Блю Лок. Палата номер семь.

      Бачира видит сны. Много маленьких, непродолжительных, разных по содержанию. Будто порвана нитка бус, разноцветные бусины собраны и положены в банку: никакого порядка и цветовой сортировки.       Красная машинка едет на футбольный матч. Провал. Сотни вкладышей с неба осыпаются лепестками сакуры. Провал. Бачира крепко держит за руку Исаги, и они куда-то бегут. Провал. Парень с фиолетовыми волосами машет рукой, куда-то зовёт. Два шарика мороженого тают на летнем солнце и пачкают пальцы. Серия оглушительных взрывов, звон в ушах, потолок осыпается на голову.       Сны без логики и без запаха пороха. Сегодня утром в восприятии Бачиры именно так.

***

      — Почему ты постоянно складываешь один и тот же пазл? — Бачира сидит напротив, смотрит то на Исаги, то на стол.       — Потому, — отзывается собеседник через какое-то время, выныривая из своих мыслей.       Общий зал заливает послеполуденный свет, здесь много окон, все с решетками, и почти в каждом — лысые деревья.       Кто-то тихо болтает, кто-то за соседним столом играет в шахматы. Одинаковые одежды с одинаковым запахом порошка. Первый этаж для спокойных, для тех, кто умеет плавать в таком социальном море.       Чтение книг, прогулки на свежем воздухе во внутреннем дворике, настольные игры — развлечений не много, и большинство очень скучные.       — Я пытаюсь собрать картинку у себя в голове, понимаешь? — продолжает Исаги. — Вот это я в настоящем, здесь и сейчас, — указательным пальцем тычет в центральный пазл, — моё окружение, среда обитания.       — А это я? — Бачира указывает на соседний пазл.       — Это ты. А рядом — прошлое. Нужно сложить из кусочков картинку, тогда появится будущее.       Кожа Исаги выглядит бледной даже при дневном свете. Сделана из стекла? Из фарфора? Из мрамора? Бачира тянет руки вперёд, обхватывает лицо, положив на щеки ладони. Где-то под ребрами монстр вздрагивает от холода, секундно щетинится, но всё равно тянет нос, чтобы обнюхать. Свой. Родной, знакомый, просто замёрзший в комнатах с белыми стенами. И цвет глаз — от голубого до темно-синего — толстый лёд.       [Хочу растопить твой Северный полюс].       — Я всё тебе расскажу, — обещает Бачира, — Только не здесь. Слишком много людей.       Исаги успевает кивнуть, как заговорщик, и стягивает тепло с ладоней, прежде чем Бачира убирает руки и возвращается в прежнее положение.       — А вон тот? С фиолетовыми волосами? — кивок головой в сторону парня.       — Рео. У него кличка «Наследник», — отвечает Исаги тихо. — Корпорация «Микаге». Слышал про такую? Огромные деньги, нам с тобой сложно представить такую сумму. Несколько миллиардов. Думаю, ими можно заполнить всю лечебницу, в которой мы находимся. Так вот. Папаша сходил налево. Загулял. Рео — внебрачный сын. Воспитывался любовницей на деньги Микаге, ходил в элитную школу, ни в чем себе не отказывал: вещи, внимание, оценки. У него было всё, что можно купить за деньги. Вот только здоровье не купишь. Его настоящая мать заболела, долго лечилась, но всё равно умерла, после чего Рео попал к отцу. А там мачеха в шоке, конечно, от такого сюрприза. Принимать не хотела в семью, а у самой детей нет, воспитывала Рео несколько лет, но не смогла полюбить. Жутко, скажи? Женщина, которая заменяет тебе мать, тебя не любит. Будто живёшь с роботом.       А после и вовсе стала его ненавидеть, типа оттягивает внимание Микаге и всякое такое. Нет, не в деньгах проблема была, совершенно не в них. Вот и начала сплавлять Рео куда подальше. То в лагерь элитный на всё лето. То на каникулы вместе с классом в другой город. Чем меньше Рео был дома, тем лучше, даже не хочу знать, что он чувствовал. Насколько я помню, меня не отсылали. Ну, короче. Добилась она своего, Микаге к сыну остыл.       Исаги забывает про картинку и пазлы, придвигается ближе к Бачире, неосознанно, непроизвольно. Дышит практически в самое ухо.       — Рео не то, чтобы крепко любил отца, просто мачеха его заебала. Микаге любит футбол. Рео решил стать футболистом.       — А что было дальше? — уточняет Бачира тоже практически в самое ухо.       — Не знаю, — пожимает плечами Исаги, — Думаю, он сам не знает.       Возможно, мачеха упекла Рео в психушку. А может, он её грохнул. Сходи и спроси.       Исаги, конечно же, шутит, но Бачира уже машет рукой Рео [как тот во сне], приглашает сесть рядом с ними. Рео и парень повыше с белыми волосами.       На удивление быстро сходятся. Болтают о ерунде, обсуждают безвкусную кашу, полуостывший чай, отвратительные духи психотерапевта, смеются над лицами санитаров. Рео похож на какое-то животное: вроде не делает лишних движений, а глаза туда-сюда по сторонам, будто затаился в поисках интересного. Смотришь на него — он смотрит на тебя.       Улыбаешься — он улыбается тоже. И руку протягивает при знакомстве практически одновременно, но с запозданием в половину секунды, будто копирует. Такой навык надо иметь, чтобы выживать в твоём мире, Рео?       Светловолосый не многословен. Будто ему лень абсолютно всё: дышать, двигаться, разговаривать, представляться тоже как-то лениво, неторопливо, медленно. С первого взгляда может показаться, что Наги под лошадиной порцией седативных, но Рео говорит, что сам по себе такой. Ленив ко всему неинтересному.       — А что ему интересно? — уточняет Бачира.       — Раньше в приставку играл, видеоигры всякие, — отвечает за Наги Рео, — В технике хорошо разбирается. Думаю, если заинтересовать, сможет выключить камеры. Не хакер, конечно, но кое-что может.       — Он тоже играл в футбол?       — Смотри, — Рео берёт со стола деталь от картинки, обращается к Наги, — Головой примешь? — и подкидывает частичку вверх.       Он только что лежал на столе, подложив руки под подбородок, а через два мгновения отбивает детальку макушкой в воздухе. Та подлетает вверх и падает на пол куда-то под стул.       — Исаги, ты видел? — Бачира дёргает его за рукав.       — А я могу наблюдать, — зачем-то говорит Рео, — Считывать людей, характеры, поведение, по необходимости притворяться и подстраиваться.       — Кру-у-уто! А правда, что мы на острове? А правда, за хорошее поведение нас отведут погулять к морю?       — А правда, что Исаги настоящий? — Рео улыбается такой обворожительно-сумасшедшей улыбкой, что холод прокатывается по позвонкам.       — А? — но Рео перестаёт ему отвечать.       — Наги, а правда, что я настоящий, а не чужая копия?

***

      Бачира хочет всё рассказать Исаги без посторонних глаз, без лишних ушей. Душевые подходят для этого лучше всего: камер нет, в вечернее время никто не суётся, санитарам почти плевать. Соблюдай правила и делай, что хочешь.       Первое правило — не повышать голос.       Второе — не оставлять от крови следы.       Отдельных кабинок нет. Только перегородки между кранами, пожратыми известью.       Белый, выцветший кафель с желтыми пятнами пахнет хлоркой, если долго стоять в душевой босыми ногами, то они провоняют тоже. Где-то под потолком мигают тусклые лампочки откровенно плохого освещения, готовые подохнуть в любой момент.       — Исаги, послушай, — Бачира тащит его за руку в самую дальнюю душевую кабинку, туда, где шум воды точно проглотит слова. Заодно помогает стаскивать широкую рубашку, крепко зажав край в кулаке. Толкает Исаги спиной к стене, параллельно включает и настраивает воду.       — Нас уже четверо. Я, ты, Рео и Наги. Подозрительно, не находишь? Кто тут ещё был футболистом? Складывай пазл, думай. Хочешь, я украду свою медицинскую карту?       Впрочем, ответы уже не важны.       Глаза Исаги широко распахнуты от удивления, то ли от тёплой воды, то ли от ситуации — в них тает лёд. Лопатки прижаты к стене, сброшенная на пол одежда намокла. Струйки воды бегут по макушке, иссиня-черные волосы мокрые. Нос, подбородок, скулы. Бачира провожает каждую крупную каплю взглядом, будто только сейчас увидел, какое у Исаги тело. Шея, кадык, ключицы. Из головы вылетают все мысли, буквы перестают складываться в слова, единственное, что сейчас может — мелко и равно дышать, вторя пульсу в висках. Что-то внутри скручивается в тугую пружину. Пальцы по-прежнему продолжают впиваться в чужое плечо, прижимают Исаги к стене, но его мокрый торс слишком близко. Полейся из лейки сейчас ледяная вода — всё равно не остудит внутренний жар. Блестят зрачки, расплываются в черные блюдца, сверлят практически до костей. Монстр не спит, монстр лапой когтистой раздирает грудную клетку с утробным рычанием «Дай». Невозможно сопротивляться. Особенно наблюдая, как струйка воды скатывается по солнечному сплетению до пупка и тонет в резинке больничных штанов. Тугая пружина внутреннего напряжения распрямляется в два щелчка.       — Э-э-э! — Исаги хочет что-то сказать, но его рот затыкают ладонью, и плевать, если укусит, так интересней. Исаги откуда-то знает, что означает этот взгляд Бачиры — дикий, звериный, хищный — не убежать. Можно попробовать оттолкнуть, призвать в помощь мокрый и скользкий пол, как-нибудь увернуться, но слишком жжет дыхание шею, слишком крепко пальцы впились в плечо, и черт знает, что тот может выкинуть. Потому что Бачиры-добряка в этом взгляде нет. Добыча в зубах ловкого зверя. Лучше не дёргаться, иначе зубы вопьются в шкуру сильней.       — Заткнись.       Бачира одного роста с Исаги, монстр этому рад, хрипло рычит, оставляя в подарок на завтра три синих пятна на плече.       У монстра распахнута пасть, и слюна капает с уголка губ на чужое плечо.       — Всё правильно. Помнишь. Лучше не дёргайся, иначе сожру целиком. По кусочку. Полностью поглощу. Настолько сильно хочу тебя, — окончание фразы смывает вода. Горячо. Лёд в глазах, наконец, трескается, взгляд у Исаги мутнеет, плывёт, в ладонь на губах вплавляется тихий стон, когда зубы монстра смыкаются на правой ключице и тут же запечатывают место укуса жгучим касанием губ. Укус-поцелуй у левой ключице. Практически симметрично. Руки Исаги хватают за талию монстра, сложно держать равновесие, когда пол под ногами шатается вместе с расколотым льдом, дыхание перехватывает, а на губах вместо ладони губы Бачиры, такие настойчивые и знакомые. Воруют из лёгких последний выдох, никак не хотят отпускать.       — Есть кто? Почему вода льётся? — их прерывают в самый неподходящий момент прокуренные голоса санитаров.       — Я сейчас выйду, — успевает ответить Исаги, прежде чем глотку дерёт новый стон.       Метка — укус на шее. Вспыхнет на завтра, расцветёт алым бутоном, раскрасит серые будни громким признанием. Шершавый язык Бачиры мажет у сонной артерии, снимает две капли крови, выступившие после укуса. Медь перемешивается во рту со слюной и растекается в животе приятным теплом. Монстр доволен. Тычется мордой в руки хозяина, снимая оставшееся послевкусие.       Исаги плевать: шизофрения, раздвоение личности, вспышки агрессии — только бы Бачира был собой. Иначе не растопить лёд. Иначе Исаги не существует.