Кошмар.

На часах немного больше семи вечера. Освещённая одинокой потолочной лампой, которую Юджи внедавне включил, комната, позволяет ощутить себя в бутафорском комфорте.  Юджи, удобно уперев спину в бортик кровати, скучающе поглядывал в телефон, всё, что можно уже перепроверив, кому нужно написав. Хотел было деду позвонить, только вот слов для оправдания не нашёл, да и тем более, тот ему велел не появляться ни на слух, ни на глаза. Противный старик, чтоб ему в той больничке хорошо было. Сукуна же, поскольку не нашёл себе занятия краше, с видимым омерзением дочитывал отвратительную книжку. Если Итадори за это время узнал пару новых новостей и про особь женского пола в их, с Мегуми, команде, то Рёмен только возмущался предугадываемым сценарием гнусного и грустного произведения. Парень, честно говоря, искренне старался не отвлекать от чтения соседа по комнате, ведь атмосфера задалась достаточно мирная, но не мог не хихикнуть пару раз, за что на каждый из разов получал раздраженный вздох. Сукуна на самом деле недоумевал: как можно настолько сухой стиль написания угробить ещё и обыкновенно заезженными ситуациями. Просто мерзость, больше он такую дрянь в руки не возьмёт. Шлепок книжных страниц, когда Рёмен неряшливо закинул нынешнее понятие творчества под кровать, заставил Юджи отлепиться от гаджета, поднимая взгляд на уставшую физиономию близнеца. Самое смешное, что в процессе прочтения, эмоции Сукуны сменялись одна другой, что побуждало в интересе подглядывать время от времени, забавляясь такому навыку погружаться в историю. Вообще, сам этот навык "вести себя усидчиво" Двуликому не шёл к лицу. Изменял малёха представление о нём, как о страшном-ужасном. — Дочитал уже, что ли? — Юджи спрашивает вкрадчиво, прилично откладывая телефон. Замечает, так же, как сонно выглядел взгляд, встретивший его собственный. Сукуна ныне имел вид стандартного студента, всего-то с дополнительной парой глаз и их неестественным цветом. — Разочаровался в вашем поколении ещё больше. — Перекатываясь на бок, Двуликий подставляет под голову руку, стреляет взглядом на часы. — Когда настанет ночь, телепортирую нас за пределы техникума. Будешь стоять с закрытыми ушами, пока я буду выбирать тебе судьбу. — Кто мне ещё только судьбу не выбирал. — Юджи не удивляется, когда Рёмен упоминает телепорт. Тут такая штука, видимо, в норме для каждого первокурсника. Настораживает скорее то, что даже в новой для Сукуны среде обитания, тот уже сумел распланировать ближайшее время. В целях безопасности, опять же, пускать Рёмена одного проверять лимиты расстояния было не по себе. Самому тоже было интересно, чего тот надумал, поэтому составить компанию согласился кивком. Вопросы "куда-зачем-почему" решил проглотить, потому что Двуликий отвлёк от интереса несвойственным жестом. — Ты недостаточно опытен, чтобы делать это самостоятельно. Хоть природа и наградила тебя силой, она во многом может проигрывать.— Сукуна манит свободной рукой ближе, считая, что времени ещё много и можно позволить себе чутка развлечься, так скажем, расположить к себе мальца. —  В случае со мной, например, твоя сила – сущий пустяк. — С тобой же я в этом и убедился. Но, думая на трезвую голову, я не сильно жалею.. — Итадори взглянул на Двуликого, закусывая язык, с читаемым подозрением чувствуя предвкушение Рёмена. Скользит до расстояния протянутой руки Сукуны, не чувствуя угрозы, но осторожностью не брезгует. — До поры до времени, — Сукуна неожиданно распускает руки, прикасаясь к растрёпанным волосам, что ранее тягал, неосторожно расчёсывает острыми ногтями. — Впрочем, немного снисхождения ты заслужил, паршивец. Юджи глазёхи распахивает, ощущая вовсе странную смесь внутри чувствительной коробки передач, что от поражения встала на ручник. Не то, чтобы жест ему совсем незнаком – Годжо сделал так же, когда они вместе выполняли его условие, но намного бережнее. Хоть Двуликий в подобную нежность совершенно не умел и отцовский жест показался от него достаточно гривуазным, всё равно расценился за что-то приятное. Вот тебе благодарность, Итадори, наслаждайся и сделай морду, наконец, попроще, задолбал по щенячьи пялиться. Сукуна тоже припоминает Сатору и его замашку с трепанием волос в подвале. Глубокое внутреннее "я" решило подарить такую акцию ещё и потому, что Двуликий, по сущности своей, отбитый собственник и сволочь, а значит трепать башку сосуда позволено только ему. Особенно, когда в целях было ещё и завлечь сосуд поближе, как следует разогреть для самого себя-же-любимого. Пускай привыкает. — Нравится, а? — Рёмен выражения лица не меняет, находясь с совершенно скучающей физиономией, мнёт пальцами розовые волосы, как некий антистресс, паралельно глядя на реакцию часто моргающего сопляка. — Ну.. типа того. — Парню, конечно, непривычно, однако это всяко лучше первого раза, когда его волос касался Рёмен. Второй был лучше первого, третий лучше второго, неужели он учится на ошибках? Из удивлённого забвения выводит царапнувший ноготь, на что Юджи сразу же вертит головой. — Что-ж ты, блин, колючий-то такой.. Двуликий на такую реплику и свои брови в замешательстве вскидывает, сразу же убирает руку, цокая с преувеличенным недовольством. Ещё и придраться посмел, идиот. Едва ли не выбесил, кто его только манерам учил? — Тебе, наверное, такое не зайдёт, — Юджи, вместо раздражения в чужом поведении, видит ещё и некую обиду. Чёрт знает, где он её увидел, но привстаёт на коленях, чтобы быть на одном уровне с Сукуной. Идея была внезапной, поэтому на раздумья времени не осталось. Не каждый день выпадает шанс поучить учёного, если учёный этот – угроза мира и пророчество войны. За попытку в добро, добром и платят.— Я могу показать, как.. как было бы приятно. Рёмен с омерзением смотрит на протянутую аккурат руку, шлёпает по ней запястьем даже не думая. Будет он ещё учиться, как правильно снисходить до ахуевших засранцев. Добро, в его понятии, валюта не точная. — Сунь себе свою указку в жопу. — Двуликий фыркает, отворачиваясь, отстранённо наклоняется к другому краю кровати, свешивая руку за второй книжкой. Уж лучше очередного бреда почитает, чем будет смотреть на сжалившегося сопляка. Настроение поднимется – тогда и отыграется. Юджи тяжко вздыхает, осматривает виновато, словно единственную возможность сближения неуклюже спугнул. Вобщем, Сукуна же уточнил, что снисхождения тот заслужил всего-то “немного“. — Подыши мне тут ещё, — Рёмен открывает книгу, пробегая глазами по тексту и заголовку. — Брысь. С превеликим непониманием, парню только "брысьнуть" и остаётся. Странное поведение намекает на то, что Сукуна не определился тоже – думается Итадори, потому что самому было неловко каким-либо образом развивать их взаимоотношения. Он смиренно возвращается на прежнее место, не смея перечить, берёт в руки мобильник и заходит в чат с ребятами, с которыми общался всё то время. Успел порядком устать за этап их совместной (сближающей) прокрастинации, поэтому первым же сообщением становится разочарованное: Юджи. «ребята это ваще невыносимо он меня булит((» 19:23 Нобара. «Хз попробуй в туалете запереться и поплакать» 19:23 «Нытик» 19:24 Юджи. «:(» 19:24 Нобара. «Ну вот снова ноешь» 19:24 Мегуми Фушигуро. «Кугисаки, это вообще не тема для смеха. И я буду слышать, если он расплачется, мы соседи теперь.» 19:27 Нобара. «ВОТ ТЫ ЛОШАРА ГУМИ ХАХАХАХАХА» 19:27 Юджи. «Мегуми меня, теперь везде булят чё за фигня» 19:29 Мегуми Фушигуро. «Даже не пытайся ставить запятые, Юджи, у тебя не получится.» 19:30 Теперь Итадори себя ощущал максимально подавленно: мало того, что новая знакомая сразу же нашла, на что давить, так ещё и Фушигуро этому никак не возражает. Сукуна на заднем плане вновь проникся сюжетом, от чего в груди таилось умиротворяющее спокойствие. Поддержка пришла совершенно внезапно и каково было удивление, когда неизвестный со звёздочкой в нике зашёл в сеть. ★ «чо вы тут устроили дорогие мои» 19:35 Мегуми Фушигуро. «Годжо, что ты тут забыл? Кто его в чат добавил?» 19:37 ★ «:((((((((((((((((((» 19:37 ★ «мегуми я админ» 19:38 Парень не может сдержать тихого смешка, чутка кудахчет, стараясь делать это незаметно, но всплывшие в унисон сообщения заставляют вовсе открыто заржать. Мегуми Фушигуро. «Удались, пожалуйста.» 19:38 Нобара. «Сенсей анлаки нижмид лоускил,слейся» 19:38 Сукуна на заднем плане громко захлопывает книгу, перебивая радостный смех и чужой навязчивый восторг, что приятно плёлся по проклятому телу и заставлял чувствовать себя легче. Ситуация до нервных клубочков раздражала и вникать в книжку было бессмысленно, потому что позитив Юджи –теперь позитив и Сукуны. Никакой драматической нотки из книжки не выудить, если изначально тебе весело. Парень оборачивается, стиснув в улыбке губы, замечает напускное раздражение Двуликого, учтиво отползает на уютный и застеленный, впредь, матрас. Никакого с ним покоя не дождешься, хотя, казалось бы, настроение всё равно было хорошим. Рёмен хоть и умел держать в узде любые проявления людских чувств, не противился их получать от других, поэтому дальнейшей агрессии не последовало. Последовало, однако, разочарованное сообщение: ★ «какие же дети нынче жестокие((» 19:43 Пользователь "★" покинул группу. Нобара. «Я ж говорила нижмидище» 19:45 На этот раз, Юджи только пфыкает, выходя из мессенжера, откладывает в сторону телефон и зевает. Пол дня потратил на такое примитивное общение, отсидел себе задницу на твёрдом полу и наконец нормально лёг. Сукуна говорил, что ночью они куда-то собираются, поэтому глаза Итадори старался держать открытыми, ибо в мягком и комфортном лежбище ужасно тянуло в сон. День выдался от чего-то тяжёлым, либо от постоянного напряжения, либо потому, что Рёмен из него удручающе высасывает остатки сил. Сам он, Сукуна, не спавший всю ночь, на вид только малость уставший и раздражённый, коль то не перманентное его состояние. Если уж Итадори решил углубиться в рёменовскую суть, можно было докинуть пару баллов за то неуклюжее трепание волос – всё-таки, мило. В том смысле, что древнее проклятие серьёзно постаралось проявить такого рода похвалу, хоть и вряд-ли оно к такому ранее прибегало. Двуликий, словно назло, не даёт прочувствовать всю исходящую от себя опасность, ведёт себя просто неуважительно, но никак не угрожающе. Стало быть, как типичный татуированный сдуру подросток, но вот воспоминания о самом его появлении, когда он фактически материализовался в реальный мир, позаимствовав не только внешность, а и часть самого Юджи, не давали попросту рассуждать о нём, как о человеке. Ну, в добавку шли ещё слова окружающих о том, какой же Король Проклятий по истине страшный, однако игнорировались в силу личного опыта контакта с Сукуной. Времени они провели вместе немного, всего пару суток, но зато комфортно, тепло, без света.. Погодите, что? Уснул, всё же, кто бы сомневался, малолетний сопляк. Первое, что видит Юджи, открывая глаза, это татуированную рожу перед собой. Если Сукуна не прекратит так делать, нужно будет переезжать спать в закрытый сортир. Авось не будет засыпать с благими мыслями о той роже. — Вставай, бестолочь. — Произносит полутоном Рёмен, сидя на корточках около матраса, оглядывает заспанное лицо надменным взглядом. Итадори не успевает шугнуться, когда его неряшливо приподнимают в позу сидя, потряхивая за плечо. В комнате, к этому моменту, почему-то правда стало темно. Сонная голова подбрасывает теорию о том, что свет Сукуна выключил для того, чтобы парень смог проспать те несколько часов в более подходящей для этого атмосфере. Юджи улыбчиво цокает, но перебивается: — Не беси. — Двуликий встаёт с места, разминая голые плечи, презрительно смотрит за копошащимся паршивцем свысока. — Иди умойся. — Так не бесить, или умываться? — Сопляк поднимает голову, с заметной для чужого взора улыбкой, сразу же колется неприятной злостью, что источалась энергией Двуликого. — Понял, встаю-ю.. На самом деле тот поттягивается и, только после этого, до ужаса медленно отрывает тушу от своего места. Под уничижительным наблюдением плетётся в ванную комнату, по дороге спотыкаясь о собственный ботинок. Рёмен жалеет дважды, когда Итадори наводит шум, трижды, когда он включает в комнате свет. Жалеет о том, что не вырубил сопляка просто напросто, беря с собой лишь в качестве недвижимости. Юджи старается разглядеть путь к ванной, попутно потирая лицо и Сукуна едва не скалится, когда тот не спешит свет выключать; неприятное освещение режет глаза, ведь в темноте он просидел достаточно долго. Ещё и снаружи могли заметить, что они оба не спят в такое время, поэтому в следующую секунду прилетает и по руке, и по выключателю. — Давай пиздуй, чтоб пятки сверкали. — Король Проклятий сердится, Итадори покорно слушается. Поэтому в живых и остаётся, ибо ходил своими шутками по самой грани, но пересекать ещё не мог – пересекалка не выросла. Вода приятно плеснулась в лицо, промывая заспанные глаза. Юджи краем уха услышал шаги, что плелись по прихожей. В темноте было тяжело ориентироваться; в ванной включать свет было тоже, по каким-то причинам, нельзя. На сонную голову думалось плохо – в который раз подтверждают неясные мысли, – и даже с учётом достаточного количества часов, что тому удалось поспать, телом завладела необъяснимая тяжесть.  Хотелось подумать вновь о Сукуне, «чёрт бы его, конечно, побрал,» но оказалось, что совместные посиделки в тишине и личных занятиях не на шутку сближают. По крайне мере, Итадори ощущал разницу между тем, как было изначально, (совсем непонятно и страшно) и как стало (всё ещё непонятно, но сейчас лишь немного дискомфортно) Сто́ит Итадори остановить поток воды в рукомойнике, как спины касается чужая ладонь, вызывая, в первую очередь, странные мурашки, а, следом за этим, смену кадра на одинокую лужайку между деревьями, где-то в середине леса, по ощущениям, потому что света от уличных фонарей даже с усилием было не разглядеть. В мокрое лицо теперь, вместо воды, ударяет славный ветерок. Юджи оглядывается волнительно, чувствуя небольшую тошноту от резкого перемещения, оборачивается на Сукуну вопросительно. — Это ради этого я умывался? — Голова немного кружится, но на ногах стоять удаётся. Всё вокруг как сон выглядит, ибо проснуться сиюминутно не удалось. Смущают лишь босые ноги и прохладный воздух повсюду, концу весны не сильно соответствующий. Если говорить о смущении, то чувствовать себя неправильно заставляло абсолютно всё, просто некоторые факторы выделялись больше остальных. — Помолчи-ка. — Король Проклятий отходит немного дальше, с кропотливостью осматривает окрестности. Отчитываться перед паршивцем  – не его дело, если со временем ему удастся поумнеть, поймёт и сам, что к чему. Молчать при любых условиях будет, как минимум, чтобы не насолить себе же. Изначально, Сукуна предполагал, что Итадори, как только узнает о подобных грязных делишках, побежит рассказывать об этом злолюбимому Годжо, но стало быть иначе – если Двуликого посадят обратно в подвал, (если не грохнут,) то, уже с активным пактом, Юджи будет обязан находиться на близком от техникума расстоянии, что вовсе тому не понравится. Хоть это-то должно ему быть понятно. Намного проще убедить его в том, что происходящее – неизбежно, чтобы продолжить адекватно существовать, поэтому осторожничать было вовсе ни к чему. Вторым предположением было, что тело паршивца просто напросто не выдержит нагрузки при телепорте и планы рухнут, но кто такой Сукуна, чтобы бояться такого исхода. — А-а.. мы тут надолго? — Итадори потирает предплечья, следит за действиями Сукуны с одного места. С ракурса Юджи хорошо виднелись очертания татуировок на спине, красивыми полосками рассекающих кожу. Привлекательно смотрится, но парень такой мысли спешит удивиться. Впрочем, то, что Рёмен его удивление чувствует, он и так знал, поэтому показывать внешне не хотел. Вдруг ещё помешает чему-то. — Нет, к сожалению. — Сукуна кажется довольным, с приувеличенной гордостью чего-то ожидает, со сложенными на груди руками коротко объясняет, — Техника телепорта выбрасывает слишком много проклятой энергии, что определённо может привлечь лишнее внимание. Минут через десять в комнату точно завалится ваш конченый сенсей. — Чего?! — Юджи вспыхивает только потому, что этот каверзный подъем в два часа ночи в себе не нёс никакой скрытности. С такой же перспективой можно было заняться этим бесполезным делом днём. Так ещё и пятки босые в мокрой траве подмерзали, что никак не делало ситуацию легче воспринимаемой. — Не ори. По прибытию сломаю тебе челюсть, чтобы лишнего не сказал. —  Двуликий совершенно спокойно становится посреди лужайки, на своём фоне маленькой. Бросает серьёзный взгляд на сосуд, от чего тот неуютно пятится. Может, этому поспособствовала ранее произнесённая угроза, но кто знает. —  Лучше молчи или притворись мёртвым, Урауме не любит незнакомцев. — Урауме? — Переспрашивает парень, приняв совет за дельное слово. Первая мысль в голове Юджи, это представление какой-нибудь древней королевы проклятий, раз уж они явились ради неё в такое позднее время. Заподозрить Сукуну в том, что он способен ради кого-то на такие действия, было сродни безумию. Тот ведь и правда мудаком являлся, поэтому и не соответствовал подобной субординации кому-то уступать. Так задумывалось каноном всех злодеев. Когда Юджи повторно оглядывает однотипные деревья, руша свои представления о злодеях и не понимая, к чему было исчезать из техникума, тишину нарушает нежное: — Господин. — Из неоткуда выпархивает человек, с белоснежными волосами, да такой же кожей, вприхватку с неопознанной тканью в руках. Кожа была совсем бледной, через неё не виднелись, разве что, кости. Голос мужской, поэтому о королеве проклятий догадка отпадает. Тот низко кланяется, чуть пополам не сгибается, коротко приветствует. — Рад вас видеть. — Взаимно, Урауме. — Двуликий радостно скалится, в превосходящем положении выпрямляется, позволяя и непонятному существу в кимоно сделать то же самое. Если не придавать огласке их с Юджи внешность, то Сукуна даже с ней смотрелся иначе, совсем по другому использовал заложенную природой харизму. На Итадори, как уже принято ожидать, внимания никакого не обращают, оставляют в растерянности блымать глазами, да стараться не издать лишнего звука. — Рассказывай, что важно, не задерживай. — При нём? — Урауме даже не поворачивается в  сторону незнакомого парня, а интонацией выбивает из Юджи всё накопленное тепло. Настолько холодной тональности он в жизни не слышал, почти убедил себя, что с подобным голосом впору замораживать людей. По спине сигали мурашки, пробиваясь к позвоночнику лёгкой дрожью. Двуликий в ответ кивает, не давая сомневаться, получает взамен буквальный отчёт. Парень моргает золотыми глазами, совершенно не понимая, о чём далее пойдет речь. Этот человек, что-ли, ждал Сукуну целое тысячелетние, чтобы передать непонятную тряпку и доложить про обстановку? Как со своим поведением и повадками Рёмен поимел такого верного.. кого? — Кендязу обрёл новое тело, вместе с новой техникой. О ней рассказывать долго, но вы точно заметили её присутствие на той территории. — Урауме протягивает Сукуне принесённый презент, в виде белоснежной одежды, которую Итадори расценил весьма странным преподнесением, (сначала он подумал, что это полотенце) особенно кровожадному Королю Проклятий, но тот без сомнения принял его, перемещая в свои руки. Словом не обмолвился, правда ведь, что за незаслуженное отношение к его персоне. — Цель техники? — Ваша безопасность. Не подумайте, что мы успели решить, что вы нуждаетесь в защите, ведь это совсем не главное. — Урауме прячет элегантные пальцы в широкие рукава мешковатой ткани, говорит, глядя лишь под ноги Двуликого. Ужасающе выглядит, но теперь становилось понятно, от чего Сукуне привычнее королевское обращение. — У него совсем другие мотивы, которые не касаются вас. Точной информацией я не обладаю, простите, Господин. — Услышал, можешь идти. Поймёшь, когда мне понадобишься, Урауме. — Рёмен, по скромному мнению Юджи, ведёт себя как ужасно зазнавшийся пидорас, но сказать об этом – подписаться на смертную казнь самолично. Вобщем, теряет мало, но весомо. — Конечно, спасибо за ваше внимание, удачного пути. От снежно-белого Урауме остаются лишь снежинки, быстро исчезающие в воздухе, оставляя Итадори и Сукуну в привычном одиночестве. Тряпьё в руках Рёмена – точно не обычное, иначе, зачем так официально передавать ему эту вещь. Король проклятий подходит ближе, выглядит прямо довольнейшим человеком на планете. Шуршит подле аккуратно сложенных рукавов одежды, выпрямляя отутюженное кимоно, накидывает на плечи. — Это слуга твой, что-ли? — Интересуется паршивец, всё заглядываясь на отданную одежду, осторожно обводит взглядом и лицо Двуликого. —  По-моему, это можно было сделать и в комнате..  — С подозрением, Юджи наблюдает за тем, как из виду пропадают татуировки на чужом торсе, прячутся ныне под слоем ткани. — Тебя спросить забыл, уродец. — Сукуна бросает только скорый взгляд, кладёт ладонь на замёрзшее плечо сосуда, тут же перемещая их обратно в техникум. Темнота и лёгкая духота приветствует владельцев, отныне полностью свободных от каких-либо обязанностей. Рёмен не удосужился менять место прибытия, поэтому перед зеркалом теперь стояли оба, в кромешной темноте ванной комнаты. Итадори всё так же опирался на раковину, в отражении видя лишь отблеск красных глаз позади, уловил неожиданную тревожность, когда сумел поймать взгляд. К темноте привык быстро, поэтому вслед за глазами и белым кимоно, зрению открылись в улыбке приподнятые губы. Вот именно из-за необъяснимого удовольствия, что Рёмен испытывал, было не по себе. Парень сглотнул. — Часто мы так уходить будем? — Спрашивает шёпотом Юджи, отпрянув от раковины, поворачивается к Сукуне. Помнит, что Фушигуро писал о слышимости, поэтому максимально понижает тон. Смотреть через зеркало стало неуютно. Король Проклятий за ним пристально следит, старается себе надумать что-то, чем волнует ещё больше. В его любопытных глазах, в темноте бордовых, виделось то самое, королевское, однако и услужливое. — Проболтаешься один раз – уходить больше не сможешь. — Впервые за всё время, Сукуна перехватывает идею о говоре шёпотом. То ли потому, что скрытность всё ещё имела смысл, то ли потому, что знал, насколько это подло и приятно слуху звучит. Голос казался ещё бархатнее, чем до этого, неуловимо нежнее, вопреки тому, что он этим шёпотом говорил. — Откроешь свой смазливый рот неправильно, — Ловкие пальцы чутко сходятся на чужой челюсти, ногти на них едва прикасаются к коже. Юджи на это неподвластно смущается, придавая значение и "смазливому", и "неправильному". Рот у него приоткрывается, тоже вынужденно. Пока это не больно, Итадори решает не сдвигаться, только покорно следить. — И закрыть больше не сможешь. Не забывай про челюсть, сопляк. Юджи угукает, вдоволь насытившись непонятной атмосферой, ждёт пока отпустят несчастную челюсть. Собственные руки непроизвольно подрагивают, от странного ощущения непозволительной близости, от чересчур хорошо ощущаемых эмоций напротив, от пытливого взгляда на себе. Двуликий, не опуская руки, немного повернул голову в бок, будто стараясь разглядеть чужие глаза со всех сторон, напоминал эдакого декоратора, коему перепала возможность потрогать редкий экземпляр. — А услышанные имена, наоборот, забудь. Итадори для надёжности постарался ещё и кивнуть, потому что находиться в таком положении становилось страшно и неизвестно как. По неизвестному страшно. Говорить о недавней вылазке он никому не собирался – во первых, с Годжо достаточно близких взаимоотношений он не имел, доверяя лишь по совету Фушигуро, а самому Мегуми об этом знать, наверное, необязательно. Ничего страшного не произошло же, что могло бы повлиять на ситуацию, верно..? Не происходит и сейчас, когда рука неприметно скользит ниже, явно щупая, одаривая девственную шею странными прикосновениями, примеряет длину пальцев на ней. Будоражит до очередных мурашек. — Это такие меры предосторожности, лапать мне горло? — В тишину просится такой же тихий вопрос. Поставил бы Сукуну в неловкое положение, не будь он собой. Выдался немного осипшим, чем заставил Двуликого вкусить подаренную эмоцию – парень метался в глубине души, волновался, но тоже интересовался. Приглушённый смех доносится до ушей Юджи, когда горло охватывается прочнее, а следом за ним следует шёпот в ухо: — Меры предосторожности – это его свернуть, а это.. — Рёмен специально выдыхает около мочки уха,  нарочно заставляя с непривычки продрогнуть зардевшего паршивца. Тот в элементарной защите упирается руками тому в грудь, однако не давит, соблюдает жалкие сантиметры между телами. — Это своеобразная похвала за обещанное молчание. Заслужил. У Итадори в ушах, вместо голоса, стучало сердце, когда рука резко пропала, оставляя за собой контрастную с ванной прохладу. На собственных ладонях чувствовались отголоски прикосновения к шёлковой ткани, свободно висящей на Сукуне. Юджи совсем не смог из себя выдавить слова, ибо голова вовсе странными мыслями переполнилась. «Он извращенец! Странный! Сраный Сукуна, чтоб его, какого чёрта вообще произошло?» – так и мельтешило в кромках сознания, перебивая одну за другой, – «Похвала, блин, своеобразная! А прижиматься было зачем?! Я ещё ничего даже не сделал! Точно изврат!» Громкое возмущение, с примесью юношеского, неопознанного восторга, приятно щекотало рёменовскую душу. Так удивительно чувственно, искренне, от всего альтруистического, доброго нутра ими делился сопляк, коего Сукуна оставил один на один с умывальником, перебираясь в комнату. А рожа-то какая, ценно покрасневшая, вовсе чудо! Двуликий своей выходкой всё никак не мог насладиться по полной, настроение поднялось от одного лишь зажатого кивка. Уморительная ночь, воистину хорошо проведённая! Любимое кимоно на плечах ощущалось как нельзя кстати, а кровать, куда он поспешно приземлился, заставила прочувствовать усталость в новом теле. Мышцы так приятно поднывали, будто после хорошей битвы, хорошей тренировки после сожжённой деревни. Сукуна пришёл к выводу, что устраивать себе такого рода выходные, было одним из лучших решений. Большую роль играл полученный навык – получать удовольствие от всего, от чего его могут получить обычные люди, а всё из-за нового тела. Мелочи правда влияли на настроение больше, чем в прежние времена. Медленно переплетающий ногами Итадори, что наконец нашёл в себе силы выйти из ванной, источал всё то же негодование. Глядел искоса, с упрёком. Думал, конечно, о чужом способе хвалить. Дошёл до своего матраса, тихонько уселся на край, уложив на колени подбородок, да брови нахмурил. Пока Сукуна им, в темноте присевшим, недолго любовался, Юджи от чего-то вспомнил о предрешённом приходе Годжо, что сейчас порадовал бы пуще тёплой кровати, но его, кажется, не виднелось. Обманул, что-ли, сонного сопляка, чтобы тот проснулся? Вот же сволочь! А Юджи ведь поверил! На душе было слегка притравленно, рот открывать совсем не хотелось. Как тут возможно грамотно оценить поведение Короля Проклятий, если тот совершенно без задней мысли позволил приблизиться вот так? С сильно навязчивым контекстом, который у Юджи смахнуть не получилось. Подкат в любом случае стался идиотский, во-первых потому, что Итадори не по мальчикам, во-вторых по тому, что Сукуна, блять, даже не мальчик. Человек-проклятие, проклятое месиво из жестокости и грязи, по чужим словам. Стоит признать, внушительно характерное и мнительное. Совсем немного цепляющее. Мысли старались плавным шагом переползти на вещи попроще. Взгляд сместился на входную дверь. Вспомнить о том, что Итадори удалось обнаружить ещё в первое время, помог необъяснимый сквозняк, явившийся из ниоткуда. В коридоре постоянно мельтешило нечто, всё время бросаясь в глаза, когда Итадори выходил из комнаты. Оно не было чем-то физическим, но ощущалось как холодный ветер, что касался только уровня колен. Может, Рёмен знает, что это? Вот только валяется он слишком тихо, неподвижно. Неужели заснуть умудрился? Стрелка часов падала на половину четвёртого, напоминая и о сбитом режиме тоже. Слишком много неконтролируемых мыслей лезло в черепную коробку, когда Юджи сидел в тёмной тишине, пытаясь перебороть желание уясниться в своих реакциях. — Эй, Сукуна, — Юджи всё-таки переводит взгляд с часов на Рёмена, в надежде, что в спокойствии притихший король не спал. Когда один лишь дополнительный глаз открывается, достаточно жутко глядя на парня, он спрашивает. — Тот человек, Урауме, говорил о технике в этом месте. Он мог иметь в виду эту большую кучу ветра в коридоре? Двуликий открывает все четыре глаза, привстаёт на локтях и с подозрением смотрит на Итадори. Взглядом таким, мрачным, обвиняющим. Каким вообще образом работали его извилины, если он так легко переключился на совсем отрешённую тему? Что, даже не будет возмущаться и жаловаться? — О какой куче ты говоришь? — Решает вначале уточнить Сукуна. Вдруг что-то интересное выдаст, ибо не могли его прошлые догадки так сильно разочаровать. Неужели он единственный, кто по этому поводу волновался, а не тот, кто это заметил? Настроение чутка испортилось. — Ну.. странная хрень за дверью, она немного мылит глаза. — Юджи чувствует себя нелепо, будто объясняет о выдуманном монстре, ведь от Двуликого понимающего взгляда не примечает. — Как только я пришёл, подумал, что это так нужно. Магический же техникум, вот и внутренности у него магические.. а сейчас вспомнил, что Урауме сказал о технике. А с техникумом вы не шибко друзья. Сукуна, конечно, знает, что это именно оно – техника с неизвестной, пока что, целью, что щеголяла по коридору и другим комнатам.  Вот только, какая польза со знания об этом сопляку? Правильно, никакой. Двуликий с прищуром смотрит на Юджи, старается понять, стоит ли вообще давать понять о своих знаниях. Наврать в очередной раз – было делом пустяковым, но уже порядком надоело из-за своего очевидного исхода – паршивец поверит, всем своим добросовестным сердцем, а потом будет недоумевать, каким же образом его снова завели за нос. Честно говоря, за нос его хотелось просто поводить, чтобы ненароком вызвать новые, неизведанные чувства. Возвращаясь к проклятию, Рёмен пришел к выводу, что рассказывать вовсе не нужно. — Спроси у белобрысого,  — Он снова укладывает голову на подушку, продолжает безразлично, — он у вас тут всевидящее око, а не я. — Тогда, о чём говорил Урауме? — Я, кажется, сказал забыть все имена. — Большой разговорчивостью на данную тему совсем не блещет, оставляя Юджи самостоятельно додумывать интересующие детали. Любопытству нет предела, но вытрясти информацию из Сукуны можно лишь взамен на что-то. «Чего-то» Итадори не имел. — Когда кажется креститься надо. — Юджи встаёт со своего матраса, в отличии от Сукуны ощущая себя достаточно бодрым. Пускай после случая в ванной его компания была не шибко хорошим вариантом, бродить по тому самому холоду в одиночестве Итадори не хотел. — Я чай хочу. Пойдёшь со мной? Двуликий наставление встречает ухмылкой, немного едкой, полуприкрытым глазом продолжает смотреть на Юджи. Божеству не нужны молитвы, – хочется сказать, но паршивец не поймёт серьёзности, как бы Рёмен не сформулировал. Да и словил тот на лету, что лезть в это дело с проклятием не стоит. — А я хочу вспороть глотку Годжо, пойдёшь со мной? — Парирует игривым тоном Двуликий, лизнув мельком губы, словно искусить пытался таким образом. Весьма забавно выглядел, конечно, но должной реакции не вызвал. — Пф-ф.. —  Итадори на то показушничество только закатывает глаза, зыркая с упрёком. Вообще, Сукуна как-то слишком хорошо научился управляться с лицом, современными словами и жестами, вовсе не напоминая собой тысячелетнюю рухлядь. Наоборот, приспособился быстро и достойно, будто всю жизнь в их времени прожил. Юджи потягивается, разминая плечи перед тем, как подойти чуть ближе.  — Вначале нужно вспороть чайный пакетик, глотки людям ещё нужны. — Без мозгов они как-то живут, хоть это и важнейший орган. — Двуликий не пытается игнорировать чужие попытки в совместный поход на кухню, однако так легко сопляку не заполучить желаемое сопровождение. Хотелось и Юджи подразнить, и себе настроение поднять. Но вот, единственная проблема явилась: тот уточнил, что в коридоре есть куча неопознанной дряни, значит, умея её видеть, он определённо может быть подвергнут каким-нибудь страшным влияниям этой техники. Работает, как со способом закрыть глаза, чтобы не видеть страшилок, мол, если не видишь – значит нет. Оправдать то, что уже было замечено неоднократно, даже для Сукуны было непосильно. Лишь эта мысль сподвигает лениво сползти с кровати, вслед за паршивцем, флегматично зачёсывая волосы к макушке. Защищать Юджи – совершенно не то, ради чего Рёмен поднялся. Защищать сосуд, (то, чем Юджи был) – ну, может быть, но всё так же не весомая причина. Чай? Подавно нет, его разучились пить ещё под конец того века. Значит, что-то иное. Паинька-сопляк с шилом в заднице? Двуликий думает, что, как паршивца не обзови, всё равно один хер – хотелось на привязь посадить. — Важнейший орган это сердце. — Исправляет Итадори. Рёмен его мнение не разделяет – ему-то что, простому люду не суждено без сердца выживать. — Без мозгов, конечно, тоже гаденько.. но без них, говорят, можно прожить какое-то время. Какое странное время ему выбрала судьба для возрождения – думает Сукуна, осматривает Юджи с увлечением; привлекательная рожица немного удивляется, когда Двуликий к нему плавным шажком прильнул, по эдакому элегантно выпрямляясь над ним. — Что в твоей глупой голове, а, сопляк? — Костяшки пальцев несвоевременно постучали по мохнатой черепушке, на что Юджи преднамеренно увёл голову из под расслабленного кулака, на всякий случай ещё и отстранившись. — Сердцем думаешь? — Мозгами. — Сердцем он только пробивал себе рёбра каждый раз, когда Сукуна оказывался немного ближе, чем положено. Скорее всего, – по мыслям сердца – это из-за прочной связи между их телами. Как индикатор, наверное, поэтому думать им внятно не вышло бы даже теоретически. Вот и сейчас, Двуликий на него внимательно пялит, завораживая глазами алыми. Достал. И до мозгов, и до желудка, и до.. — А сердце у тебя, что делает? — Подозрительно любопытная морда Рёмена склоняется в бок, играясь. Авось, старался прочитать эти прошлые раздумья сердечные, глядя, как Юджи сглатывает. — Кровь качает. — Итадори заставляет себя отвернуться, чтобы не продолжать специфическую тему. Он и так за анатомию не особо мог поумничать, особенно когда учитель – всеми известный потрошитель человеческих тел. Напоминая себе об этом, Юджи только тяжелее понимать, что происходит. Потому он в приглашающем жесте махает рукой, завлекая последовать из комнаты. — Идём чай пить. Так уж и быть. Сукуна отоспаться всегда успеет, а сейчас может поразвлекать себя различными способами, при помощи чужих неконтролируемых чувств и славной физиономии. Поэтому и порог они пересекли быстро, встречаясь с тёмным коридором общежития. — Вот, снова холодно! — Сразу же раздаётся возглас из уст Юджи, но он тут же заставляет себя быть потише, чтобы ребята с остальных комнат не проснулись. — Тут даже окон нет, ветру откуда взяться? Невероятная дедукция, вау; Сукуна лишь следит за уверенно уползающим проклятием, когда слушает Итадори. Оно и на Юджи метит своими прозрачными ручонками, не чувствуя в нём сильного противника, подтверждая таким образом его уязвимость. Ладно бы самого Юджи, но проклятую энергию Рёмена-то как можно было не почувствовать? В сопляке хоть её и не много, однако есть же! — И вправду, откуда же. — Двуликому даже тон саркастичный делать не нужно, чтобы выразить  своё презрение к юношеским вопросам. Складывает на груди руки, предварительно расправив складки рукавов кимоно. До кухни Юджи крадётся почти на цыпочках, всё оглядываясь вокруг да около, старается невзначай никого не разбудить своими тяжёлыми шажками. Сукуна за ним искоса следит, так и боится признать, что такой идиот посмел звать его на чаепитие. А он посмел согласиться, пусть и ради своего блага. Дверь на кухню была открыта. Когда Итадори заходит, заметно позволив себе расслабиться, старается найти в тёмном помещении выключатель. — Свет не включай. — Коротко приказывает Двуликий, заходит следом, прищуром обводя стены и сопляка. — Возле холодильника лучше включи эту лампу над столом. Так меньше вероятности, что кто-то припрётся. — Он кивком указывает на слабенькую лампу, что в самом деле висела около розеток, напоминая собой больше невостребованную подсветку. — Как ты её тут вообще разглядел? — Шепчет риторически Итадори, но всё равно на ощупь лапает ближайшие поверхности возле холодильника, аккуратно щёлкает заевшую кнопку, когда находит. Кухонный стол освещается блеклым светом люминесцентной лампы под навесными шкафчиками. Светит и вправду тусклее, чем люстра на потолке, но по глазам даёт не меньше, заставляя прикрыть на несколько секунд золотистые очи. Он  вновь оборачивается к Сукуне, смотрит на него одним приоткрытым, осматривает. За спину пускать теперь страшно, авось Итадори ещё-какой похвалы "заслужит." Что, интересно, было у него на уме, когда он так уповал над смущением Юджи, что это даже передалось по их чувствительным соединениям. — Та-а-кс.. — Протягивает гласные парень, когда открывает один из шкафчиков, удачно встречая в нём пару чашек, явно кому-то принадлежащих, но особо не волнуется по этому поводу, выставляя на стол. Далее вертится и у других, немного с трудом открывающихся, залипших дверок, упирается взглядом в несколько не начатых упаковок с разным чаем. Ладно, если два пакетика из начатой взять, но открывать полную? — А ты какой чай пьёшь? — Уточняет, когда находит приоткрытую коробочку с зелёным. Рёмен в это время подходит ближе, осматривает арсенал старого шкафчика, оценивает движения Юджи с поблажкой. То, что он без проблем решил делать чай сразу двоим, было удовлетворяющим королевскую душу действом. — Будешь зелёный. — Буду, если после этого мы отправимся резать глотку блондинки. — Сукуна хмыкает, внутренне посмеивается над ощутимым страхом сопляка быть пойманным за распитие чужого чая, (почему он и не предложил альтернативные варианты). Такие мелочи, а по ним люди страдают, какая жалость. Итадори смотрит с осуждением, лениво опускает два пакетика с зелёным чаем на стол. На него же поясницей и упирается. Горбится, идиот, оттого глядит немного снизу, приподнимая голову. По мнению Двуликого, слишком пытливо и робко. — Никто не будет ничего резать. — Юджи старается соблюдать строгость, чем смешит ещё больше. Вроде и понял, что юмор, (что юмором был исключительно из-за пакта), но всё равно упёрто отрицает возможность развлечься. — Можно скрутить. Задушить, вспороть, вывернуть, — Королю Проклятий по душе атмосфера глубокой ночи, тусклого освещения и глядящего с должной осторожностью Итадори. Чувства его кололись ненавязчиво, волнительно. Сукуна немного приблизился, пристукнув ногтями по поверхности. — А можно выебать. Есть много разнообразных вариантов, чем занять его бесполезную глотку. Итадори, постеснявшись, громко сглотнул. Промониторил постукивание, ощущая прилив беспокойства и за свою, и за чужую упомянутую часть тела. Двуликий – ёбнутый, на какой только опыт не опирайся и сколько в глаза не гляди. В груди тревога усиливается, немного неподходящая такой ситуации; на Годжо ему, пока что, без разницы – тот был совершенно незнаком и слегка с прибабахом, чтобы тут же начать доверять и бросаться спасать. Проблема была в другом – от тревоги становилось и спокойней, словно бедствие, в виде Сукуны Рёмена полностью контролируется, каким бы образом тот не пытался уговорить навредить кому-либо. Контролируется иллюзорно, ибо, как упомянул как-то раз Мегуми: “Сукуне, может, не столько важен свой палец, сколько важна тебе жизнь.“ — Не сомневаюсь, но.. — Встревоженно почёсывает затылок Юджи, пытаясь не обращать внимания на ползущую руку за спиной. По столу, немного шкрябая ногтями. — Вот, все вот эти действия, которые ты перечислил, указывались в пакте, как запрещённые.. окей? — А чем тебе вариант с "выебать" не понравился, а? — Рёмен не спускает с Юджи и глаза, будто выпотрошить своими блымалками планирует, пока тот неловко жмётся посильнее в столешницу, не имея желания на такое и близко отвечать. — Или у тебя плачевный насильственный опыт, из-за которого испортилось впечатление? Взгляд проворный и давящий, побуждает смутиться по настоящему, поджав немного губы. — Совсем, блин, бессовестный.. — Парень вертит головой в отрицание, старается прикрыть свою тревожность кривоватой улыбочкой, что наползла из-за смущения. — Ты пытаешься узнать, нравится ли мне вариант трахнуть вусмерть Годжо в глотку? — Напущенное отвращение мелькает на лице, когда Итадори говорит. — Он мужчина, у меня даже не встанет. — Я лишь предлагаю способ его вальнуть, пока он не принёс мне и тебе неудобств. Разве не гениальным кажется использовать тебя в своих корыстных, омерзительных целях? — Расстояние между ними начинает уменьшаться, когда Юджи напротив отворачивается, тяжело выдыхая в сторону кипящего чайника. Тот неожиданно щёлкнул, малёха напугав. — Ты его прикончишь, как тебе угодно, а я не нарушу свои условия. Ах, так легко и просто.. — Сукуна зубы заговаривает, ресницами похлопывает. По лицу видно, что только-только начал по правде заигрывать. — И тебе и мне отлично, всё по честному. — Прекрати так делать, Сукуна.. — Когда Двуликий наглеет: близко становится под боком и суёт руку между торсом и локтём Итадори, упирая в столешницу, у парня по новой обжигаются щёки. Сейчас-то что произошло, чтобы его ограничивали в личном пространстве, взглядом влезая совсем в интимное, личное. — Я не понимаю и не верю, что тебе просто хочется меня пообнимать. Точно так же, как и обсудить чужую глотку. — Юджи изрекает свои мысли прямолинейно, потому что таким образом проще перестроить Рёмена на разговоры. Наверное. Стоит попробовать. — Типа, это не страшно, просто слишком странно ты это делаешь.. — Ты даже не пытаешься увильнуть, — Сукуна смакует недовольство и возмущение, трогает кончиками пальцев место на спине, под которым поясница вжималась в столешницу. Совершенно бессовестно погладил, чем вызвал резкий кульбит внутри чувствительной коробки Юджи. — Долго терпеть будешь? Или, всё-таки, встанет? Итадори морщит переносицу, однако, вопреки недовольному взгляду, от Сукуны отстраняется только взор притуплённых очей. Руку, под которой просочилась чужая, немного отодвигает наперекор своим отрицаниям, убирая единственный барьер к своему телу. — Просто.. понимаешь, я не нашел ещё причины этому противиться. Ты же не пытаешься меня как-то покалечить, да и проблемы в этом нет, в самих объятиях. — Юджи начинает размышлять вслух, задумчиво посматривая то в бок, то на перевязанное оби кимоно. Прикосновение на спине странное, хоть и аккуратное, через ткань кофты ощущается его острота и опасность. Каким-то проклятым чудом, у Двуликого выходит любыми действиями вызвать желание опасаться. — С другой стороны это очень странно, учитывая твоё и моё положение. Я готов терпеть до того момента, пока это смягчает тебя, ну.. в отношении к окружающим. Или, может, как-то помогает привыкнуть ко мне. Сукуна не слушал. Ему правда было не интересно вникать в дурные разговоры, тем более, когда пацан отчаялся настолько, что решил жертвовать собой любыми способами, лишь бы не подставлять друзей и знакомых. Принципиальная зараза, что сказать. Но морду корчит забавно, да смущаться продолжает – на неё Король Проклятий и смотрел, пока тот говорил. Оценивая расположенного ко всем вещам Юджи, Двуликий думает лишь о его глупости, никчёмно принятом решении ставить других выше себя и смазливом лице. Вынуждает скользнуть по спине выше, ведя костяшкой по позвоночнику, от чего сам Итадори, наконец, выпрямляется, переставая казаться ниже. Вот, и плечи расправились, и осанка ровнее стала, и руки он свои тоже неуверенно протягивает, совсем по человечески обнимая. Со стороны Юджи это было чем-то более менее понятным, мол, вот такой недотрога Король Проклятий не шарит за тактильность и обнимашки, а тёплая рука Итадори спешит на помощь, – бред и попытка себя оправдать, почему он сунул обе тёплые руки Двуликому за спину. — Ты совсем странный, сопляк. Недолго думаешь перед тем, как сделать. — Сукуне простые объятия чужды, конечно, никто и слова против этого не говорил. Просто сложилось так, что изначально проигрышная попытка в соблазн была достаточно хлипкой, особенно, если брать в счёт Итадори. Тот слишком прямой, иногда глупый, но в голове уже рисовались наброски, по которым его прямота и глупость ляжет на руку. Юджи самому не хватает ласкового обращения – это именно то, на чём легчайше можно сыграть в будущем. Когда Рёмен обеими руками оплетает мускулистое тело, оставляя лишь в ответ повторить за собой, слышит удивлённый вздох. Сукуна кладёт подбородок на чужое плечо, прижимая вправду сильно, не понимает, на каком именно этапе проебался его величественный и гордый статус, ибо, ну, кто так вообще его обнимал/обнимает/будет обнимать? Дурной сопляк. Полезный сосуд, которому не хватает телесного контакта и опыта жизни с тварями. Иронично, что и обнимается он с тварью, по сути. — Нет, я подумал перед этим. — Бурчит Итадори, ощущая размеренное дыхание у основания шеи, старается продолжать думать. Сукуна, тобишь, Король Проклятий – вовсе непредугадываемый мужик, с совершенно не ясными мотивами и проблемами с головой. Ведёт себя странно, местами наигранно и не понятно, но обнимать его, стало быть, приятно. — Я после той ночи вообще разучился трезво думать. Даже если и думаю, то совсем не так, как надо.. — Ты просто тупой, не сваливай это на время суток. — Рёмен же думает совсем о другом, о том, как это всё-таки непривычно, стоять к кому-то так близко, не из желания распороть брюхо. Юджи для него слишком послушный и подозрительно не бесячий. Упустим момент, что ощущался в собственных руках правильно и логично. Соприкасаясь с чужим телом так плотно, Итадори может чувствовать полное отсутствие какого-либо барьера между ним и Сукуной. Лишь уверенность в том, что другой сейчас чувствует явную сласть к происходящему, успокаивает парня по-настоящему. Со стороны Рёмена всё немного иначе – да, ему правда нравится властвовать руками над хрупким человеческим телом, нравится, что паршивец всё равно волнуется. Волнуется, но заставляет себя довериться. Такой замечательный момент сломать ему розовые очки, с позвоночником заодно, но ладони Юджи отвлекают раньше, чем мысль успела развиться до конца. — Чайник вскипел. — Итадори начинает успокаиваться, ответно умостив подбородок на плечо, не подозревает о сломанных очках/позвоночнике, когда ручками медленно перемещается на поясницу, скользя по мягкой белой ткани. Не пытается отодвинуться вовсе, давая Сукуне понять, насколько же плохо умеет принимать решения. Решающий, однако, момент. Рёмену впору задуматься, чего же он всё-таки от этого сопляка добивается. Понятное дело, что не чая. Нельзя же настолько открыто дать ему приластиться, сманить на свою сторону обоюдно и нагло, заставив тем самым слушаться и подчиняться остаток жалкой жизни? Нельзя. Или можно. Можно дать, или можно приластиться самому? Вот оно! Самая назойливая проблема нового тела – способность над такой хуйнёй задумываться. Но если оно приносит больше хорошего, чем плохого, то может это и не проблема? — Ты давишь мне подбородком в плечо, — Юджи вырывает Двуликого из размышлений, по голосу слышно, что улыбается. Что Сукуна успел пропустить, пока думал, от чего сосуду стало так хорошо и спокойно? Совсем страх потерял, что-ли? — ..давай я всё-таки доделаю чай, а потом.. — Руки Рёмена впиваются сильнее, выбивая волнительный выдох с кратким мычанием, второй по счету, не дав закончить реплику. — Терпи. — Слетает строго, с необходимой для вынужденных мурашек интонацией. Что, теперь нужно думать Юджи? Руки сдавливают сильно, отвлекая и побуждая забыть про чай на мгновение. Итадори считает это очередной странной замашкой, свойственным поведением, но не может отрицать того, настолько стало "безопасней". Такого рода формулировка не совсем правильно описывает то чувство, что удалось почувствовать в тесных объятиях, но мозг подкинул очередное оправдание: в руках самого главного кошмара вряд-ли можно быть в опасности, если те руки милы, способны уберечь от другой кошмарной живности. Казалось, будто в момент мысленного спора, правильной стороной управлял именно Сукуна, не оставляя должного выбора Юджи. Вобщем, всё, если у Рёмена был план расположить к себе через объятия, то он видно справился. — А долго..? — Робко хихикнул Итадори, после чего его резко отпустили, вызывая некое разочарование. Да уж, простые жесты нынче вызывают желание менять точку зрения. Свои руки тоже пришлось опустить, дав Рёмену волю отстраниться на шаг. — Это непрерывный приказ, — Двуликий что-то про себя думает, тяжело вздыхает, когда аккуратно разглаживает все неровности на любимой вещи. Любопытно, а сопляк на самом деле посчитал это актом любвеобильного сближения? — Терпеть будешь всегда, видимо. Юджи вздыхает. Из-за отсутствия окончательного вердикта, какой-то развязки на этом странном этапе, не выходило сложить два плюс два. Или, хотя-бы, найти слагаемые среди отрицательных, чтобы выискать в Сукуне положительное. Вот так сложно. — Терпеть что? — Меня. — Доносится уже со спины, потому что Двуликий решил отвернуться. Решил ещё и то, что розовые очки разобьются сами, лишь бы не розовые волосы от его рук. В Итадори было что-то настолько цепляющее, странно гипнотизирующее, что соблазнить хотелось себя. Либо взгляд уникальный, либо реакции необычные, но ощущать человека изнутри чувствами — раскрывает новые способности. Для Сукуны привязаться – одна из таких, новых возможностей, которой он никогда не пренебрегал и не собирался. Вторая – порыв защитить. Инстинкты у него такие, сосуд защищать, как собственное вместилище сил? Может и так, но так ли поверхностно? — Сахар тебе добавить? — Итадори посчитал, что возразить ему нечем. Терпилой не был, но если из того, что ему нужно будет вытерпеть, были подобные сегодняшним поползновения, то это не так страшно. Сравнивая с прошлым, где из интересного были только странноватые друзья и уроки спорта, нынешняя жизнь не казалась рутинной и одинокой. — И не боишься, да? — Двуликий продолжает о прошлой теме, оставляя вопрос с сахаром без ответа. Уселся на стул, подпирая щёку, расслабленно ухмыльнулся, когда Юджи помотал головой. — Жалко, лучше бойся. — Испугаюсь, если ты пьёшь зелёный чай с сахаром. — Сопляк оборачивается с издевательской улыбкой, прекрасно понимает, что скоро доиграется со своими каламбурами. Встречает вскинутые в неком отвращении брови. В чашки с пакетиками заливает кипяток, парой движений разводит в воде дешёвое травяное месиво, окрашивая в коричнево-зелёный. Осторожно перемещает чашки на стол, присаживаясь на ближайший от Сукуны стул. — Ты ведёшь себя, как мой дед. — Следя за парящимся чаем, парень тихо начинает другую тему. Не забывает посмотреть и на Сукуну, что придирчиво принюхивался к пакетированному чаю. Ещё палец свой когтистый пусть выставит, будет совсем уморой казаться, – так изначально думалось Юджи, но Рёмен, вопреки всем его задумкам, обхватывает обжигающе горячую чашку длинными пальцами и дует поверхностно на дымящийся чай, выпячивая слегка губы. То ли это Итадори  засмотрелся случайно, то ли Сукуна правда это делал показушно, но даже не учитывая того, что Юджи не был осведомлён в рёменовском безумии на все сто – видеть, как он осторожничает с чаем, самим безумием и посчитал. В этом теле болевой порог немного ниже, чем у Сукуны в основном, но горячая жидкость особой боли не приносит. Чай, по его мнению, пить только так и нужно, когда он только-только закипел, но эту дрянь из упаковки он в жизни чаем не назовёт.  Паршивец глядел неотрывно, с удивлением притуплённым. Прижать бы, да вот самому теперь не интересно, пускай Юджи смелеет. — Дрянь. — Отставляя чашку, Двуликий сонно потирает глаза прогретыми пальцами. — Вылей. — Сахара, может? — Юджи теребит маленькую картонку от пакетика, бултыхая его в кипятке, находит очень интересным физиономию Двуликого в данный момент. Человечный. Проверено, что тёплый. Теперь окончательно выбил из головы страшные предрассудки, которых больше слушаться смысла не было – обниматься, так обниматься. — Хуёжет. — Кривляет Сукуна, поднимаясь с места, зачёсывает назад волосы. Что ещё только не предложит этот паршивец, лишь бы убрать с лица возмущение, которым так любил кичиться Рёмен. Оглядывает кухню с задумчивым выражением лица, впредь не удостаивая такой акцией Юджи. Спать хотелось больше, чем развлекаться, что ужасно бесило. — Когда будешь возвращаться в комнату, делай это быстро. Итадори провожает взглядом второго, делая первый глоток отвратного чая. Мерзость, конечно, но не такая, чтобы сразу взять и уйти. Последующий совет Юджи принимает на заметку, кивая в пустоту. Спустя два глотка понимает, что несмотря на высокую температуру в помещении, становится холодно. Вновь тревожно, чёртовы шаманские замашки в теле Итадори вопили об опасности вокруг, стоило Сукуне выйти из кухни. По коридору расходились эхом его шаги и чем дальше, тем чётче чувствовался сраный сквозняк и лёгкий запах хлорки. Юджи вначале думает о Урауме, про упомянутую им "безопасность" и отговорки Двуликого. Нарастающее желание бросить всё как есть и мотнуть вслед за Сукуной величало, когда проклятие вновь мылило глаза. Знание о том, что нифига это не оказалось нормой в техникуме и, что ожидаемо, никак безопасности не соответствовало, заставляло вцепиться в чашку и влить в себя залпом горячий чай. Легче не стало, теперь только язык шершавый от слабого ожога отвлекал от паники в неясном положении. Спины будто коснулся лёд на секунду, не оставляя сомнений в потребности бежать. Рёмена пришлось послушать; выливая остатки чая в раковину, Юджи выключил ту лампу и вовсе продрог. От ледяного воздуха чуть скулы не свело, стоило свету исчезнуть. Ноги, спасибо, работали лучше головы – сразу поспешили из кухни вылететь, неряшливо оставив дверь на распашку, промчаться тихо, как возможно, по коридору и забежать в комнату, здесь её закрыть не забывая. Морозь тут же прошла, смывая фантомные ледяные прикосновения теплом. Крупные мурашки продрали кости. — Сукуна, — Когда парень видит свет в не закрытой ванной, встревоженное дыхание пытается прийти в норму. — Сукуна, что за хуйня за дверью? — Шёпот кажется больше агрессивным, нежели вкрадчивым, когда Юджи выглядывает из косяка, бесстыдно обращая всё внимание на себя. — Коридор, — Двуликий стоит у рукомойника с включенной водой, с повязанным на поясе кимоно. Не так долго сумел побыть один, как сопляк прибежал по первому же испугу. Боится, наконец, вкусно-вкусно. Итадори же не решает уточнять, чем тут планировал заниматься Сукуна, по причине абсолютно неожиданного посягания на себя со стороны "кучи". — Ты же понимаешь, про что я говорю, ну-у! — Юджи по-ребячески тыкает пальцем на входную дверь, медленно пересекая порог светлой ванной.— Оно меня сожрать пыталось! «Если судить проклятие по владельцу,  оно даже пасть не открыло, сопляк.» – Мысленно вздыхает Двуликий, но не видит поводов для полноценного волнения. Ничего страшного с Юджи не случится, особенно за такой короткий промежуток времени. Пальцу ничего не угрожает – оттого и беготня сопляка только подкармливала желание распалить прогрессирующую панику. — Поэтому ты решил, что прибежать к Королю Проклятий – хорошая идея? — Сукуна, наконец, оборачивается к Юджи, выключив преждевременно воду. — Думаешь, со мной безопаснее? Итадори загнанно замирает. Ну что за резкие, идиотские смены настроения у этого придурка! Один раз то, другой сё, а в этот вообще возомнил себя всезнайкой и решил запугать. Говорил, однако, правильные вещи. Причём совершенно без наезда, так, словно интересовался от души, считает ли Юджи его компанию безопасной – он бы так подумал, если бы не жалостливый взгляд и издёвка в нём. — Бежал я в нашу комнату, а не к тебе. — Парень не может найти места, куда примостить встревоженный взор и избавиться от ощущения преследования. Там даже кулаки не помогли, что уж говорить про всё остальное. — Тут.. тут, наверное, безопаснее. До Годжо я бы не добежал, во всяком случае.. Глазик у Двуликого дёрнулся. Резко захлебнуло порочным бешенством от этого имени, что расстроено произнёс сопляк. Зубы норовили стиснуться, прокусить себе язык, который очень желал сказануть что-то непоправимое: «Да, со мной безопаснее.» или «Да, прибегай ко мне.» звучало бы как смертный приговор всему заложенному в Сукуне. Но всяко лучше, чем позволить сраному шестиглазому уроду быть выше Рёмена в глазах его собственного сосуда. Собственности – минимум, сосуда – максимум. Осуждение гравировало дыры в Юджи, что посмел не скрыться с глаз долой, когда почувствовал нарастающую злость. — Сам же сказал, возвращаться быстро, — В оправдание отчитывается парень, всё ожидая какого-то выпада, но видимо в Сукуне достаточно сдержанности. — Я ещё думал, почему.. ты ведь знаешь, что это такое, да? —Знаю, — Рёмен обходит стороной Итадори, не забывая клацнуть выключателем, хватает того за руку и тянет вглубь комнаты. Юджи хмыкает в удивлении, успевает только скоординировать ноги в правильном направлении, ибо темнота не давала разглядеть куда именно ему нужно идти. Когда задница приземляется на мягкую постель, понятно, что кровати, а рядом продавливается под чужим весом матрас, раздаётся совсем тихий, уточняющий вопрос. — Про челюсть помнишь? — Сломаешь, — Итадори реагирует мгновенно, чувствуя, что чёткий ответ ослабил хватку на предплечье, когда донёсся до чужого слуха. — Умница, — Продолжает шептать Сукуна, второй рукой тянет за воротник, приближая ухо паршивца к своему рту, дабы никакая живая душа не слышала. Юджи остаётся только опереться рукой в кровать, чтобы не упасть и внимательно слушать. — Даже не пытайся убегать от проклятия снаружи, если бы ты был его целью – подавно сдох. Единственная твоя возможность оставаться в живых в этих условиях – не провоцировать и не наводить лишнего шума, понял? — Итадори хочется отпрянуть немного в бок, чтобы не было щекотно, одновременно устрашающе неспокойно от новой информации. Он зажато угукает. — Ни слова о том, что ты видел, слышал или чувствовал. Не реагируй на его передвижения, не пытайся разглядеть нечто в пустоте и самое главное, — Двуликий не мог упустить возможности смешать чужой страх с удивлением; язык коснулся хрящика быстро, однако ощутимо, — Не бойся его. Людишкам, на подобии тебя, бояться позволено лишь меня. Юджи несказанно прихуел от того, этого и ещё кое-чего. Запуталось совершенно всё: язык засунулся в горло, не давая и слова сказать, в то время как зрачки нервно забегали по сторонам, только начиная привыкать к темноте. Когда Сукуна умолкает, оставляя Итадори шанс быстро выскользнуть и перебежать на свой матрас, он им совершенно не пользуется, напротив, садится на кровати поудобнее. — Понял.. — Звучит тихим полутоном, а уху сомнительно становится прохладнее. — Оно не будет меня трогать, если его не бояться? — Итадори потирает ладонью висок, убирая ту щекотливость от чужого голоса. — Вот и проверим. — Сукуна убирает руки от Юджи, расслабленно падает назад на подушки, оставляя того на другом краю кровати. Реакцией стал унизительный хмык, да обиженный прищур. Значит, проклятие было очевидно небезопасным. Уже весомо касалось жителей техникума и шаманов, только вот, неужели никто не волновался за это? Юджи не помнит, чтобы Мегуми каким-то образом опасался выходить в коридор или оглядывался. Да и Годжо никакой реакции на приставучий ветер не показывал, даже не намекал. Ну, не повезло им, получается – Итадори не собирался открывать рот или злить Сукуну. Нейтральную сторону занимать очень выгодно, ибо виновным парень себя не считал, выступая больше за общую безопасность, но и за свою челюсть тоже. Чувства противоречивы, было и страшно за себя, и стыдно за игнорирование такой проблемы, как проклятый дух поблизости. В Двуликом эмоции легче, ему отчасти радостно и спокойно. Никакого ранее присутствующего гнева, что появился от упоминания Годжо. — А ты можешь рассказать, почему мы.. ну, чувствуем друг друга? — Юджи интересуется второй раз за их совместную жизнь, решая наконец перестать гадать и додумывать лишнее. Это не казалось чем-то очевидным, с лёгким ответом "потому, что ты мой сосуд" не канало. — Чтобы мне веселее было, — подшучивает Сукуна, вытягивает ноги вдоль кровати, едва касаясь сидящего парня на другом конце. — Легче понять, когда ты умирать будешь. — Ты меня защищать вздумал, что-ли? — Юджи спрашивает робко, на что получает только цоканье осуждающее. — Не зазнавайся. Пока я лояльно настроен на окружение, единственная моя цель, это восстановить силы, а ты хорошо помогаешь мне быть неприкосновенным в это время. — Двуликий отодвинул парня на дальний край, чем оттянул постельное из-под себя. Услышал, так же, короткое «эй!». — А ещё, твоё положение самое не выгодное и выгодное одновременно – калечить я тебя могу, но смысла в этом нет. Можешь поблагодарить меня за хорошее обращение. — Я тебе что, слуга какой, чтобы за отношение благодарить? — Юджи нахохлился, скрестил недовольно руки на груди. — Ну.. типа того. — Сукуна кивает, намеренно копируя фразу и интонацию Итадори в прошлом, когда ему трепали волосы. Не отстраняя ступни от Итадори, коими отодвинул, сталкивается с возмущённым хмыком, немного обидчивым. Сопляк молчит некоторое время, определенно подкол замечая, но тонкую натуру, что требует к себе королевского отношения, оспорить стало невозможно. —  Я же исправился.. — Нет. — Спокойно выдыхает. — Да! — Замолчи. — Рёмен даже голоса не повышает, однако даёт прочувствовать нарастающую по касательной злость. В удивлении для самого себя зевает, который раз осматривая в прищуре сопляка. — Человеческое тело имеет кучу недостатков, один из которых – частая потребность во сне. — Сукуна показушно крестит руки под головой, делая своеобразную подушку таким образом, закрывает глаза. — Поэтому свали по-хорошему. — А по-плохому? — Юджи не хочет нарываться, однако по-другому не выходит из-за вредины-гадины, что постепенно захватывала разум при общении с Двуликим. — По-плохому я сам тебя свалю. — Не свалишь! — Парень хватается за обе вытянутые ноги, прижимая таким образом их к кровати, налегая половиной веса, однако тут же получает легко вылезшей из хвата, поднятой лодыжкой в голову, достаточно сильно, от чего и улетает под край кровати. — Прекращай спорить, — Скучающе протягивает не открывший и глаза Сукуна, расслабленно выдыхает. — Или научись это делать со вкусом. Парень совсем уж корчится от обиды и спонтанного, впрямь сильного пинка, потирает место под ухом, недовольно бросает скорое «мудак» и переползает с пола на свою кровать. Сегодня он уже, похоже, наговорился, пришло время и самому подумать о том, что поведал минутами ранее Двуликий. И о самом проклятии, что заполняло пространство с каждым часом всё больше. В комнате становилось холодно.