того скрытого восхищения Сукуна решил сжалиться и дать ещё одну возможность себя показать. — На третий – превратишься в фарш, если не возьмёшь себя в руки. Фарш фаршем, а шанс ещё не исчерпан – Итадори прыгает на ноги, не ожидая какой-либо команды нападает вновь, определённо внятнее двигается и следит за Сукуной. По состоявшемуся бою для себя отметил, что мухлевать было абсолютной нормой, поэтому всё чаще и чаще делал неожиданные броски, старался сказочным образом запутать. Двуликий такой порыв оценил, теперь имея перед собой нечто стоящее внимания и по настоящему быстрых уворотов, но всё равно успевал уходить из под скоростных ударов. Давай, парень, порадуй Рёмена хотя-бы хорошими силовыми. — Быстрее, — Выдыхает Сукуна, когда попадается возможность сделать это в ухо, прямиком из-за спины, сразу же получает, что просит. Локоть едва касается кимоно на развороте, кончик ноги пролетает в сантиметре от колена. Итадори стойко игнорирует интонацию, с которой дунули ему в ухо томное «быстрее», автоматически делая его в юношеской голове очередным похабством и почти попадает кулаком в грудину. Двуликого такие игрушки заводили, превращали в ненасытного чужим упорством монстра – он на опасной для себя близости выкручивался, вовремя прогибался и поражал Юджи своей грёбаной гибкостью. Непонятным образом, скорее всего, по случайности, удаётся уцепить рукой ткань на плече, что позволяет беспрепятственно (почти) ударить в живот. Двуликий успевает заметить, что сами удары насыщаются проклятой энергией – вначале задевая самим прикосновением при ударе, а после добивая волной энергии. Сукуна собой гордится, ибо всё ещё не позволил себе отработать на самом деле сильные приёмы на сосуде, всего лишь игрался с ним, стараясь увидеть уровень чужих сил через подобные, ребяческие увороты. Кулак умело перехватывает рукой, останавливая в одно мгновение, вызывая у Итадори быстрый вздох разочарования. Но длилось оно не долго – теперь Сукуна, по видимому, решил, что пацан готов и к нормальной драке, раз умудрился оказаться так близко, поэтому уклоняться теперь стоило самому Юджи. В общем, по мнению Итадори, в проёбе он оказался ещё тогда, когда его кулак схватила сильная ладонь, потянула вниз, а колено своевременно вздёрнулось вверх, врезаясь в и так поцарапанную грудную клетку. Из горла выбился воздух, но Юджи успел схватить второй рукой чужую ногу, пнуть при этом вторую и вырвать собственный кулак из захвата. Кружились они до того момента, как Двуликий не попал костяшками по щеке, дезориентируя на момент и не позволил парню попасть, таки, локтём по своему боку. Юджи отпрыгивает в сторону, отступив, тяжело дышит, когда сосредоточенно всматривается в довольное татуированное лицо. Тот даже не разогрелся – подсказывает зализанная причёска и раскрепощённая расслабленность Сукуны. Итадори сглотнул. — Когда надумаешь умирать – скажешь, — Облизывая подсохшие губы, Рёмен впервые за бой становится в стойку по серьёзней, лыбится, предвещая улыбкой пиздец. — Не хочу нас прибить ненароком, паршивец. В голову Юджи идёт короткий разряд осознания, что теперь тренировка переходит на второй по опасности уровень – он ставит в защиту блок, когда первый же удар приходит в направлении живота, начиная не на шутку колебать в волнении душу. И нравится же Сукуне, потому что и своё удовольствие от боя ощущает, и чужое, соблазнительное желание не давать заднюю. Всё таки привлекала эта упёртость, побуждала Рёмена сглатывать слюну от предвкушения. Парень двигается быстрее, чем было, думать успевает наперёд, чтобы и под горячую руку не попасть, и собственные кулаки с силой впечатать в  себе подобное тело. Дыхание не успевает контролировать вовсе, только руки и ноги, в спину удара не ожидает никак; отлетает на добротные метры, скользя на ногах перед тем, как неуклюже упасть. Перед глазами только пятнышко мелькнуло, когда нарастающую, наконец, раскрепощенность в движениях удалось поймать за хвост, взять контроль над собственным телом. Юджи был уверен, что он встанет и со стопроцентной вероятностью покажет, что может намного лучше. Встаёт быстро, хочет уже подбежать назад, однако в уши льётся девичий голос: — На аватарке ты выглядишь получше, чем в жизни. — Девушка с рыжей карешкой, маленькой комплектацией тела и громоздким чемоданом, смотрит из-под крашенных ресниц устало. У поля был совсем маленький заборчик, за которым она незаметно появилась, что заставило сразу выпасть из своей "концентрации", затупив на её форму техникума. На её лице читается небольшое недопонимание, почему Итадори такой запыханный и нервный, в то время как парень, перебирая в голове всех знакомых, что могли начинать разговор с наезда, пришёл к одному лишь выводу. — Эй. — Итадори хмурится, не спешит расслабляться посреди боя, но определённо улавливает по манере речи, что за дама с характером явилась на тренировочное поле. Неразборчиво себе под нос ругается, поправляя рукава кофты. — Ни здравствуйте, ни до свидания. Сучка. — В задницу ручка! — Девушка рифмует сразу же, видно, не впервые такое в свою сторону слышать. Замечает на поле и второго, такого же парня, в необычном древне-японском кимоно, что сразу же въелось во взгляд своей белизной. Мозгами долго не раскидывает, полагаясь на собственную интуицию. — Это Сукуна? — Стискивает губы, чтобы не усмехнуться такому нелепому виду прежде статного короля. Юджи молча кивает, разминает себе плечо, что приняло на себя большую часть ударов при уворотах. Оглядывается на Рёмена, что ближе подходить, похоже, брезгует. Смотрит только на Кугисаки с отвращением, с прямой осанкой и не тронутой на вид укладкой.  Девушка встречает строгую переглядку с некой осторожностью, в знак приветствия вежливо кланяется, от чего тот даже бровь приподнимает и Юджи чувствует его удивление. Тот предполагал, что в нынешнее время никто вовсе не обладает элементарной этикой, но девка удивила. Та отставляет чемодан в сторону, протягивая руку в знак приветствия. — Тренируетесь, да? — Ну, да, — Юджи хмыкает, осторожно отвечает тем же, стараясь по джентльменски не сжать хрупкую ладонь слишком сильно, особенно после боя, когда силу распределять приходилось менее сдержанно. Нобара, хоть и выставила себя в переписках достаточно стойкой, оставалась девушкой всё равно.— Давно хотелось. Я же говорил, что после появления Сукуны только на кухне был. — Ну, да, там тебе и место, нытик. — У Кугисаки манеры оказались хлипкие: она обхватывает ладонь точно, как борец в мировом армрестлинге, вдавливает аккуратный маникюрчик в чужую кожу, от чего Итадори шипит и сжимает посильнее, как следует. — Во-о, другое дело. Двуликий наблюдает за картиной издали, совсем незаметно для пришедшей её высматривает, старается уловить хоть малейшие детали в воспоминаниях сопляка о ней, но та вовсе не мелькала ни в одном из кадров. Такое поведение для незнакомой женщины считается нормой, что-ли, в этой прогнившей эпохе? Ещё и явилась посреди тренировки, отвлекая в кои-то веки сконцентрированный сосуд. — Нобара Кугисаки, как ты уже понял, — Нежная на ощупь ладошка выскальзывает из чужой, бо́льшей по размерам значительно, манерно ставится над бедром, в а-ля модельную позу косит. Нобаре синяк на чужой щеке бросается в глаза позже, чем она на самом деле рассмотрела физиономию знакомого. — Ага, Юджи Итадори, — Он кривляет интонацию, — Как ты уже поняла. — Свою руку вытирает об кофту той стороной, где остались маленькие лунки от ногтей, пфыкает в сторону. — Чего в рань-то такую? — Девичий голос кажется бодрым, в отличии от запыхавшегося Юджи. Она более не старается смотреть на Двуликого, чем удивляет и самого Итадори, мол, вот такое у неё отношение к "очень-опасному-королю-проклятий"? Юджи думает, что её приход мог бы и выбесить Сукуну, только вот чувствует он лишь слабое раздражение и предвкушение. Странно, но является единственным зелёным цветом в этой ситуации, что позволяет безнаказанно продолжать разговор дальше. — Чтобы не увидел никто, — Честно отвечает Итадори, почёсывает затылок, испытывая небольшую неловкость перед самим Двуликим. Нельзя же попросту взять и сделать вид, будто его тут нет. Дрались-то правда неплохо.. — Чё ты тут забыла, вообще? Мегуми писал, что ты в деревне. — Теперь не в деревне, теперь – за главную в нашей позорной команде. — Кугисаки на грубость вовсе не реагирует, ведь её девичья душа отныне не казалась стереотипно девичьей. Итадори на неё искоса взглянул, не понимая такого громкого заявления, по истине опешив. — А Годжо-сенсей об этом знает, главная наша? — Годжо вместе с Ягой куда-то упиздовали, сказали, что если я не вернусь этим же утром, то вы угробите техникум. — Она покачивает чемодан за его ручку, становится ровно, в замешательстве глядит себе под ноги. — Честно говоря, Мегуми на эту роль подходит лучше. — Перемещает взгляд на Юджи достаточно резко, хмыкая. — А ты вообще тут за счёт Сукуны, сам за него и отвечай. Оплачивать разрушения я не собираюсь. — ..я и так отвечаю. — Итадори неожиданно смотрит серьёзно, не без презрительного прищура и сложенных на груди рук. Какое такое право она имеет его осуждать? Он и сам прекрасно с этим справляется, осуждая себя скорее за то, что не разделяет отвращения к Рёмену. — Именно за мой счёт, ты всё ещё жива, окей? — Позволяет себе несвойственно пригнуться, чтобы быть на одном уровне с Нобарой, ибо терпила решил внутри Юджи притихнуть. Та в интересе прислушалась, воспринимая такой переход на условия началом войны. — За твой счёт, петушонок, могли умереть все, — Кугисаки отвечает дерзко, специально в уменьшительно-ласкательной форме, вздёргивает аккуратный носик. И выбешивает этим так, как не выбесил за всё время Рёмен. — Какой я тебе, блять, петушонок, курица? — Парень шипит раздражённо, заметно и для Нобары, и для Сукуны напрягается. Тон девушки от чего-то напоминал о том случае, когда Мегуми пришлось ему дать по лицу – это было необходимо, но ситуация всё ещё оставляла блеклый след на памяти. Двуликий в то время ухмыляется – тому стало занятно. А девка на самом деле выбешивала – руки чесались, не успев охладеть к желанию кого-то избить в ближайшем будущем. Мало того, что прервала в самом разгаре, так ещё и правила свои диктует. Однако, пакт. Девка и вправду ещё жива только потому, что Юджи заключил этот дурацкий пакт. Сукуна хорошо помнит, что про избиения ничего в пакте не шло, лишь об убийстве, но стоит оно того? Не принесёт никакого удовольствия, как минимум, сейчас, потому что никто ему требуемый отпор не даст. — Голубой, как яйца дрозда. — Нобара первая отступать не планирует, продолжает перепалку даже не смотря на то, что Сукуна медленно подходит к ним. — И сами они, как у дрозда. — Не курице без сисек оценивать мои яйца! — И второй такой же – упёртый баран. Ранее, всего пару минут назад, эта упёртость была Сукуне по нраву, а сейчас, когда этот балбес что-то доказывает неизвестной бабе, всё с той же импульсивной упёртостью – выглядело до ужаса постыдно. — А ты не смотри на мои сиськи, — Теперь Кугисаки скрещивает руки, выставляет в сторону бедро, напущенно отворачиваясь в сторону и прикрывая глаза. За живое задели, по недовольному лицу видно – подмечает Сукуна. Он думает с пару секунд, а потом даёт подзатыльник Итадори. — Что я сказал не так!? — Юджи переключается на Рёмена, оборачиваясь резко, упирается взглядом в чужой, да и язык проглатывает. Снова на него смотрят так, словно это последние глаза, которые парню суждено увидеть. Рукой поглаживает затылок. Кугисаки тоже настороженно замирает, чувствуя неясный страх. — Всё, начиная с первых слов о том, что ты пришёл с миром. — Голос Сукуны Нобара слышит впервые – тот отличается от голоса Юджи кардинально, будто связки не успели передаться в другое тело, звучит совсем иначе. Поджать губу вынудили красные глаза, что не пытались делать вид, что не заметили девчонку перед собой. — А ты, не порть о себе моё мнение. Сильнейший ушёл, говоришь? — Ушёл. — Кугисаки кивнула, пока не понимая, имеет  ли возможность наехать ещё и на Сукуну. Не прощупала почву, видя в нём нечто большее, чем в Юджи – тот, на его фоне, выглядит намного опаснее и разумнее. Парень на девушку смотрит так, будто та раскрыла очень важный секрет в самый неподходящей ситуации. — Какая славная новость. Слышал, сопляк? — Рука Рёмена ложится на розовласую макушку, поворачивает его голову вновь к себе, — Некуда теперь бежать спасаться, а? Нобаре за таким наблюдать не понравилось, сама себя за честность малость упрекнула. Кашлянула в сторону, не смея уточнять, от чего конкретно придётся спасаться. Юджи писал в общую группу, что единственная проблема взаимоотношений с королём, это его сраная непредсказуемость и скверный характер, оттуда и про заметную вспыльчивость. Итадори же прекрасно понял и урок освоил, что от всякой нечисти бежать ему наказано исключительно к Сукуне. Он бы мог сейчас предупредить Нобару, чтобы та не попалась в такую же дрянь, но сломанной челюстью хвастаться не прельщало. Нужно найти способ рассказать о проблеме ребятам, не задевая при этом уши Рёмена. Мысли тот читать не умел, тем более, так неряшливо в голове пролетевшие, но ради перестраховки всё же стоит отписать в личку каждому из друзей, а не говорить вслух. — Ну, запрусь в туалете, на крайняк. — Шутливо отвечает Юджи, мимолётно поглядывая на руку, что по собственнически распласталась на голове, впутываясь пальцами в волосы. Итадори на фоне Нобары смотрится красивее; Сукуна на самом деле старается быть для себя объективным, но с такой изумительной мордой, в купе с дополнительным синяком, никакая девушка не стояла. Двуликий об этом думать не прекращает, ибо для него, как для существа свыше, совсем нет понятия лжи самому себе – если красивый, значит красивый. Комбо вместе с умом связать не вышло, но Юджи хотя бы пытается, достаточно упорно, как уже ранее говорилось.Чёрт знает, как у Рёмена такие выводы получились. Возможно из-за того, что паршивец полностью соответствовал как своему внутреннему миру, так и своим действиям, если опираться на внешность. Он просто ведёт себя именно так, как было бы точечно правильно вести себя в мире таких, как Итадори. Привлекательно. Но не настолько, чтобы опускаться в думы. — В туалете и сгинешь, бестолочь. — Двуликий разворачивает сопляка обратно к девушке, что притихла, кивает в направлении подальше. — Давай, девка, шуруй. — Погоди ты, — Встревает Юджи, на что Кугисаки цокает. Задерживаться тут и не планировалось, просто под руку эти оба попались, но с испорченным настроением хотелось свалить куда больше. И до одури странным показался этот манерный вброс с рукой и волосами – женское чутьё о чём-то в голову зашептало. — Слушай, Нобара, а ты знаешь, где тут еды купить можно? — Вы что, засранцы, ещё и мою всё время жрали? — Спрашивает с явным упрёком, уже схватившись за ручку чемодана, тяжело вздохнула, почти гневно, когда собиралась уходить. Кугисаки не видит опасности в их тренировке, решает отложить все остальные доёбки до времени, пока не убедиться в наличии проблемы. — Тут – нигде, нужно ехать пару остановок на автобусе. Денег не займу, сам разбирайся. — А ка.. — Сбрось сенсею номер карты, он поймёт. — Нобара отсалютовала двумя пальцами, бросив напоследок свой фирменный изподресничный взгляд, развернулась и с гордой душой покинула одинаковых парней. Останавливать её не стали, ибо вопросы, которые можно было озвучить вслух, кончились. Юджи стоит под рукой Сукуны, не улавливает в себе желания от прикосновения уходить, разворачивается к Двуликому. Приход Кугисаки выглядел до ужаса странным, настолько несвоевременным и неуместным, что комментировать его было неловко, продолжать тренироваться – тоже. Да, и, опасные когти, что Рёмен ранее успел поточить об его затылок, сейчас вызывали позабытое ощущение – когда Сукуна его касался, это провоцировало Юджи на лёгкую панику. — Почему тебе так не нравится, что я хотел просить помощи у Годжо? — Вопрос произнёсся вкрадчиво, чтобы не спугнуть во второй раз эту пакостную руку. Юджи под ней немного голову приподнимает, дабы та легонько огладила волосы, задирая их к макушке. Рёмен провожает взглядом спину Нобары, посредственно контролируя эдакую информационную безопасность, только потом обращает внимание на Итадори. Тот смотрит своими глазами щенячьими, блымает, словно не получил кулаком по щеке минутами ранее, так доверчиво и глупо продолжает стоять под весом руки и с интересом мониторить. Идея соблазнить кажется каличной и побитой – Двуликому не по статусу возится с бездарностями. Ещё и глупыми до того, что   никак не стыдятся контактировать с другими людьми при нём. Глупыми ещё потому, что Рёмена бесит, когда ему портят настроение. Почему Итадори просто не мог вести себя, как все остальные? Бояться, уважать или хотя-бы желать смерти. На него и смотреть – жалко, и защищать – жалко. И грёбаный Годжо нифига не способен постоять за сосуд Сукуны лучше, чем это бы сделал сам Сукуна! Потому и сходит куда подальше, пускай эта невинная бездарность бегает в правильном направлении, а не куда шестиглазый прикажет. — Меня бесит Годжо. — Выдаёт достаточно чёрство, почти не удостоив парня желаемым ответом. Сукуна к Юджи очень хочет относиться хуже, потому что выходит только мягко оттолкнуть, качнув чужую голову. — И рожа твоя бесит. Фу. — Юджи на спонтанную смену интонации и духа недовольно морщит переносицу. — Выбрал меньшее из двух зол. — Я даже не знаю, как тебе по язвительнее ответить, — Говорит возмущённо, думает о том, что если Сукуна не определится со своими дурацкими порывами то обниматься, то подзатыльники давать, Юджи просто забьёт на желание сдружиться. — Ты тут единственный, кого принято называть злом. — Скучный ответ, думай дальше. — Двуликий разворачивается в противоположную от Итадори сторону, медленным шагом направляется к той дорожке, по которой они сюда добрались. Девка уточнила, что придётся каким-то образом контактировать с Годжо, чтобы в итоге получить еду, поэтому тормозить процесс совсем не хотел. — Ну, и куда ты собрался? — Итадори спешит следом, всё возникая перед глазами. Двуликий собрался игнорировать сопляка. Может, ему хотелось таким образом понять свои желания? Потому что сейчас Сукуне было впервые тяжело сообразить, что с этой малявкой делать. Избавиться от него каким-то сказочным способом не выйдет, ибо сам себе такую судьбу написал, а дрессировать и тренировать очень скучно – найдется какая-нибудь Нобара, которая испортит ему стимул развиваться дальше. Готовить зато умеет, но нужно ли это, если теперь поблизости есть Урауме? — Ты игнорируешь меня на том же месте, что и в прошлый раз. — Замечает парень, когда в очередной раз лезет в поле зрения, по-идиотски идёт задом наперед, чтобы при любом раскладе смотреть в глаза. — Я не хочу обратно в комнату, там стрёмно. Сукуна смотрит сквозь паршивца и не понимает, почему тот продолжает выглядеть хорошо, даже когда спотыкается о камень и неуклюже махает руками. Или когда чувствует обиду, когда над ним безразлично хмыкают. Чувства сопляка разъедают скуку постоянно, украшают новую жизнь. — Ну, блин, Сукуна.. — Юджи встаёт столбом перед ним, упирает руки по бокам, — У нас суперская возможность не торчать в техникуме, а в магаз, например, сгонять. — Рёмен останавливается тоже, выслушивает чужое предложение с неким оттенком заинтересованности. — Поищем там твою телятину. Ой, блин.. «Что?» – Немо уточняет приподнятыми бровями и наклоном головы Рёмен, когда сопляк разочарованно бубнит. — Телефон в комнате.. а чтобы скинуть Годжо номер карты, нужно его достать. — Итадори задумчиво Двуликого оглядывает, оборачивается на общагу. — Без денег вообще не ахти. — Голос становится немного уговорчивым, когда он подлазит немного ближе, предлагает: — Может, ты быстренько туда-сюда телепортируешься, м-м? От подобной наглости у Сукуны дёрнулся глазик. Если этот мерзавец продолжит, у него не останется выбора, кроме как хорошенько его прибить. И никакая красота не спасёт. В крайнем случае: туда-сюда быстренько его отключит, если не поможет первое. — Пожа-а-алуйста, — Юджи смотрит прямо в душу, даже не взирая на то, как подскачили чужие эмоции прямиком к вершине. Заставляет себя перестать этого бояться, ибо не в первые такое вытворять. — Ахуел совсем. — Цедит сквозь зубы, когда повторяет предыдущий подзатыльник, на который Итадори айкает.  — Сам иди. — Он далеко! А если пакт не.. — Значит помрёшь. — Не даёт договорить, немного подталкивая в спину, — Телефон не далеко. Считаю до десяти, не успеешь – спать будешь в коридоре. — Так не честно! — Раз. — Оно меня сожрёт, ало! — Два. Выпуская короткое «ублюдок», Юджи тычет ему средний палец и убегает. Будет ему уроком, как такую чушь предлагать. Знал бы он, насколько такие телепорты энергозатраты, пасть бы открыть боялся – думается Рёмену, когда он наблюдает за уносящейся спиной. От быстрой пробежки точно ничего не будет, Сукуна уверен, поэтому послал того в одиночестве. И чувствует же, как неприятно его на такое расстояние отпускать – в груди свербит, как в том подвале, когда сопляк уходил и поделать ничего нельзя. Двуликому чуждо по чему-либо тосковать, ему совсем не нравится ощущать себя зависимым от чужого присутствия, но как же бесило! С таким раскладом, может, не стоило этот сраный палец так сохранять? Авось и с сосудом в следующий раз повезёт, не будет так мозолить глаза и выделяться непривычно хорошим отношением к своему врагу, за которое хотелось благодарить, чего Рёмен делать вообще не любил. Особенно, за такие мелочи, как еда или застеленная кровать. Юджи выбегает примерно на девятую секунду, хлопает дверью в общежитие и вместо того, чтобы сбавить скорость, разгоняется ещё больше, когда бежит к Сукуне. Двуликий думает, что остановиться он планирует позже, но с внезапным возгласом пацан налетает прямиком на него, цепляясь ногами и руками, обхватывает чужое тело, от чего тот пошатывается назад. Рёмен выдержал, конечно, на землю не шлёпнулся, но был от этого буквально в двух больших шагах назад, что пришлось сделать. — Я успел! — Юджи не отпускает, пригревая себя от тела Сукуны. Пока бегал  – точно чувствовал, как холодные конечности коридорного чудища его старались поймать, но телефон всё равно умудрился схватить и бегом смыться. Сейчас же, отпугивая все остатки одной нечисти с помощью другой, которой было велено защищать от первой, Итадори запуганно дышит в шею. — Чувак, я туда больше ни ногой не сунусь! Оно, блин, ещё страшнее стало! — Мысли заполняет недавно пришедшая Нобара и то, что там может быть опасно, от чего руки сжимаются сильнее. — И Кугисаки там тоже, блин! И Мегуми! От (буквально) напрыгнувшего шока Сукуна отходит секунд пять, не понимая, как на это реагировать. Наглый сопляк – ещё более удручающая вещь, чем тупой. Он, однако, рядом. Рядом, почему-то, бесит меньше – изнутри пропитывается теплом Рёмена, без спроса прижимаясь сильнее. По сути, логично, ведь паршивец испугался, да и прибежал по негласной просьбе прямо в руки Сукуны. В таком ли формате Двуликий хотел, чтобы вместо Годжо, бежали к нему? — Ты опоздал на две секунды. — Неожиданно для Итадори, Сукуна подчёркивает спокойно, без агрессии или попытки убрать от себя липучего парня. Руками в ответ не обхватывает, но ненавязчиво кладёт их на чужие бёдра. — Я чуть не сдох повторно! Похуй на секунды.. — Парень выдыхает быстро, хмыкает у шеи Сукуны. — Офигеть, ты как не упал вообще..? Двуликий очень наигранно, очень тяжело, вот чтобы очень чувственно, вздыхает, выразив таким образом смирение с происходящим. Ладно, палец — всё таки добротная часть силы, чтобы просто так его лишаться. А Юджи – добротный идиот, которого не так уж и сложно вытерпеть, если он приятно для души расслабляется, возможно, пачкая обувью белоснежное кимоно. — Погнали за телятиной, чё стоишь?